"Время – это не река, текущая вперёд, а петля, где каждый шаг ведёт обратно к началу. И лишь тот, кто найдёт силу в повторении, сможет разорвать её, или навсегда в ней раствориться."
– Анонимный хронолог
Глава 1: Последняя Доставка
Я проснулся от жары, которая уже с утра накрывала Нью-Йорк, как тяжелое одеяло, пропитанное потом и выхлопными газами. Лето в этом городе всегда было испытанием – асфальт плавился под ногами, воздух дрожал от кондиционеров, а улицы кишели людьми, которые спешили куда-то, не замечая, как время ускользает сквозь пальцы. Мне было двадцать три, и я работал курьером в пиццерии "Мама Миа" на Бруклинской стороне, той, где еще сохранились старые кирпичные здания с облупившейся краской и граффити, рассказывающими истории, которые никто не хотел слышать. Зарплата была дерьмовой, но хватало на аренду крошечной квартиры в Квинсе и на пару пива по вечерам. Я не жаловался – по крайней мере, не вслух. Жизнь казалась предсказуемой: проснуться, надеть потрепанную красную форму с логотипом пиццы, сесть на велосипед и мчаться через мосты, уворачиваясь от такси и пешеходов, которые вечно смотрят в телефоны.
Тот день начался как обычно. Я схватил термосумку с заказами – две большие пепперони для офиса на Манхэттене и одну маргариту для квартиры в Гарлеме – и выехал из пиццерии под крики шефа: "Не опаздывай, Алекс! Клиенты голодные, как волки!". Меня звалли Алекс Ривера, парень с смешанной кровью – мама из Пуэрто-Рико, отец из Ирландии, – и это делало меня невидимкой в толпе: ни слишком белый, ни слишком темный, просто еще один курьер в потоке. Солнце жгло спину через тонкую ткань рубашки, пока я крутил педали по Бруклинскому мосту, чувствуя, как пот стекает по вискам. Город шумел: гудки машин, крики уличных торговцев, далекий рев сирен. Нью-Йорк летом – это хаос, где каждый борется за свое место под солнцем, и я был частью этого, не задумываясь о большем.
Первая доставка прошла гладко, но с тем особым трепетом, который возникает при погружении в мир строгих корпоративных правил и безупречной организации. Здание представляло собой современный бизнес-центр в деловом районе города – внушительный 25-этажный стеклянный гигант с фасадом из тонированного зеркального стекла, которое отражало окружающие небоскребы, проносящиеся машины и редкие клочки голубого неба, пробивающиеся сквозь городскую дымку. Построенное в стиле хай-тек, оно имело плавные линии, подсвеченные LED-лентами по контуру, и вход, украшенный минималистичными скульптурами из хромированного металла, символизирующими прогресс и инновации. Вокруг здания раскинулся небольшой ухоженный сквер с аккуратно подстриженными кустами и скамейками, где офисные работники иногда курили или ели сэндвичи на обед, но сейчас, в разгар рабочего дня, он был пуст. В воздухе витал запах мокрого асфальта после утреннего дождя, смешанный с выхлопными газами от проезжающих такси.
Я, с рюкзаком-термосом за спиной, от которого исходил соблазнительный аромат томатного соуса, расплавленного сыра и свежего базилика, – подъехал на велосипеде, пристегнул его к стойке у входа и, поправив кепку, направился к автоматическим дверям. Они бесшумно раздвинулись с легким шипением, выпуская наружу прохладный кондиционированный воздух, и я шагнул внутрь, чувствуя, как мои ботинки слегка скользят по гладкому мраморному полу вестибюля. Холл был просторным и светлым: высокие потолки с встроенными LED-светильниками, создающими равномерное, почти стерильное освещение; в центре – стойка рецепции из темного дерева с гранитной столешницей, за которой сидели администраторы; по бокам – ряды турникетов из нержавеющей стали, мигающих зелеными индикаторами. Фоновая музыка тихо играла – что-то нейтральное, вроде лаунж-джаз, чтобы сгладить напряжение спешащих сотрудников.
Меня сразу приветствовал охранник – высокий, широкоплечий мужчина средних лет в идеально выглаженной черной униформе с нашивками "Охрана" на рукавах, с рацией на поясе и наушником в ухе, подключенным к системе связи. Лицо его было суровым, но не враждебным: коротко стриженные седеющие волосы, аккуратная бородка, глаза, привыкшие сканировать посетителей на предмет угроз. Он стоял у турникетов, скрестив руки на груди, и его поза говорила о готовности к действию – мускулистые руки, видные под рубашкой, и ботинки на толстой подошве, подходящие для погони, если потребуется. Охрана в целом была внушительной: помимо этого стража, за стойкой сидел второй охранник, помоложе, с планшетом в руках, мониторящим камеры видеонаблюдения на нескольких экранах – их было не меньше шести, показывающих коридоры, лифты и парковку. Еще один патрулировал холл, прохаживаясь с важным видом, его бейджик поблескивал под светом, а на поясе болтался фонарик и ключи. Они все выглядели профессионально: форма без единой складки, наушники для координации, и аура спокойной бдительности, типичная для объектов с высокой степенью безопасности, где хранятся конфиденциальные данные компаний.
– Здравствуйте, доставка пиццы для 12-го этажа, – произнес я, протягивая заказ и удостоверение. Охранник кивнул, быстро просканировал его пропуск сканером на стойке – устройство пискнуло утвердительно – и с дежурной, но теплой улыбкой ответил:
– Проходите, лифт в конце холла. Не забудьте отметиться на выходе, чтобы не было проблем. – Его голос был низким и уверенным, с легким хрипотцой, возможно, от многолетнего курения или просто от привычки отдавать команды.
Я прошел через турникет, ощущая легкий запах одеколона охранника – свежий, цитрусовый, – и направился к лифтам, где уже толпились сотрудники с бейджиками на шеях.
В офисе офисные клерки в слегка помятых костюмах и рубашках, пропахших кофе из автоматов в комнате отдыха, стрессом от дедлайнов и легким потом от душного воздуха кондиционеров, дали щедрые чаевые – аж 300 рублей сверху, что было редкостью в будний день, – и даже улыбнулись устало, но искренне, один из них хлопнув меня по плечу и сказав:
– Брат, ты нас спас от голодной смерти за этими экранами, спасибо!
. Вторая – маргарита в Гарлем – заставила меня свернуть в один из тех районов, где улицы сужаются, а тени от высоток кажутся длиннее, чем нужно. Я знал эти места: здесь бродили парни в банданах, с татуировками на шеях, обозначающими лояльность к какой-то банде. Но я никогда не ввязывался – просто доставлял пиццу и уезжал. Заказ был для миссис Джонсон, пожилой дамы на третьем этаже старого многоквартирного дома. Я припарковал велосипед у обочины, схватил коробку и поднялся по лестнице, пропахшей сигаретами и вчерашним ужином.
– Пицца! – крикнул я, стуча в дверь.
Дверь открылась, и миссис Джонсон, в халате с цветами, улыбнулась, протягивая деньги.
– Спасибо, милый. Будь осторожен на улицах.
Я кивнул, сунул чаевые в карман и спустился вниз. Вот тогда все и пошло наперекосяк. Когда я вышел на улицу, воздух вдруг наполнился криками. Два парня – один в красной бандане, другой в синей – стояли посреди дороги, размахивая руками. Машины сигналили, но они не обращали внимания. Я замер у велосипеда, пытаясь понять, что происходит. Слова летели, как пули:
– Ты вторгся на нашу территорию!
– "Это наша улица, ублюдок!
Толпа начала собираться – любопытные зеваки, дети на велосипедах, старушки из окон. Я знал, что нужно убираться, но ноги приросли к асфальту.
Вдруг один из них – тот в красной – вытащил пистолет. Блеск металла на солнце ослепил меня. Выстрел эхом разнесся по улице, и все взорвалось: крики, беготня, еще выстрелы. Я рванул к велосипеду, но пуля ударила в плечо, как молот. Боль пронзила тело, мир закружился. Я упал на тротуар, чувствуя, как кровь растекается по рубашке. Люди кричали:
– Вызовите полицию!
– Он ранен!
Но звуки отдалялись, как в тумане. Последнее, что я увидел, – небо над Нью-Йорком, ярко-синее, безоблачное, и подумал: "Это не может быть конец. Я же только начал жить."
А потом… ничего. Тьма. Но не навсегда.
Я проснулся от жары, которая уже с утра накрывала Нью-Йорк, как тяжелое одеяло, пропитанное потом и выхлопными газами. Подождите… Это же… то же самое? Я сел в постели, сердце колотилось. Квартира выглядела точно так же: разбросанная одежда, пустая банка из-под пива на столе, часы показывали 7:30 утра. Я потрогал плечо – никакой раны, никакой крови. "Сон? – подумал я. – Дерьмовый сон." Но он казался слишком реальным: боль, крики, небо. Я встряхнулся, надел форму и вышел на работу.
Шеф крикнул то же самое:
– Не опаздывай, Алекс!
Я взял те же заказы – две пепперони, одну маргариту – и поехал по тому же маршруту. Бруклинский мост, Манхэттен, Гарлем. Когда я подошел к дому миссис Джонсон, внутри все сжалось.
– Это дежавю, – сказал я себе.
Дверь открылась, она улыбнулась:
– Спасибо, милый. Будь осторожен.
На улице – те же парни. Красная бандана, синяя. Крики, пистолет, выстрелы. Пуля в плечо. Боль. Тьма.
И снова проснулся в 7:30. Теперь я знал: это не сон. Это петля. День повторялся, и я умирал снова и снова. В третий раз я попытался изменить: не поехал в Гарлем, свернул в другую сторону. Но заказы ждали, шеф звонил, угрожая уволить. Я все равно оказался там – как будто город толкал меня в ту же точку. Выстрелы, боль, конец.
К десятому разу я сломался. Сидел на крыше пиццерии, глядя на Манхэттенский горизонт, где солнце садилось за небоскребами, окрашивая их в оранжевый.
– Что за хрень? – бормотал я. – Почему я не могу выбраться?
Я пытался бежать от этой проклятой петли всеми возможными способами, отчаянно цепляясь за иллюзию свободы, но каждый раз реальность возвращала меня в исходную точку с жестокой неизбежностью. В одной из попыток я рванул в метро, сердце колотилось как барабан в груди, а пот стекал по спине под тонкой рубашкой, пропитанной утренним кофе и страхом. Я прыгнул через турникет на станции Таймс-Сквер, игнорируя крики охранника и толпу спешащих ньюйоркцев с их рюкзаками и наушниками, – платформа была переполнена, воздух тяжелый от запаха металла, пота и фастфуда из ближайших вагонов. Поезд на линию A подошел с грохотом, двери открылись с шипением, и я ввалился внутрь, прижимаясь к поручню среди пассажиров: усталые офисные работники с планшетами, туристы с картами и уличные музыканты с гитарами. Вагон качался на рельсах, проносясь через туннели, освещенные тусклыми лампами, где эхо отражало объявления станций – "Следующая остановка: 125-я улица". Я уехал в Бронкс, выскочив на конечной, где улицы были шире, но мрачнее: граффити на стенах заброшенных зданий, запах жареного мяса из фудтраков и гул далеких сирен. Я бродил по району, пытаясь затеряться среди многоэтажек из красного кирпича, парков с баскетбольными площадками и групп подростков на углах, но часы тикали неумолимо. Ровно в полночь, когда я сидел на скамейке в парке, уставившись на мерцающие огни Манхэттена вдалеке, петля сбросилась – мир закружился в вихре тьмы, и я проснулся в своей постели, с тем же будильником, звенящим в 7 утра, и тем же видом на кирпичную стену за окном.
В других циклах все заканчивалось еще раньше, трагично и бессмысленно, подчеркивая обречённость моих усилий. Однажды я попытался уехать дальше – схватил такси на Манхэттене, крикнув водителю:
– В Нью-Джерси, как можно быстрее! – и мы помчались по Бруклинскому мосту, ветер свистел в приоткрытом окне, а река Гудзон блестела под солнцем, усеянная баржами и яхтами. Но на шоссе меня настигла смерть: визг тормозов, удар от вылетевшей из ниоткуда машины – возможно, грузовика с логотипом какой-то доставки, – и все погрузилось в боль и тьму, только чтобы я очнулся снова в постели, с фантомной болью в ребрах. Или падение: в отчаянии я забрался на крышу одного из небоскребов в Мидтауне, ветер хлестал по лицу, город раскинулся внизу как сверкающий ковер огней и теней, с желтыми такси, ползущими как жуки, и гудками, доносящимися снизу. Я прыгнул, надеясь, что это разорвет цикл навсегда, но полет был коротким – секунды ужаса, свист воздуха в ушах, – и удар, после которого петля вернула меня обратно, целым и невредимым, но с воспоминаниями, жгущими душу.
Перемещение было строго ограничено рамками 24 часов, и за это время я мог объехать только Нью-Йорк и ближайшие окрестности – Бруклин, Квинс, даже кусочек Лонг-Айленда, если повезет с транспортом, – но дальше, в Коннектикут или Пенсильванию, просто не успевал: пробки на хайвеях, задержки поездов, усталость, накапливающаяся в мышцах от бесконечного бега. Город казался бесконечным лабиринтом, сплетенным из асфальта, бетона и судьбы, где каждая улица, будь то оживленный Бродвей с неоновыми вывесками театров и толпами туристов, или тихие аллеи Виллидж с кафе и уличными художниками, неизбежно вела обратно к смерти – случайной аварии, перестрелке в темном переулке или просто к полуночи, когда все обнулялось. Я пробовал велосипеды, автобусы, даже угонял машину однажды, мчась по дороге с ветром в волосах и адреналином в крови, но горизонт всегда ускользал, а петля замыкалась, напоминая, что побег – это всего лишь иллюзия в этом замкнутом круге времени.
В один из циклов – наверное, двадцатый – я решил снова не доставлять пиццу. Бросил велосипед и пошел гулять по Центральному парку. Лето цвело: дети бегали по лужайкам, парочки целовались под деревьями, уличные музыканты играли джаз. Я сел на скамейку, пытаясь осмыслить. "Может, это ад? – подумал я. – Или чистилище? Что я сделал не так?" Мои грехи были мелкими: пару раз украл мелочь из кассы, поссорился с бывшей, но ничего, за что полагалась вечная петля.