Пламя в тенях

Лоринтар обрушился серией стремительных выпадов. Я отбил два, третий пропустил по касательной, и древко больно чиркнуло по плечу. Я не остался в долгу: резко шагнул вперёд, обманным движением заставил его открыть защиту и со всего размаху ударил вбок. Наши палки снова скрестились, и в этот миг оба вложили столько силы, что дерево громко хрустнуло, но выдержало.

Мы замерли. Лица близко, дыхание обжигает, руки трясутся от напряжения, а мышцы уже кричат об отдыхе. Ещё миг и кто-то бы сломался, но мы оба знали: ни я, ни он не уступим.

Я оттолкнулся назад, тяжело выдохнул и, опустив палку, шагнул в сторону. Лоринтар сделал то же самое. Мы оба были вымотаны, мокрые от пота, с горящими глазами и гулким сердцебиением.

На миг между нами повисла тишина. Потом я усмехнулся:

– Ну что, друг, на этот раз ничья.

Лоринтар улыбнулся едва заметно, но в его взгляде мелькнуло уважение. Он кивнул, оттирая пот со лба тыльной стороной ладони.

– Ничья, – подтвердил он.

За спинами послышался негромкий шёпот и одобрительное гудение собравшихся. Тёмные эльфы обменялись взглядами, явно впечатлённые зрелищем. Я лишь махнул им рукой и снова перевёл взгляд на Лоринтара.

Нас обоих переполняло чувство удовлетворения. Мы не выяснили, кто сильнее, но это и не имело значения. Важнее было то, что каждый из нас знал – у него есть достойный соперник, тот, кто не даст заскучать и заставит выкладываться до конца.

По лицу Лоринтара я сразу понял, что он не ожидал увидеть во мне соперника. Удивление в его взгляде говорилo больше любых слов. Значит, всё это время он и вправду считал меня неумелым мечником, простым наёмником, которому повезло выжить в стычках. Приятно было разбить эту иллюзию. Теперь, я надеялся, он взглянет на меня иначе, и если не с равным уважением, то хотя бы без снисходительности.

Мы немного отдышались и остались стоять на площадке, обмениваясь короткими репликами. Разговор был лёгкий, даже ленивый, но чувствовалось, что лёд недоверия начал трескаться. И неожиданно для меня к нам подошли несколько тёмных, те самые, что наблюдали за поединком. Их глаза блестели неподдельным интересом, а вопросы сыпались один за другим. Я с трудом понимал их речь: многие путались в словах, а часть вообще не знала моего языка. Приходилось Лоринтару переводить каждую фразу. Это было забавно и немного странно, слышать свой же ответ в чужом голосе.

Вопросы касались в основном приёмов и упражнений, которыми я пользовался в дороге или во время службы у разных господ. Они пытались понять, почему я двигаюсь иначе, чем они, и откуда у меня такая реакция. Мне приходилось пояснять всё простыми словами, показывать руками, а Лоринтар переводил, порой с ухмылкой добавляя что-то от себя. Всё это напоминало не допрос, а скорее беседу с живым интересом.

Признаюсь, я был озадачен. Столько лет я слышал об их жестокости, видел кровь, пролитую их клинками, и даже сам не раз стоял против них. Но здесь передо мной были те же воины, только с живым огнём в глазах, обычные парни, которые с уважением относятся к силе и хотят учиться новому. Всё это рушило привычные представления и заставляло задуматься – насколько правдивы все те истории о «тёмных делах», что ходили по трактирным залам.

А потом произошло и вовсе неожиданное. Один из них протянул мне бурдюк с крепкой выпивкой. Густой аромат обжёг ноздри, и я сделал глоток. Напиток оказался тяжёлым и жгучим, но терпимым. На вкус не лучшее, что мне доводилось пробовать, но и назвать это дрянью язык не повернулся бы. Когда я протянул бурдюк обратно, они переглянулись и заулыбались, радуясь, что я принял их угощение.

Мы все по кругу сделали по несколько глотков. Разговоры продолжились, стали более шумными и живыми. Смех прорывался сквозь хмель. Они признались, что этот напиток – редкость здесь, и достать его крайне трудно. Настоящее же вино и пиво, говорили они, можно попробовать лишь в столице. Там, утверждали они, есть сорта высочайшего качества, которыми гордится каждый уважающий себя хозяин. Когда же речь зашла о столице, все заметно приуныли. По выражениям лиц я понял – их ностальгия не меньше моей тоски по далёким землям. Взгляд их словно обращался внутрь себя, туда, где остались прошлые радости, о которых можно только вспоминать.

Я поймал себя на том, что не ожидал такой тёплой компании. От эльфов, которых я ещё недавно считал врагами, я услышал дружеский смех и увидел уважение. И это, пожалуй, озадачило меня сильнее всего.

Утро встретило нас холодным воздухом, свежим и прозрачным. Я спустился к вратам башни, и Лоринтар уже ждал меня, высокий и выпрямленный, как всегда. Без лишних слов мы двинулись к площади, где З’халретхар и стоял рядом. Ящеры там медленно топтали каменные плиты, нетерпеливо покачивая головами. Оседлав их, мы уселись и стали ждать Иллиарис.

Рано утром площадь была пуста, и это добавляло странного напряжения. Только стража у врат и пара тёмных на стенах следили за каждым нашим движением, глаза их остры, руки на рукоятках мечей. Они не смели позволить ни малейшего промаха. Кристалла на площади уже не было. Куда его дели, как переместили – оставалось тайной. Я вздохнул, потянулся и достал трубку. Набив её, чиркнул кресалом и затянулся дымом.

– Что-то Иллиарис задерживается. – сказал я, выдыхая дым в холодное утро.

Лоринтар кивнул. Я снова сделал пару глубоких затяжек, протянул трубку ему, и он так же медленно втянул дым. Мы молчали несколько секунд, только тихий звук дыхания и шуршание ящеров нарушали тишину.

– Может, что-то случилось? – пробормотал я. – Приболела там или… перетрудилась в магии и проспала?

Лоринтар сдержанно усмехнулся, делая ещё одну затяжку.

– Уж кто, а она болеть? – сказал он спокойно. – Ни разу не видел.

Я вздохнул снова и прошарил по карманам. Кракс почти кончился. Нужно будет пополнить запасы.

Лоринтар заметил это и сказал:

– Тут недалеко есть дварфская торговая застава. Там может найтись кракс.

– У дварфов? – улыбнулся я, подергав плечами. – Хм… Ну они знатоки отличной выпивки и курева. Может, ты и прав. Далеко отсюда?

Лоринтар передал трубку обратно мне, делая размеренную затяжку и выдыхая дым.

– Четыре дня пути, – ответил он спокойно. – В этом плане Айр’Калету с ними повезло. До осады мы именно у них и запасались едой и водой.

Я заметил её ещё до того, как каблуки коснулись камня. Иллиарис вышла из-за поворота в том же вульгарном наряде. Без сумки, без дорожного оружия, без привычного снаряжения, которое я привык видеть на тех, кто отправляется в путь. Только ворон на плече, холодный взгляд и шаги, отдающиеся по плитам двора. Я поймал себя на том, что невольно нахмурился: всё выглядело неправильно.

Я нагнулся ближе к Лоринтару и шёпотом поинтересовался:

– Она так и пойдёт?

Он чуть заметно усмехнулся, перехватив мою мысль быстрее, чем я успел закончить вопрос.

– Не волнуйся. Внешность обманчива. Магия в ней сильнее, чем думаешь. Это она годами держала защиту Айр’Калета, пока всё вокруг рушилось. Но… – Лоринтар на миг замолчал, и в его голосе проскользнула тень сомнения, – признаюсь честно, до сих пор не понимаю, почему она нас не предала.

Я приподнял бровь.

– Была возможность?

– Была, – кивнул он. – Матриарх пыталась её склонить, когда всё только начиналось. Но Иллиарис выбрала мою сестру. И до сих пор стоит рядом с нами.

Тем временем она подошла ближе, окинула нас быстрым взглядом и, будто не замечая меня вовсе, произнесла тихо:

– Zi’vern, Lorinthar.

Лоринтар ответил тем же, и в этом обмене я уловил нечто большее, чем просто приветствие. Их связывало что-то давнее, уходящее корнями в те времена, когда мне ещё и десяти не было.

– D’rahn? – спросила она коротко, на своём языке.

– Да, – кивнул Лоринтар.

Иллиарис прошла мимо нас, её каблуки звенели по камню, а ворон, сидящий на плече, сверкнул глазами, будто понимал всё происходящее. У самых ворот она вскинула руку и громко приказала по тёмно-эльфийски открыть проход.

Огромные створки, украшенные чёрным узором, медленно разошлись в стороны, скрипя и дрожа. Тяжёлый металл ударялся о камень, отдаваясь гулом в груди. Когда ворота полностью раскрылись, Иллиарис не обернулась, а просто пошла вперёд, её шаги становились увереннее с каждым метром.

Мы с Лоринтаром тронули поводья и двинулись следом. Я украдкой скосил взгляд на её спину, потом – ниже. В итоге не выдержал и снова нагнулся к Лоринтару:

– Мы такими шагами до Лорена будем идти до конца осени. Может, ей ящерку дать?

Лоринтар метнул в меня взгляд. Короткий, резкий, со всем возможным намёком «заткнись».

– Просто смотри, – бросил он негромко.

Я пожал плечами, но сделал, как он сказал. Смотреть на Иллиарис, впрочем, труда не составляло. Она шагала прямо и спокойно.

Иллиарис остановилась прямо перед распахнутыми вратами. Ни слова, ни жеста. Просто застыла на месте, глядя в тёмную даль за городскими стенами. Её каблуки больше не стучали, и эта тишина начинала выводить меня из себя. Какая бы ни была передо мной красавица, и как бы приятно ни было идти следом, наслаждаясь видом её спины и точёной фигуры, работа ждать не умела. Особенно когда задание исходит от самой этой женщины. Она уже опоздала, а теперь ещё и стоит, как статуя, перед входом, будто забыла, что мы здесь ради дела.

Я скривился, готовый снова спросить у Лоринтара, что с ней творится. Но в этот момент заметил в её движениях что-то необычное. Едва различимый изгиб кисти, напряжение в плечах, лёгкое колебание линии её талии. Ворон на плече встрепенулся, расправил крылья и вдруг сорвался вверх, исчезая в тёмном небе. Я уже открыл рот, но тут же закрыл его. Внутри что-то подсказало – молчи и смотри.

Её дыхание изменилось. Оно стало глубже, тяжелее, в нём слышалось урчание, низкое и звериное. Черты лица начали расплываться в неестественной игре теней, как если бы чёрная дымка скользнула по коже. Волосы, сиявшие серебром в свете факелов, потемнели, сливаясь с этой мрачной завесой. Тело её вытянулось, затем напряглось и резко согнулось, в каждом движении появлялась дикая пластика.

Я видел, как пальцы превращаются в когти. Ногти вытягивались, удлинялись и темнели. Каблуки, до этого стучавшие по камню, растворились в вихре магии, и вместо изящных ступней на плитах с силой ударили широкие лапы. Ткань одежды не порвалась, она растаяла в воздухе, растворившись в тёмной энергии, которая клубами закручивалась вокруг фигуры Иллиарис.

Запах изменился. В воздухе повеяло влажной землёй, сырой травой и железом крови.

Передо мной больше не стояла женщина. Из тьмы вынырнула огромная чёрная пантера. Её мускулы играли под глянцевой шкурой, и каждый шаг был полон грации и угрозы. Жёлтые глаза сверкнули, отражая свет факелов, и во мне что-то сжалось. Это была не иллюзия и не прикрытие. Это было истинное обличье той, что до этого шла перед нами на каблуках, несясь как царица бала.

Я сглотнул и выдохнул, понимая, что Лоринтар был прав: ей не нужна ни лошадь, ни ящер, ни что-то ещё. Она сама была создана для охоты, для дороги, для тьмы.

Пантера развернула голову и посмотрела прямо на меня. Взгляд её был долгим, пронизывающим до костей. Я понял, что этот взгляд она бросила не для устрашения, а как предупреждение: «Смотри и запоминай. Я – не просто женщина, и не тебе судить о моём пути».

Я опустил глаза и ухмыльнулся про себя. Теперь я знал, почему Лоринтар сказал – просто смотри.

Иллиарис сорвалась с места так стремительно, что каменные плиты под её лапами загудели, отдаваясь эхом по пустой площади. Длинные, мощные прыжки уносили её к ступеням, ведущим вверх, в мрак тоннеля. Я не удержался и присвистнул.

– Вот это женщина! – сказал я вслух, не заботясь, услышит ли она. Потом, скосив взгляд на Лоринтара, добавил с ухмылкой: – Не отказался бы у неё пару приватных уроков магии взять.

Я дернул поводья, и мой ящер послушно рванул с места, ударяя когтями по камню. Зверь втянул воздух, зашипел и припустил следом за пантерой. Ветер ударил в лицо, глаза зажгло пылью. Лоринтар лишь хмыкнул, но через миг и его ящер сорвался с места, догоняя нас.

Мы неслись по узкому тоннелю, и каждый удар лап отдавался в грудной клетке гулким ритмом. Кристаллы на стенах вспыхивали и исчезали в вихре, освещая на миг наши лица, затем снова уступая место темноте. Влажный воздух бил в ноздри, пахло камнем, сыростью и древней магией, впитавшейся в стены за века.

Я держал крепко поводья, чувствуя, как ящер тянется вперёд. Всё внутри меня пело – азарт погони, шум дыхания зверей, гул подземных сводов. Впереди, выхватываемая светом, мчалась чёрная пантера, и её движения были для нас дорогой.

Вскоре впереди засеребрился холодный свет выхода. Мы мчались к нему, и тьма, остававшаяся позади, постепенно отступала.

Выбежав из тёмного тоннеля наружу, мы резко остановились. Иллиарис, всё ещё в облике пантеры, присела низко, мышцы её дрожали от напряжения, хвост медленно водил по сухой земле. Она всматривалась в горизонт так, как хищник выискивает добычу. Я последовал её примеру, щурясь от резкого света и привыкая к новым краскам. Перед нами раскинулись земли Лорена. Мрачные, пустые, словно выжженные дыханием древнего проклятия. У подножия горы простирались обломки камня, редкие клочья сухой травы торчали среди серой почвы, и всё вокруг казалось безжизненным.

Пантера подняла голову, втянула воздух ноздрями и замерла. Несколько мгновений она стояла неподвижно, а потом выпрямилась и сорвалась с места. Её чёрная шерсть сверкнула в солнечном свете, и я, не дожидаясь знаков, ударил по бокам ящера, заставляя его мчаться вперёд. Рядом со мной Лоринтар сделал то же самое.

Путешествие заняло полтора дня. Мы двигались без лишних остановок, позволив себе лишь один привал – короткий, чтобы ящеры передохнули, а мы перекусили сухим пайком. Всё это время Иллиарис не изменила форму. Она шагала впереди в облике пантеры, и в её грации чувствовалась дикость, в каждом движении – хищное величие. Ни единого слова от неё не прозвучало. Но и не нужно было. Одного взгляда её золотых глаз хватало, чтобы понять: говорить она не желает.

Я часто ловил себя на том, что смотрю на неё слишком пристально. Её повадки завораживали: лёгкость, с которой она скользила вперёд, уверенность, что не знала ни тени сомнений. В голове невольно всплывали воспоминания об академии. Там, на лекциях, нам рассказывали о метаморфах. Редких существах, способных менять свой облик, сращивать человеческое и звериное в одном теле. Тогда я слушал с интересом, но не придавал этому большого значения. А вот теперь передо мной шла одна из таких, и я впервые видел, как древние слова учителей оживают наяву.

Я поймал себя на мысли: а что если бы я не ушёл? Что если бы не пришлось оставить учёбу? Но обстоятельства тогда, вынудили меня… Может, сейчас я тоже мог бы оборачиваться. В птицу, например, и подниматься высоко в небо, смотреть сверху на эти мрачные земли, чувствовать свободу в каждом взмахе крыльев. Но всё это осталось лишь мечтой. Судьба распорядилась иначе, и теперь я ехал по сухим камням вслед за чёрной пантерой, вглядываясь в её спину и размышляя о том, что никогда не узнаю, на что был способен.

К вечеру второго дня земля изменилась. Горные камни остались позади, трава исчезла вовсе, и перед нами открылись голые просторы Лорен – проклятые земли, где воздух густел и горчил на вкус, а свет солнца и вовсе не было.

На границе проклятых земель Иллиарис остановилась. Её лапы утонули в сером прахе, а хвост затаился, не делая ни единого движения. Перед нами лежала мёртвая равнина, где горизонт сливался с небом в пепельную линию. Никаких скал, ни кустов, ни даже мелкой трещины в земле. Лишь безжизненный ковёр из серой золы, тянущийся до самого горизонта. Но я знал: эта тишина обманчива. В таких местах редко бывает пусто. Вирлоки всегда рядом. Подземные твари, зарывшиеся в почву, терпеливо ждущие свою жертву.

Я поймал себя на том, что крепко сжимаю поводья. Напряжение росло с каждой секундой. Лорен давил, как кошмар, из которого не проснуться. Даже воздух здесь казался глухим и тяжёлым. Любой другой на моём месте мог бы назвать себя безумцем, раз сунулся в такую пустошь. Ну или учёным магом, которому мало собственных страхов, и он идёт кормить свои кошмары ради знаний. Я же шёл по нужде, и даже сама мысль об этом вызывала горечь.

Иллиарис в это время стояла неподвижно, всматриваясь вдаль. Её чёрные уши слегка дрожали, когда она ловила каждый шорох, каждое дуновение ветра. Она вытянула шею, медленно втягивая воздух. Казалось, она пытается уловить запахи, которых я, разумеется, никогда не почувствую. Минуты тянулись мучительно долго. Я уже готов был выругаться, но сдерживался.

Наконец, она замерла и выпрямилась. Тёмная шерсть на её теле стала переливаться, и вот уже силуэт начал искажаться. Я наблюдал, как звериная форма исчезает, уступая место прежнему облику. В груди заскреблось чувство тревоги вперемешку с любопытством. В какой-то миг я подумал: а вдруг она вернётся в свой истинный облик без одежды? Представил, как вот сейчас перед нами окажется обнажённая Иллиарис, и сердце предательски ухнуло вниз. Но и тут мои фантазии оказались пустыми.

Перед нами вновь стояла всё та же эльфийка, облачённая в излишне откровенный наряд, который при каждом её движении словно издевался над моими мыслями. Вульгарщина – не иначе. Я невольно усмехнулся себе под нос. Почему тёмные эльфийки так любят искушать? Для чего им это? Привычка? Оружие? Или просто желание видеть, как смертный теряется от их красоты? Не знаю. Но отрицать, что взгляд сам по себе тянулся к её фигуре, я бы не смог.

Иллиарис не сводила взгляда с горизонта. Тишина тянулась мучительно долго, и даже дыхание становилось тяжёлым от неё. Я прокашлялся, огляделся. Везде – серый пепел и пустота, распластанная до самой кромки мира.

Вдруг Иллиарис обернулась. Её взгляд был острым, холодным, и голос прозвучал так, что возражать не приходило в голову:

– Подойди. – обратилась она ко мне.

Скорее приказ, чем просьба. Я нахмурился, сжал челюсти, но не стал спорить. Спешился с ящера, поправил пояс и положил ладонь на рукоять меча. Сделав несколько шагов, я остановился рядом, пытаясь понять, что же ей понадобилось.

Она не отрывала глаз от пепельной равнины и спросила тихо, но твёрдо:

– Скажи, что чувствуешь?

Я замер. Вопрос был слишком простым, но в нём слышалось что-то иное, скрытое. Я медленно повёл взглядом по пустынному Лорену. Пепел под ногами. Горизонт без единого силуэта, без надежды на жизнь. Дышать тяжело, воздух сухой и жёсткий, как раскалённое железо. И всё же… Хоть мы и только познакомились, она, со своей грубостью, не из тех, кто тратит слова зря. Этот вопрос не мог быть случайным. В нём явно был подвох.

Я опустился на корточки и зачерпнул ладонью пепла. Он сыпался сквозь пальцы, рассыпаясь серыми крупинками, как останки забытых костров. Сжал его, поднял голову, вдохнул полной грудью. Мир здесь был слишком пустым, чтобы быть настоящим.

Я прошептал заклинание и открыл глаза, позволяя магии раздвинуть завесу.

И земля подо мной застонала.

Передо мной больше не было пепельной пустыни. Мир изменился, и сердце моё едва не остановилось. Вся равнина превратилась в море огня. Жаровые реки пересекали землю, огненные валы катились, ломая всё на своём пути. Из раскалённых разломов рвались потоки пламени, и каждый удар их был как грохот небес.

Далеко впереди, в самом сердце этой бездны, поднялся столп огня. Он поднимался всё выше и выше, пронзая небеса, и не было конца этой ярости. Казалось, сам свод мира разорван на части, и пламя вырывается наружу, чтобы сжечь всё живое.

Я сделал вдох и обжёг лёгкие. Воздух стал огнём. Каждый глоток жёг меня изнутри, и я закашлялся, захлёбываясь в сухом удушье. Жар давил со всех сторон. Кожа покрылась потом, но не было прохлады, а только мучение, будто сам мир навалился тяжестью.

И ужас проникал глубже жара. Земля не умирала в этом огне. Она продолжала гореть. Вечно. Это было не очищение, не конец. Это была вечная пытка. Я видел, как в пламени нет сгорания – есть лишь бесконечное горение, нескончаемое. Проклятие держало эти земли, не позволяя им найти покой.

Меня охватила дрожь. Я чувствовал, что огонь не снаружи, он уже внутри. Он проникал в грудь, в кровь, в сердце, оставляя метку. Казалось, стоит задержаться ещё мгновение – и он не отпустит меня. Я стану частью этой бездны, одним из тех, кого Лорен поглотил навечно.

Я сжал пальцы в кулак и заставил себя отвернуть взгляд. Но пламя не исчезло. Оно продолжало гореть во мне, в воспоминании, в сознании.

Я поднял глаза на Иллиарис. Она смотрела на меня спокойно, без страха. Но в её взгляде было знание. Она знала, что я увидел. И знала, какой след это оставит во мне.

Мир снова стал серым и пустым, как только я разорвал магическое зрение. Но в груди ещё пульсировал жар, дыхание сбивалось, в горле пересохло, а лоб покрылся холодным потом. Я жадно хватал воздух ртом, но он не приносил облегчения, только сушил лёгкие.

Иллиарис резко шагнула ко мне и крепко схватила за руку. Её пальцы были холодными и твёрдыми, удерживали, будто она боялась, что я сорвусь в пропасть. Её голос прозвучал коротко и жёстко:

– Что ты почувствовал? Скажи мне!

Я встретил её взгляд, и ужас ещё не успел уйти из моих глаз. Сухие губы едва смогли произнести ответ:

– Ад…

В её лице произошла перемена. Серьёзность, с которой она произнесла приказ, исчезла. Хмурость рассеялась, уступив место удивлению. Она отпустила мою руку и вновь посмотрела вдаль, туда, где застывший горизонт скрывал своё проклятие. Я заметил, как её дыхание стало спокойным, как будто она ждала этого подтверждения.

И, не колеблясь ни мгновения, Иллиарис шагнула вперёд. В её походке не было ни тени страха.

– Куда ты?! – выкрикнул Лоринтар. Его голос сорвался от неожиданности, но она не удостоила его даже взглядом.

Я вытер ладонью лицо, смахнув пот, глубоко вдохнул и заставил себя собраться. Всё ещё чувствовал горечь на языке и тяжесть в груди. Сплюнув пепел, прилипший к губам, я развернулся к ящеру. Взял поводья, отвёл животное в сторону и крепко привязал к одинокому обломку камня, что торчал из земли. Его тревожное дыхание говорилo само за себя: даже зверь чувствовал проклятие.

Оттолкнувшись от земли, я направился следом за Иллиарис.

– Калдрин! – окликнул Лоринтар. В его голосе звучала не только тревога, но и злость от непонимания. – Что происходит? Что вы почувствовали?

Я остановился лишь на мгновение и посмотрел на него. Хмурый взгляд был моим единственным ответом. Я не стал тратить слова там, где они не могли передать того, что я увидел.

Развернувшись обратно, я шагнул за Иллиарис.

Иллиарис шагнула вперёд, и её тело вновь обратилось в чёрную пантеру. Её гибкое туловище скользило по пеплу, и мягкие лапы оставляли на поверхности лишь неглубокие следы. Она двигалась осторожно, без спешки, внимательно оглядываясь.

Лоринтар быстро расправился с уздой и бросил своего ящера, чтобы догнать меня. Его шаги глухо утопали в пепле, и вскоре он поравнялся со мной. Я шёл молча, не глядя на него, потому что слова застряли в горле.

В голове путались мысли. Видение ещё жгло сознание, и я никак не мог отмахнуться от картины, которая врезалась в память. Я пытался убедить себя, что это очередная аномалия, обычная прихоть Лорена, которых нам уже доводилось встречать. Но чем больше я размышлял, тем сильнее понимал: это не было иллюзией. Это не был каприз магии, что мы привыкли считать частью здешней природы. Здесь, в этой части пустошей, подобных искажений никогда не было.

Я почувствовал, как по спине пробежал холод. Если мои опасения верны, то есть лишь одно объяснение: Лорен расширяется.

Эта мысль давила сильнее самого проклятия. Проклятые земли могли расти. Их зараза способна ползти дальше, захватывая живое, пока всё не обратится в пепел. И остановить её было нечем. Сколько бы магов ни ломали головы над тайной Лорена, сколько бы орденов ни посылало лучших мудрецов сюда, ответ так и не был найден. Ни один заклинатель не понял природы этих земель. Никто не сказал, откуда они возникли, и какая сила породила их.

Я провёл рукой по лицу, чувствуя сухость кожи и горечь пепла на губах. Мы всегда знали: Лорен опасен, но его границы были постоянны. Он был раной, но не заразой. Сейчас же я видел обратное. Если пламя, что открылось мне в видении, отражает истину, то это уже не просто пустошь. Это росток гибели, и он пустил новые корни.

Мысли путались, и чем дальше я шагал по этой мёртвой равнине, тем яснее понимал: если Лорен начнёт разрастаться, ни одно королевство не устоит. Ему потребуется всего несколько лет, чтобы пожрать мир, и никто не сможет остановить его движение. Ни сталь, ни магия, ни воля богов.

Я глянул на пантеру впереди. Иллиарис двигалась с той самой решимостью, что не оставляла сомнений: она, кажется, тоже догадывается о происходящем. Её молчание было красноречивее слов.