- -
- 100%
- +
Серинэль резко ударила ладонью по столу, фигурки на карте дрогнули и рассыпались по поверхности.
– Лучше бы истребили! – прошипела она. – Эти мерзкие D’rahn расплодились быстрее, чем любой народ на планете! И ты защищаешь одного из них?!
Тишина повисла на миг. Тяжёлая и давящая. И вдруг голос Лаэримель прорезал воздух, властный, как стальной хлыст:
– Хватит!
Серинэль обернулась, мгновенно отступив на шаг. Лицо Матриарха было спокойным, но в её взгляде сверкала угроза, способная заставить замолкнуть даже самых дерзких.
– Лоринтар прав, – продолжила Лаэримель уже мягче, но твёрдо. – Калдрин сделал для нас больше, чем кто-либо извне. Мы не в праве сейчас отказываться от его помощи.
Её слова прозвучали не просто как распоряжение. Это было напоминание, кому здесь принадлежит последнее слово.
Серинэль склонила голову, пряча глаза, но по напряжённой линии её плеч было видно: ярость не угасла. Она просто ждала нового повода, чтобы вновь заговорить.
И повод настал. Серинэль боролась со злостью внутри и приказом Лаэримель, и это отчётливо отражалось на её лице. Искажённое гневом, оно стало почти звериным.
– Всё это напрасно! – прорычала она. – Этот D’rahn всех нас погубит! Миру настанет конец!
Она быстро зашагала к выходу, и громко хлопнув дверью, она исчезла в коридоре.
Лаэримель устало потёрла пальцами переносицу:
– С её характером только в бой посылать.
– Да, – коротко ответил Лоринтар. – Но это не её вина, сестра.
Лаэримель мягко взглянула на него, в её глазах мелькнула тень тревоги:
– Боюсь, как бы она не наделала глупостей.
– Я прослежу за ней, – пообещал он.
Лаэримель кивнула. Некоторое время в зале царила тишина, пока Иллиарис, наконец, не вздохнула.
– D’rahn действительно может быть полезен.
Лоринтар удивлённо повернулся к ней:
– Я тебя не узнаю, Иллиарис. Ты ведь тоже встретила его холодно.
– Холодно, да. – спокойно ответила она. – Но каким бы он ни был, отрицать то, что он сделал для нас, невозможно. Любой другой, завидев магическим зрением истинное проклятье Лорена, давно бы сошёл с ума.
Лаэримель приподняла брови:
– Это правда, что Лорен… расширяется?
Иллиарис коротко, но с усталостью, кивнула:
– Да. Перед тем как сжечь душу того мага, что доставил нам столько проблем, я заглянула в его память. – она замолчала на мгновение, словно подбирая слова. – К сожалению, не смогла вытянуть многое из его черепа… но всё, что увидела, это странное название культа Кайр-Саэн.
В зале стало ощутимо холоднее.
– Я видела… фрагменты, – продолжила Иллиарис, её голос дрогнул. – Ритуалы в глубинах земли, где стены живые и дышат, а лица тех, кто молится, не их собственные. Они шепчут имя Шаэ’тулар. Они… влияют на Лорен, словно питают его чем-то. Возможно, своей верой. Или чем-то худшим. – она отвела взгляд. – Я не смогла остановить его расширение. И боюсь… скоро нам придётся покинуть Айр’Калет.
Лаэримель, с испуганным лицом, осторожно присела на стул и очень устало выдохнула.
– Что мы имеем? – спросила Лаэримель, голос её был ровен, но в нём слышалась усталость, от которой не спрячешься.
Лоринтар медленно шагнул к столу, опёрся руками о холодный камень и задержал дыхание на долю секунды, оценивая расстановку фигурок, линии на карте и те пустоты, что выдавали недавние поражения. Затем заговорил, и его слова ложились тяжёлым камнем в тишине зала.
– К сожалению, дела хуже некуда. – произнёс он чётко. – Вражеский матриарх по-прежнему копит силы у Нок’Тарима. Вирлоки по неизвестной причине стягиваются к границе Лорена. Гончие Погибели могут вернуться в любой момент и возобновить штурм Айр’Калета. И не забываем о культе, конечно же… – он сделал паузу, провёл ладонью по исцарапанной рукояти клинка и добавил более тихо: – И ещё… от недавно прибывших дварфских торговцев я узнал, что люди отправляют дипломатическую делегацию. Прибудут через месяц. Не ясно для торговли это или для войны, но меня гложет ощущение, что они не приедут заключать пакт о мире.
Иллиарис подняла голову. Её лицо, иссечённое тенью проклятья, на миг обрело сосредоточенность, присущую тем, кто видел больше, чем прочие выжившие. Она вставила реплику, спокойную, но с железом в голосе:
– Моя матриарх, давайте уйдём из Айр’Калета.
Лаэримель на мгновение остановилась, пальцы провели по карте, затем произнесла, будто взвешивала каждый шаг:
– И куда мы пойдем? Матриарх-узурпатор уже захватил трон, распускает клевету. У нас нет союзников.
Иллиарис опустила глаза, словно выискивая на карте безмолвные пробелы, а потом, с лёгким напряжением в голосе, предложила:
– Севернее есть владения – Нок’Мораэ. Мы могли бы попытаться договорится, отступить туда и устроить там временную передышку.
Лоринтар нахмурился и рассчитал цифры в уме. Его голос был спокоен, но в нём слышалась логика бойца, привыкшего к реальным подсчётам.
– Численностью нашей армии в пять сотен? Это рискованно.
Иллиарис отрезала коротко:
– Тогда используем D’rahn.
В зале повисла мгновенная тишина. Лоринтар обернулся на неё, в его взгляде прозвучал смешок удивления и подозрения одновременно.
– Калдрин? – переспросил он. – И каким же образом он нам поможет?
– Я научу его магии, – ответила Иллиарис ровно. – Пусть служит нам. Его талант к магической силе – наш ресурс, если мы её направим.
Сердце Лоринтара сжалось. Все предыдущие страхи Серинэль снова всплыли в его голове, внезапно обретя голос. Он выпрямился, с силой сжав пальцы у рукояти меча, и сказал твёрдо:
– В этом случае я соглашусь с Серинэль. Обучать нашего врага магии – шаг, который может обернуться на нас же. Если он однажды восстанет, то тогда конец, о котором она кричала, станет реальностью.
Его слова висели в воздухе, и каждый в комнате почувствовал нравственную расколоту: с одной стороны – горячая необходимость запасти остатки власти и народа, с другой – опасность дать инструмент тем, кто вчера был чужаком. Лоринтар смотрел на карту, на позиции, на слабые точки, и в глубине души на человека, чья сила вызвала у него и восхищение, и страх.
Он понимал, что решение будет не простым. И понимал ещё одно: за Калдрином придётся следить ближе, чем за кем-либо другим. Но прямо сейчас он мог лишь возразить и поставить вопрос, который требовал ответа – готовы ли они рисковать всем ради кратковременного выигрыша, или найдется иной путь, менее опрометчивый, но более безопасный.
Лоринтар тихо добавил, уже не споря, а словно отмечая неизбежное:
– Мы не можем позволить себе ошибки. Если учить его, то делать это под моим контролем. И с условием – никаких тайн, никаких слабых звеньев, которые он мог бы использовать против нас.
Его слова больше походили на приказ, чем на предложение. В серых отблесках карты лица присутствующих смешивались: усталость, решимость и то притяжение угрозы, что теперь лежало над Айр’Калетом, как надломленная тень.
Лаэримель внезапно подняла голос, и его уверенность разрезала оставшуюся в зале усталость:
– У нас нет больше идей и выбора. Иллиарис… я понимаю, что в твоём нынешнем положении заниматься магией будет тяжело, но сделай всё, что считаешь нужным. Я доверяю это тебе. От тебя зависит, будет ли Калдрин нам полезен. Постарайся обучить его до приезда дипломатов.
Иллиарис на мгновение замерла, затем медленно подняла голову. В её глазах мелькнуло что-то похожее на признание, и голос, когда она ответила, был тихим, но твёрдым:
– Да, мой матриарх.
Лоринтар вдохнул глубоко, почувствовав, как вся ответственность повисла в воздухе. Он провёл ладонью по волосам, убирая прядь с лица, и обратился к сестре с вопросом, от которого многое зависело:
– Сестра, ты нашла способ открыть куб?
Лаэримель отрицательно покачала головой. В её взгляде мелькали остатки усталости и решимости.
– Нет, – произнесла она. – Предки запечатали артефакт неизвестным мне методом. Я не знаю, как его открыть… я не перестану искать способ.
* * *
Прошло три недели.
Три недели, наполненные книгами, светом кристаллов и бесконечными рассуждениями о том, что такое сила и какова её истинная цена. Я и не думал, что обучение языку и магии одновременно окажется таким естественным занятием. Возможно, всё дело в жажде знаний, которую я когда-то заглушил, отказавшись от пути мага. Теперь же, сидя среди древних фолиантов, я чувствовал, что возвращаю утраченную часть себя.
Изучать язык тёмных эльфов оказалось не таким уж сложным делом, как все пугали. Их письменность древняя, резкая, местами похожая на шёпот клинков, а речь – полна интонаций, где одно неверное слово может означать совсем иное. Но, несмотря на это, я быстро продвинулся. Гримуар, написанный на этом языке, постепенно раскрывал передо мной свои тайны, строка за строкой, символ за символом.
А вот чего я не ожидал, так это того, что Иллиарис окажется настолько хорошим учителем.
Она была требовательной, но справедливой. Никогда не повышала голос, но стоило ей произнести моё имя – и я ощущал, будто на меня направлено всё внимание Айр’Калета. Слушать её лекции было завораживающе. Она говорила о потоках, о силе, что течёт между мирами, о живом дыхании самой магии. Иногда переходила на свой язык, и тогда её голос звучал особенно. В голосе появлялась мелодия древности.
Она рассказывала о природе магии, о её истоках и капризах. О том, что магия не терпит гордости, что сила без контроля всегда обращается против того, кто дерзнул её вызвать. Я слушал, внимая каждому слову и каждой мелочи. Порой ловил себя на том, что наблюдаю не за её руками, что рисовали в воздухе символы, а за выражением её глаз, усталых, но всё ещё живых, исполненных мудрости и упрямства.
Поначалу Иллиарис говорила, чтобы я учился сам, чтобы доверял гримуару и собственным ошибкам. Но после того как проклятье, мучившее её, ослабло, она изменила мнение. С какой стати – не знаю. Может, почувствовала ответственность за то, что я вступаю на этот путь. А может, видела во мне кого-то, кто действительно способен понять то, что другие лишь повторяют.
Как бы то ни было, я не жалел. Теперь мои дни проходили среди слов, символов и тихих бесед. И в этих трёх неделях было больше смысла, чем во многих годах, что я провёл с мечом в руках.
Гримуар был полон разных заклинаний в более чем шесть сотен страниц, исписанных ровным, почти живым почерком. Магия тёмных эльфов разительно отличалась от человеческой. Если у людей всё строилось на элементальной основе: огонь, лёд, молнии, свет, то у тёмных всё было иным. Их сила исходила не из природы, а из самой сути живого и мёртвого.
Магия Тьмы, со множеством её ветвей. Некромантия, что дарует власть над душами. Пустота, влекущая разум к бездне. Магия Земли, грубая и первозданная. Тени, послушные воле, как живые существа. И ментальная магия – опасная, как яд, потому что врагом в ней мог стать сам ты.
Теория давалась мне легко, я впитывал её. Но вот с практикой всё было сложнее. Всё, чему учили меня в академии, оказалось бесполезным. Здесь не действовали привычные формулы и схемы, не было рун или каналов, по которым двигалась энергия. Магия тёмных эльфов была как живое существо, упрямая, коварная, требующая не контроля, а подчинения.
Сложнее всего давалась магия крови. Именно ей Иллиарис решила обучить меня первой. Вероятно, потому что для неё она была самой естественной. Но где взять кровь, когда вокруг только каменные стены и сухой воздух подземелий? На это Иллиарис лишь загадочно улыбалась и сказала: У мага всегда есть источник силы, Калдрин. Вопрос лишь в том, готов ли он заплатить её ценой.
И она была права. Для истинного мага не должно быть преград. Любое свойство, любой предмет, любая частица мира – всё должно служить источником силы. Но магия крови… она была иной.
В первый же день Иллиарис показала мне, что значит истинная тёмная магия. Она не произнесла ни слова, лишь вытянула ладонь и, будто по невидимому зову, из темноты к её ногам выползла крыса. Одним лишь движением пальцев она остановила её, зверёк застыл, словно окаменев, а через секунду его тело начало содрогаться. Из глаз, ушей, рта, даже из крошечных лапок, потекли тонкие алые струйки, соединяясь в воздухе в единый поток, который закрутился в спираль и собрался в её ладони, формируя идеальный кровавый шар.
Она наблюдала за ним с каким-то почти материнским вниманием, а затем, глядя прямо на меня, начала менять его форму. Сфера растянулась в тонкий клинок, затем превратилась в змею, затем в россыпь мелких капель, зависших вокруг неё, будто рой рубиновых светлячков. А после, кровь вновь собралась в сплошной шип, и одним движением Иллиарис метнула его в булыжник. Камень треснул, как от удара молота.
Я не смог отвести взгляда. Это было отвратительно… и прекрасно одновременно. Сила, неподвластная страху, живая и текучая. Но ценой её всегда была кровь.
После этого погибло ещё несколько крыс. Иллиарис лишь холодно замечала, что магия не любит колебаний, либо подчиняешь её, либо становишься её жертвой.
И вот теперь мы стояли там же, где и стояли. Снаружи пасмурно и прохладно. Иллиарис левитировала за моей спиной, скрестив ноги в позе лотоса, а вокруг неё, медленно вращались тонкие алые нити крови. Я же держал в руках гримуар, чувствуя, как его страницы тянут мой разум внутрь себя.
Я глубоко вдохнул. Нужно было собраться. Вспомнить каждое её слово. Каждое движение. Сегодня настала моя очередь попробовать.
Магия повисла в воздухе. Иллиарис по-прежнему парила над землёй. Только уголок её губ чуть дрогнул, когда я раскрыл гримуар.
Я провёл пальцами по строкам, и старинные символы на пергаменте ожили. Они медленно засияли тусклым малиновым светом, излучая тепло и странный металлический запах. Я начал читать. Слова были резкими и рваными. Они шли тяжело, и чем дальше я продвигался по строкам, тем сильнее чувствовал, как между пальцев накапливается что-то липкое и густое.
Воздух стал холодным. Мёртвая птица у моих ног затрепетала. Перья чуть приподнялись, тело напряглось, а из-под него, из крошечных ран и пор, начали выступать тёмно-красные капли. Сначала медленно, по одной, затем чаще, пока кровь не заструилась ручьями, подчиняясь моим словам.
Я чувствовал, как сила собирается в моей ладони. Пульсация усиливалась, кожа горела. Кровь птицы поднималась вверх извиваясь, клубясь, как живой дым, и капля за каплей соединялась в шар над моей рукой.
Он дышал. Да, именно дышал – я ощущал лёгкие удары изнутри, как если бы в нём билось крошечное сердце. Поверхность шара была гладкой, но временами волновалась.
Я стиснул зубы и попытался удержать форму, как учила Иллиарис. Сфера дрожала, пульсировала, внутри неё мелькали алые вспышки, напоминающие о жизни, которой больше нет.
– Хм… – протянула Иллиарис позади, открывая глаза. Голос её был мягким, но в нём чувствовалась скрытая насмешка. – Не так плохо, как я предполагала.
Сразу после этого я изменил шар в тонкую иглу и без колебаний пустил её в ход. Кровавая игла сорвалась с ладони и пронзила камень насквозь, оставив в нём аккуратное отверстие, после чего распалась в воздухе сотнями алых капель.
Иллиарис прекратила парение и плавно опустилась на землю. Её шаги были беззвучны, а осанка идеальна, как у той, кто привык командовать. Подойдя ближе, она подняла подбородок и произнесла холодно, с оттенком высокомерия:
– Дети тьмы могут больше, чем ты.
И похвалит, и отругает… Слова задели. Гордость внутри сжалась, требуя ответа, но я сдержался. Иллиарис же, заметив мою реакцию, чуть прищурилась и подняла руку. За камнем, который я пробил, алые капли крови послушно собрались в воздухе и вновь приняли форму иглы.
Она не дала мне и секунды – игла сорвалась с места и последовало зрелище, от которого перехватило дыхание. Красная вспышка мелькнула и полсотни камней впереди покрылись крошечными отверстиями. Всё закончилось так же быстро, как началось. Игла вернулась на ладонь Иллиарис, оставив за собой еле слышное эхо силы.
На её лбу выступила испарина, дыхание стало чуть чаще. Я видел, что её слова не просто насмешка, а попытка доказать самой себе, что проклятье не лишило её власти над магией.
– Проклятье ещё не отпустило? – спросил я, глядя ей прямо в глаза.
Она развеяла кровавую иглу, стряхнув капли прочь, и ответила устало, но всё тем же уверенным тоном:
– Нет. На полное восстановление уйдёт ещё пару недель. – вытерев испарину с лба, Иллиарис развернулась и направилась к входу, её голос отозвался в полутьме: – Пошли.
Я выдохнул, закрыл гримуар, почесал затылок и последовал за ней в глубь подземья.
Мы спускались всё ниже, и каменные своды Айр’Калета постепенно нависали над головой. Воздух становился плотнее, тяжелее, наполненный запахом сырости, камня и пыли веков. Я поймал себя на мысли, что давненько не видел солнечного света. Уже и не помню, когда последний раз чувствовал его тепло на лице. Так ведь и ослепнуть можно, если вдруг выбраться наружу.
Мысли текли лениво, пока мой взгляд случайно не зацепился за Иллиарис. Она шла впереди. Прямая, грациозная, уверенная в каждом шаге. Ткань её повседневного наряда мягко облегала фигуру, подчёркивая изгибы тела и оголяя нужное. Я, сам того не замечая, замедлил шаг, наблюдая за ней. За её походкой, покачиваний бёдрами и талией. И чем дальше мы шли, тем больше осознавал, что слишком давно я не был с женщиной. Когда же в последний раз это было?.. Уже и не помню даже.
– Стой! – её голос, резкий и властный, мгновенно вернул меня в реальность.
Она вытянула руку, и я замер. Лицо Иллиарис стало холодным, сосредоточенным, а глаза прищуренными. Я нахмурился и спросил:
– В чём дело?
Ответа не последовало. Она лишь слегка повернула голову, давая понять – тишина.
Я взглянул вперёд и заметил их. В тусклом фиолетовом сиянии кристаллов, что мерцали на стенах, двигались тени. Они не колыхались, как обычные, а вязко извивались, медленно и противоестественно. Из этих теней, словно из густой воды, начали вырываться силуэты.
Гончие Погибели явились.
Их пасти были раскрыты, клыки как клинки, глаза пустые и полные ненависти. Они двигались с хищной грацией, почти не издавая звуков. Тёмная дымка окутывала их тела, и каждый шаг сопровождался еле слышным треском.
Иллиарис резко опустилась на одно колено и, не оборачиваясь, потянула меня за рукав вниз. Я послушно присел, пытаясь не шуметь. Она повернулась ко мне, приложила палец к губам – тише.
Я кивнул.
А тем временем тени множились. За первой парой появилось ещё с десяток. Потом ещё, и ещё. С каждым мгновением их становилось больше, и проход впереди превращался в бурлящую массу чёрной ярости, готовой смести всё на своём пути.
Иллиарис медленно повернула голову, и в её глазах мелькнул хищный блеск. Она шепнула едва слышно:
– Если они нас заметят… – и не договорила.
Потому что один из гончих вдруг замер, поднял морду и втянул воздух, словно уловил запах.
Звон горна прокатился по подземным сводам, отражаясь эхом и теряясь где-то в каменной глубине. Гул этот я уже знал – тревога. Тёмные эльфы всегда действовали слаженно, и потому стоило лишь звуку отзвучать, как я увидел, как на стенах Айр’Калета начали собираться воины. Их доспехи поблёскивали в тусклом свете кристаллов, копья и луки поднимались в боевую готовность. Крепость проснулась, и каждая его жила, каждый коридор наполнился гулом шагов, рёвом команд и холодом ожидания.
Иллиарис, стоявшая рядом, махнула рукой, указывая двигаться обратно вверх по лестнице. Мы поднялись быстро, стараясь не шуметь. Её движения были точными и уверенными, как у опытного охотника, что знает каждый звук в лесу и каждую трещину в ветке.
Когда мы достигли площадки, она тихо заговорила, обращаясь ко мне почти вполголоса:
– Этот момент настал. В тот раз ты использовал Эхо Шипов и едва не погиб от магической перегрузки. В этот раз постарайся обойтись без этого.
Я кивнул. Память о том моменте всё ещё жила где-то под кожей.
– Какое заклинание тогда использовать? – спросил я, приглядываясь к стае внизу. – Их слишком много. Обычная кровавая игла не поможет.
Она посмотрела на меня спокойно, глаза её были холодны, но в голосе прозвучало что-то, похожее на наставление:
– Представь, что твоё тело, это иммунитет от болезни, а магия – сама болезнь. Что произойдёт, если заразить тело чем-то, чего оно не знает?
– Тело ослабнет, но начнёт бороться, – ответил я без раздумий.
Она коротко кивнула и продолжила:
– А если заражать постепенно, понемногу, позволяя привыкнуть?
Я задумался, но ответ пришёл сам собой.
– Тогда тело выработает иммунитет.
В этот момент меня осенило. Её слова, простые на вид, несли куда больше смысла, чем казалось. Постепенность. Контроль. Не вырывать силу изнутри, а позволить ей проснуться. Управлять ею, а не бороться против неё.
Я раскрыл гримуар. Плотная кожа на ощупь была прохладной, а страницы внутри хранили запах пыли, крови и чего-то древнего. Символы, выгравированные на страницах, шевелились в свете кристаллов, и я ощущал, как их присутствие давит на разум. Каждое слово тянуло за собой шлейф силы, требуя внимания и подчинения.
Я нашёл нужную страницу. Чертёж заклинания был сложен. Линии магического узора переплетались как живые, образуя нечто, напоминающее пульсирующее сердце. Заклинание крови, но не простое, а управляемое, подчинённое воле.
Закрыв глаза, я глубоко вдохнул. Магия отзывалась под кожей холодом и тяжестью. Сделав шаг вперёд, я спустился на несколько ступеней и взглянул вниз. Гончие Погибели уже пытались прорваться через ворота. Они рвали когтями камень, бросались на стены, их рёв эхом разносился по залам, сливаясь с гулом боевых рогов.
В воздухе повеяло сухим жаром старой, застоявшейся магией. На мгновение всё вокруг стихло. Я провёл ладонью над страницей, чувствуя, как под пальцами шевелится вязкая сила.
Гримуар вспыхнул приглушённым алым светом. Я выдохнул, собрав остатки концентрации, и произнёс:
– Zhaen’thur, rilyn dos vlos ulth nindel!
Воздух задрожал. В груди обожгло, точно сердце сжали ледяные когти. Из кончиков пальцев вырвалась волна силы, тонкая, прерывистая, но насыщенная чужой, живой энергией. Она хлынула вниз, к подножию лестницы, туда, где метались гончие.
Пространство вокруг них заискрилось. На их телах вспыхнули алые точки, как крошечные рубины, сияя на мгновение в темноте подземья. Затем каждый из них разорвался изнутри. Кровь вырвалась из-под шкуры струйками, фонтанами, каплями, осыпав всё вокруг. Гончие завыли, визг слился в один невыносимый хор, от которого мороз пробежал по спине. Они катались по земле, царапая камни когтями, раздирая воздух отчаянными воплями.
Я не смог удержать поток. Магия сорвалась, и часть силы просто рассыпалась, не дойдя до остальных тварей. Но даже тех, кого задело, хватило, чтобы на камнях остались лужи крови.
Я зарычал, чувствуя, как по венам снова хлынул жар неукротимой злости от того, что не смог долго поддерживать заклинание.
Пальцы лихорадочно перебирали страницы, пока взгляд не наткнулся на нужную. Алые символы вспыхнули тусклым светом, узнавая своего хозяина. Я выдохнул и прочёл:
– Vraes’gul, zhaun lil vlos, nindel dosst!
Земля под ногами вздрогнула. Кровь, что уже залила камни, зашевелилась, потянулась к ступеням, собираясь в вязкие ручьи. Из них начала подниматься форма в нечто рябящее и текучее.
Из этой массы вдруг раскрылась пасть, тянущаяся из крови, огромная, с десятками тонких, живых лезвий вместо зубов. Она хищно сомкнулась на гончих, обхватив их лапы. Те взвыли, пытаясь вырваться, но кровавая плоть уже сжималась, прорезая их сухожилия. Мясо и кости трещали, как если бы кто-то ломал сучья. Визг стоял такой, что дрожали стены.
Одна из гончих, ещё живая, пыталась отползти, но кровавая пасть потянулась дальше, обвила её хвост и дёрнула вниз. Прежде чем она успела взвыть вновь, хлынула волна крови, и тварь исчезла, растворившись в вязком, алом омуте.
Магия ревела, голодная, как зверь. Пасть дёргалась, как живая, тянулась к новым жертвам. Её движение сопровождалось хлюпающим звуком, от которого мороз пробежал по спине.
Я стоял, чувствуя, как кровь вокруг послушно отзывается на каждый мой жест, на каждую мысль. Но чем сильнее я удерживал заклинание, тем больше боль росла в груди и висках. Казалось, что кто-то вонзает в голову тысячи игл.
Я зажал виски, с трудом удерживая равновесие. Из носа пошла тонкая струйка крови, но я не отводил взгляда, пасть уже тянулась к следующим тварям.
Гончие, завидев меня, сорвались с места. Их клыки блеснули в тусклом свете магических кристаллов, а шаги эхом отдавались по каменным сводам. Я удерживал заклинание, чувствуя, как жилы в висках пульсируют от перенапряжения, пока первая стая уже взбегала по ступеням.