Хроники зеркальной души

- -
- 100%
- +
– Вы целы? – его голос был хриплым от волнения. – Они вас не тронули?
Он подошел так близко, что она снова почувствовала его тепло. В его глазах бушевала буря – гнев, тревога и то самое восхищение, что она видела во время танца.
Алиса не могла говорить. Она только смотрела на него, и предательские слезы покатились по ее щекам.
Это зрелище, казалось, сломало все его защитные барьеры. С глухим стоном он опустился перед ней на колени, схватив ее холодные руки в свои.
– Простите меня, – прошептал он страстно, прижимая ее ладони к своему лицу. Его кожа была горячей. – Я не должен был оставлять вас одну. Моя мать… она…
Он не договорил, но Алиса все поняла.
– Она права, – тихо сказала она. – Я.. я не та, за кого вы меня принимаете. Я обманщица.
– Лжец – это тот, кто скрывает правду с дурными намерениями, – перебил он ее, не отпуская рук. Его пальцы сжимали ее с такой силой, что было почти больно. – Вы же просто боитесь. Я вижу это. Я чувствую это каждой клеткой своего тела. И мне нет дела до вашего прошлого. Понимаете? Никакого дела.
Он поднял на нее взгляд, и в его серых глазах горел такой огонь, что у Алисы перехватило дыхание.
– С того момента, как я увидел вас, все в моей жизни, все эти правила и условности, вдруг показались мне жалкой бутафорией. Вы – единственное, что было по-настоящему реальным за этот вечер. За многие годы.
Он говорил с такой искренней страстью, с такой отчаянной убежденностью, что ее сердце, замершее от страха, начало биться с новой силой. Это было безумие. Но это было самое прекрасное безумие, которое она когда-либо знала.
– Я не могу вас отпустить, – тихо сказал он, и в его голосе прозвучала сталь. – Они вышвырнут вас, или сломают, или используют. Я не позволю этому случиться.
– Но что я могу сделать? – прошептала она в отчаянии. – У меня нет здесь ни имени, ни дома…
– Ваш дом – со мной, – заявил он. – А имя… мы придумаем его. С сегодняшнего дня вы Алиса фон Штейн, сирота, моя дальняя родственница из остзейских губерний, приехавшая ко мне под покровительство после смерти своих опекунов.
Он говорил быстро, четко, его ум уже работал, выстраивая новую реальность вокруг нее.
– Лиза будет в восторге от новой подруги. А мать… – его губы тронула холодная улыбка, – матери придется смириться. Я единственный наследник. У меня есть рычаги.
Он наклонился ближе. Его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание на своих губах.
– Доверьтесь мне, Алиса, – это было уже не просьбой, а требованием. Клятвой. – Я буду вашей стеной. Вашим щитом. Позвольте мне быть вашим проводником не только на балу, но и в этой жизни.
И прежде, чем она успела что-то ответить, его рука коснулась ее щеки, сметая следы слез. Прикосновение было таким нежным, таким бережным, что она невольно потянулась к нему, как растение к солнцу.
В этот момент они оба поняли – пути назад нет. Она приняла его предложение. Она вручила ему свою судьбу.
И когда его губы, наконец, коснулись ее губ в первом, стремительном и жгучем поцелуе, Алиса поняла, что это не было похищением. Это было добровольное падение. Падение в его объятия, в его эпоху, в его любовь, что обещала стать и спасением, и погибелью.
ГЛАВА 6. ПЕРВОЕ УТРО В ЗОЛОТОЙ КЛЕТКЕ
Алиса проснулась от того, что кто-то тихо возился в комнате. Она мгновенно села на кровати, сердце бешено заколотилось. Где она? Потолок с лепниной, тяжелые бархатные портьеры, тусклый свет зимнего утра, пробивающийся сквозь свинцовые стекла… Память нахлынула волной стыда, страха и воспоминания о том поцелуе.
В комнате была молодая горничная в чепце и темном платье. Увидев, что Алиса не спит, она испуганно присела в реверансе.
– Доброе утро, барышня. Я Дуняша, ваша горничная. Граф приказал меня к вам приставить.
«Граф приказал». Эти слова звучали одновременно успокаивающе и тревожно. Она была его гостьей? Или его пленницей?
– Где… граф? – спросила Алиса, и голос ее дрогнул.
– Граф Арсений Васильевич уехал по делам, барышня. Но перед отъездом приказал передать, чтобы вы ни в чем не нуждались и чувствовали себя как дома.
Он уехал. Оставил ее одну в логове своей семьи. Новая волна паники сдавила горло. Алиса откинула одеяло и подбежала к окну. За ним лежал незнакомый Петербург – заснеженный, низкий, с крышами, покрытыми инеем, и санями, запряженными лошадьми. Это не было сном. Слишком уж реальны были запахи воска и старого дерева, слишком плотно корсет сжимал ее грудь.
«Я могу вернуться, – отчаянно думала она. – Это должно работать в обе стороны. Мне просто нужно найти тот самый портал».
Мысль о возвращении, которая еще вчера была единственным желанием, теперь вызывала странную тяжесть на душе. Воспоминание об его губах на ее губах было таким же реальным, как парчовое покрывало на кровати.
Пока Дуняша помогала ей одеваться в простое, но изящное утреннее платье из голубой шерсти (очевидно, находка Лизы), Алиса пыталась составить план. Ей нужно было снова попасть в тот бальный зал, найти то зеркало.
За завтраком в маленькой солнечной гостиной ее ждала Лиза. Девица сияла от возбуждения.
– Ах, какая романтика! – воскликнула она, едва Алиса переступила порог. – Весь город только и говорит о таинственной незнакомке, покорившей сердце моего брата! Матушка в ярости, это же чудесно!
– Лиза, это не совсем так… – попыталась возразить Алиса.
– Пустое! – махнула та рукой. – Я видела, как он на вас смотрит. Так он никогда ни на кого не смотрел. Даже на эту ледышку Софью. О, вы не видели, как она уехала вчера! Ледяная гора, плывущая среди айсбергов!
Лиза болтала, а Алиса ловила себя на мысли, что слушает ее с жадностью, выуживая крохи информации об Арсении. Она узнала, что он флигель-адъютант, что у него блестящая карьера, что брак с Софьей – это союз двух влиятельных семей, и что его мать, княгиня, – серый кардинал семьи.
– Он всегда был таким, знаете ли, – философски заметила Лиза, откусывая круассан. – Правильным. Примерным сыном. А потом – раз! – и появились вы. Как метеор!
Но почему? Этот вопрос гвоздем сидел в голове у Алисы. Почему именно она? Было ли это просто капризом избалованного аристократа, желавшего позлить мать? Или в его внезапной страсти была какая-то иная, более темная причина?
-–
АРСЕНИЙ
Карета Арсения мчалась по заснеженным улицам. Он смотрел в окно, не видя города. Перед его глазами стояло ее лицо – испуганное, с глазами полными слез. А потом – ее губы, откликнувшиеся на его поцелуй с такой стремительной, почти отчаянной страстью.
Он пытался обосновать это. Да, она была прекрасна. Но не это главное. В ней была какая-то ограненная хрупкость, сочетание силы и уязвимости, которое сводило его с ума. Она была вызовом. Загадкой. А его упорядоченная, предсказуемая жизнь давно уже стала для него тюрьмой.
Ее появление было подобно взрыву. Она не играла по правилам его мира. Ее страх был настоящим. Ее слезы – настоящими. И когда он прикоснулся к ней, почувствовал не просто влечение. Он ощутил… резонанс. Глубокий, иррациональный, как отзвук забытого сна. Будто его душа узнала ее душу.
Это было безумием.
Но это было то безумие, за которое он был готов ухватиться обеими руками, даже если оно грозило разрушить все, что он знал.
Он думал о Софье. Об ее холодном, равнодушном лице. О политике. О долге. И все это казалось ему теперь прахом. Пылью.
«Я буду твоей стеной», – сказал он ей. И он это сделает. Даже если эта стена рухнет и похоронит их обоих.
-–
АЛИСА
Дождавшись, когда Лиза отбудет на свои уроки музыки, Алиса, под предлогом головной боли и желания отдохнуть, отослала Дуняшу и выскользнула из комнаты.
Она должна была найти тот зал. Сердце бешено колотилось, пока она кралась по бесконечным, похожим друг на друга коридорам. Она боялась встретить княгиню. Боялась, что ее схватят как воровку.
И вот она нашла его. Бальный зал был пуст и молчалив. В утреннем свете он казался еще более грандиозным и пугающим. Паркет блестел, как темное озеро. И там, в конце зала, стояло оно – то самое зеркало.
С замиранием сердца она подбежала к нему. Она снова уперлась ладонями в холодное стекло, закрыла глаза, изо всех сил пытаясь представить свою мастерскую, звук клавиатуры, лицо Льва…
– Верни меня, – молила она шепотом. – Пожалуйста.
Она открыла глаза. В зеркале отражалась ее собственная бледная, испуганная фигура в голубом платье. Ничего не изменилось.
Отчаяние охватило ее с новой силой. Она ударила кулаком по стеклу, тихо всхлипывая. Она была в ловушке.
– Искали себя? – раздался насмешливый голос.
Алиса резко обернулась. В дверях зала, прислонившись к косяку, стоял незнакомый молодой человек. Высокий, гибкий, с насмешливыми глазами и беспечной улыбкой. Он был одет с небрежной элегантностью, которая выдавала в нем человека света.
– А когда нашли – разочаровались? – он сделал несколько шагов к ней. – Гавриил Орлов, к вашим услугам. Друг того счастливца, что привез вас в свой зверинец.
Его взгляд скользнул по ее лицу, по ее кулаку, все еще прижатому к зеркалу.
– Не стоит бить зеркала, прелестная незнакомка, – сказал он мягче. – Семь лет несчастья – это слишком даже для такого отчаянного положения, как ваше.
Алиса молча смотрела на него, чувствуя, как краснеет от смущения и злости.
– Вы… вы друг Арсения? – наконец выдавила она.
– Самый что ни на есть несчастный, – вздохнул он, подходя ближе. – И, в отличие от него, я не склонен верить в сказки о дальних родственницах, появляющихся из ниоткуда. – Он наклонился к ней, и его шепот стал ядовитым и сладким одновременно. – Так кто вы на самом деле, мадемуазель Алиса? Беглая актриса? Авантюристка? Или, быть может… призрак?
Его слова вонзились в нее как иглы. Он видел насквозь. И в его глазах читалось не осуждение, а любопытство хищника, нашедшего новую, занятную игрушку.
Алиса поняла – ее опасности только начинаются. И главная из них была не в гневе княгини, а в этом насмешливом, проницательном взгляде. И в зеркале, которое упорно не хотело становиться дверью домой. И в ее собственном сердце, которое все меньше и меньше хотело возвращаться.
ГЛАВА 7. ВИЗИТ КНЯГИНИ
Гавриил еще не успел развить свою ядовитую любезность, как тяжелая дверь в зал снова отворилась. На пороге стояла княгиня Волконская. Ее появление было беззвучным, но заполнило собой все пространство, словно сгустившийся холод.
Гавриил, мгновенно преобразившись, сделал изящный, почти театральный поклон.
– Княгиня! Вы, как всегда, затмеваете утро своим величием. Я всего лишь зашел поздравить Арсения с обретением… столь очаровательной родственницы.
Его взгляд скользнул по Алисе, предупреждая и насмехаясь одновременно. – Но, увы, дела призывают. Осмелюсь откланяться.
Он ушел, оставив Алису наедине с грозной хозяйкой дома. Воздух стал густым и трудным для дыхания.
Княгиня медленно приблизилась. Ее черное с серебром платье шелестело по паркету. Она не смотрела на Алису, а изучала ее, как редкостный экспонат.
– Зеркало, – тихо произнесла она, и Алису бросило в жар. – Любопытный выбор для уединения. Или для бегства?
Алиса не нашлась что ответить. Она стояла, чувствуя себя школьницей, пойманной на шалости.
– Пойдемте, – это не было приглашением. Это был приказ. – Завтрак в моих покоях. Нам есть что обсудить.
Комната княгини была такой же, как она сама – величественной, холодной и безупречной. Пахло ладаном и сухими травами. На столе стоял скромный, но изысканный завтрак: кофе, фрукты, тонкие тосты. Княгиня указала Алисе на стул.
– Ешьте, – сказала она. – Вам понадобятся силы. Для лжи всегда требуется больше энергии, чем для правды.
Алиса механически взяла в руки фарфоровую чашку. Кофе был горьким и крепким.
– Я не лгу, – тихо сказала она, глядя на темную жидкость.
– Не лжете? – Княгиня мягко усмехнулась. – Милое дитя. Вы – ходячая, дышащая ложь. Ваше платье вчера было сшито по фасону как минимум тридцатилетней давности, но ткань – свежая. Ваши руки… – ее острый взгляд упал на пальцы Алисы, – у вас пальцы ремесленницы, работающей с иглой и химикатами, а не дворянки. Ваша речь пестрит словами, которых не существует, и лишена обращений, принятых в нашем кругу.
Каждое слово было как удар бича. Алиса чувствовала, как ее легенда, которую Арсений сочинил с такой уверенностью, рассыпается в прах под холодным, аналитическим взглядом этой женщины.
– Я.. я не могу рассказать вам правду, – с трудом выдавила Алиса. – Вы не поверите.
– О, я готова поверить во многое, – княгиня отпила глоток кофе. – Я поверю, что вы авантюристка. Поверю, что шпионка. Поверю, что беглая куртизанка. Но я не поверю в «дальнюю родственницу». Так что давайте опустим этот фарс.
Она поставила чашку с тихим стуком.
– Вот вам мое предложение, девочка. Я даю вам деньги. Достаточные, чтобы вы могли уехать куда угодно и начать новую жизнь. А вы… вы исчезаете. Сегодня же. Вы пишете записку Арсению, что вас разбила тоска по дому, что вы не можете быть обузой, и уезжаете. Я обеспечу ваш отъезд.
Сердце Алисы упало. Это был разумный выход. Единственно верный выход. Вернуться к зеркалу, пытаться снова и снова, а пока… исчезнуть.
– А если я откажусь? – прошептала она, сама не зная, откуда взялась у нее эта дерзость.
В глазах княгини вспыхнул ледяной огонь.
– Тогда вы познакомитесь со светом с его самой неприглядной стороны. Слухи. Сплетни. Провокации. Вам не найдут места ни в одном приличном доме. Ваше прошлое, каким бы оно ни было, будет препарировано и выставлено на всеобщее обозрение. Арсений… – она сделала паузу, и ее голос стал мягким, как лезвие кинжала, – Арсений будет раздавлен между долгом и вами. И поверьте, долг в нашей семье всегда побеждает. Он либо отречется от вас, либо будет уничтожен. И в том, и в другом случае вы проиграете.
Алиса смотрела на нее, и ей стало физически плохо. Эта женщина не шутила. Она видела насквозь не только ее, но и своего сына. Она знала все его слабые места и была готова нанести удар.
– Я.. мне нужно подумать, – выдавила Алиса.
– Конечно, – княгиня кивнула с видом королевы, дарующей отсрочку приговора.
– У вас есть время до вечера. Моя карета будет ждать вас у служебного входа в шесть часов. С деньгами и подорожной. Если вас не будет… – она не договорила, но последствия висели в воздухе, густые и ядовитые.
Алиса вышла из комнаты, как во сне. Она брела по коридорам, не видя ничего перед собой. Варианты проносились в ее голове вихрем.
Бежать. Принять деньги и исчезнуть. Самый разумный путь.
Остаться. И обречь себя и Арсения на войну, которую они, скорее всего, проиграют.
Она зашла в свою комнату и снова подошла к окну. Шел снег. Тот самый, настоящий снег 1825 года. Здесь все было реальным. Боль, страх, унижение… и его поцелуй.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Арсений. Он был в мундире, его щеки горели от мороза, а глаза лихорадочно блестели. Он, запыхавшись, подошел к ней и, не говоря ни слова, схватил ее за руки.
– Мать говорила с тобой? – спросил он без предисловий.
Алиса кивнула, не в силах вымолвить слово.
– Я знал это, – его пальцы сжали ее руки почти до боли. – Слуги – мои глаза и уши. Я все знаю. – Он притянул ее к себе, заглянув в глаза. – И теперь я спрашиваю тебя, Алиса. Только правду. Готова ли ты? Готова ли ты к войне? Потому что другого пути у нас нет.
Он смотрел на нее с такой интенсивностью, с такой верой, что ее собственные страхи отступили перед этим напором.
– Она предлагала мне деньги, – тихо сказала Алиса. – Чтобы я уехала.
– А ты? – в его голосе прозвучала хрупкость, которую она слышала впервые. Хрупкость, которую он никому не показывал.
В этот момент Алиса поняла, что ее выбор был сделан еще в тот миг, когда он упал перед ней на колени. Она могла вернуться в свою безопасную, одинокую жизнь реставратора. Или могла остаться здесь, в этом опасном, безумном мире, и сражаться за эту странную, невозможную любовь.
Она подняла на него глаза, и в них уже не было страха. Была решимость.
– Я не поеду в ее карете, – четко сказала она.
Лицо Арсения озарилось таким торжеством, такой дикой радостью, что ее сердце забилось в унисон. Он прошептал ее имя и привлек к себе, но их поцелуй был прерван звуком шагов за дверью.
Война была объявлена. И она начиналась прямо сейчас.
ГЛАВА 8. ПЕРВЫЕ РУБЕЖИ
Решение было принято, но за ним не последовало ни мгновенной развязки, ни бурного объяснения с княгиней. Все оказалось гораздо тоньше и страшнее. Наступила тихая, изматывающая война на истощение.
На следующее утро Алису разбудила не Дуняша, а другая, немолодая и угрюмая горничная, которая молча помогала ей одеваться, отвечая на вопросы односложно. Дуняшу, как выяснилось, «перевели на другую работу». Это был первый выстрел.
За завтраком в главной столовой, за длинным столом, способным вместить тридцать человек, Алиса сидела напротив Лизы. Место Арсения во главе стола было пусто – он уехал по служебным делам с ночи. Княгиня не появилась.
– Матушка завтракает в своих покоях, – весело сообщила Лиза, не чувствуя подвоха. – Говорит, что мы, молодежь, мешаем ее покою. А по-моему, она просто ворчит!
Но Алиса понимала. Ее игнорировали. Ее вычеркивали из жизни дома, как досадную описку.
После завтрака Лиза, жаждущая развлечений, поволокла Алису в бальную залу – учиться новым танцам. Но едва они вошли, как из противоположной двери появилась княгиня в сопровождении эконома. Увидев девушек, она холодно кивнула дочери и, не удостоив Алису взгляда, сказала:
– Лизанька, эта зала закрыта. Я распорядилась провести ревизию канделябров и паркета. Идите в малую гостиную.
И они ушли, оставив Алису с чувством, будто ее снова мягко, но недвусмысленно вытолкали за дверь.
Она пыталась найти уединение в библиотеке – огромной, пахнущей кожей и старыми книгами. Это было единственное место, где она чувствовала себя хоть немного в своей стихии. Она взяла с полки томик Державина, пытаясь утолить тоску по чему-то знакомому. Но едва она устроилась в кресле у окна, как в библиотеку вошел пожилой, сутулый мужчина с седыми бакенбардами – князь Василий Волконский, отец Арсения.
Он поднял на нее усталые, отсутствующие глаза.
– А, – произнес он. – Вы… новая гувернантка Лизы? Прошу не шуметь. Я работаю.
И он прошел в свой кабинет, даже не дожидаясь ответа. Ее не то, что не признавали – ее не видели. Ее существование было настолько незначительным, что ее путали с прислугой.
Это было унизительнее любой открытой агрессии.
Вернувшись в свою комнату, Алиса снова подошла к зеркалу в резной раме. Она уже не била по нему кулаком. Она смотрела в свое отражение – бледное, с тенью под глазами, одетое в чужое платье. Она концентрировалась, пыталась «прожечь» стекло силой мысли, вернуться в тот миг паники и жары на балу, который привел ее сюда.
Ничего.
Отчаяние сменилось странным, леденящим душу оцепенением. А что, если это навсегда? Что, если она так и останется здесь, призраком в чужом доме, невидимкой, за которой ухаживает один единственный человек, чье внимание начинало казаться ей единственным источником кислорода в этом вакууме?
Мысль об Арсении заставляла ее сердце сжиматься от противоречивых чувств. Она ждала его возвращения с тоской и страхом. Ждала того единственного взгляда, который делал ее реальной. Но вместе с этим росло и понимание – ее существование здесь целиком зависело от него. Она была его прихотью, его грехом. А что, если эта прихоть пройдет? Что, если давление окажется слишком сильным?
Арсений вернулся под вечер. Алиса услышала его шаги в коридоре – быстрые, решительные. Он не пошел к матери. Он сразу направился к ней.
Он вошел в комнату, скинув с плеч мундир. Лицо его было усталым, но глаза горели.
– Говори, – потребовал он, закрывая за собой дверь. – Все. Что случилось за день?
И она рассказала. Про горничную, про закрытую залу, про отца, принявшего ее за гувернантку. Она говорила тихо, без жалоб, просто констатируя факты. Но он слушал, и с каждым ее словом его лицо становилось все мрачнее.
– Хорошо, – отрывисто сказал он, когда она закончила. – Игнорирование. Психологическая осада. Классика. – Он провел рукой по лицу. – Я поговорю с отцом.
Слуг я поменяю. А насчет залов… – он горько усмехнулся, – увы, матушка в своем праве. Это ее дом.
Он подошел к ней, аккуратно взял ее за подбородок, заставив поднять глаза.
– Ты держишься? – спросил он, и в его голосе снова прозвучала та самая хрупкая нота.
Ее охватило дикое, иррациональное желание прижаться к нему, спрятать лицо на его груди и позволить ему нести этот груз. Но она знала – не может. Она не может позволить себе эту слабость.
– Держусь, – выдохнула она.
– Хорошая, смелая девочка, – он прошептал, и его губы коснулись ее лба в легком, почти братском поцелуе. Но это прикосновение обожгло ее сильнее, чем страстный поцелуй вчерашнего дня. Потому что в нем была не только страсть, но и ответственность. Забота.
В этот момент в дверь постучали.
– Арсений Васильевич, – послышался голос камердинера. – Княгиня-матушка просит вас к себе. Немедленно.
Его лицо снова стало маской. Он отпустил ее, кивнул.
– Иди ужинать с Лизой. Веди себя как ни в чем не бывало. Я присоединюсь, когда смогу.
Он ушел. Алиса осталась одна, и ледяные тиски одиночества снова сдавили ее. Она подошла к окну. На подоконнике лежал засохший лепесток розы – тот самый, что нашли в кармане платья. Она взяла его в руки. Он был хрупким, почти рассыпающимся. Связь с ее миром. Символ того, что все это – временно.
Или нет?
Она сжала лепесток в ладони. Война только началась. И она понимала, что главное сражение разворачивается не между ней и княгиней. Оно бушевало в ее собственном сердце, между страхом и надеждой, между долгом перед своей жизнью и жаждой жизни здесь, в его объятиях.
А на улице, в сгущающихся сумерках, у служебного входа, как и обещала княгиня, бесшумно стояла карета. Напоминание о выборе, который все еще был у нее. Но время для этого выбора истекало с каждой минутой.
ГЛАВА 9. УЖИН ПРИ СВЕТЕ СВЕЧЕЙ
Комната для семейных ужинов была меньше бального зала, но оттого не менее величественной. Стол, накрытый на четверых, сиял хрусталем и серебром. Свечи в канделябрах отбрасывали трепещущие тени на стены, портреты предков казались живыми и осуждающими.
Алиса вошла под руку с Лизой. Арсений уже ждал их, стоя у своего места. Он был в темном сюртуке, его лицо – спокойная маска, но в уголках губ таилось напряжение. Напротив него, на своем месте, восседала княгиня. Она была облачена в темно-синее бархатное платье, и единственной ее драгоценностью была крупная брошь с сапфиром, холодным, как ее взгляд.
– Ах, наша милая гостья, – произнесла княгиня, когда Алиса села. Ее голос был сладким, как патока. – Надеюсь, вы провели день с пользой? Осваиваетесь в нашем скромном жилище?
– Да, благодарю вас, княгиня, – тихо ответила Алиса, чувствуя, как под этим взглядом у нее горят щеки.
– Чем же вы занимались, моя радость? – обратилась княгиня к Лизе, демонстративно исключая Алису из диалога.
– О, матушка, мы с Алисой… – начала Лиза, но ее перебил Арсений.
– Алиса провела день в библиотеке, – сказал он четко, его голос прозвучал как вызов в тихой комнате. – Она обнаружила у себя прекрасный вкус к Державину. Не многие молодые барышни могут этим похвастаться.
Княгиня медленно повернула к нему голову.
– Как мило. Хотя, конечно, для девушки куда полезнее были бы уроки музыки или рукоделия. Чтение философов… возбуждает ум не в ту сторону. – Ее взгляд скользнул по Алисе. – Особенно для девушек с.. неустоявшимся характером.
Молчаливый лакей налил в бокалы вино. Атмосфера стала густой, как смола.
– Мне кажется, развитый ум – всегда преимущество, – парировал Арсений, поднимая бокал. – Вне зависимости от происхождения.
– Происхождение, – мягко повторила княгиня, как бы размышляя вслух. – Да, это основа основ. Оно определяет все. Манеры. Круг общения. Будущее. – Она отпила глоток вина. – Кстати, Арсений, сегодня я встречалась с княжной Софьей и ее матерью. Они передают тебе привет и надеются скоро увидеть на вечере у Карамзиных. Софья специально разучивает новый романс. Такая преданность.
Это был мастерский удар. Упоминание невесты, ее достоинств, ее соответствия ожиданиям – и все на фоне «неустоявшегося характера» и сомнительного происхождения Алисы.
Алиса смотрела на свою тарелку, чувствуя, как жар стыда разливается по ее телу. Она была посторонней на этом пиру. Призраком.
– Передай и мой привет княжне, – холодно ответил Арсений. – Но, к сожалению, в ближайшее время я буду занят служебными делами. И, конечно, помощью нашей родственнице в освоении в столице.





