Эскорт на Новый год

- -
- 100%
- +
Я зажмурилась, и из груди вырвался тихий стон.
– Твое дыхание сбивается, – продолжал он свой безжалостный шепот-инструктаж. – Ты откидываешь голову назад, давая мне доступ к твоей шее. Я целую ее. Здесь, – он легко дунул на точку под мочкой уха, и по моей коже разбежались тысячи мурашек. – И здесь. В ложбинку между ключицами. Я оставляю маленький влажный след. Возможно, даже едва заметный засос, который утром тебе придется замазывать тональным кремом. Это будет наша маленькая тайна. Доказательство.
Мое тело перестало мне принадлежать. Оно плавилось, горело, изнывало. Низ живота свело от сладкой, мучительной судороги. Между ног стало не просто влажно – там был настоящий потоп. Я бессознательно сжала бедра, пытаясь унять эту пульсирующую дрожь.
– И вот в этот момент, – его голос был совсем рядом, его губы почти касались моих, – кто-то заходит на кухню. Твоя мама. Или бабушка. Мы резко отстраняемся друг от друга. Ты – раскрасневшаяся, с влажными губами и сбившимся дыханием. Я – с виноватой ухмылкой. Никто ничего не видел, но все все поняли. Спектакль удался. Овации. Занавес.
Он отстранился, и я смогла наконец вдохнуть. Воздух был холодным, он обжигал воспаленные легкие. Я сидела на собственном кухонном столе, растрепанная, униженно возбужденная, и смотрела на этого дьявола во плоти.
– Это… это слишком, – прошептала я.
– Это убедительно, Лиза. Это называется «погружение в роль». Мы должны проверить нашу… совместимость. Убедиться, что химия есть. Что мы не будем выглядеть, как два бревна, которых заставили обниматься.
Он шагнул снова, встал вплотную. Я чувствовала через его джинсы твердость его члена, который упирался мне в бедро. Он тоже был возбужден. До предела. И это знание сносило последнюю дамбу в моей голове.
– И как… мы ее проверим? – спросила я, сама не узнавая свой сиплый, полный похоти голос.
– Давай пропишем еще один пункт, – его глаза потемнели, превратились в два черных омута. – Назовем его «Пункт 3.4: 'Никакой близости'». Мы можем нарушать его только тогда, когда никто не видит. Но мы должны делать это так, будто нас могут застать в любую секунду. Тихо. Быстро. Грязно. В кладовке. В ванной. На заднем сиденье машины. Это добавит остроты. Адреналина. Сделает наши лица по-настояшему виноватыми и счастливыми. Как у настоящих любовников.
Он протянул руку и одним пальцем, очень медленно, провел по линии моей челюсти, по шее, спускаясь ниже, к вырезу свитера. Его палец обвел контур ключицы. Я перестала дышать.
– Мы должны быть уверены, что ты будешь стонать правильно. Не слишком громко, чтобы не разбудить отца. Приглушенно, в мою ладонь. Что ты будешь выгибаться мне навстречу, когда я буду…
– МЯУ!
Громкий, возмущенный вопль разорвал густую, пропитанную сексом тишину. Мы оба вздрогнули и обернулись. На подоконнике, среди горшков с базиликом, сидел Бегемот. Он смотрел на Марка с нескрываемой ненавистью, выгнув спину и распушив хвост. А потом, с явным намерением, он смахнул лапой самый большой горшок.
Земля, керамические осколки и растерзанный базилик разлетелись по всей кухне.
Марк отскочил в сторону. Я съежилась на столе. Напряжение лопнуло, как мыльный пузырь.
Момент был разрушен. Безвозвратно.
Марк посмотрел на кота, потом на меня, потом на беспорядок на полу. И вдруг рассмеялся. Не ухмыльнулся, а по-настоящему рассмеялся – глубоким, грудным смехом.
– Кажется, у меня появился конкурент, – сказал он, вытирая слезы из уголков глаз. – И он явно против пункта 3.4.
Я посмотрела на своего пушистого спасителя, который теперь с невозмутимым видом вылизывал лапу, и тоже не выдержала. Меня прорвало. Я смеялась до слез, до колик в животе. От нервного напряжения, от абсурдности ситуации, от того, что я сижу на кухонном столе с мокрыми трусами, а мужчина, который только что довел меня до грани оргазма одними словами, хохочет над моим котом.
– Кажется, наш контракт нуждается в еще одном пункте, – сказал он, немного успокоившись. – «Не возбуждать хозяйку в присутствии кота».
Я спрыгнула со стола, чувствуя, как горят щеки.
– Думаю, на сегодня с нас хватит правил.
– Согласен, – он кивнул, становясь снова серьезным, но в глазах его все еще плясали черти. – Теорию мы прошли. Практика начнется тридцать первого. Будь готова, Лиза. К каждому пункту.
Он подошел к двери.
– И да. Стол… отличный. Крепкий. Выдержит. Я проверил.
Он подмигнул мне и вышел, на этот раз по-настоящему.
Я осталась одна посреди своей разгромленной кухни, с запахом базилика, мужского парфюма и собственного возбуждения. В руках я все еще сжимала блокнот с рецептами. На чистой странице кривым, дрожащим почерком было выведено: «Пункт 3. Поцелуи. Глубокие. Репетиция. СТОЛ».
Я посмотрела на стол. Потом на кота. Потом на мокрое пятно, медленно расплывавшееся на моих штанах.
Да, шоу определенно обещало быть незабываемым. И я понятия не имела, кто в нем будет режиссером, а кто – послушной актрисой. Или, может быть, мы оба были просто марионетками в руках у сумасшедшего сценариста по имени Желание.
Глава 3. Первое впечатление (слишком сильное)
Тридцать первое декабря началось с запаха его парфюма в тесном пространстве автомобиля. Я сидела на пассажирском сиденье его черного, хищного на вид внедорожника, который стоил, вероятно, больше, чем моя квартира вместе с котом, и пыталась дышать через раз. Он вел машину плавно, одной рукой небрежно перехватив руль, вторая лежала на подлокотнике, всего в нескольких сантиметрах от моего бедра. Я чувствовала тепло, исходящее от него, и это тепло, казалось, плавило пластик между нами, просачиваясь ко мне под кожу.
На мне было темно-зеленое шерстяное платье. Простое, с длинными рукавами и воротником-стойкой. Длина – чуть ниже колена. Я называла его своей «броней хорошей девочки». Оно кричало: «Я серьезная, ответственная дочь, у которой все под контролем». Но под этой броней, на моей коже, был комплект черного кружевного белья. Его прощальный приказ два дня назад не выходил у меня из головы. «Надень то кружевное белье… Никто его не увидит. Но мы оба будем знать, что оно там». Этот ублюдок. Он не просто играл роль, он создавал для нас отдельную, невидимую для всех реальность. И в этой реальности я уже была наполовину раздета. Кружево слегка царапало кожу, постоянное, едва ощутимое напоминание о том, что под слоем приличий скрывается предательское, жаждущее тело.
– Нервничаешь? – его голос, низкий и ровный, разрезал тишину, в которой до этого звучал лишь тихий джаз из динамиков.
– С чего бы? – я постаралась, чтобы мой тон прозвучал максимально безразлично. – Я просто везу наемного актера знакомить с семьей. Обычное дело перед Новым годом. Почти традиция.
Он усмехнулся, не отрывая взгляда от заснеженной дороги.
– Актерская игра – это тоже работа. И я подхожу к ней со всей ответственностью. Легенду помнишь?
– Как «Отче наш», – пробормотала я. – Мы познакомились два месяца назад на конференции по веб-дизайну, куда тебя, успешного владельца IT-стартапа, занесло в поисках новых талантов. Ты увидел меня, был сражен моей неземной красотой и интеллектом, преследовал меня неделю, и я, неприступная крепость, наконец пала под твоим напором. С тех пор мы безумно влюблены, но скрывали наши отношения, потому что… почему, кстати?
– Потому что счастье любит тишину, – ровным тоном ответил он. – А еще потому, что я хотел сначала убедиться, что мои намерения серьезны, прежде чем знакомить тебя со своей семьей. А ты, как девушка с высокими моральными принципами, не хотела представлять родителям «просто очередного парня». Это звучит благородно, романтично и снимает все вопросы, почему они обо мне до сих пор не слышали.
– Господи, да тебе надо сценарии для мыльных опер писать, – я отвернулась к окну, наблюдая, как мимо пролетают заснеженные ели.
– Я просто знаю свою аудиторию, – он на мгновение повернул голову в мою сторону, и его взгляд скользнул по моему профилю, задержался на шее. Я почувствовала это прикосновение, будто он провел по коже кончиками пальцев. – Твоя мама – романтик. Отец – прагматик. Бабушка – скептик. Я приготовил для каждого свою наживку.
– А для меня? Какую наживку ты приготовил для меня? – слова сорвались с языка прежде, чем я успела подумать.
Он снова усмехнулся, и в этой усмешке было что-то темное, обещающее.
– А ты, Лиза, не аудитория. Ты – моя партнерша по сцене. И твоя наживка – это пункт 3.4.
Пункт 3.4. «Никакой близости». Который мы договорились нарушать. При одной мысли об этом по телу пробежала горячая дрожь. Я сжала колени, чувствуя, как влажно и горячо становится в трусиках. Черт. Он даже не прикасался ко мне, а мое тело уже было готово сдаться.
Подъезд к родительскому дому был похож на сцену из рождественской открытки. Двухэтажный дом из сруба, украшенный гирляндами, дым из трубы, огромная елка во дворе. Из окон лился теплый свет, обещающий уют, глинтвейн и мамины пироги. Обычно я обожала это место, но сегодня оно казалось мне минным полем.
– Мило, – произнес Марк, глуша мотор. – Очень аутентично.
– Постарайся не сломать ничего ценного, – проворчала я, отстегивая ремень безопасности. – Особенно мою психику.
– Расслабься, моя девочка, – он накрыл мою руку, лежавшую на сиденье, своей. Его ладонь была огромной, горячей и тяжелой. Она накрыла мою полностью, и это простое прикосновение было до неприличия интимным. – Шоу начинается. Просто следуй моему сценарию.
Он вышел из машины, обошел ее и открыл мне дверь, как настоящий джентльмен. Протянул руку. Я вложила в нее свои дрожащие пальцы, и он помог мне выйти на хрустящий снег. Входная дверь распахнулась прежде, чем мы успели дойти до крыльца. На пороге стояла мама, в нарядном фартуке поверх платья, с лицом, на котором смешались тревога, любопытство и надежда.
– Лизонька! Наконец-то! А мы вас уже заждались! – ее взгляд тут же переметнулся на Марка, и на долю секунды она замерла, оценивая. Я видела, как в ее глазах промелькнуло одобрение. Ну еще бы. Рядом со мной стоял не прыщавый студент, а сошедший со страниц журнала GQ бог. – Здравствуйте! Я Ирина, Лизина мама.
– Марк, – он улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой, от которой у меня внутри все сжалось. – Очень приятно познакомиться. Лиза так много о вас рассказывала. И, судя по запахам, она сильно преуменьшала ваши кулинарные таланты. Это для вас.
Он протянул маме не банальный букет, а элегантную коробку, в которой на подушке из мха лежала редкая орхидея в горшке. Мама ахнула. Наживка для романтика сработала безотказно.
– Боже мой, какая красота! Марк, не стоило… Проходите же, не стойте на морозе!
В доме пахло хвоей, корицей и жареной уткой. В гостиной потрескивал камин, и на диване перед ним сидел папа, делая вид, что читает газету, хотя я знала, что он сверлил нас взглядом поверх страниц.
– Пап, знакомься, это Марк, – сказала я, чувствуя себя так, будто представляю на семейном совете инопланетного захватчика.
Папа отложил газету и поднялся. Он был невысоким, коренастым, с крепким рукопожатием, которое не раз ставило в тупик моих предыдущих, менее внушительных ухажеров.
– Виктор, – представился он, протягивая руку.
– Марк, – ответил тот, и их руки встретились. Я следила за этой сценой, затаив дыхание. Рукопожатие было крепким, уверенным, но без лишнего давления. Мужское. Уважительное. – Лиза говорила, у вас тут настоящая русская баня. Я сам большой любитель. Если будет время, может, затопим?
Папины брови поползли вверх от удивления. Наживка для прагматика. Он не стал лебезить, а сразу перешел на «мужскую» территорию.
– Хорошая мысль, – одобрительно хмыкнул папа. – Посмотрим.
Из кухни, шурша шелковым халатом, появилась бабушка Анна. Мой личный детектор лжи. Она смерила Марка цепким взглядом своих выцветших голубых глаз, от которого мне всегда становилось не по себе.
– Так вот ты какой, северный олень, – проскрипела она вместо приветствия.
Я чуть не подавилась воздухом.
Марк даже не моргнул. Он подошел к ней, мягко взял ее сухую, в пигментных пятнах руку и поднес к губам. Не поцеловал, а лишь коснулся губами воздуха над ее кожей. Галантно. Старомодно.
– Для вас, Анна, я готов быть кем угодно, – его голос стал бархатным, обволакивающим. – Но предпочел бы быть вашим любимым будущим внуком. Выглядите потрясающе. Этот цвет вам очень к лицу.
Бабушка на секунду опешила. А потом на ее морщинистых щеках проступил едва заметный румянец. Наживка для скептика – лесть на грани дерзости. Оскароносный ублюдок. Он обработал всю мою семью за три минуты. Я стояла рядом, чувствуя себя реквизитом в его гениальном спектакле. Его рука все это время лежала у меня на пояснице, большой палец поглаживал ткань платья, посылая разряды тока по всему телу.
– Ну, чего стоите? – спохватилась мама. – Раздевайтесь, мойте руки и за стол! Утка стынет!
Ужин был похож на допрос под прикрытием семейной трапезы. Вопросы сыпались со всех сторон, но Марк отбивал их с ловкостью профессионального теннисиста.
– А чем именно занимается ваш стартап, Марк? – начал папа.
– Мы разрабатываем системы безопасности для мобильных банковских приложений. Довольно скучная, но прибыльная рутина, – он подмигнул папе, и тот понимающе кивнул. «Прибыльная рутина» – это был пароль для входа в клуб «серьезных мужчин».
– А родители ваши где живут? – не унималась мама.
– В Петербурге. Отец – хирург, мама – искусствовед. Очень хотели приехать, познакомиться, но у отца дежурство в праздники. Передавали вам наилучшие пожелания и приглашали летом в гости на белые ночи.
Бум. Одним выстрелом двух зайцев: и приличная семья, и долгосрочные планы. Мама расплылась в улыбке.
– Лизонька, а Марк тебе помогает по дому? Мужчина должен быть хозяйственным! – вступила бабушка.
Я открыла рот, чтобы сказать, что мы еще не живем вместе, но Марк меня опередил.
– К сожалению, у Лизы такой творческий беспорядок, что я боюсь нарушить гармонию своим вмешательством, – он улыбнулся мне так нежно, что у меня свело зубы. – Но я отлично готовлю стейки. Как-нибудь обязательно вас угощу, Анна. Обещаю, вы забудете про все свои рецепты.
Бабушка фыркнула, но я видела, что и эта крепость дала трещину.
Все это время он сидел рядом со мной, и его бедро прижималось к моему. Под столом, скрытая от всех глаз, разворачивалась другая, безмолвная драма. Сначала он просто положил руку мне на колено, поверх платья. Жест был собственнический, демонстративный, предназначенный для моей семьи. Я напряглась, но заставила себя не двигаться. Потом его пальцы начали медленно, почти невесомо, поглаживать шерстяную ткань. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Ритмично. Гипнотизирующе.
– …так вот, я говорю нашему начальнику отдела, что так дела не делаются, – вещал папа, увлеченный какой-то своей рабочей историей.
Я кивала, делая вид, что слушаю, но все мое внимание было сосредоточено на этой руке. На том, как его тепло проникает через ткань, согревая мою кожу. Жар, густой и липкий, как карамель, потек вниз по животу, собираясь между ног в пульсирующее, влажное пекло.
– Лиза, ты такая бледная, тебе нехорошо? – обеспокоенно спросила мама.
– Все в порядке, мам, просто немного устала, конец года, – пролепетала я, чувствуя, как краска заливает щеки. Я была не бледная. Я горела.
Марк сжал мое колено чуть сильнее, как бы в знак поддержки, и сказал:
– Моя девочка слишком много работает. Я ей постоянно говорю, что нужно больше отдыхать.
«Моя девочка». Он снова произнес это, и трусики под платьем стали ощутимо мокрыми.
А потом его рука двинулась выше. Медленно, сантиметр за сантиметром, она скользнула по моему бедру, поднимая подол платья. Я замерла, вцепившись пальцами в скатерть. Сердце ухнуло в ребра с такой силой, что я боялась, мама услышит его аритмию через всю комнату. Его пальцы коснулись моих колготок. Тонкий, гладкий капрон. А потом, не останавливаясь, он двинулся еще выше, туда, где колготки заканчивались и начиналась голая кожа.
Его ладонь легла на внутреннюю сторону моего бедра. Горячая, широкая, она накрыла мою нежную кожу, и я едва не застонала в голос. Это было уже не шоу для родителей. Это было для меня. Это было прямое, наглое нарушение всех границ. И, боже, как же мне это нравилось.
– …и тогда мы решили полностью поменять концепцию дизайна, – я услышала свой собственный голос, отвечающий на какой-то папин вопрос о работе. Я понятия не имела, о чем говорю. Мозг, отвечающий за связную речь, отключился. Ушел в отпуск. Оставил записку: «Ушли на порно-перерыв, вернемся нескоро».
Большой палец Марка начал свое медленное, пыточное движение. Он поглаживал мою кожу. Круговыми движениями. Медленно, лениво, будто у него в запасе была вся вечность. Я чувствовала каждую ворсинку на его коже, каждый изгиб его сустава. Дыхание перехватило. Я отчаянно пыталась сделать вдох, но легкие будто наполнились бетоном. Внизу живота все скрутилось в один тугой, вибрирующий узел желания. Я бессознательно сжала бедра, пытаясь поймать его руку, прижать ее к себе еще плотнее.
– Лиза, передай, пожалуйста, салат, – попросила бабушка.
Я повернулась к ней, пытаясь улыбнуться, но, кажется, получился какой-то жуткий оскал. Мои руки дрожали. Я взяла салатницу и передала ее через стол. В этот момент палец Марка скользнул еще выше, опасно близко к кромке моих кружевных трусиков. Я это почувствовала. Он это почувствовал. Я знала, что он чувствует влажную ткань. Я резко дернула рукой, и ложка из салатницы с оглушительным звоном упала на пол.
– Ой! – пискнула я. – Простите, какая я неуклюжая.
Все взгляды устремились на меня.
– Я подниму, – тут же сказал Марк.
Прежде чем я успела его остановить, он скользнул со стула и скрылся под столом. Я зажмурилась, предчувствуя катастрофу. Секунду ничего не происходило. Я слышала только стук собственного сердца. А потом я почувствовала его горячее дыхание. Прямо на моей коже, там, где закончилось платье и начиналось все самое интересное. Он не просто искал ложку. Он… он вдыхал мой запах. Я была уверена в этом.
А потом кончик его носа коснулся края моих мокрых трусиков.
Из моей груди вырвался сдавленный звук, похожий на всхлип.
– Лизонька, что с тобой? – встревожилась мама.
– Поперхнулась, – прохрипела я.
В этот момент Марк вынырнул из-под стола, с ложкой в одной руке и с самодовольной дьявольской ухмылкой на лице.
– Нашел, – сказал он, глядя прямо мне в глаза. В его взгляде было столько всего: торжество, обещание, чистое, незамутненное вожделение. Он видел меня насквозь. Он знал, что только что сделал со мной. Он знал, что я сижу за столом с родителями, с мокрыми трусами и телом, которое дрожит в предвкушении оргазма.
Он сел на место, и его рука снова легла мне на бедро, но на этот раз просто лежала, не двигаясь. Ему и не нужно было двигаться. Он уже завел механизм. Я была на грани. Еще одно прикосновение, один взгляд, одно слово, произнесенное его бархатным голосом, и плотина моих приличий рухнет, затопив эту идиллистическую семейную картину потоком грязных стонов.
– Так на чем мы остановились? – бодро спросил папа, не заметивший ничего, кроме упавшей ложки.
Я сидела, вцепившись в вилку, и смотрела в свою тарелку с уткой. Я отчаянно пыталась сосредоточиться на чем-то приземленном. На вкусе яблок. На скрипе половиц. На тиканье старых часов в углу. Но все, что я чувствовала – это фантомное прикосновение его носа к моей самой чувствительной точке, его тяжелую ладонь на моем бедре и липкую влагу между ног.
Спектакль был в самом разгаре. И я с ужасом понимала, что главный зритель, которого он пытался впечатлить, – это не моя семья. Это была я. И, судя по тому, как мое тело отзывалось на каждое его движение, я была готова аплодировать ему стоя. Желательно, без платья. И прямо на этом обеденном столе.
Глава 4. Одна спальня на двоих
Остатки утки с яблоками были убраны, посуда вымыта, а моя семья, разморенная едой и папиной клюквенной настойкой, плавно перетекла в гостиную к камину. Все, кроме меня. Я осталась на кухне под предлогом заваривания травяного чая, но на самом деле мне нужно было несколько секунд, чтобы собрать себя по частям. Мои внутренности все еще вибрировали после того, что произошло под столом. Я была похожа на гитарную струну, по которой провели смычком, и она все никак не могла успокоиться.
Я прижалась лбом к холодному стеклу окна, глядя на падающий снег. За моей спиной Марк вел непринужденную беседу с отцом о преимуществах зимней резины. Его голос – низкий, уверенный, обволакивающий – проникал даже сюда, на кухню, и вызывал новую волну мурашек. Этот человек был хамелеоном. Дьяволом. Гением. Он не просто играл роль, он вжился в нее, прописал ее в каждой своей клетке. А я… я была его главным спецэффектом. Мой румянец, мое сбитое дыхание, мои дрожащие руки – все это было частью его постановки. Самое унизительное было то, что мне даже не приходилось играть. Мое тело реагировало на него с первобытной, неконтролируемой честностью.
– Лизонька, ты чего тут замерзла?
Мамин голос заставил меня вздрогнуть. Она подошла сзади и обняла меня за плечи.
– Да так, просто смотрю на снег. Красиво.
– Красиво, – согласилась мама, но смотрела она не в окно, а на меня. – Он замечательный, Лиза.
Я знала, о ком она.
– Кто? – зачем-то спросила я, изображая непонимание.
– Марк. Он… настоящий. Умный, воспитанный, с чувством юмора. И смотрит на тебя так… – она мечтательно вздохнула. – Так твой отец на меня смотрел тридцать лет назад. Будто хочет съесть, а вокруг люди, и это неприлично.
Я чуть не подавилась воздухом. Мама, оказывается, была куда проницательнее, чем я думала. Он действительно хотел меня съесть. И я, кажется, была совсем не против стать его новогодним ужином.
– Мам, не придумывай.
– Я ничего не придумываю. Я вижу. Наконец-то моя девочка счастлива. Я так рада, так рада… – она прижалась ко мне еще крепче. – Я уже и комнату вам приготовила. Твою старую спальню. Постелила новое белье, шелковое. Помню, как ты жаловалась, что вторая гостевая вся завалена моими швейными принадлежностями. Так я и не стала разбирать. Вам же вдвоем будет уютнее.
Слова мамы обрушились на меня, как лавина. Медленно, но неотвратимо. Я замерла, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Одна. Комната. На. Двоих.
Шелковое. Белье.
– Что? – пролепетала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Мам, но… мы могли бы… Я могу на диване…
– Что за глупости! – всплеснула руками мама. – Своего мужчину на диван? Еще чего! Не выдумывай, Лиза. Все уже решено. Идите, располагайтесь, вы, наверное, с дороги устали.
Она чмокнула меня в щеку и упорхнула обратно в гостиную, оставив меня одну посреди кухни, которая внезапно показалась мне эшафотом.
Я медленно повернулась. В дверном проеме стоял Марк. Он все слышал. И судя по хищному блеску в его глазах и едва заметной ухмылке, игравшей на губах, он был не просто в курсе – он был в восторге.
«Вам же вдвоем будет уютнее». Мамины слова стучали в моей голове, как похоронный марш. Или как прелюдия к чему-то дикому и запретному. Я еще не решила.
– Ну что ж, – произнес Марк тихо, так, чтобы слышала только я. Его голос был пропитан самодовольством. – Кажется, наш спектакль выходит на новый уровень иммерсивности. Полное погружение.
– Я убью тебя, – прошипела я, проходя мимо него в коридор, чтобы забрать наши сумки.
– Позже, любимая, – он подхватил свой рюкзак и мою небольшую дорожную сумку. – Сначала нам нужно убедительно сыграть счастливую пару, которая отправляется в свое любовное гнездышко. Улыбайся, Лиза. Твоя мама смотрит.
Я заставила себя растянуть губы в подобии улыбки и, пожелав всем спокойной ночи, поплелась вверх по лестнице. Каждый скрип старых деревянных ступеней отдавался в моей голове набатом. Я шла на собственную казнь. Или в рай. Разница была неощутима.
Марк шел сзади. Я чувствовала его присутствие каждой клеткой. Чувствовала его взгляд на своей заднице, обтянутой платьем. Чувствовала жар его тела. Когда мы поднялись на второй этаж и скрылись из вида гостиной, я резко развернулась.
– Этого не было в контракте, – выпалила я шепотом.
– Какого контракта? – он невинно захлопал ресницами. – Того, который я разорвал у тебя на кухне? Лиза, мы импровизируем. Это джаз. Следуй за мелодией.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.





