Ирония судьбы для зумеров

Глава 1: Дедлайн в красном

Декабрь рычал за панорамным окном тридцать восьмого этажа голодным, серым зверем. Он швырял в бронированное стекло горсти колючего снега, выл в сочленениях стальной рамы, но внутрь прорваться не мог. Внутри, в личном кабинете Алины Воронцовой, царил стерильный, кондиционированный покой и запах дорогих амбиций – терпкая смесь эспрессо, бумаги и ее парфюма с нотами бергамота, который стоил как месячная зарплата ее ассистентки.

Цифры. Кофе. Тишина.

Три кита, на которых держалась ее вселенная.

Алина откинулась на спинку эргономичного кресла, ощущая, как напряженные мышцы спины протестующе заныли. Кожаное чудовище за двести тысяч рублей тихо скрипнуло, принимая ее уставшее тело. Взгляд, сухой и колючий от двенадцати часов непрерывного смотрения в монитор, скользнул по экрану. Последняя ячейка в сводной таблице годового отчета. Ячейка G-247. Ее личный Эверест. Ее Голгофа. Ее пропуск в новую жизнь.

Подчиненные давно разбежались, щебеча про оливье и мандарины, оставив после себя в опенспейсе едва уловимый аромат шампанского и вины. Вины за то, что бросали своего руководителя в самый ответственный момент. Алина усмехнулась. Им было невдомек, что она сама выгнала их пинками, чтобы никто не путался под ногами. Чтобы ничто не отвлекало от священнодействия. От закрытия года.

Новый год. Она ненавидела это словосочетание. Для всего мира это была ночь волшебства, фейерверков и пьяных надежд. Для нее – всего лишь дедлайн. Жесткий, красный, как кровь, дедлайн, отделявший ее, старшего аналитика, от должности руководителя отдела. Виктор Павлович, ее прямой начальник и скользкий тип с повадками стареющего плейбоя, так и сказал две недели назад, похлопав ее по плечу чуть ниже, чем позволял корпоративный этикет: «Алиночка, закрой год с блеском, сведи все дебеты с кредитами так, чтобы комар носа не подточил, и кресло – твое. Считай, новогодний подарок от фирмы».

Подарок. Она знала цену этим «подаркам». Две недели без сна, тонны кофеина, влитого в организм, и полное отсутствие личной жизни, которой, впрочем, и так не было. Ее единственным партнером в последнее время был этот самый отчет – капризный, требовательный, высасывающий все соки. Но она почти кончила. С ним.

Пальцы – длинные, с идеальным нюдовым маникюром – зависли над клавиатурой. Последняя цифра. Момент истины. Она ввела ее, нажала Enter, и программа на секунду задумалась, пересчитывая сотни формул. Алина задержала дыхание. На экране загорелось зеленое «ОК». Все сходилось. До последнего цента.

Плечи обмякли. Она откинула голову назад, прикрыв глаза. Тишина в кабинете стала почти осязаемой, густой. Сквозь нее едва пробивался далекий гул города, готовящегося к празднику. Она чувствовала себя выжатой до последней капли. Брючный костюм цвета мокрого асфальта, сшитый на заказ, казалось, врос в кожу. Узкая юбка-карандаш, обычно подчеркивавшая идеальную линию бедер, сейчас ощущалась как испанский сапог. А шелковая блузка неприятно липла к спине. Она позволила себе одну-единственную вольность за весь день – расстегнула верхнюю пуговицу. Маленький бунт против собственного перфекционизма.

Нужно было отправить отчет Виктору Павловичу и валить из этого стеклянного аквариума, который она называла офисом. Она выделила файл, прикрепила к письму с сухой темой «Годовой отчет. Финальная версия» и уже занесла палец над кнопкой «Отправить», как дверь в кабинет тихо скрипнула.

– Алина Андреевна? Вы еще здесь?

На пороге стояла Катя, ее ассистентка. Двадцатитрехлетнее создание с наивными глазами и верой в новогодние чудеса. На ней был дурацкий свитер с оленями, а из ушей свисали сережки в виде елочных шаров, обсыпанных блестками. От нее пахло мандаринами и корицей. Этот запах ворвался в стерильный мир Алины, как пьяный дебошир в библиотеку.

– Как видишь, – голос Алины прозвучал более хрипло и устало, чем она ожидала. Она откашлялась. – Катя, я же сказала всем идти домой.

– Я знаю, но я телефон забыла, – Катя виновато улыбнулась, теребя в руках смартфон. – А потом увидела, что у вас свет горит… Я вам кофе принесла. С сиропом. Имбирный пряник. Для настроения.

Она поставила на стол большой бумажный стаканчик с рождественским рисунком. Запах имбиря и патоки ударил в нос, вызывая тошноту.

– Спасибо, Катя, но я не пью сладкий кофе.

«И не нуждаюсь в твоем навязанном настроении», – хотелось добавить ей, но она сдержалась. Девочка ни в чем не виновата. Это у нее аллергия на всеобщее счастье.

– Ой, простите, я забыла, – Катя смутилась. – Вы такая молодец, Алина Андреевна. Все уже три дня как шампанское пьют, а вы работаете. Виктор Палыч вас точно повысит. Все в отделе только об этом и говорят.

Алина поморщилась. Пустые разговоры. Пока приказ не подписан, все это – лишь сотрясание воздуха.

– Разговорами сыт не будешь, Катя. Иди домой. Празднуй.

– А вы? У вас есть планы? – не унималась ассистентка.

Планы. Какие у нее могли быть планы? Принять горячую ванну, выпить бокал дорогого вина, которое она купила специально для этого момента, и отключиться. Забыть про цифры, дедлайны и Виктора Павловича с его сальными намеками. Идеальный Новый год.

– Грандиозные, – сухо бросила Алина, поворачиваясь к монитору. Это был ясный намек, что разговор окончен.

– Ну… тогда с наступающим! – щебенула Катя и, помахав рукой, выпорхнула за дверь.

Алина проводила ее тяжелым взглядом. Иногда ей казалось, что они с Катей принадлежат к разным биологическим видам. Одна – легкая, порхающая бабочка. Другая – глубоководная хищная рыба, привыкшая к давлению и темноте.

Она снова посмотрела на экран. Палец завис над кнопкой «Отправить». Это было похоже на нажатие красной кнопки. Запуск ракеты. После этого пути назад не будет. Она нажала. Полоска загрузки пробежала за долю секунды. Ушло. Ее годовой труд, ее бессонные ночи, ее будущее – все это теперь было в почтовом ящике Виктора Павловича.

Она позволила себе выдохнуть. Громко, со стоном. Потянулась, чувствуя, как хрустят позвонки. Тонкая ткань блузки натянулась на груди, очерчивая контуры дорогого кружевного белья. Она встала, подошла к панорамному окну.

Внизу Москва уже вовсю полыхала праздничными огнями. Гирлянды на деревьях, светящиеся инсталляции, бесконечные пробки из красных и белых точек-фар. Город гудел, предвкушая полночь. А она стояла здесь, на тридцать восьмом этаже, в полной тишине, и чувствовала себя абсолютно оторванной от этого всеобщего безумия. Чужой на этом празднике жизни.

Телефон на столе завибрировал. На экране высветилось «Виктор Павлович». Сердце пропустило удар. Неужели так быстро?

– Слушаю, Виктор Павлович.

– Алиночка, голубушка! – голос в трубке был маслянистым и чересчур бодрым. На заднем плане слышалась музыка и смех. Корпоратив другого департамента, куда он укатил еще в обед. – Получил твое письмо! Умничка! Золото, а не работник!

– Я старалась, – ровно ответила Алина, хотя внутри все сжалось в тугой комок ожидания.

– Я в тебе и не сомневался! Настоящая акула бизнеса, всех конкурентов порвешь! – он рассмеялся своей фирменной неприятной кхекающей скороговоркой. – Слушай, раз уж ты у нас такая ответственная и все равно в офисе, не могла бы ты заскочить ко мне в кабинет? Я там папку одну забыл, синюю, на столе лежит. А мне она с утра кровь из носу нужна будет.

Алина замерла. Его кабинет находился на сорок пятом этаже. В другом крыле башни.

– Виктор Павлович, но… – она хотела сказать, что рабочий день окончен, что она выжата как лимон, что это не входит в ее обязанности. Но слова застряли в горле. Впереди маячило кресло руководителя отдела. Приходилось прогибаться.

– Алиночка, не будь букой! – его тон стал заискивающе-повелительным. – Тебе же не сложно? А я это запомню. Очень хорошо запомню, когда буду приказ о твоем назначении подписывать.

Шантаж. Дешевый, неприкрытый шантаж. Она стиснула зубы так, что заходили желваки.

– Хорошо, Виктор Павлович. Я занесу.

– Вот и славно! – промурлыкал он. – Тогда жду тебя после праздников уже в новом статусе! С наступающим, моя хорошая!

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Алина с силой сжала телефон в руке, пока пластик не затрещал. «Моя хорошая». От этого обращения по коже пробежали мурашки отвращения. Она ненавидела его. Ненавидела его покровительственный тон, его липкие взгляды, его гнилые методы управления. Но она была умнее. Она использовала его, как и он ее. Это была просто сделка. Она ему – идеальный отчет и беспрекословное подчинение. Он ей – власть и независимость. А когда она получит свое, она сотрет его в порошок. С наслаждением.

Она бросила телефон на стол, подхватила сумочку и пиджак. Посмотрела на себя в темное стекло окна. Строгая, собранная женщина. Темные волосы собраны в тугой пучок, ни единого выбившегося локона. Бледное лицо, чуть тронутое усталостью. Темно-красная помада на губах – единственное яркое пятно, боевая раскраска. Взгляд хищницы. Она нравилась себе такой. Сильной. Непробиваемой.

Путь до его кабинета был как путешествие по мертвому кораблю. Пустые коридоры, темные опенспейсы, где на столах сиротливо мерцали гирлянды, забытые в спешке. Тишину нарушал лишь стук ее шпилек по керамограниту. Цок-цок-цок. Ритм ее раздражения.

Кабинет Виктора Павловича был вдвое больше ее собственного. Пафосный, безвкусный, с огромным дубовым столом и кожаными диванами. Он пах застоявшимся табачным дымом и дешевым одеколоном. Синяя папка действительно лежала на самом краю стола. Алина схватила ее, брезгливо держа двумя пальцами, словно это была дохлая крыса.

Теперь – вниз. В холл. А оттуда – в подземный паркинг, к ее машине. К свободе. К заслуженному бокалу ледяного совиньон блан.

Она вызвала лифт. В огромном холле сорок пятого этажа было четыре лифтовых шахты. Загорелась кнопка крайнего правого. Двери из полированной стали бесшумно разъехались, открывая нутро кабины, отделанной темным деревом и зеркалами. Алина шагнула внутрь.

В зеркале отразилась она – уставшая, злая, но не сломленная. Она нажала кнопку с литерой «Р1». Подземный паркинг, первый уровень. Двери начали закрываться. И в последнюю секунду, когда щель была уже не больше тридцати сантиметров, в нее кто-то ввалился.

Точнее, ввалился огромный красный мешок, а следом за ним – его владелец.

Это был Дед Мороз.

Нет, не так. Это был какой-то суррогат Деда Мороза. Дешевая версия с AliExpress. Красный халат из синтетического бархата, явно знававший лучшие дни. Борода из свалявшейся ваты, приклеенная криво и обнажавшая полоску колючей щетины на подбородке. И запах. От него пахло хвоей, дешевым коньяком и мужским потом.

– Уф, успел! – выдохнул он, поправляя мешок и шапку, съехавшую набок. Голос у него был низкий, с приятной хрипотцой, совершенно не вязавшийся с идиотским нарядом.

Двери за ним закрылись, отрезая их от остального мира. Лифт плавно поехал вниз.

Алина отступила в дальний угол, стараясь увеличить дистанцию между собой и этим… недоразумением. Она окинула его ледяным взглядом с головы до ног. Высокий, под два метра. Плечистый. Под тонкой тканью халата угадывались крепкие мышцы. Из-под ватной бороды виднелись плотно сжатые губы с чуть насмешливой складкой в уголке. А глаза… Глаза были неожиданно яркими, светло-карими, почти медовыми, и смотрели на нее с откровенным, наглым любопытством.

– Тяжелый денек, Снегурочка? – хмыкнул он, окидывая ее ответным взглядом, который почему-то заставил ее почувствовать себя голой под строгим костюмом. Его взгляд не скользнул – он прошелся. По линии шеи, по ложбинке между ключицами, выглядывающей из-под расстегнутой пуговицы, задержался на груди, спустился к узкой талии и бедрам.

Алина вскинула подбородок.

– Я не Снегурочка. И мы с вами не знакомы, – отчеканила она.

– А жаль, – он ухмыльнулся. Ухмылка была обезоруживающей и бесила еще больше. – Я Кирилл. А вы, я так понимаю, работаете до последнего, чтобы заслужить подарок от Дедушки?

Он подмигнул. Это было так пошло, так избито, что Алина почувствовала, как к щекам приливает кровь от раздражения.

– Мое рабочее время вас не касается. Так же, как и моя личная жизнь.

– О, какие мы серьезные, – протянул он, прислоняясь к стене лифта и скрещивая руки на груди. – Не любите Новый год?

– Ненавижу, – выплюнула она, сама удивляясь собственной резкости.

– А я обожаю! – он широко улыбнулся. – Лучшее время, чтобы заработать на пиво и порадовать детишек. Ну, или не совсем детишек. Еду с корпоратива юридической фирмы. Такие снегурочки там были, закачаешься! Но все какие-то… скучные. Не то что вы. В вас перчинка чувствуется.

Он снова оглядел ее, и в этот раз в его взгляде было что-то такое, от чего низ живота на мгновение свело странной, незнакомой судорогой. Она тут же подавила это ощущение. Гнев. Это был просто гнев.

Лифт проехал сороковой этаж. Тридцать девятый.

– Вы не могли бы просто помолчать до конца поездки? – попросила она, глядя на светящиеся цифры над дверью.

– Мог бы. Но не хочу, – он оттолкнулся от стены и сделал шаг к ней. Пространство в кабине мгновенно сжалось. Его запах – коньяк, хвоя и что-то еще, простое, мужское, – окутал ее. – Вам скучно, мне скучно. Почему бы не скрасить последние минуты уходящего года приятной беседой?

– Потому что я не вижу в вас приятного собеседника. Я вижу в вас пьяного аниматора в дурацком костюме.

Ее слова должны были его задеть, но он лишь рассмеялся.

– В точку. Кроме слова «пьяный». Я – выпивший. Это разные состояния души. И потом, костюм – это всего лишь рабочая форма. Под ним, – он понизил голос, и тот стал бархатным, интимным, – скрывается много чего интересного.

В этот момент лифт дернулся. Раз, другой. Затем раздался скрежет, и кабина резко остановилась, погрузившись в полумрак. Загорелась лишь одна тусклая аварийная лампочка под потолком.

Цифры над дверью погасли.

Они застряли.

Тридцать первого декабря. За час до Нового года. Вдвоем. В металлической коробке где-то между тридцать седьмым и тридцать шестым этажами.

– Вот черт, – выдохнул Кирилл, теряя свою напускную браваду.

А Алина почувствовала, как ледяные пальцы паники сжимают ее горло. Она ненавидела Новый год. Но, кажется, он решил доказать ей, что это чувство может быть взаимным. И очень, очень сильным.

Глава 2: Очень плохой Санта

Глава 2: Очень плохой Санта

Кирилл почесал под бородой. Точнее, под тем комком синтетической ваты, который по недоразумению назывался бородой. Она кололась, как сосновый еж, лезла в рот и пахла антресолью, где пролежала последний год. Он сдернул ее и швырнул на диван, заваленный одеждой, старыми журналами и пустой коробкой из-под пиццы. Свобода.

Его съемная однушка на окраине была антиподом мира, из которого он только что сбежал. Никакого стерильного минимализма. Здесь царил уютный, творческий хаос. Гирлянда с разноцветными лампочками висела на карнизе круглый год, потому что снимать ее было лень, а с ней как-то веселее. На подоконнике умирал в горшке кактус, который он периодически пытался реанимировать пивом. На стене висел постер с Дэдпулом в шапке Санта-Клауса. Родственная душа.

– Хо-хо-хо, твою мать, – пробормотал Кирилл в пустоту, стягивая с себя красный тулуп. Под ним обнаружилась простая черная футболка и джинсы.

Еще один корпоратив отработан. Еще тридцать тысяч рублей упали на карту. Легкие деньги. Ну, почти. Таскать на себе этот синтетический ад, потеть под светом софитов и выслушивать пьяные откровения менеджеров среднего звена было тем еще испытанием. Но Кирилл относился к этому философски. Новый год – это его личная золотая лихорадка. Две недели интенсивной «дедморозовщины» – и можно спокойно жить пару месяцев, не думая о том, где взять денег на аренду, крафтовое пиво и новые струны для гитары.

Его план на жизнь был прост, как три копейки: не напрягаться. Он перепробовал все – был бариста, курьером, даже пытался вести блог про уличную еду. Но нигде не задерживался надолго. Любая рутина, любой график с девяти до шести вызывали у него клаустрофобию. А вот быть Дедом Морозом – это было другое. Это была игра. Две недели в году он мог быть кем угодно: весельчаком, волшебником, немного мошенником. Он надевал красный костюм, как супергеройский плащ, и шел творить добро. Ну, или то, что ему заказывали.

Сегодняшний заказ был из разряда «лакшери». Юридическая фирма «Фемида и Партнеры» в самом сердце Сити. Небоскреб, от вида которого кружилась голова. Дресс-код для гостей – black tie. А для него – красный тулуп и валенки. Он чувствовал себя там деревенским дурачком на приеме у королевы.

Он прошелся по комнате, разминая затекшие плечи. Включил старенький ноутбук, из колонок полился хриплый блюз. Идеальный саундтрек для подведения итогов дня. На столе его ждал главный трофей – початая фляжка с коньяком. Он отвинтил крышку, сделал хороший глоток. Тепло обожгло горло и огненной волной прокатилось по телу, смывая усталость и остатки чужого праздника.

В программе на вечер был еще один выезд. Последний, самый жирный. Корпоратив IT-гиганта в том же самом бизнес-центре. «Sky Solutions». Гонорар – пятьдесят тысяч за два часа. За такие деньги он был готов не только стишки слушать, но и джигу с оленями сплясать. А после – свобода. Он уже договорился с друзьями встретиться в их любимом баре «Синяя борода». Пропустить по паре стаканов чего-нибудь крепкого, съесть бургер и встретить полночь без всей этой мишуры и фальшивых улыбок. Просто, по-человечески.

Телефон пиликнул. Сообщение от заказчика: «Кирилл, вы где? Мы начинаем через час. Сорок пятый этаж, переговорная «Юпитер». Не опаздывайте!»

– Уже лечу, мои хорошие, – пробормотал он, глядя на свое отражение в темном экране ноутбука. Взъерошенные темные волосы, легкая щетина, уставшие, но смеющиеся глаза. Он подмигнул сам себе. Пора снова надевать доспехи.

Он снова натянул красный халат, который уже успел пропитаться его собственным запахом, приправленным коньячным амбре. Поправил кушак. Снова водрузил на подбородок колючего ежа. Нахлобучил шапку. Взял в руки посох – обычную палку, обмотанную фольгой, – и гигантский красный мешок, набитый пенопластом для объема. Внутри, в потайном кармане, лежало то, ради чего все и затевалось, – несколько дорогих подарочных наборов для топ-менеджеров.

Выходя из квартиры, он бросил взгляд на гирлянду. Она подмигнула ему желтым огоньком. «Удачи, старик», – как бы говорила она.

Такси ползло по заснеженным улицам, увязнув в предновогодних пробках. Кирилл смотрел в окно на суетящихся людей с пакетами, на сияющие витрины, на падающий снег. Он любил эту атмосферу. Не за волшебство, в которое давно не верил, а за энергию. Город гудел, как огромный улей, пьяный от предвкушения. И он был частью этого гула. Не офисным планктоном, запертым в стеклянной банке, а свободной пчелой, летящей на самый сладкий нектар.

Наконец, такси подкатило к знакомому небоскребу. Стеклянный монстр, протыкающий низкое серое небо. Кирилл расплатился, взвалил мешок на плечо и двинулся ко входу. Охранник на ресепшене, уже привыкший к его визитам, лишь лениво кивнул.

– Опять на смену, Дедушка?

– А то! Детишки заждались, – басом пророкотал Кирилл, входя в роль.

«Детишкам» было в среднем по сорок лет, и интересовали их не подарки, а бесплатный алкоголь и возможность ущипнуть Снегурочку за задницу. Роль Снегурочки сегодня исполняла девушка из их эвент-агентства, миловидная блондинка по имени Света. Она уже ждала его у лифтов, нервно теребя в руках папку со сценарием.

– Кирилл, ну наконец-то! Я уж думала, ты не приедешь! – зашептала она. – Там такой пафос, я боюсь слово не то сказать.

– Расслабься, Светлячок, – он ободряюще подмигнул ей. – Главное – улыбайся и хлопай ресницами. И помни, чем глупее шутка, тем громче они смеются. Проверено.

Они поднялись на сорок пятый этаж. Двери лифта разъехались, и их оглушил гул сотен голосов и громкая музыка. Переговорная «Юпитер» больше походила на бальный зал. Панорамные окна во всю стену, накрытые столы, с которых ломились яства, и толпа людей в дорогих костюмах и вечерних платьях. Офисные русалки и акулы бизнеса, выпущенные на волю.

Следующие полтора часа прошли как в тумане. Он отыграл свою программу на автомате. Громогласное «Здравствуйте, детишки!», хоровод вокруг елки (настоящей, пахнущей хвоей и деньгами), дурацкие конкурсы с перекатыванием мандаринов без помощи рук. Он сыпал бородатыми анекдотами, флиртовал с бухгалтершами бальзаковского возраста, которые таяли от его комплиментов, и пожимал влажные руки топ-менеджеров, вручая им подарки. Его фляжка, спрятанная в глубоком кармане тулупа, была его верным спутником, теплым якорем в этом море фальшивого веселья. Каждый раз, когда он делал вид, что поправляет бороду, он успевал сделать маленький глоток. Жидкая храбрость.

Наконец, официальная часть закончилась. Ведущий объявил дискотеку, и толпа радостно хлынула на танцпол. Его миссия была выполнена. Заказчик, полный мужчина с красным лицом и дорогими часами, сунул ему в руку конверт.

– Отлично отработал, Дед! С душой!

«Еще бы, за такие-то деньги», – подумал Кирилл, а вслух прогудел:

– Рад стараться! С наступающим вас!

Он подхватил свой пустой мешок и двинулся к выходу, лавируя между танцующими телами. Света уже переоделась в джинсы и свитер и ждала его у лифта.

– Ну все, я побежала, меня парень ждет. Спасибо за поддержку! – она чмокнула его в щетинистую щеку и скрылась в подошедшем лифте.

Кирилл остался один. Он стянул с головы шапку, провел рукой по влажным волосам. Чувствовал себя выжатым, но довольным. В конверте приятно шуршали купюры. Впереди – бар, друзья и заслуженный отдых. Он нажал кнопку вызова.

Рядом открылись двери соседнего лифта. Он мельком глянул на табло – тот ехал вверх. Кирилл дождался своего. Двери из полированной стали бесшумно поползли в стороны. Он шагнул внутрь и только потом понял, что кабина не пустая.

В дальнем углу, словно пытаясь слиться со стеной, стояла женщина.

И внутри что-то щелкнуло. Как старый замок, к которому внезапно подобрали ключ.

Она была полной противоположностью тех разряженных, хихикающих женщин, от которых он только что сбежал. Строгий брючный костюм цвета грозового неба сидел на ней как влитой, подчеркивая каждый изгиб. Никаких блесток, никакой мишуры. Только идеальные линии, холодная элегантность и… напряжение. Она вся была как натянутая струна. От тугого пучка темных волос на затылке до острых носов лодочек на убийственной шпильке.

Ее запах ударил первым, еще до того,как он успел ее рассмотреть. Что-то терпкое, цитрусовое, с древесными нотами. Бергамот и озон. Запах дорогих проблем и больших амбиций. Он перебивал его собственный аромат хвои и коньяка, врывался в легкие, будоражил.

Двери начали закрываться. Кирилл, повинуясь какому-то иррациональному импульсу, вдруг понял, что не хочет, чтобы они закрывались. Что он хочет остаться здесь, в этой коробке, с этой незнакомкой. Но он не успел ничего сделать. Он уже был внутри.

Он нажал на кнопку паркинга – «Р1». Она, кажется, нажала ее раньше. Ее палец – длинный, с безупречным маникюром – замер на панели.

Он прислонился к стене, позволяя себе рассмотреть ее получше. В тусклом свете лифта ее кожа казалась фарфоровой. Четко очерченные скулы, прямой нос, упрямый подбородок. Но больше всего его зацепили губы. Ярко-красные, вызывающие, они были единственным цветовым акцентом в ее строгом образе. И она их нервно поджимала.

А потом он поймал ее взгляд в зеркальной стене. Всего на долю секунды. Темные, почти черные глаза, в которых плескалась такая вселенская усталость и злость, что ему стало смешно. Эта женщина явно провела день не на корпоративе. Она была на войне. И, кажется, победила, но победа не принесла ей радости.

Ему захотелось ее встряхнуть. Растормошить. Сорвать с нее эту маску ледяной королевы и посмотреть, что под ней. Огонь или еще больший холод?

– Тяжелый денек, Снегурочка? – голос прозвучал ниже и хриплее, чем он планировал. Коньяк делал свое дело, добавляя в тембр бархата.

Его взгляд прошелся по ней, как умелые пальцы по клавишам рояля. Он не просто смотрел, он впитывал. Линию шеи, изящную и беззащитную. Ложбинку между ключицами, которая открылась благодаря расстегнутой верхней пуговице блузки. Он на секунду представил, как прижимается к этому месту губами, чувствуя вкус ее кожи. Взгляд скользнул ниже, оценивая высокую грудь, туго обтянутую шелком, тонкую талию, крутые бедра. Под строгой тканью угадывалось тело. Гибкое, сильное, женственное. Тело, которое давно не знало расслабления.