Лягушачья песнь

© Миша Кума, 2025

ISBN 978-5-0068-2909-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лягушачья песнь

Посвящается Великой Гусенице, Малютке Барабашке, прошлой Райке, нынешней Римме, Палюсе и каждому кто принес в этот мир свет и светит. Спасибо Вам!

Глава первая. Это случилось

Ставни предупреждающе дребезжали, вдалеке ухало.

Пахло сыростью и рассыпанным какао. Седая голова покачивалась над прялкой, девичья рука почти коснулась воды, а лягушки привычно квакали, не обращая на спящих внимание. Сон в руку.

– Если будешь всматриваться из-за всех сил – увидишь. Царство светлячков – увидишь. Там никогда не бывает ни зимы, ни осени, ни лета, ни весны – увидишь. Там время идёт так, как ему вздумается – увидишь. Там ведьмочка Ку кудесит над пламенем и…

Министр Филин оглянулся и увидел себя в отражении глаз королевы светлячков Тейи VII: крестница лежала на простынях, ткань которых была соткана сотнями паучков-кругопрядов, в ночь на растущую луну. Это придавало простыням большую нежность, ведь холеная кожа королевы не должна быть оцарапана.

Это случилось. Серебряные глаза смотрели холодно и обвиняюще. На губах застыла властная усмешка. Филин перевёл взгляд на столик около окна, на брошенную книгу в переплете из марокканской кожи, украшенную более чем тысячью рубинами, топазами и аметистами. Утром, подтрунивая, он преподнёс её королеве в качестве усыпляющего средства. По хрупкой ножке столика, цепляясь друг за друга, ползли алмазные лягушата. Штора шелохнулась от ветра и вдалеке показалась фигура постового светлячка.

«Защищающего покой». Не закрыв дверей спальни, министр зашагал по длинным, извилистым коридорам дворца, мимо бесполезной, беспечной охраны, сбежал по ступенькам бесконечной лестницы в царский сад, выхватив ухом, чванливую болтовню цветов, и взмахнул крыльями.

– Это случилось. – Так крикнула принцесса светлячков, крестница Тейя, сотни лун назад, вбежав в библиотеку, где хранились совсем другие книги. Филин оторвался от изучения древних заклинаний и притворно строго взглянул на крестницу. В её облике была тревога и он скинул с себя притворство.

Принцесса прикрыла окно, чтобы уберечь случайные уши, а сама не смогла удержаться: в саду Георгины бубенили байку гусеницам, о том, что когда-то цветы умели ходить.

Принцесса рассмеялась, серебряные глаза заблестели, хотя может быть дело было в стоящей неподалеку свече. Принцесса казалась прежней беззаботной малюткой, правда лишь на мгновение, пока блуждающая мысль не вернулась в библиотеку, где часто находил приют крёстный, советник и друг отца – Филин.

– Моё сердце в опасности. – Тейя прикоснулась к сердцу и комната озарилась светом. – Мне приснился сон, – не дожидаясь вопроса от крестного, продолжила принцесса. – Моё сердце в опасности. Мне приснился сон: там была Марина. Марина держала моё сердце в руках. Марина сказала: возвращаю, но будь осторожна. Твоё сердце в опасности.

Филин прожил так долго и трудно, что всему придавал значение, поэтому и здесь он не отмахнулся от выдумок девочки, которую только недавно перестал носить на руках. Филин задумался: за стенами дворца светили пусть и наивные, но преданные постовые светлячки, их свет придавал миру мягкие и безопасные очертания, и даже если бы светлячков не было, кому хочется украсть сердце своей принцессы и будущей королевы? И кто это – Марина? Филин поморщился.

– И кто она – эта Марина?

– Я помню её руки: они грубые, оцарапали меня, да так, что я проснулась. – Принцесса снова коснулась сердца будто его до сих пор кололо. – Что ж, когда она придёт в будущий раз, я спрошу откуда она.

Марина никогда больше не приходила.

Сны хранятся гораздо дольше, чем некоторые будни, и всё-таки и они теряются в тумане памяти. И когда через длинные годы Филин, лукаво улыбнувшись, спросил у крестницы про девушку с колючими руками, имя которой крутилось в голове, имя которое он никак не мог схватить за хвост, королева изогнула бровь, даже не пытаясь вдуматься о чём он старчески бормочет. Ведь в её царстве столько дел, столько дел и она уже не ребенок, больше не ребенок и ей нужно доказать это всем, всем, всем, всем, всем…

– Дети не управляют чувствами, взрослые же держат их под контролем. – Ответила она себе, потому что никто не задавал ей о нём вопросов, как и никто не напоминал ей, что она ещё не повзрослела.

И вот теперь королева светлячков, крестница Тейя, лежала в своём огромном хрустальном дворце и в груди у неё была пустота размером с сердце. За окном всё так же светили постовые светлячки, в саду всё так же шептались цветы, так же, как сотни лун назад, и может именно поэтому Филин произнёс имя

Глава вторая. Марина

Дом ветхий, сырой, старый, бедный дом раскачивался на ветру. За прялкой сидела седая, рассыпающаяся женщина в выцветшем платье с прозрачными и такими же выцветшими глазами. В прялке не было пряжи, но старуха крутила колесо. Близ неё спала в неудобной, скрюченной позе, юная девушка – Марина.

– Марина. Марина. Марина. – От кваканья лягушек девушка вздрогнула.

Грёзы отступили и Марина наклонилась к лягушкам и погладила каждую по пузу.

– Ну что вы расшалились? Разбудите бабулю.

Марина называла, спящую за прялкой, женщину, бабулей, просто потому что девушке хотелось, чтобы у неё была родственница. Поэтому даже на работе, иногда, ни с того ни с сего, Марина заговаривала про свою бабушку. На самом же деле, это была малознакомая старуха, у которой Марина снимала угол. Да и лягушки и те были не Маринины.

– Ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква, ква. – Квакали лягушки, напоминая Марине, что сегодня ей исполнилось восемнадцать.

Марина и так это помнила, так же ясно, как и день, когда она ступая, по неровной тропе, вышла из леса к качающемуся на ветру дому. Именно поэтому Марина считала, что этот дом первый, хотя односельчане по старинке продолжали называть его крайним.

В этом доме всегда было сыро, впрочем это нравилось лягушкам, повсюду стояли ковши, кувшины, тазы, ведра, горшки, корытца, графины и другие ёмкости, наполненные серовато-зеленоватой жидкостью. Под потолком, пересекая комнату, была натянута верёвка, на которой сушились травы, – из того, что Марина могла определить глазом, – крапива, сныть, зверобой, папоротник, лаванда, полынь. И книги, книги, книги на полках, на полу, на подоконнике вперемешку со склянками с таинственным содержимым.

Четырнадцать лет – возраст, когда родители решили, что Марина может заботится о себе сама, потому что другие дети не прекращали появляться на свет. На прощание Марина получила два совета:

– Посмотри на свои руки. Какие они грубые. А эти рисунки на ладонях – следы зла. Прячь их.

Ох! Сколько не мазала девушка руки жирной сметаной, не помогало. Сметана впитывалась, а кожа оставалась по прежнему сухой и колючей, измаранной странными рисунками.

Выбирать не приходилось, и Марина устроилась на работу в магазинчик, в самом сердце деревни, Марину привлекло, что при нём стояла милая лавочка, где иногда сидели влюбленные и кормили птиц булкой, которую они покупали тут же. За это влюбленных и птиц ненавидел хозяин магазина – Аркадий, он, в конце концов, и убрал «место лени и развращения». С чем были согласны и пожилые односельчане, выборочно помнящие свою молодость. И влюбленные стали сидеть в другом месте.

– Так не хочется никого обижать. – Ответила Марина матери перед тем как уйти.

– Иногда надо. – Это был второй совет.

Этот совет может бы и стоило применить, потому что односельчане не ценили ни покладистости, ни рассеянной нежности. Мечтательность девушки, люди принимали за тупость, а доброту – за слабость.

Деревенские жили в горьких заботах и лишь следили, чтобы их не обсчитали. А грузный хозяин магазина на старания Марины чуть мигал бровями, а за провинность, «отщипывал», так он это называл, от жалования.

Вот так-то оно так. Продаст рубль за пятак. Говорят про таких, как Аркадий.

Чтобы попасть в магазин надо было спуститься в подвал, пригнувшись, иначе пострадала бы голова, по скрипучей и шаткой лестнице. И погрузиться в сумрак – так казалось по началу, потом глаза привыкали. Это было тесное пространство, с плотно расположенными друг к другу полками, на которых вразброс стояли товары с неизвестным сроком годности. Одна грустно висящая лампочка под потолком не способна была осветить все углы, и поэтому некоторые товары стояли здесь годами, а другие, попавшие под руку, без надобности покупались, вдруг всё-таки пригодится, а в магазин заходить часто не хотелось. Как не хотелось и подолгу здесь что-то рассматривать и высматривать.

Марина по началу пыталась изменить положение вещей, но столкнулась с сопротивлением Аркадия, он боялся, что надо вкладываться: освещение – это деньги, удобные полки и прилавки – это деньги. Зачем что-то улучшать, если жителям некуда деваться и они и так покупают. Тогда Марина стала бороться с местной пылью и грязью и с этим также ничего не вышло. Двигать ящики одной было тяжело, а просить Аркадия значило бы нарваться на отповедь в духе «и зачем я только плачу девчонке, если и сам всё делаю». Итог кутерьмы невелик: Марина наткнулась на паутину и паучиху с паучатами, и чтобы не привлекать внимание к матушке, так она называла многодетную косиножку, она прекратила какую-либо деятельность.

Так четыре года она и провела в тусклом и затхлом пространстве, под грохотание над головой, на первом этаже тоже шла какая-то таинственная работа, выходя из подвала лишь вечером, когда на улице было уже темно.

И шли эти годы тихонечко, да так незаметно и пролетели.

Полгода назад Аркадий разрешил девушке брать подгнившие фрукты за полцены, неделю назад он позвал «подопечную» на разговор.

– Ты бедно живешь.

У Марины хрустнуло в пальцах, она сжала их от напряжения.

Хозяин магазина взял её ладони и осмотрел.

– Следить за руками стоит. Ты же девушка. – Тут Аркадий замялся и перевалился с одной ноги на другую. – И очень даже хм славная. Скромная. На себя не тратитесь почти. Сейчас таких не сыщешь. На что вот… ты… тратитесь?

– Да ни на что в целом. – Марина постеснялась сказать, что сохраняет заработную плату на красное, бархатное, кружевное платье.

– Копите на что-то?

Марина кивнула. Одно воспоминание мешало ей быть откровенной с человеком, которого она встречала ежедневно вот уже четыре года.

– Это хорошо. – Аркадий почувствовал удовлетворение. – Копить – это правильно. – Ему хотелось дать Марине какое-нибудь наставление, которое повлияет на дальнейшую жизнь.

Он опомнился и предложил Марине сожительство. Он сказал, что она может подумать, хотя, что тут думать, любой девушке нужен покровитель. И Аркадий улыбнувшись, Марине стало страшно, бросил, «конфеток, и для бабушки, к чайку», в сумку.

– Он такой толстый. И это полбеды. Беда в том, что он пнул собаку, когда она повернулась к нему худой, плешивой спиной. И собака жалобно заскулила, а он усмехнулся.

Марина знала: она может тянуть долго, она умела молчать и глядеть в сторону. Но что будет, когда Аркадий позовёт на открытый разговор.

– Со мной никогда не происходит ничего чудесного.

– С ней никогда не происходит ничего чудесного. – Заквакали лягушки, перебивая друг друга.

Глава третья. Стук в дверь

Подобно тому как звёзды ждут ночи, горячий суп – поварешки, кошка – мышки, грабитель – заплутавшего путника, так и у каждого есть своя минута.

– Вот сейчас то всё начнётся. Вот сейчас то всё начнётся. Мудрый Филин, Храбрый Филин в дверь к Марине постучится.

Кваканье нарастало. Остатки сметаны, которой Марина смазывала руки, жирным пятном упали на пол. Бабуля, спавшая над пряжей, прошептала: копай под тем деревом. Лягушки замолчали. Марина затрепетала, и подавшись чувству тревоги, встала, подошла к двери и открыла её. За дверью никого не было. Она вздохнула, это был вздох разочарования, и облегчения, и привычки. Но когда Марина вернулась в комнату, Филин был уже там: разглядывал обстановку.

– Ты Марина? – Филин не ждал ответа, а подошёл к полкам с книгами. Разваливавшиеся на отдельные страницы, истрёпанные, пахнущие сальными пальцами и терпкими травами, они интересовали министра больше, чем девушка, боявшаяся смотреть в сторону незнакомца. Он щелкнул пальцем по корешкам: среди сказок прятались гримуары и рецепты зелий. Филин выдернул одну, за ней дернулась было и другая, обложки слиплись между собой, Филин разъединил их.

– Так вот как выглядит сильнейшая из ведьм. – Тон министра, оставшись таким же величественным, как и следовало личности весомой и важной, стал чуть мягче. Он как бы интересовался: что вы такое? Возможно мне и есть смысл перекинуться с вами двумя-тремя словами.

Из бадьи раздалось кваканье.

– Вы меня с кем-то путаете. Я не ведьма. И книги это не мои, а хозяйки дома.

Филин посмотрел туда, куда кивнула Марина, на женщину, чьи иссушенные руки действительно могли уколоть.

– Ясно. – Филин вернул книгу на место и она вновь прильнула к соседке. – Значит я опоздал. Или в предсказании было что-то не так. Или время не знает жалости даже к сильнейшим. Мне нужна была Марина.

– Я и есть Марина. – Улыбнулась Марина.

– Да. Смешное совпадение. – Министру не было смешно. Он снова посмотрел на девушку и она снова отвела глаза. – Ты слишком хорошая. А как мне известно хороший равно слабый. – Министр выудил яблоко из кадки и протёр его чёрным, расшитым золотом, платочком. – Мне нужен человек сильный, ловкий, цепкий, смекалистый… Эээ… в общем ты не подходишь. – Резюмировал он и сделал аккуратный надкус.

– Я и не претендую. Я лишь заметила, что я и есть Марина. – В этот момент, Марина думала только о том, чтобы этот высокомерный господин не увидел её почерневших, исписанных неизвестными, даже ей самой, знаками, рук. – А так я не претендую.

– Заладила же. – Филин больше раздражился от усталости от этого бессмысленного в своей жестокости дня, чем на печальную, чудаковатую девочку. – Я не претендую. Я не претендую. Ты на что-нибудь претендуешь?

Из бадьи заквакали лягушки. Министр щелчком пальцев прекратил их намерения.

– Я бы преочень хотела купить красное, бархатное платье, с кружевными вставками – к Новому году. Здесь правда такие не продаются. И может получится съездить в город. А если нет – придётся шить. Говорят, что если встретишь этот Новый год в красном цвете, то следующий год будет благоприятным. – Марине хотелось быть откровенной.

Филин меньше всего ценил в людях откровенность. Пара перьев выпала из его роскошного плаща и упала в воду рядом с лягушками.

– Почему именно я? Королева моя почему всё время я? – Впрочем Филин быстро успокоился.

Бабушка зашептала рецепт напитка на основе лапок гигантских вечерниц и крутанула колесо прялки.

– Кантонская кухня. Она так любит крутить это колесо, что мне становится грустно от мысли, а вдруг она однажды поймёт, что там ничего нет, кроме воздуха.

Лягушки заквакали и даже Филин не удержался от улыбки.

– Очнись, глупая, ты женщина, ты живёшь у ведьмы. А значит она прядёт пряжу невидимую для обычного глаза. А вот почему она не сварила тебя себе на обед. Вот этого я не понимаю.

– Ну что ж. Теперь мне многое открылось. – Казалось Марина и не удивилась. Она жила изо дня в день, бок о бок, с бабулей и думала о ней как о женщине эксцентричной, с изюминкой, а теперь, когда выяснилось, что та обычная ведьма, Марина, сразу, не сопротивляясь, приняла это. Так же легко, без лишних вопросов, как принимала решение родителей, жестокость Аркадия, суровую погоду и то, что кормить лягушек будет она. – А насчет обеда… Ей это не выгодно: я выплачу весь долг за аренду, в день, когда белый ворон каркнет, три раза, подлетая к Дымчатому озеру. А там набежало столько, что считать, не пересчитаешь, неделю и один час. А ещё, когда моей бабушке холодно или грустно, я варю ей какао, распутываю колтуны в волосах, собираю травы какие бы не попросила и рассказываю сказки. Ой, вам то я позабыла предложить какао. – И Марина бросилась его готовить.

Тут Филин и увидел ладони Марины: сначала показалось, что это расползающаяся клякса. Но если будешь всматриваться из-за всех сил – увидишь.

– Ты? – Филин схватил Марину за руку, пренебрегая церемониями.

– Да. Да. Да. – Заквакали лягушки.

Филин рассматривал, филин изучал: клякса под пристальным взглядом выстраивалась в знаки, знакомые не каждому колдуну.

– Так ты и есть Марина?

– Да. Да. Да. – Заквакали лягушки.

Глава четвертая. На Дымчатом озере вскрикнула птица

И пока Марина готовила какао, Филин рассказывал про страну светлячков. Про то, что правит страной светлячков прекраснейшая королева Тейя VII, с серебряными глазами, и мягким, как пух облака, сердцем. Тут Филин запнулся. Про воздух, от сладости которого пьянеешь, про живые, своенравные леса и глубокие, ропотливые реки, про мирных светлячков, живущих в хрустальных, сверкающих домах.

Правда министру пришлось рассказать и про страшное:

– Зло приходит с запада.

И с запада же в страну светлячков приехал Принц. Принц смотрел печально, ещё печальнее были его речи:

– Моё королевство захвачено, моя семья погибла.

Чужеземец ничего не просил, а получил и приют, и опору, и поддержку. Приезжий – юноша невероятной красоты – холодный к местным девушкам, сводил тех с ума. Горделивые красавицы выучили шаг его походки и знали, когда Принц идёт по коридорам дворца. И только королева Тейя с серебряными глазами и мягким, как пух облака, сердцем, тут Филин кашлянул, не хотела прислушиваться ни к чьим шагам. Внезапно Принц переменился и из скорбного отшельника превратился в галантного остроумца с завитыми кудрями. А как изящно он танцевал, каждая модница готова была вторить за ним. Кроме королевы Тейи, которая никогда ни за кем не повторяла. Принц шутил и балагурил, и где бы он не появлялся, вместе с ним появлялся смех. Там не было слышно только смеха королевы. Вдруг Принц сбросил и этот образ как кожу. И, на самом деле, оказался простым и скромным, об удобствах говорил с пренебрежением, ценил свободу и… Ах! Каких только чудес Принц не видывал, какие тайны носил в памяти. И вот так он и поймал королеву светлячков: она, кроме своей крохотной страны и среднего, по меркам чужих королевств, дворца, ничего не знала. Неизвестное, странное, далекое завораживало её.

И когда Принц начинал рассказывать о своих странствиях, она замирала, превращаясь в слух. О! Принц умел воспользоваться вниманием и расположением: рассказ он превращал в представление.

– Вот за теми горами лежит страна существ с зелеными лицами и длинными руками. – Показывал он куда-то неопределенно.

– Зачем же они так устроены? – Королева всматривалась в горизонт, пытаясь разглядеть зеленые лица.

Принц наклонился и зашептал в ухо королеве.

– Не может быть!

– Правда, правда.

Королева прикрыла глаза, чтобы под длинными ресницами скрыть желания.

– Неужели вы никогда ничего подобного не видели? Неужели вы не встречали кого-то непохожего на себя? Неужели вы не изведали этот огромный, неисчерпаемый мир? И целую жизнь прожили во дворце? – В голосе мелькнула нота сочувствия. И хотя принц постарался скрыть это, а всё же, королева заметила и слегка порозовела. – Зато он у вас есть. Прекрасный дворец! Да, и зачем вам нужны схватки с чудищами? Да, и на пиратов можно ненароком натолкнуться или, не дай вселенная, на дракона. На юге этих драконов… – И Принц ловко, «и так естественно», подобрал ноги, будто один из «этих драконов» слегка опалил их.

Маленькая фрейлина королевы Тейи VII засмеялась.

– А того хуже на великанов-светлоедов. Нет, нет, и нет! Четыре стены, комфорт и покой. Что может быть лучше? Посмотрите на меня: я потерял всё. И теперь здесь. Да, я потерял всё. И теперь здесь. – Правда почему-то казалось, что принц ни о чём не жалеет.

– Он так красиво излагает, что это довольно подозрительно. – Однажды процедил мысли вслух Филин.

Королева рассмеялась. А потом заговорила. Она обвиняла и оправдывала:

– Иногда, когда люди ранены, то потом никому уже не могут поверить, не могут поверить в то, что их любят, в то что готовы им отдать… да что угодно… отдать.

Путано, как-то путано говорила королева Тейя. Филин даже присмотрелся: может у неё жар?

– Как? Как можно доказать свою любовь?

– Любовь никому не стоит доказывать.

– Я подумал: первая влюбленность всегда с надрывом. Я подумал: девушка, рожденная в любви и счастье, предпочтет и первое, и второе.

Прошло несколько недель: разговор стал забываться. Прошло несколько недель: королева сияла вместо солнца. Прошло несколько недель: это случилось.

Филин вспоминал, а Марина собиралась: надела деревянные башмаки, на прощанье поцеловала каждую из лягушек, сварила какао изумительной тезке и поставила рядом с прялкой. Прикоснувшись взглядом к старческим рукам, девушка решила проверить слова Филина: и правда почувствовала тончайшие нити.

– Пригодится. Пригодится. Пригодится. – Проквакали лягушки.

«Пригодится» мысленно согласилась Марина, и сплела из ведьминой пряжи браслет, и закольцевала им руку. И Марина увидела дом таким какой он был последнее тысячелетие: мох на стенах, кресла отдаленно напоминающие пни, разъедающая полки сырость и болото. Лягушки сидели заколдованными девушками, ожидая назначенного срока, они заулыбались и замахали Марине.

– Так вот почему я всегда здесь дрогну.

Марина не знала королеву светлячков, однако мысль, что она снилась хоть кому-то на этой земле и этот кто-то нуждается в её помощи свербила в сердце. Не вернуться домой было не страшно, потому что у неё не было дома. Правда, взглянув на старую ведьму, девушка поняла, что будет скучать. А та вспомнит о Марине завтра?

Филин вырвал два переливающихся сиренью пера, из лежавшей на плечах мантии, и протянул их девушке. Марина вертелась, прикладывая перья к плечам и рукам, а Филин выжидал, не в его характере помогать без просьбы. И только, когда девушка, робея, вернула перья обратно, он указал ей на надписи на ладонях. Марина провела перьями по магическим знакам, этого было достаточно, человеческое тело покрылось оперением.

Марина ухнула и вылетела в окно вслед за Филином. Позади раздалось прощальное кваканье лягушек, Марина не расслышала чего в нём больше: предостережения или восхищения.

Да и было ли ей до этого?

Тяжёлые крылья тянули вниз, к земле. Не так-то просто оказалось управлять новым телом: Марина пару раз чуть не расшиблась, оцарапалась о ветки калины, растущей напротив окна, а маневрируя между домами, снесла у соседей веревку для сушки белья.

Филин ни на что не обратил внимания.

И вскоре стало спокойней лететь, в крыльях возникла сила, взмах, ещё взмах, и сдружившись с ветром Марина выровнялась, и легко поднялась выше.

Они пролетели мимо магазина, в котором четыре года работала Марина, пролетели мимо дома Аркадия, пузатого, как и сам хозяин, пролетели мимо лавочки влюбленных, где кто-то, не такой влюбленный, ножиком вырезал похабные стихи. На Дымчатом озере вскрикнула птица, в чьём-то дворе взвыла собака. Вот и всё: была Марина здесь и больше её здесь не будет.

Глава пятая. Падения

Прошло восемьдесят часов, двадцать две минуты и сорок пять секунд, с того дня, когда у королевы Тейи VII выкрали сердце, и как же за это время изменилось королевство. Рассказанное Филином, о радостной, переливающейся цветами стране, осталось в его рассказах: розовые озера и сиреневые облака поблекли, щедрые деревья втоптаны в щепки и… искореженные домики… Когда-то славные, хрустальные домики светлячков глазели пустотами и прорехами.

Приземлившись, Марина, не сразу пришла в себя: ноги – ватные, во рту пересохло, крылья рассыпались на перья, она потеряла силы от пережитого ею перелета. Когда же она очнулась, министра не было рядом, а в небе, над ней, пронесся огненный шар и врезался в один из домов, хрусталь дал трещину и посыпался прозрачными, невесомыми осколками. За этим шаром последовал следующий и следующий, и следующий. Марина разглядела в них светлячков: бездумные, лишённые разума, они калечили себя и разрушали собственные жилища. А после, погасшие, тлели на земле.

Она бросилась на помощь к израненным светлячкам, но они не хотели помощи и отталкивали Марину, а кое-кто, и вовсе, из остатков сил, изрыгал проклятья. Эти были темнее прочих.

– Убирайся.

– Не трожь.

Светлячки были единодушны.

Ах, как жаль их! И она долго не оставляла попыток и получила положенную горсть тумаков, затрещин и пинков.