Чёрная книга. Повесть

1.1. Зеркало

Случилось это десять лет назад.

Человек сел за письменный стол и начал писать:

«Глубоко ночью, в воскресенье, на дороге, ведущей к дачному посёлку «Булат», не бывает оживлённого движения.

Этот, летний день, не являлся исключением.

Пустынная трасса, слегка подсвеченная, умирающей Луной, ограниченная с одной стороны непролазными болотами, с другой – кустарником, вперемежку с редколесьем, была тиха и безмолвна.

Но внезапно тишина этого пустынного места оказалась нарушена. – Из-за поворота на приличной скорости выскочила машина, разрывая своим рёвом зыбкую тишину.

Снялся с насиженной ветки, тревожно ухая – филин, перелетел на соседнее, более густое дерево, прячась во тьме. Лисица в километре от дороги остановилась, прислушиваясь – пытаясь определить степень возможной угрозы. Другие жители этого чахлого леса забились поглубже в норы, прячась, мечтая дожить в них, без особых проблем, до утра.

Люди, находящиеся в машине об этом не знали.

Им было всё равно.

Они торопились.

Куда? – Что за спешка может быть в столь поздний час на этой пустынной дороге, тем более что в автомобиле на заднем сиденье спал маленький мальчик? – Какая-то непутёвая семья – странные родители – сорвали ребёнка посреди ночи и везут непонятно зачем на дачу, как будто для этого мало светового дня.

Но не будем их осуждать – мы их совсем не знаем – его, солидного мужчину средних лет, с благородным лицом, напряжённо всматривающегося в дорогу, сосредоточенно и очень умело, управляющего своим автомобилем. Миловидную брюнетку – его жену, дремавшую на пассажирском сиденье рядом с ним.

Осуждать вообще нельзя никого. – Все определяет судьба. – Пути любого человека просчитаны, намечены и определены на много лет вперёд. – Всё неумолимо, однозначно и окончательно.

Они – эти трое, также как и любой из нас, просто исполняли свою роль. И в данном, конкретном случае, очень торопились в свой загородный дом в посёлке «Булат». – Зачем? – Нам не дано понять. – Да и ненужно. – Это касается только их. – Нас же интересует только то, что случилось на пустынной дороге несколько позже.

Машина поравнялась с километровым столбом, на квадратной табличке которого, чётко читалась цифра двадцать два, проехала немного вперёд, свернула, следуя изгибам дороги – направо. Промчалась, не снижая скорости, выхватывая из мрака светом своих фар колючие кусты ещё метров сто и… неожиданно заглохла. Проехала по инерции ещё метров пятьдесят, скатилась на обочину и встала неподвижно. Фары продолжали светить, раздвигая ночь. Но уже через минуту их свет сделался менее ярким и очень скоро они погасли совсем.

Ни в машине, ни вне её, не происходило никакого движения. Казалось, что пассажиры, да и сам автомобиль, по непонятным причинам, внезапно уснули. – Словно после того, как мчались сломя голову непонятно куда, внезапно потеряли остатки сил и решили передохнуть.

После грохота – тишина, вернувшаяся в эту ночь, показалась зловещей.

Звери в своих норах прижались друг к другу плотней. Лисица, перестав прислушиваться, развернулась и убежала вглубь леса. Филин, взлетел и скрылся, растворяясь в ночи.

Лес на мгновение затих, ожидая предстоящее…

И оно, не замедлило произойти.

Высоко в небе загорелась яркая звезда, и стала стремительно падать, увеличиваясь в размерах. Через несколько секунд, она зависла над верхушками деревьев, сияя переливчатым фиолетовым светом, прямо над местом, где остановился автомобиль.

Когда звезда, перестала двигаться, фиолетовое сияние сделалось менее ярким, и стало возможным разглядеть, что это вовсе и не звезда, а огромный светящийся диск, висящий, неподвижно и совершенно бесшумно, на высоте не более двадцати метров.

Это длилось недолго – из брюха диска выстрелил луч света, направленный вертикально вниз, в стоящий на обочине автомобиль, и уже в следующее мгновение – погас. Громадный диск, снова вспыхнул, фиолетовым светом, ринулся вверх. И через несколько секунд, потерялся среди звёзд.

За поворотом, уткнувшись капотом в кустарник, на обочине, остался стоять автомобиль. Его двигатель по-прежнему был выключен, двери закрыты, а внутри него всё также сидели мужчина и женщина, но ребёнка на заднем сидении уже не было.

На первый взгляд можно было подумать, что мужчина и женщина просто спят, а ребёнок на минутку просто вышел из машины.

Но, к сожалению это было не так. – В этом пустынном месте, в лесу, маленькому мальчику было некуда и незачем выходить одному, а приглядевшись внимательно, мы смогли бы заметить, что состояние мужчины и женщины тоже перестало быть похожим на обычный сон. – Они сидели слишком уж неподвижно, их глаза были широко открыты и, не моргая, смотрели в одну точку – огромные, полные боли глаза на перекошенном от ужаса лице.

Эти люди были мертвы.

И хотя на их телах не наблюдалось видимых повреждений, причина их смерти казалась страшной и не поддавалась логичному объяснению.

Но где же мальчик?

Оглядевшись вокруг в поисках ребёнка и возможных убийц его родителей, тщательно осмотрев дорогу, болота и лес, мы не смогли бы найти никого. Всё вокруг заполняла тьма, в которой всё ещё не раздавалось ни звука. – Не было там никаких убийц, не было и следов этого бессмысленного преступления, так же, как и следов мальчика, который, скорее всего, пропал безвозвратно…»

То, что он написал, ему в целом нравилось.

Это было началом его глобального проекта – фантастического романа трилогии под названием «Зеркало».

Идея романа была достаточно сложна и на тот момент ещё не полностью сложилась в его голове. – Переплетения пространства и времени. Запутанные пути нашей и параллельной реальности. Тьма, свет и глубины сознания. – В этой книге должно было быть всё – целый мир сложный и многообразный, отражённый в зеркале его души, с которым ещё только предстояло разобраться.

В тот момент было ясно лишь то, что пропавший мальчик – это главный герой романа, звать его будут Игорь, а похитили его пришельцы. – Не какие-то там зелёные человечки – Нет. – Эти пришельцы были разумными насекомыми похожими на пчёл, лишившихся за годы эволюции своих крыльев, а их разумность заключалась в коллективном разуме, а разум этот достиг фантастических размеров. – Триллионы жителей на каждой из нескольких тысяч освоенных ими планет, разбросанных в глубинах Вселенной – мощнейший разум, почти Бог, стремящийся этим Богом стать.

Были понятны и цели ужасного похищения мальчика, как были понятны психология и глобальные цели межгалактического монстра.

Были понятны ему.

Но книга ещё только начиналась и в её детали он не желал посвящать никого. Это был только его мир и в нём ему хотелось быть одному. – Это была его другая реальность и только его, пусть воображаемые, но невероятные приключения, которые он не желал делить ни с кем и которые вместе с главным героем сначала хотел испытать сам.

И он погрузился в свою историю.

И у него всё получалось.

Всегда, рано или поздно, всё получается, если очень сильно этого хочешь и жертвуешь ради этого всем, что у тебя есть.

И он был почти счастлив и даже не думал о существовании в связи с этим проблем.

Но проблемы были.

И главная… заключалась в том, что он хотел только ЭТО.

А он всё писал и писал свой роман «Зеркало», отражаясь в этом зеркале – только в нём – в его бесконечной глубине, ограниченной рамками его истории, ища выход для безумия своего сознания и не всегда его находя.

Для стороннего наблюдателя – это был тупик, ловушка, жуткие ограничения, начало конца, но для него это было не так.

Конца его роману видно не было, и он не считал свою жизнь ограниченной. Бездна его сознания пока не имела дна, а отражения мира в его глазах были даже несколько ярче, чем у сторонних скептиков.

А что касается «начала конца», так это было вовсе и не начало.

Началось всё значительно раньше, но об этом мало кто знал.

1.2. Чёрная капля

Сам он редко вспоминал то время.

Он уже и не помнил, каким он был тогда. Догадывался, что значительно лучше, но насколько лучше и в чём, никогда не старался определить.

Всё это уже неважно, иногда думал он. – Делаешь свой осознанный выбор и о прошлом необходимо забыть. Даже если ошибся, вспоминать нечего – вернуть ничего нельзя.

Но сказать так легко, а в жизни всё происходит иначе – думай не думай, но прошлое иногда напоминает о себе.

Полез на антресоли за валенками и наткнулся на пыльную папку с рукописью, а в ней… сотня стихов.

Примерно так было и у него, разве что полез он не на антресоли, а на верхнюю полку в кладовке, и не за валенками, а расчистить место для банок с маринованными огурцами. И стихов оказалась не сотня, а чуть меньше, но кроме обычных стихов ещё две поэмы, а в довесок несколько рассказов, но последние были так себе…. Он бегло их пролистал и выбросил в мусорное ведро.

Стихи же наоборот, ему даже понравились, они позволяли понять, как он мыслил в те далёкие времена, о чём думал, о чём мечтал, каким когда-то был.

Это было опасное знание. И подсознательно он это понимал, но всё равно попался. Взял и приоткрыл завесу прошлого, хотя для себя уже давным-давно решил никогда в него не возвращаться.

Возвращаться вообще никогда нельзя – плохая примета, а возвращаться в прошлое – плохая вдвойне. – Не заметишь сам, как окажешься вне реальности и если пробудешь там достаточно долго – вернуться туда, откуда ушёл, будет почти невозможно…. Но это ещё половина беды – даже если чудом вернёшься, прежним уже не стать никогда – гарантированно и навсегда остаёшься другим.

Но он не верил в приметы, перешагнул невидимую черту и оказался выброшен в 1990 год, в какой-то длинный коридор одного из домов по Моховой улице города Ленинграда, прямо к коричневой деревянной двери с номером на табличке 803.

Он значительно помолодел, но это его даже не удивило – он полностью погрузился в иную реальность, мгновенно став другим, а его переход оказался абсолютно естественным.

Так вот.

Он стоял перед этой дверью, держа в левой руке достаточно увесистую папку для бумаг, но не решался войти. Он знал, что его там ждут, помнил, что заранее договорился о встрече, но что-то его держало.

Робким он никогда не был, но момент казался ему очень значительным.

Там за деревянной дверью ему должны были рассказать, стоит ли он хоть что-то в этой жизни.

Он волновался и даже немного вспотел. Выдохнул пару раз, стараясь взять себя в руки. Постучался легонько в дверь. Взялся за дверную ручку, медленно её повернул и потянул дверь на себя. Она с лёгким скрипом открылась.

Он заглянул в комнату и увидел три письменных стола, три стула за этими столами. Шкаф с книгами, окно в противоположной стене и никого из людей.

На мгновение он опешил, не зная входить или нет в эту комнату. И… решил всё-таки не входить. Развернулся и увидел… стройную темноволосую девушку в больших круглых очках, которые почти не портили её симпатичного лица.

Она оказалась прямо напротив него и, видимо, хотела пройти, но он загораживал вход.

– Вы, наверное, Владимир? – спросила она.

– Да, – ответил он. – А вы Ирина Константиновна?

– Нет…, – засмеялась она. – Ирина Константиновна скоро придёт, но она предупредила меня о вашем возможном визите. Меня Катя зовут.

– Очень приятно…. Тогда я, наверное, лучше…, – неуверенно ответил он.

– Ни в коем случае, – улыбаясь, прервала его она. – Проходите в комнату. Подождём Ирину Константиновну вместе.

Красивая у неё улыбка, подумал он, и прошёл в комнату вслед за ней.

Девушка усадила его за один из письменных столов, сама села за другой, украдкой поглядывая на него. Говорить им пока было не о чём, но пауза длилась недолго. Буквально через несколько минут в комнату вошла женщина лет сорока.

На мгновение остановилась на пороге, заметив его…

– Здравствуйте, – сказала она. – Владимир я предполагаю.

– Здравствуйте, – ответил он, снова немного волнуясь.

– А меня, как вы уже догадались, зовут Ирина Константиновна.

– Очень приятно, – ответил он слегка дрогнувшим голосом.

– Да не волнуйтесь вы так. Берите стул, садитесь поближе, – она кивком указала на свой стол, – нам есть о чём поговорить.

Он сделал так, как она сказала.

Она выдержала небольшую паузу.

– А теперь о главном, – сказала Ирина Константиновна, – мы рассмотрели ваши произведения.

Катя, за соседним столом улыбаясь, закивала головой. Ирина Константиновна сурово посмотрела на неё.

– Видите, – смягчая свой взгляд, обращаясь обратно к нему, продолжила она, – Ещё ничего не сказала, а уже всё понятно. Поклонники из-за столов выпрыгивают.

Он с удивлением, всё ещё не очень понимая, о чём речь, не отрываясь, смотрел на неё.

– Именно так, – добавила она, – хотя, положа руку на сердце, стихи сыроваты. Над ними следует поработать, и я в этом вам помогу.

Катя, вытянувшись за соседним столом, улыбнулась шире.

– Целую сотрудницу для этого выделю, тем более что она сама ждёт, не дождётся…

Катя, не убирая с лица улыбки, в странном приветствии вскинула руки вверх, выражая согласие.

– Спасибо, – немного невпопад сказал он.

– Благодарить рано, – сказала Ирина Константиновна. – Подготовим стихи…. И если их окажется необходимое для сборника количество, я порекомендую их к публикации. Если их окажется для сборника недостаточно, попробуем включить их в наш ежемесячный альманах.

– Спасибо, – снова ответил он, глядя во все глаза на Ирину Константиновну и невольно улыбаясь.

– И перестаньте благодарить. Что касается стихов – ещё ничего не решено – окончательное решение примет редакционная комиссия, я лишь дам рекомендации. Но вот что касается вашей поэмы «В неведомой стране…» – я сама готова вас благодарить. – Очень яркое произведение. У вас несомненный талант. Жаль, что напечатать её нельзя. Но вы сможете её прочесть на одном из наших художественных вечеров – ближайший – она взглянула на календарь, висящий на стене – уже в эту пятницу.

Владимир ничего не ответил.

Последние слова Ирины Константиновны смутили его. Поэму, о которой она говорила, он не собирался отправлять на рассмотрение. Мало того, он решил не показывать её никому. И он был уверен, что её не отправлял. Наверное, забыл выложить…, подумал он.

Женщины приняли его молчание по-своему.

– И не надо смущаться, – сказала Ирина Константиновна, – написано смело не спорю, но рамок допустимого, на мой взгляд, не перешло. Словечки эти ваши бесконечные…, можно бы пореже, но ведь не матом же и, … наверное, без них не обойтись.

– Соглашайтесь Володя, – сказала Катя, – там будут только свои и им будет очень интересно вашу поэму послушать. Познакомитесь с другими поэтами. Может быть, кто-то и из редакции будет…

– Ну, так как? – спросила Ирина Константиновна. – Включать вас в список выступающих?

Володя, стараясь не покраснеть, посмотрел сначала на неё, потом на Катю – та опять улыбалась и кивала головой, и ответил «Да».

– Вот и славно, – подвела итог Ирина Константиновна. – В пятницу выступите, заявите о себе, всё остальное будет сделать проще.

– А где проходят эти вечера? – спросил он.

– Да здесь же в нашем здании на первом этаже. Рядом с вахтой висит объявление.

– А что делать с этим? – он показал свою папку для бумаг.

– Пока оставлять ничего не надо, может затеряться, – сказала Ирина Константиновна, – то, что вы прислали, мы уже видели, принципиально обо всём договорились, до понедельника у нас с Катериной свободного времени всё равно не будет разбираться с чем-то ещё. А вы со своей стороны посмотрите – уберите неточности, поработайте со своими стихами, а с понедельника начнём их готовить к публикации.

– Хорошо, – ответил он, понимая, что аудиенция закончена.

– Тогда до свидания, – сказала она. – И не забудьте про пятницу.

– До свидания, – ответил он, поднимаясь со стула.

– Ирина Константиновна, – вмешалась Катя. – С самого утра хотела спросить, но всё забывала… Можно мне сегодня пораньше уйти…. Пожалуйста! Очень надо!

– Но у нас же отчёт для редакции… Времени и так почти нет…

Володя, как встал со своего стула, так и стоял столбом, не решаясь нарушить диалог женщин, глядя на них попеременно.

– Завтра же всё наверстаю, если нужно задержусь…, – тараторила Катя.

Ирина Константиновна посмотрела на неё. Улыбнулась. Взглянула на Владимира.

– Ладно, чего уж с вами поделаешь. Идите.

– Спасибо Вам Ирина Константиновна, – сказала Катя. Мгновенно побросала в свою сумочку всё необходимое. Вышла из-за стола. Быстрым шагом подошла к Владимиру. Взяла его под руку и увлекла за собой вон из кабинета.

– До свиданья, Ирина Константиновна, – крикнула она на бегу.

Володя тоже хотел попрощаться ещё раз, но дверь захлопнулась раньше, отсекая их от кабинета, а уже в следующую секунду кто-то очень громко выкрикнул его имя прямо ему в ухо – он даже зажмурился от неожиданности – и одновременно с этим очень больно ударил в плечо.

Он тут же снова открыл глаза и увидел перед собой жену с банкой маринованных огурцов в левой руке. Правая её рука была свободна.

Ей-то она и врезала мне в плечо, понял он.

– Вообще-то больно, – сказал он, потирая ушибленное место.

– Как-то нужно приводить тебя в чувство. Застыл в кладовке на пятнадцать минут. Кричала – не дозовёшься…. И от плиты было не отойти. Когда освободилась, пришла и врезала.

– Извини Маша, задумался.

– Никакого толку от тебя нет. Дел-то всего ничего – разобрать полку, поставить банки, а ты стоишь, свои стишки перебираешь. Выкинуть их давно пора на помойку. Выкинуть и забыть, а ты…

Вообще-то она была права. Он и сам иногда так раньше думал. Но раньше он никогда не покидал границы реальности, а в этот день вылетел из неё, как пробка. Вернуться обратно он, правда, сумел, но потерял безвозвратно пятнадцать минут объективного времени и стал за эти пятнадцать минут совершенно другим.

А она всё говорила и говорила.

– А почему ты думаешь, что твои огурцы важнее моих стихов? – резко оборвал её он. – Да я скорее твои банки на помойку выкину.

Она замолчала.

Так он с ней никогда не разговаривал. Ей стало очень обидно, и не сказав ни единого слова, она вернулась на кухню и тихо заплакала.

Ему стало жаль её, он ужаснулся тому, что натворил, снова на время стал прежним и побежал следом за ней вымаливать прощение.

Через час всё улеглось.

Папка со стихами оказалась на другой полке, место для огурцов было расчищено, банки встали на свои новые места, но изменения, произошедшие с ним, никуда не ушли.

Поздно ночью, когда Маша уснула, он тихонько пробрался на кухню с блокнотом и шариковой ручкой в руке и тайком от неё написал стихотворение:

А ещё через неделю и уже ни от кого не таясь, он взялся за написание своего фантастического романа.

Это казалось ему невероятным.

В его сознании рождались удивительные образы – целый бесконечный мир – бездна без конца и края. Он вглядывался в эту бездну, она отражалась в его глазах, а он старался описать на бумаге то, что смог разглядеть.

А ещё через три месяца от него ушла Маша.

А спустя ещё несколько месяцев после этого, он закончил писать свой фантастический роман.

А в далёком 1990 году он всё ещё просто шёл по улицам города Ленинграда рядом с Катей, не очень понимая, куда и зачем он идёт. Им обоим нравилось просто вот так идти рядом и разговаривать. Останавливаться ненадолго в той или иной кафешке, а затем идти дальше.

Возможно, они даже не заметили сами, как поздно вечером оказались в маленькой Катиной квартирке, где-то на окраине города.

Это их движение, если смотреть со стороны, было совершенно естественным, ведь они двигались по велению души, отдав себя на волю судьбы, а та, в свою очередь, безошибочно привела их туда, куда было им нужно.

И обнаружив себя там, они даже не удивились….

И почти сразу оказались в одной постели вдвоём.

1.3. В неведомой стране…

Когда от Володи ушла жена он очень расстроился.

В первое время это вообще не укладывалось у него в голове.

Неожиданно, без предупреждения в один из самых обычных дней просто взяла и исчезла, оставив записку на кухонном столе.

Я больше так не могу.

Говорить с тобой об этом уже бесполезно. – Ты ничего не видишь и не слышишь. Живёшь в своём придуманном мире, словно меня уже нет. А теперь меня и правда, в твоём мире уже нет, а тебя нет в моём.

Может быть, хотя бы теперь ты задумаешься, что так, как ты живёшь – жить нельзя.

Всё кончено.

Прощай.

Он перечитал эту записку множество раз, но так и не понял неожиданного поступка жены.

Он понимал, что с момента, как он стал писать свой роман, он уделял ей очень мало времени. – Они почти не общались.

Но мне было и некогда, думал он. – С самого начала я говорил ей, что будет так. Сразу сказал, что пока не закончу книгу ничем другим заниматься не смогу, а она, пусть нехотя, но согласилась.

Но в её записке нет даже намёка на их договорённости, рассуждал он. – Ей просто плохо, говорить об этом она не желает, видимо считая, что я должен догадываться обо всём сам и стоять рядом с ней, как придурок, следя за выражением её лица. Чуть сделал неверный шаг – она недовольно сморщится, но спрашивать почему, всё равно нельзя – нужно угадывать – не угадал, сморщится опять и так до бесконечности. – Бред какой-то. Почему я должен ловить её настроения? – Полный эгоизм с её стороны.

Мысль, что в их ситуации, возможно, виноват он сам, ему даже не приходила в голову.

А мысль, что, быть может, нужно остановиться, отложить свой роман и попытаться восстановить семью, прийти и не могла.

И не потому, что эгоистом был всё-таки он, хотя со стороны именно так и казалось. – Нет, причина была в другом. И его жена неосознанно, но очень верно это подметила. И хотя для неё то, что она сказала в своей записке, было скорее аллегорией, она совершенно чётко определила, что даже когда Володя бывает рядом, его с ней всё равно рядом нет и вернуть его уже невозможно.

Она упрекала его в том, что он скрывается от неё в придуманном мире – в какой-то неведомой стране, другой реальности – неважно…. Что он находится там всё своё время и не желает возвращаться к ней, но она ошибалась. – Не было никаких желает – не желает – он не мог выбирать. Он уже давно стал частью иной реальности – очень значительной её частью – творцом своей неведомой страны – её стержнем…. И покинуть её, без полного разрушения последней, уже не мог.