Хрустальный свет

История с моей травмой, та неудачная тренировка на станке, когда я разогнался слишком быстро и, не удержавшись, слетел с роликов, сломал велосипед и вроде бы повредил станок, не могут быть основанием – в технических видах спорта такое случается, размышлял я. На то она и техника, чтобы ломаться.

То, что тогда привиделось мне, он видеть не мог, а я не рассказывал. В любом случае, это только моё воображение, мои собственные иллюзии, и он не имеет к ним никакого отношения. Возможно, он и догадывался о том, что я видел и чувствовал, – его история была в чём-то похожа. Но как это вяжется со мной? Его история принадлежит только ему, моя – мне. Его история закончилась печально – он испугался своего состояния, испугался меня. Я тоже испугался – мы оба оказался слишком слабы, чтобы сразу понять, что иллюзии и реальность – не одно и то же.

Я и сам это понял не сразу, мчался за миражами, искал свой мистический свет. Неведомое манило меня, и я, забыв, что важно, а что нет, стремился к нему, не жалея себя.

Глупец, меня лишили самого главного, а я безропотно согласился, молча отошёл в сторону, отказался от своего образа жизни. Можно сказать, что я отказался от самого себя.

Погнался за миражом, а когда он развеялся, остался ни с чем. Спорт для меня закрыт – команда не примет меня обратно. Тренер тоже не откажется от своего решения – это подорвёт его авторитет. По той же причине он не даст рекомендации мне, чтобы я мог уйти в другую команду. Да и не помогут мне теперь ничьи рекомендации. Велоспорт – это замкнутый маленький мир, в нём практически не бывает тайн. Все знают друг друга, и все знают друг о друге всё.

Всем уже известно, что я бросил спорт, что у меня травма ноги, что мне противопоказаны круговые движения. Я сам это придумал. И теперь доказать обратное будет очень непросто. Я сам загнал себя в ловушку, сам создал безвыходную ситуацию.

«Я хочу помочь тебе, Володя…» – сказал по телефону тренер.

– Чем ты можешь помочь мне, Иван Трофимович? – прошептал я, глядя на мёртвый телефон. – Всё, что мог, ты уже сделал, и помочь мне теперь невозможно.

*

В тот момент я действительно думал так, и мне не оставалось ничего другого, как погружаться дальше в бездну своей безысходности – я действительно был очень слаб тогда.

В тот день я находился в квартире один, до вечера было далеко, оставаться в таком состоянии в замкнутом пространстве было трудно, но и идти куда бы то ни было я не мог – я боялся встретить на улице знакомых мне людей.

В тот момент любое общение, любые вопросы, обращённые ко мне, любое вмешательство в мою жизнь были для меня неприемлемы. Мне нужно было оставаться одному, пока мрак, накрывший меня, не отступит.

Я лежал на кровати, пытаясь вспомнить что-то из прошлого, что-то, что смогло бы отвлечь меня, но всё, что приходило на ум, было менее ярким, чем моё теперешнее состояние. Измучив себя бесполезными попытками, я незаметно для себя уснул, и мне приснился сон.

Сон №1

Ночь.

На небе полная луна.

Я бежал по заснеженным дорожкам старого парка, чувствуя невероятную силу. Она переполняла меня, делая тело подвижным и почти невесомым.

Я совершенно не устал, хотя и бежал очень быстро и достаточно долго. Настолько быстро, что белый пушистый снег, не притоптанный на обочинах дорожки, собирался за моей спиной в хитрые завихрения, которые следовали за мной по пятам.

Я очень спешил: я знал, что там, на дальней аллее, меня будет ждать она, и я знал, что долго она ждать не станет – если я опоздаю, она уйдёт. – Уйдёт, так и не дождавшись, а проход закроется.

Вот и последний поворот. Впереди серой стеной вырос забор, перед ним канава, в которую я угодил когда-то, поскользнувшись на повороте.

На пересечении дорожек я не увидел никого.

– Неужели ушла? – прошептал я.

Остановился.

Снежная пыль, следовавшая за мной, догнала, окутала белой пургой, мешая хоть что-то разглядеть.

– Кхе… хе… е… – услышал я каркающий, знакомый смех из-за снежной завесы.

– Явился-таки, – сказала она. – А я не чаяла уже и встретиться.

Снег постепенно осел, и из-за него проступили знакомые черты. Всё тот же поношенный ватник, на ногах валенки, цветастый блёклый платок, обрамляющий улыбающееся старческое лицо. На этом лице выделялись большие чёрные глаза с красными отблесками закатного солнца, пристально вглядывающиеся в меня.

То ли от этого взгляда, то ли от порыва студёного ветра, по моей спине пробежал холодок, от которого я зябко поёжился.

«А солнца-то на небе нет», – мелькнула мысль. Я пытался понять, что за пламя отражается в глазах этой женщины, и оглянулся, стараясь что-нибудь разглядеть за серым забором.

– Там, за забором ничего нет, только глухая ночь, – сказала она, проследив за моим взглядом, не прекращая мне улыбаться. – Но нам совсем в другую сторону. Молодец, что не опоздал, теперь мы успеем.

Я ничего не ответил.

– Бояться не надо, – продолжала она, – раз уж пришёл – поздно бояться. Теперь надо идти.

И она, развернувшись, пошла вперёд по радиальной аллее, а я последовал за ней.

Мы шли и шли.

Она передо мной, а я чуть сзади. Аллея просматривалась шагов на двадцать вперёд, дальше, под кронами старых деревьев, терялась во мраке.

Напряжение нарастало.

Странная тишина и неопределённость моего положения очень угнетали меня.

– А вот вы в прошлый раз упоминали про оленя, который умеет говорить… – спросил я, чтобы хоть как-то нарушить зловещую тишину.

– А, этот… – с неприязнью ответила она. – Вечно путается под ногами, никак от него не отделаешься.

– И ещё вы говорили, что до его пещеры пять минут ходу? А мы идём уже значительно дольше.

Она резко остановилась, повернулась ко мне и обожгла меня своим злобным взглядом.

– Что ты можешь знать о времени? – резко, почти до визга повысив голос, прокричала она. – Если будет нужно, эта ночь вообще никогда не закончится.

И она так же резко, не дожидаясь моего ответа, отвернулась и отправилась дальше.

Я и не думал отвечать. От неё снова повеяло безумием. Я испугался, мне уже не был нужен никакой проход, мне захотелось убежать от неё как можно дальше, и я начал искать возможности незаметно это сделать. Но я не успел, она остановилась, и я снова услышал её голос.

– А вот и он, лёгок на помине, – сказала она, не оглядываясь, кивком показывая куда-то влево. – Явился, не запылился, хитрая скотина. Вечно появляется, когда его не ждут.

Я невольно посмотрел в ту сторону, куда она указывала. Там под кронами деревьев, среди непроглядной тьмы, угадывалось ещё более густое пятно мрака. «Пещера», – подумал я.

Далеко, в самой её глубине, мерцал еле различимый огонёк, который, приближаясь, постепенно увеличивался в размерах.

– Теперь придётся ждать, – ворчливо, с явной неприязнью сказала она. – Надеялась, что в этот раз удастся проскочить незаметно, – не вышло. Теперь, просто так не пройти.

Я стоял и не знал, что и думать. Я вообще перестал что-либо понимать.

Он появился, и пещера за его спиной осветилась всеми цветами радуги. На стенах этой пещеры сверкали кристаллы, а сама она уходила, пока хватало глаз, куда-то в глубину земли.

Это было величественное животное.

Я не очень представлял, как должен выглядеть настоящий олень, но этот был очень красив. Гордая осанка, огромные ветвистые рога, стройные ноги, готовые к стремительному бегу, и пронзительные янтарные глаза, видящие меня насквозь.

– Вот идём, – резко сменив тон, заискивающе сказала старуха, – Проход будет открыт недолго, хотели успеть.

– Тебя никто и не задерживает, – раскатистым басом ответил олень, – а твой спутник, и он кивком указал на меня, – должен остаться.

– Как же так? – засуетилась старуха, схватив меня под руку, тихонько подталкивая вперёд, подальше от оленя. – Володенька столько ждал, надеялся, мечтал поскорее туда попасть. Что же, теперь все ожидания окажутся напрасными? Может быть, пропустишь его?

– Я уже всё сказал, – грозно ответил олень. – Отпусти его и убирайся прочь.

И он с силой ударил копытом правой ноги о землю, высекая искры.

Земля покачнулась, старуха отпустила мою руку и упала. Я увидел, как в её чёрных глазах мелькнул страх. Она неестественно быстро для человека её возраста на четвереньках отбежала от меня. И только потом встала на ноги.

Затем очень медленно повернулась. Её лицо было перекошено злобой.

– Напрасно ты думаешь, что ты здесь главный, – сказала она, обращаясь к оленю. – Найдётся управа и на тебя.

Олень ничего не ответил, он просто не отрываясь смотрел на неё.

– А с тобой, Володенька, мы ещё встретимся, – обратилась она ко мне, – ещё никто не мог так просто от меня уйти. Ты пока ничего не знаешь о времени, но знай, что оно бывает очень коротким, сколько бы лет ты в него ни пытался впихнуть.

И она ушла.

– Неприятная женщина, – сказал мне олень.

– А кто она? – спросил я.

– Могу только сказать, что тебе не стоило с ней идти, – уклончиво ответил он. – Она могла завести тебя очень далеко, и совсем не туда, куда тебе нужно.

– А как же проход? – неуверенно спросил я.

– Проходов, Володя, много, – ответил он, – и ты сам способен открыть свой. У тебя раньше это почти получилось, тебе просто не хватило скорости.

Я с удивлением посмотрел на него.

– Ты знал это с самого начала. Пять лет назад ты что-то почувствовал, и у тебя появилась неосознанная на тот момент цель, для достижения которой тебе нужен был велосипед. Ты изменил ситуацию в свою пользу и начал своё движение, – добавил он.

– Но что там? Почему я? Я что, такой исключительный? – в растерянности засыпал я его своими вопросами.

– Тут нет, и не может быть исключительности, – ответил он. – Но далеко не каждый человек может так целенаправленно и неуклонно двигаться вперёд. А вот что там, я и сам не знаю, для каждого это своё, я только хранитель этого места – некогда бескрайнего леса, от которого остался этот жалкий парк. Здесь тоже есть проход, трещина между мирами, называй, как хочешь – мой собственный проход, который я когда-то случайно открыл и сквозь который оказался не способен пройти. Теперь через него лезет всякое, пытается протащить кого-то с собой, – и он кивком указал в глубину аллеи, куда ушла странная старуха, – хотя им самим вообще никакой проход не нужен…

– Теперь я навсегда привязан к этому месту, – продолжил он. – И я вынужден платить за свои прошлые ошибки, не в силах что-либо изменить. Тебе предстоит сложная задача: ты должен сделать то же, что сделал когда-то я. Ты слишком приблизился, и обратного пути для тебя уже нет.

Тебе необходимо довести дело до конца, разорвать завесу пространства, пока оно не разорвалось само под твоими ногами. Тебе придётся пройти сквозь открывшийся вход и захлопнуть за собой дверь. Не повторяй моих прошлых ошибок, не останавливайся, – добавил он. – Даже если тебе покажется, что это невозможно, – продолжай движение. Даже если у тебя не останется сил, и следующий шаг будет казаться последним – двигайся вперёд. Иначе, так же как и я, навсегда останешься между мирами – в полной неопределённости, изредка проявляясь то там, то тут, неспособный отдалиться от этой границы, не имея возможности что-либо изменить.

– Но я не могу ничего открыть, – сказал я, вспоминая свои последние несколько недель бесплодных попыток.

– Тебе, как я уже говорил, не хватает скорости, и тебе нужен велосипед, – ответил он.

– Но меня выгнали из секции, команда не примет меня обратно, у меня не получится вернуться! – в отчаянии почти закричал я.

– Тебе помогут, – ответил он и с силой ударил копытом в землю, высекая искры.

Искры метнулись мне в глаза, земля качнулась, и я, невольно зажмурившись, стал заваливаться набок, успев в последний момент подставить руки, чтобы смягчить падение. Это почти не помогло, от удара о землю я снова открыл глаза и проснулся.

*

За окном квартиры было уже темно.

Чуть позже с работы пришла мама. Мы вместе молча поужинали. Я видел, что она очень расстроена. В этом был виноват только я – после своего странного сна я снова мог чувствовать. Вспомнил, что последние дни вёл себя отвратительно – игнорировал её вопросы, обрывал на полуслове, огрызался по любому незначительному поводу.

Это было ужасно, но мрак, накрывающий меня, понемногу отпускал.

– Знаешь, Володя, сегодня разговаривала по телефону с папой, – сказала она. – Он приедет из командировки 25 декабря, так что Новый год будем встречать вместе.

– Здорово, – ответил я, подошёл к ней, обнял и чуть слышно добавил: – Мама, прости меня, если сможешь, я ужасно вёл себя последнее время, сам не знаю, что на меня нашло.

Мама заплакала и улыбнулась.

– Дурачок, – сказала она, – да я и не сердилась на тебя. Я же видела, что тебе плохо, и от этого было плохо мне. Я очень переживала за тебя, была совершенно беспомощна и не знала, чем тебе можно помочь.

– Не волнуйся, мама, теперь всё будет хорошо, – ответил я и поцеловал её в мокрые от слёз глаза.

На следующий день после уроков я вышел из школы. «Не самый плохой день», – думал я. Вроде бы всё как обычно, но настроение оставалось приподнятым, гнетущее чувство безысходности исчезло, а я снова мог нормально общаться с ребятами из класса. Мне стало казаться, что жизнь налаживается. Появилось чувство, что впереди меня ждут события, после которых всё встанет на свои места.

– Володя, не задержишься на минутку? – услышал я голос откуда-то сбоку.

Я посмотрел в ту сторону и увидел Ивана Трофимовича. Он сидел на скамейке недалеко от входа на территорию школы, поджидая меня.

Я подошёл.

Он опустил голову, боясь посмотреть мне в глаза, молчал, видимо, подбирая слова, не зная, как начать наш разговор.

– Здравствуйте, Иван Трофимович, – сказал я, первым нарушив молчание. – И простите меня за мою вчерашнюю грубость. Я был не в себе и не очень контролировал, что говорю.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся.

Я улыбнулся в ответ.

– Ты знаешь, – ответил он, – а ведь я пришёл сюда, чтобы просить прощения у тебя. Вчера поговорили, и на душе сделалось неспокойно, но ты подошёл, а я всё не мог решиться, не мог справиться с собой. Ты и здесь оказался значительно сильнее меня.