Выбор сильного духом. По волнам памяти

3. Шуточная постановка, лубки, стихи, песни и самый коронный номер – частушки. Тут мы восхваляли самых лучших тружеников и критиковали лодырей.

4. И, наконец, финальная «концовка»: «Конец, конец, конец сегодняшней программе! И мы благодарим за внимание вас! Все, что знали, мы вам показали, а теперь пора и по домам!..»

В пригородном поселке, где мы жили и учились, а поселок назывался Поньга или Лесозавод № 34, мы не выступали, так как там была школьная живая газета и заводская – «Синеблузники». Проходили у нас отрядные сборы, дружины, военные игры. Участвовали в демонстрациях в честь Первомая и 7 ноября. В майские праздники ходили в лес на «маевки». Брали с собой самовар, грели его, пили чай со взятыми с собой угощениями, пели песни, играли в игры. Интернатчики меня всегда брали с собой.

* * *

Окончив в 1933 году семь классов, я должна была сделать серьезный выбор в жизни – приобрести профессию. Папа хотел, чтобы я стала продавцом, классный руководитель Полина Петровна Ежова рекомендовала мне ехать учиться в медучилище. Но кто меня будет содержать? Отца нет, мама работает в колхозе за палочки. Выход один – идти работать. Переехала я к Дядькиным, они жили в городе за рекой, меня устроили в детсад воспитателем. Лето я проработала в детском садике, заработала 78 рублей и с Марией Касьяновой поехали на пароходе «Кириллов» в Вологду через Архангельск по Белому морю. Во время плавания была такая буря-качка, что мы не находили себе места – ни в каюте, ни на палубе. Люди все измучились от этой качки, еле добрались живыми до цели.

Из Архангельска поехали на поезде в город Вологду. Приехали на вокзал в чужой город, оттуда добрались до Пединститута, при котором был рабфак (факультет для рабочей молодежи), куда мы и собирались поступать. У меня было всего десять рублей, пять из них я заплатила извозчику, а с оставшейся пятирублевкой начались мои вступительные экзамены и учеба на рабфаке. Поступала на рабфак сразу на третий курс в надежде на то, что если не поступлю на третий, то на второй-то уж примут. Так мне посоветовали мои друзья и знакомые, уже имевшие в этом опыт. В итоге провалила экзамен по физике по программе 8–9 классов, у меня же было семилетнее образование. Но была все-таки зачислена студенткой второго курса рабфака при Вологодском педагогическом институте.

Поселили меня в общежитие на улице Советской. В комнате жило человек двенадцать студенток. Возраст и образование были разношерстными: кто-то уже учительствовал, но не имел образования; кто поступил с образованием всего два класса и т.д. Я была самая молодая и самая необеспеченная. Стипендия была 56 рублей в месяц. На эти деньги я могла выкупить продуктовую карточку на месяц, которой пользовалась при посещении столовой утром, в обед и вечером. Это уже было надежно, что каждый день позавтракаем, пообедаем и поужинаем. Остаток стипендии у нас высчитывали за общежитие.

Так я проучилась два года и, сдав экзамены за третий курс рабфака, была зачислена на первый курс пединститута, вернее, учительского двухгодичного института на химико-биологическое отделение. Пединститут я не могла рассчитывать окончить, так как помогать учиться так долго мне было некому. Два года учебы прошли в муках материальных и душевных, но студенческая пора была прекрасной, хотя и трудной. Помимо учебы я посещала хоровой кружок, гимнастическую секцию, руководила которой Нина Козлова. Училась играть на пианино и хотела учиться танцевать западно-европейские танцы, но за это нужно было платить деньги, которых у меня не было. Пыталась создать любимую живую газету, но тоже ничего не вышло. К тому же студенты были взрослые и главнее для них была учеба и другие интересы.

* * *

А жизнь продолжалась. Это были 1933–1937 годы. Наш институт всегда принимал участие в первомайских праздниках и праздниках Великого Октября. Студенты участвовали в парадах, тщательно к этому готовились, сдавали нормы на значки ГТО, ГСО, ПВХО (готов к труду и обороне; готов к санитарной обороне; готов к противохимической обороне) и ВС (ворошиловский стрелок). Значки эти мы с гордостью носили, готовы были защищать свое Отечество от внешнего врага. За эти годы было и много радостей беззаботной студенческой жизни: в праздники танцевали целыми днями в физзале, выступали в клубе железнодорожников с гимнастическими упражнениями, вечерами пели хором у общежития песни под гитару. Посещали культпоходами кинотеатры, театры, концерты настоящих артистов в институте. В каникулы ездили домой к своим родителям. Наблюдали солнечное затмение. Посещали исторический музей, который находился недалеко от института в Кремле и т.д.

В эти годы происходили и такие события, которые остались в памяти навсегда. Первого декабря 1934 года был зверски убит С.М.Киров, это событие тогда потрясло нас страшно. Вскоре не стало В.В.Куйбышева. Не стало моей сестренки Шурочки, умер дядя Ефим из-за болезни от полученной травмы. Оказался жертвой сталинского режима ученый Вавилов. Запрещали читать стихи Сергея Есенина, которые мы все же читали, прячась в кабинетах.

Анализируя время учебы в институте, я много думала о том, а откуда же брались силы, желание к учебе, целеустремленность, наконец, в то время, когда я – деревенская девчонка без надежной материальной помощи, не одетая в сравнении с другими – все же училась. Все время ощущала ущербность, унижения, а самое главное, материальную недостаточность. Мне так казалось, хотя по молодости я это не чувствовала, живя среди коллектива, подруг и друзей, за что я им всем благодарна. Благодарна в первую очередь моей маме, которая при такой трудной жизни всегда поддерживала меня. Благодарна своим двоюродным сестрам Анне Андреевне Дядькиной и Александре Андреевне Сафиулиной.

* * *

После окончания института меня направили на работу в Архангельскую область в село Федово Приозерного района учителем биологии и химии. Проработала четыре года, в последний год была уже завучем. Там же я вышла замуж за учителя истории Усачева Николая Алексеевича. У меня от него родились два сына – Альберт и Анатолий. Муж происходил из крестьян деревни Забивкино Приозерного района Архангельского сельсовета Архангельской области. Его отец Усачев Алексей Никифорович работал председателем колхоза, мать Екатерина Петровна была домозяйкой, неграмотная женщина. В семье было пятеро детей – Павел (работал в органах МВД, после выхода на пенсию жил в поселке Няндома Каргопольского района), Вениамин и Анатолий (погибли в Великую Отечественную войну), Альберт (умер от тяжелой болезни).

Их пятый сын и мой муж Николай, когда началась Финская война, добровольцем ушел на фронт вместе с директором школы Суворовым Константином Константиновичем и другими односельчанами. Воевали они в Финляндии на Ухтинском направлении – это был 1939 год. Особый лыжный батальон по причине предательства командира попал в окружение, был обстрелян с воздуха в момент перехода через замерзшее озеро и весь утонул. Была такая война, о которой не рапространялись долгое время и до сих пор точно гибель этих патриотов Родины нам не известна. Никто об этом не говорит, так как здесь скрывается какая-то тайна.

Авторская вставка. Советско-финская война (зимняя война) – вооружённый конфликт между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 12 марта 1940 года. Причинами войны стали территориальные разногласия между СССР и Финляндией. После того, как фашистская Германия напала на Польшу 1 сентября 1939 года, советское руководство хотело отодвинуть финскую границу от Ленинграда (сегодня Санкт-Петербург) с целью укрепления безопасности северо-западных границ страны.

Поводом к началу войны послужил так называемый Майнильский инцидент: 26 ноября 1939 года финская артиллерия обстреляла позиции советских войск в районе населенного пункта Майнилы, из-за чего погибли несколько военнослужащих.

12 марта 1940 года в Москве был подписан мирный договор, по которому к СССР отошёл весь Карельский перешеек с Выборгом, часть полуостровов Рыбачий и Средний на Севере и был сдан на 30 лет в аренду полуостров Ханко. В соответствии с договором, граница на Карельском перешейке была отодвинута от Ленинграда на 120–130 километров и Финляндия обязалась не участвовать во враждебных СССР коалициях. 13 марта боевые действия прекратились. – (Из энциклопедических источников).

Муж Николай погиб в 1940 году и второй сын Толя уже родился, когда отец погиб, вернее, пропал без вести, о чем мне сообщил Военкомат. Оставшись одна с двумя детьми, я решила уехать в свою деревню, растерявшись в жизни. Думала, буду работать в деревне всю свою неудавшуюся жизнь. Но жизнь распорядилась по иному. В августе 1942 года меня переводят в райцентр Плесецк завучем в среднюю школу, заявив, что учило меня государство не для начальной школы. Так как у меня был окончен не пединститут, а только учительский, я побоялась взять на себя такую ответственность и попросила перевод в восьмилетнюю школу. Меня назначили учителем биологии и химии в Пуксоозерскую восьмилетнюю школу при заводе Главсульфитцеллюлёза, считавшимся тогда военным заводом.

* * *

Это было уже в сентябре 1942 года. В этой школе я проработала учителем и звучем до октября 1946 года. В ноябре этого же года мы – четыре безумные женщины – по вызову мужа одной из них уехали в Грозненскую область в село Шали. Там я недолго работала заведующей начальной школой, но в апреле 1947 года, поняв, что совершила большую ошибку, вернулась на родину. Уехала на деньги, полученные за второго погибшего мужа, отца третьего сына Володи.

С отцом Володи я познакомилась в Пуксоозере в 1943 году. Широков Леонид Алексеевич покорил меня своей интеллигентностью, интеллектуальностью, добротой, скромностью. Его сила воли, выдержка, культура и любовь спасли меня от одиночества, а ведь у меня на руках уже было двое детей. Я очень нуждалась в духовной, моральной и материальной поддержке. Но счастье мое продлилось недолго. Его – варщика – переводят в село Волошку Няндомского района на такой же завод. Затем отправляют на фронт и он погибает в 1944 году, когда родился мой третий сын Володя. С фронта я получила только два письма, а потом снова страшное сообщение – пропал без вести в боях за Родину…

* * *

Наконец, весной 1947 года мои чеченские приключения закончились и я по приезду в родные места назначаюсь учителем биологии и химии в Турчасовскую восьмилетнюю школу (это в десяти километрах от моей родной деревни), где проработала десять лет. В село Турчасово я приехала из Бережной Дубравы, где по возвращению из Чечни работала воспитателем в детдоме. В конце учебного года свободных мест в школах по моей специальности не было. В детдоме контигент детей был неоднозначный. Девочки очень нуждались в материнской ласке, очень тянулись ко мне, а мальчики были всякие. Одни – младшие – находились под влиянием старших.

Кормили детей хорошо, даже воспитатели в день дежурств могли пообедать. Мальчишкам свойственны всегда проказы. Они, например, всегда пытались попасть во флигель, где жили девочки и был подвал с картошкой. Добыть этот картофель и вечером испечь в печке было их желанной целью. Однажды, проверяя домашние задания, я заметила, что мимо окна продвигается очередь мальчишек. Один из них вдруг ударил по стеклу и разбил его. Так они хотели проникнуть во флигель, но, увидев меня, разбежались. Подозреваемых вызвали к директору, но никто не сознался, хотя виновника мы знали. Именно он так грубо ответил: «Глаза-то поморозило, вот и говоришь, что попало!». Это он про меня говорил. И так несколько раз. Он вообще имел много замечаний и за свои проступки впоследствии был прилечен к ответственности.

Жили мы в Дубраве – я, мама, младший брат Коля и сын Толя – в отдельном маленьком домике. Год 1947 был очень тяжелым. Во-первых, это было послевоенное время, а во-вторых, вокруг была засуха. Карточки на хлеб давали только работающим – мне и маме, которая работала няней. У нас вообще не было ничего и то, чем мы могли покормиться, это суп из столовой принесенный, который был сварен из соленых грибов с картофелем и все. У колхозников изредка могла купить картофель или редьку, которую мои дети ели сырую с солью.

В апреле 1947 года мне пришел вызов из Плесецкого районного отдела народного образования (РайОНО) и мы поехали в Турчасово. Ехали на дровнях, на лошади. То, что пришлось пережить, невозможно описать и как мы выстояли тогда знают только я, дети и мама…

* * *

В том же году к нам в школу был назначен учителем истории Метаков Митрофан Георгиевич, 1912 года рождения, уроженец Якутии. Работали мы в одной школе и он сделал мне предложение. Через пять месяцев знакомства, в феврале 1948 года мы поженились. В турчасовской школе, как я уже писала, проработала десять лет. За это время у меня родились трое детей: Миша родился 13 января 1949 года, Валера – 14 сентября 1950 года, Валя – 28 апреля 1952 года.

Отец моих троих детей Метаков Митрофан Георгиевич родился во времена Российской Империи в Олёкминском комиссарстве Якутского уезда в среднем течении реки Лена, в деревне на одноименном острове Кыллах. Населения там было мало, люди всегда переселялись в более обжитые места. Помню, Митрофан Георгиевич рассказывал, что они жили в городе Якутске, дети были уже взрослые и их отец был женат второй раз. У отца были два брата, один из них погиб во время ВОВ. У второго брата были дети Спартак, Светлана и Галина. Спартака уже нет в живых, а его жена Дуся живет в Олёкминске, у них было двое детей. Дуся одно время работала кондуктором автобуса, который курсировал ежедневно от Олёкминска до поселка, где жила Галя и где, между прочим, жила наша архангельская и турчасовская землячка Граня Валявкина из Верхнего Двора.

В 1972 году после двадцати пяти лет супружеской жизни я имела удовольствие отправиться в «свадебное путешествие» из Нефтеюганска в Якутию, где и познакомилась с родственниками мужа. Прилетели мы на самолете в город Олёкминск из Новосибирска. Встретили нас Спартак и Дуся. Прожили у них несколько дней и Дуся предложила поездку на автобусе по знакомым местам, родным для Митрофана Георгиевича. Побывали у племянницы Светы, которая жила в селе Юнкюр и работала бухгалтером в колхозе. Жила она с сыном, с мужем жизнь не ладилась, так как он любил выпить. Света всегда поздравляла Митрофана Гергиевича с праздниками, особенно с Днем Победы.

Потом побывали еще у одних родственников, где я запомнила старенькую бабушку, которая даже не знала сколько ей лет (наверное, около ста или больше). Однако здоровьем была крепка, собаку и корову выходила кормить в платьице и ситцевом платочке. Я тоже по наивности выскакивала во двор раздетая и подцепила грипп. Несколько дней болела. А зима была самая настоящая, сибирская зима, мороз под сорок-пятьдесят градусов! Ветра нет и дым столбом устремлялся в небо. Очаровательная картина. Бабушка курила трубочку.

Все были к нам приветливы, но разговаривали с Митрофаном Герогиевичем по-якутски. Я конечно из их разговоров ничего не понимала. Здесь мы ночевали две или три ночи и поехали к Галине. Мужа Галины звали Михаил, у них было семеро детей. Дом был большой, дети трудолюбивые. Семья держала корову и лошадь. Хлев холодный, называется «хатон». Приспособленные к такому континентальному климату коровы ночевали только в хатоне, а весь зимний день гуляли на дворе, а на водопой их гоняли на речку или на озеро. Жили они материально хорошо, дети учились, но Михаил рано умер, видимо, болел.

Галя много рассказывала про Митрофана Георгиевича. О том, каким строгим учителем он был, как она в детстве жила у него в няньках, нянчила его ребенка от первого брака. Как учился в Якутске в педучилище и останавливался у них во время поездки домой и на обратной дороге. Митрофан Гергиевич окончил Якутское педучилище с правом преподавания русского языка в якутских национальных школах. Затем работал инспектором в РайОНО по национальным школам. Приходилось много ездить на лошадях в морозную погоду с целью проверки школ. Позднее, когда умер ребенок, он развелся с женой, уехал в Магадан и работал по специальности.

* * *

Когда началась война, Митрофан Георгиевич был мобилизован на фронт и воевал до конца войны, дошел от Москвы до Берлина. Служил адъютантом командира 971-го стрелкового полка 273-й стрелковой Бежицкой дивизии в звании лейтенанта. Был ранен, находился на излечении в эвакуационном госпитале номер 2839 с седьмого августа по двадцатое сентября 1943 года по поводу сквозного пулевого ранения правой кисти с повреждением кости.

За овладение городом-крепостью Модлин (Новогеоргиевск) старшему лейтенанту Метакову Митрофану Георгиевичу приказом Верховного Главнокомандующего товарища Сталина от 18 января 1945 года за отличные боевые действия была объявлена благодарность. С июня 1942 года по май 1945 года Митрофан Георгиевич воевал в составе 136-й Краснознаменной стрелковой ордена Богдана Хмельницкого гвардейской дивизии 2-го Белорусского фронта, в 342-ом стрелковом полку в должности командира стрелковой роты. Был дважды ранен.

* * *

Жизнь Митрофана Георгиевича не была легкой, все началось еще в детские и юношеские годы. Мать умерла рано, а отец работал в торговле и любил выпить, чем причинял неприятности семье. В период запоев мать иногда была вынуждена прибегать даже к физической силе. Потратив все силы на уговоры, брала его пьяного, перепоясав крепкими ремнями, в охапку и подвешивала на крюк к матице – балке потолочного перекрытия. Удовольствие висеть в таком виде и положении было не из приятных. Начинались мольбы о прощении. Мать, конечно, прощала его из жалости, снимала с крюка, но в следующий запой повторялось все снова…

После смерти матери отец женился вторично. От второго брака было две дочери – Шура и Валя. Шура жила потом отдельно, а Валя была любимицей брата, который постоянно заботился о ней, помогал материально во время учебы. Митрофан Георгиевич рассказывал, что Валя была красивой девушкой с длинными косами. Окончив пединститут в Якутске, она какое-то время работала по специальности. Потом вышла замуж за актера республиканского драмтеатра Георгия Алексеева, у которого была дочь Варя от первого брака. Валя болела туберкулезом и умерла в 1950-х годах…

Это печальное известие мы получили в день похорон моего старшего сына Альберта. Митрофан Георгиевич очень переживал, потеряв сестру. Потом Георгий выслал нам свое фото с дочкой, а фотографии Вали так и не было у нас. На обратной стороне своей фотографии Георгий написал монолог Жиронта из пьесы Мольера «Проделки Скапена», исполненный им на сцене театра:

«…Деньги? Деньги всегда во всяком возрасте пригодны!Но юноша в них ищет слуг проворныхИ не жалея шлет туда, сюда.Старик же видит в них друзей надежныхИ бережет их как зеницу ока…»

Под этим поэтическим автографом была надпись: «Гоша. 24 декабря 1950 года, город Якутск, улица Ломоносова, дом 83, квартира 3». Митрофан Георгиевич помогал Вале даже с фронта – посылал посылки, переводил деньги. Со смертью сестры, казалось, оборвалась последняя связь с родиной…

* * *

Познакомилась я с Митрофаном Георгиевичем впервые на учительской конференции в Плесецке, куда он приехал уже после войны и отбытия годового срока заключения. Приключилась с ним страшная история в самом конце войны. В победные дни он находился в командировке по своим военным делам, когда узнал, что война закончилась и Германия капитулировала. Радостный возвратился в часть, чтобы со своими однополчанами отпраздновать Победу. Но радость была омрачена трагедией в их части. Солдаты, узнав о победе, начали искать хоть какой-нибудь горячительный напиток. Недалеко обнаружили цистерну с отравленным немцами спиртом. Не испугались наши солдатики, стали его фильтровать кустарными способами с помощью своих армейских медиков. Но яд до конца не был нейтрализован и в результате десять бойцов отравились насмерть.

Так как Митрофан Метаков был командиром этого подразделения, его и обвинили в случившемся. Лишили воинского звания и должны были арестовать. Он заперся в своей командирской комнате и не выходил несколько дней. На требования выйти – отказывался, стрелял в дверь из наградного трофейного парабеллума. Очень тяжело переживал это незаконное обвинение. Но увы! Был арестован и осужден военным трибуналом на десять лет. Этапом был отправлен из Германии в Сибирь. Но на одной из станций произошло расформирование эшелона и их этап направили в Архангельскую область в лагеря под городом Молотовском на строительство Беломоро-Балтийского канала (Беломорканала). Теперь этот город называется Северодвинск.

Зная, что осужден незаконно, Митрофан Георгиевич подал заявление на пересуд. Дело было пересмотрено и он после года лагерей вышел на свободу. Выдали ему немного денег, на которые можно было купить лишь буханку хлеба, она стоила 86 рублей. На свою родину он не поехал, а пошел в Архангельске в областной отдел народного образования (ОблОНО). К счастью, заведующий ОблОНО оказался однополчанином и был на суде, где все знали, что обвинение было напрасным.

Митрофана Георгиевича направляют в Савинскую школу Плесецкого района историком. Но там историк уже был и его отправили в Турчасовскую семилетнюю школу, где мы уже лучше познакомились. Спустя какое-то время он делает мне предложение выйти за него замуж. Я долго колебалась, так как человек он был не из русских, да и особой надежды я не испытывала. Но настойчивые ухаживания и обещания помочь поднять детей все же склонили меня к тому, что я дала согласие. Еще помогла в этом учительская семья Перуновых – устроили специально вечер знакомства, вернее, устроили сватовство. Жизнь наша была неоднозначной. Было немало хорошего и плохого, но все же прожили мы с Митрофаном Георгиевичем тридцать семь лет…

* * *

Из песни слова не выкинешь – в селе Турчасово началась моя вторая жизнь. Получив направление учителем биологии и химии в Турчасовскую семилетнюю школу, я с детьми ехала из Бережной Дубравы до Плесецка на попутной машине, а от Плесецка до Турчасово добирались уже на лошадях. Мама с братом Колей приехали позднее. Так, наконец-то, в апреле 1947 года я попала в родные края. Турчасово – место нашей встречи и женитьбы с Митрофаном Георгиевичем. Поженились мы в феврале 1948 года, в этом же старинном селе (Посаде) родились трое наших детей. Митрофан Георгиевич сначала работал учителем истории и физкультуры, затем заведующим интернатом и, наконец, поедседателем Турчасовского СельПО (сельская потребительская кооперация).

В 1954 году приезжает мой старший сын Альберт, живший все это время с бабушкой и дедушкой Усачевыми в Приозерном районе Архангельской области. Проучился он со своим младшим братом Толей год в одном классе и по итогам учебного года не имел ни одной положительной оценки. Внешне был как будто здоров, но к учебе у него не было никакого интереса. Видимо, сказалось обучение в начальной школе в деревне Погост Приозерного района, где он жил в годы войны у бабушки с дедушкой.

Его первая учительница, да простит меня Бог, была с физическими недостатками – горбатенькая. И как-то на колхозном собрании свекор Алексей Никифорович Усачев, который с ней по каким-то причинам конфликтовал, публично обозвал ее «горбулей». Она смертельно обиделась и решила свою обиду выместить на моем маленьком сыне. Алик в школу ходил, но она не обращала на него никакого внимания. Не спрашивала уроки, не проверяла домашние задания, делала вид будто его вообще не существует. Придя домой, сын делал домашние задания с помощью дяди, которого тоже звали Альбертом, то есть учился самостоятельно. Когда я приехала за ним, меня поразило такое наплевательское отношение к ученику. Проплакала не один день. Толя, он был со мной, спрашивал: «Мама, почему Алик говорит "свецка", "пецка"»? Таким был местный просторечный говор. Я тогда оставила его у дедушки и бабушки. Побоялась, что увези я его и отдай в новую для него школу, он станет посмешищем среди одноклассников и это станет большой психологической трамвой для ребенка…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.