Элизабет, прорицательница Мордаса

Корректор Ирина Свиристель

© Мохамед Хэйтем Матук, 2025

ISBN 978-5-0068-2375-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

♔ Введение ♔

(подробное введение в конце романа)

Войска Ричардимира сражаются с Осборнским.

Глава 1

Перемирие

Четыре года кряду пылала война, подобно неукротимому огню, что пожирал души и плоть в своём ненасытном горниле. Ричардимир, владыка Руссингаля, изнемогал под гнётом этой нескончаемой брани, истощавшей его дружины, словно вихрь безжалостный, что уносит жизнь в бездонную пучину. Мысль о прекращении кровопролития, о возвращении мира в его цветущие земли, зажгла в сердце его искру надежды. Но Осборнский, государь Украйгаля, чья душа была опалена свирепой жаждой господства, лелеял лишь одну мечту: перешагнуть сумрачные рубежи Чёрной Чащи и подчинить Руссингаль своей неумолимой воле, крепкой, как сталь закалённая.

Уразумев, что иного пути нет, Ричардимир призвал к себе Лафартова, верховного стратега и главу всех своих воинств.

– Ну… вещай, Лафартов, – молвил король, и глас его, тяжёлый, будто камень булыжный, гулко разнесся по светлицам, – какие вести несут гонцы с поля брани?

– Увы, государь, вести худые, лихом пахнущие, – отозвался Лафартов, низко челом бьющий. – Две тьмы (тысячи) воинов наших костьми полегли в сече лютой, тогда как Осборнский потерял всего пять сотен.

– Лихо горькое! – простонал Ричардимир, сжимая переносицу, словно желая изгнать из разума образ тысяч жизней, обращённых в прах. – И что же ты, мудрый советник, предлагаешь?

– Лишь единый путь способен укротить сие кровопролитие, государь, – молвил Лафартов с горечью. – Надлежит склонить Осборнского к подписанию договора о перемирии.

– Чего-о? А-ха-ха! – залился Ричардимир смехом горьким. – Неужто ты мнишь, что сей бесноватый, у коего в башке дым от спеси стоит, пред нею преклонится?

– Преклонится, государь, – твердо отвечал Лафартов. – Войско его, сколь бы грозно ни выглядело, против нашей рати – что мышь против льва. Силы их на исходе, и сам он то ведает.

– Сомневаюсь, что разум его, омрачённый, столь здравую думу вместит, – вздохнул Ричардимир, – да, видно, попытка – не пытка… устройте нам с сиим шутом встречу. Беседовать с ним – всё равно что на стену глухую речь вещать. Подвиг сий достоин песни скальдов!

Лафартов, ещё ниже челом склонившись, уже вознамерился удалиться, как вдруг в зал вступил воинством своим генерал, чей лик был омрачён тучею грозною.

– Сторожа северные воротились, государь, – возвестил он. – Обошли люди наши горы вдоль и поперёк, словно свахи невест ищут, но следов Дракона Мордаса, хоть глаз выколи, не сыскали.

– Что?! – яростно вскричал Ричардимир, и глас его, подобно громовой туче, потряс стены. – Сей змей лютый, коего тень над нами висит, там, несомненно! Рванёт он на нас в любой миг, а вы бредень свой пустой мне суёте, будто и не бывало его?! Он там, говорю!

– Продолжить поиски, государь? – спросил генерал, не смея поднять взор.

– Немедля! – повелел король. – И не смейте являться пред очами моими, покуда не отыщете и не низвергнете его!

Тут Лафартов, с присущей ему мудростью, осмелился возразить:

– Государь, позвольте напомнить вам молву, что меж простым людом ходит, – молвил сановник, низко голову склонив. – Гласит она, что сон чудовища того неглубок. Неужто, отыскивая его, мы рискуем пробудить то, чего страшимся? Не станут ли воины наши невольными слугами пророчества о конце времён?

– И что же ты предлагаешь, Лафартов? – вопросил Ричардимир, сурово хмуря брови. – Сидеть сложа руки? Ждать, пока монстр не восстанет из оцепенения и не обрушит на нас ярость свою?

– Сие, по нашему разумению, и есть решение самое мудрое, государь, – отозвался министр голосом медоточивым, но почтительным. – Смею предположить, что сей так называемый Дракон Мордаса – не более чем пустая байка, сказка древняя, чтобы пугать малых детей.

– Сказка?! – взревел Ричардимир, и голос его, полон праведного гнева, заставил придворных замереть. – Скажи сие предкам, люди чести, осязали когти сего зверя в плоть до Великой Битвы! Забыл, что я – Максвелл? Кровь доблестных праотцов течёт в жилах моих! Дракон существует, ведомо мне то в глубине души моей, и если восстанет он, то на пути его встану я – противник, ему под стать! Клянусь в том кровью своей и венцом!

Придворные хранили молчание, внимая речам повелителя с благоговением.

– Немедля шлите гонцов за гонцами в горы северные! – воззвал Ричардимир. – А зодчим передайте: пусть спина не разгибается, пока стены не поднимутся под самое небо! Укрепления должны стоять на диво крепко!

– Слушаемся, ваше величество, – хором ответили министры.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Вдали от границ Руссингаля, в величественном замке Украйгаля, Осборнский пировал за длинным дубовым столом, окружённый визирями. Золотые кубки искрились в свете факелов, как вдруг пир прервал первый советник Осборнского, Хворм, мужчина, чьё низкорослое сложение не уступало в округлости, а голос был не громче почтительной дрожи.

– Г-государь… – начал он, заикаясь.

– Какой важный повод, Хворм, заставил тебя дерзнуть нарушить наш вкусный пир? – прогремел Осборнский, и взор его, подобный молнии, будто бы испепелил на месте дерзновенного. – Неужто не видишь, что мы заняты?

Хворм, склонив главу в почтении, промолвил:

– Не осмелились бы потревожить пиршество ваше, о, Государь Просвещённый, кабы не весть благая, кою спешим донести до слуха вашего: стены цитадели вашей ныне неприступны! Отныне ни единый дракон лютый не страшен нам!

– Сие… воистину радует! – отозвался Осборнский, и на устах его заиграла улыбка, полна торжества.

Хворм отступил, но Осборнский внезапно окликнул его:

– Постой! Какие вести несутся с поля брани?

– Вести паче всяких похвал, государь! – воскликнул Хворм с усмешкой лукавой. – Рать наша учинила супостатам побоище великое: две тьмы (тысячи) врагов повержены!

– А утраты наши?

– Лишь пять сотен, ваша светлость!

Услышав сие, Осборнский разразился хриплым смехом, подобным раскатам грома, и возгласил:

– Жребий брошен, Ричардимир! Падение твоё неминуемо!

Обратившись к собравшимся, он затянул победную песнь:

Хворму так и подмывало ввернуть пару слов, дабы блеснуть знатоком пред государем, – но, спохватившись, он прикусил язык и уступил место второму советнику. Тот, прочистив горло, точно трубу пред громовым раскатом, и заикаясь, словно школьник пред грозным учителем, вымолвил:

– Г… г… государь, военачальники наши б..б..бьют тревогу: численный перевес Ричардимира с… сулит нам пагубу. Сколь бы грозно ни было наше орудие, враг способен измотать нас… ежели не усовершенствуем орудие наше еще.

Осборнский в ярости пнул стол, опрокинув яства и кубки, и взревел:

– Проклятье! Немедля созывайте генералов!

Советник потупил взор и поспешил прочь.

– Государь… – промолвил Хворм, но высказаться ему не удалось: в зал вступили двое в военных мундирах. Осборнский метнул на них гневный взгляд и прогремел:

– Разве вы не усовершенствовали дронопульты?

– Усовершенствовали, государь, – пролепетал генерал, – да сил мало, казна оскудела, а воинство Ричардимира всё множится да множится!

– Как это казна оскудела? – взревел Осборнский, – разве союзники нас не снабжали?

– Наши союзники на грани разорения, государь… запад отказал нам!

– Отказал нам?! – изумился Осборнский.

– Государь… – просипел Хворм.

– Что? – рявкнул Осборнский.

– Есть путь получше, государь! – промолвил Хворм. – Путь, не зависящий от сих западных неудачников! В руки наши попала ценнейшая информация!

– Информация? – переспросил Осборнский, и очи его разгорелись гневом.

– Воистину, государь! – воскликнул Хворм и подал знак.

Вперёд выступил солдат с книгой в руках, передал её королю и отступил.

– Что сие? – озадаченно вопросил Осборнский.

– Дневники, государь, – отвечал Хворм, – принадлежащие девице по имени Элизабет. Взгляните на сию страницу…

Осборнский впился глазами в строки, и лик его озарился удивлением. Он тут же поднес дневник поближе к носу и принялся жадно листать.

– О, какая дивная информация! – воскликнул вдруг он, глаза его хитро блестели, а лицо озарилось злобной ухмылкой. – О, какая чу-у-дная информация! Созвать совет!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Два дня спустя, на нейтральной поляне, под бдительными взорами свит своих, два короля встретились.

– Не мнится ли тебе, Осборнский, что пора унять сие безумие? – вопросил Ричардимир, и голос его, твёрдый, как скала, разрезал тишину.

– Напомню, Ричардимир, что ты начал сию воину, не я, – парировал Осборнский, и очи его сверкнули, точно клинки на солнце.

– Я? – ошеломлённо переспросил Ричардимир. – С каких это пор? Твои же солдаты напали на моих!

– Я ведаю о том, что было сто лет назад, Ричардимир! – отрезал Осборнский. – Тебе ли не знать о нашем былом что ли? Руссингаль был частью Ривенора, под скипетром Лаксли, покуда ваш предок, Максвелл, не предал короля и не отнял власть у пращура моего!

– Всякому ребёнку ведомо, Осборнскии, что твои предок был неудачником! – резко возразил Ричардимир. – Сей из-за него вспыхнула гражданская война в Ривеноре!

– Ложь и клевета! – взревел Осборнский, и голос его, подобно грому, сотряс шатёр. – Мой пращур был верным королём! Твои же плёл заговоры против моего, точно паук паутину!

– Послушай, – устало молвил Ричардимир, – никому более не интересны байки о наших пращурах и их знатных деньках. Народ наш жаждет лишь мира, чтобы вернуться к очагам своим!

– То твои народ, Ричардимир, жаждет вернуться к очагам своим! – парировал Осборнский, и улыбка его была холодна, как зимний ветер. – Мои же люди готовы лечь костьми за честь и отчизну!

– Ты ведёшь их к погибели! – воскликнул Ричардимир. – Сколь бы грозна ни была рать твоя, она падёт под натиском нашего превосходства!

Вдруг Осборнский хитро усмехнулся и произнес:

– Ах… вот как! Что ж… коль судьба такова… мне остаётся лишь покориться.

– Во истину, – согласился Ричардимир.

– Продолжать сию брань – безумие, – добавил Осборнский.

– Впервые ты изрекаешь мудрость, – подтвердил Ричардимир.

– Изъявляю волю на перемирие… – спокойно провозгласил Осборнский.

– Что? – изумился Ричардимир.

– Согласен, молвил! – ответил Осборнский. – Неужто слух твои ослаб от кликов победных?

– Без условий и прихотей? – спросил Ричардимир, всё ещё ошеломлённый.

– Мир, молвил я! – прогремел Осборнский. – Или ты, король Руссингаля, столь же слеп к дарам судьбы, как крот к солнцу?

На изумление всей честной компании, Осборнский приложил свою длань к договору, начертав закорючку, что звалась его именем. В ночь ту же рати обеих сторон отступили от краёв Чащи Чёрной, словно волки сытые. И водворился на землях мир – зыбкий, словно первый ледок на реке осенней.

Однако в сердцах тех, кто видел сие своими очами, затаилась червоточина сомнения: уж больно ласкова была лисица Осборнского нрава. Чуялось, за щедростью его пряталась ловушка, хитрая, словно змеиный извив, – тень лихая, что сползла на мир сей и не думала уходить.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

На самой опушке Чащи Чёрной, под призрачным светом месяца, два стражника короляРичардимира – один с самострелом, другой с мечом – завершив свой обход, толковали меж собой.

– Не чудится ли тебе, арбалетчик, сие делом диковинным?

– О чём толкуешь, меченосец?

– Как о чём? О перемирии сем, будь оно неладно! – отозвался меченосец. – Сей коварный Осборнский, что годы кряду жаждал брани, вдруг смирился да мир подписал? Не кроется ли тут, мол, некая свиная?

– Уйми ты свою тревогу, друг меченосец! – молвил арбалетчик. – Дело яснее ясного: примерил он нашу силушку богатырскую да познал свою худобу. Не видать ему победы, как своих ушей!

– А коли смирение сие – личина да обман, арбалетчик? – не унимался меченосец, понизив глас до шёпота. – Вдруг под покровом сего спокойствия он замышляет в тени леса окаянного недоброе? Иль ищет некое оружие потаённое, машину безымянную, что в книгах его значится как «158X-H9»? Тварь сию, чудищу подобную, что сулит ему власть над всем подлунным миром на блюдечке серебряном?

– Что за бредни ты городишь, меченосец? Белены, что ли, объелся? – возмутился арбалетчик. – Воинство Осборнского подняло бы гам на весь лес, покушаясь на сие «158X-H9»… Стой… Чу! – вдруг прошептал он, замирая. – Слышишь?

Прислушались они и уловили в ночи шелест да приглушённые речи.

– Во истину, голоса… – произнёс меченосец.

Два стража, крадучись, словно рыси, углубились в чащобу и укрылись, затаив дыхание, за корнями могучими древнего дуба. Просовывая головы сквозь листву густую, узрели они двух воинов вражьего стана: один с пикой, другой с копьём.

– Положение наше в сих краях шатко, пикинёр, – молвил один, и в голосе его слышалась тревога. – Шляться по сему лесу – явное нарушенье перемирья!

– Не для шляния мы здесь, олух, – отрезал другой. – Наша служба – сыскать сей «158X-H9» да доставить его ко двору его величества Осборнского.

– Да с чего это сударь сам не чешет лыжи на поиски, пикинёр?

– А потому что он царь, болван ты этакий! – фыркнул копейщик. – Не пристало королям марать руки в делах подлых. Наш удел – в грязи ковыряться, ему на потеху.

– Понимаю, пикинёр… – замялся первый. – Но стоит ли эта причина того, чтобы класть головы за сей «158X-H9»?

– Ещё как стоит! – со пылом воскликнул копейщик. – Сей артефакт даровал бы нам победу над Ричардимиром да власть над всей землёй!

– Стали бы мы неуязвимы?

– Само собой, ха-ха!.. А теперь тише… Дабы ни единая душа не проведала о «158X-H9»!

Но в кромешной тьме, где таились стражи Ричардимира, не проронили ни словечка. И едва враги скрылись из виду, помчались они что есть духу ко дворцу, дабы донести государю о подслушанной крамоле.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

– «158» чего? – громыхнул Ричардимир.

– «158X-H9», государь, – ответил Лафартов.

– И что сие такое? – переспросил Ричардимир.

– Говорят, сие новое средство для обретения мировой гегемонии, – пояснил министр.

– Чего?! – взревел Ричардимир, и гнев его, подобный морской буре, затопил палаты гридные. – Он мир подписал, да только для очей чужих, а сам замыслил его попрать, едва спина наша повернётся! Воспользовался он отводом рати нашей из Чащи, дабы усыпить бдительность нашу и творить там волю свою безнаказанно! Иуда предательский! Немедля созывать совет боярский!

Обратив очи свои к воеводам, примолвил:

– Низвергну я сего злодея в прах вместе с его «158X» окаянным! Но сперва надобно разуметь, что за диковина сия… снарядите в Чёрную Чащу ватагу лазутчиков лихих, да чтоб ни единая душа не проведала! Коли проведает он, что нам его умыслы тёмные ведомы, война вспыхнет пуще прежнего!

К вечеру отряд выступил. С первыми лучами зари он возвратился.

– Разгадали ли вы мрак тайн лесных? – вопросил Ричардимир.

– Увы, государь, – отвечал воевода, потупив очи долу. – Страх перед духами лесной сковал сердца ратников наших.

– Духами лесной?! – вскипел Ричардимир. – Воины Осборнского шатаются по тому лесу, словно по своему огороду, а мои – бегут, заслышав шорох мышиный? На смех меня, что ли, поднимаете?! Немедля ворочайтесь туда, сборище малодушное, не то кара вас лютая ждёт! И добыть мне вести… сие вам ясно, как день?

– Слушаемся, государь, – пробормотал воевода, ещё ниже склонив голову.

В тот же миг Фабьен, сын королевский, шагнул вперёд.

– Я сам возглавлю отряд, батюшка, – возвестил он, и глас его, тихий, но твёрдый, будто кремень, вселил в сердца надежду.

– Как?! – воскликнул Ричардимир, и очи его дивно расширились.

Перемирие.

Глава 2

Принц Фабьен

Фабьен, единственный отпрыск Ричардимира и законный наследник престола Руссингаля, взращён был под неусыпным оком двора. Его мать, павшая жертвой таинственного проклятья, оставила юношу сиротой, и весь двор стремился восполнить сию утрату. К восемнадцати годам Ричардимир счёл сына достаточно возмужавшим, чтобы обрести супругу, и беседа о браке всплывала едва ли не с каждым восходом солнца.

– Сын мой, – молвил Ричардимир однажды за утренней трапезой, – не пора ли тебе избрать достойную невесту?

– Марья-то хрупка, что тростиночка, Прасковья мала ростом, а Меланья – трещит, словно сорока на заборе! – отвечал Фабьен, и в очах его сверкнула озорная искра.

– А как же Степанида, дочь Мактриевых? – вопросил Ричардимир. – Девица из рода славного, статна, умна, и богатство её дома велико. Воистину, она достойна тебе.

– Ни за что не возьму её в жёны, отец, – твёрдо отрезал Фабьен.

– Отчего же? – изумился король, и брови его сошлись в недоумении.

– Ибо она дочь Фреца, коему мы и без того обязаны многими милостями, – молвил Фабьен. – Брак с нею – не выбор сердца, но тяжкий долг.

– Богатство – не порок, сын мой! – возразил Ричардимир. – Мактриевые испокон веков хранили верность дому нашему, и справедливость велит воздать им по заслугам. Максвеллы во все времена скрепляли узы с влиятельными родами.

– Быть может, батюшка, но брак – союз сердец, – стоял на своём Фабьен. – Мне нет дела до богатства избранницы моей. Лишь бы от неё веяло благоуханием Сверкающей Розы, цветка, что сулит любовь истинную.

– Полно тебе, Фабьен! Сверкающая Роза… все сие пустые грёзы! – отмахнулся король.

– Нет, батюшка, – возразил принц, и голос его был полон решимости. – Я отыщу ту, что станет светом души моей, клянусь честью Максвеллов!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Носился Фабьен в мечтах своих образом девы невиданной: той, что почитает мать-природу, вкушает яства лишь от земли-кормилицы, любы ей краски зелёные, как лес, жёлтые, как солнце, да лазурные, как небосвод, а пуще же всего – благоухает она, словно роза алая, что утренней росой сверкает. Степанида же дочь Мактриевых и близко не лежала к сему писаному идеалу.

Ричардимир же томился печалью не только о невесте для чада своего, но и о том, что не мог сыскать он удальцов, что отважились бы проникнуть в самую глухомань Чащи Чёрной, дабы разузнать про козни Осборнского.

– На меня положись, батюшка-государь! – воззвал Фабьен, и очи его сверкнули молодецкой удалью.

– Ты-ы? – воскликнул Ричардимир, и лик его омрачился, будто тучей грозовой. – Но чаща-то та кишит навьями да привидениями!

– Никакая нечисть лесная меня не напужает, отец, – твердо отвечал Фабьен. – Я выведаю, что за зверь такой сей «158X» окаянный.

Спустя два дня полуночных Фабьен, во главе дружины верной, во весь опор мчался сквозь Чёрную Чащу, где тени, словно черти, сплетались в хороводы зловещие.

– Коли узрите воинов вражьих, – наставлял он, – укрывайтесь во тени да храните молчание мертвеца.

Углубился отряд в самую чащобу, под сень древ исполинских, чьи кроны, будто своды склепа, скрывали свет белый. Туман пеленой призрачной окутал их, словно саван. Внезапно кони, почуя неладное, заупрямились, храпя и кося глазом в темноту.

– Знак недобрый, – прошептал один из всадников, и зуб на зуб не попадал. – Мороз по коже дерет, до самых костей пробирает.

– Держитесь, страха не показывайте! – окликнул Фабьен, и взор его был грозен.

Вдруг вой зловещий, будто из преисподней, прорезал тишину гробовую:

– У-у-у-у!

– Леший нас попутал! Нечисть поднялась! – вскричали всадники, обуянные страхом.

Поднялась кутерьма да паника слепая. Бросились воины врассыпную, покинув принца одного средь чащи тёмной.

– Воротитесь, окаянные трусы! – воззвал Фабьен, но мрак лесной, словно живой, поглотил их следы.

Оставшись один, принц ступил на землю и двинулся вперёд, ведя коня под узды, а другой рукой сжимая рукоять меча. Не успел он сделать и десяти шагов, как замер, будто вкопанный: его обволок дурманящий, до боли знакомый аромат.

– Клянусь душой, – выдохнул он, не веря своему носу. – Да это же тот самый, пьянящий дух Розы Сверкающей!

Словно завороженный сладкой ложью сего запаха, Фабьен вновь вскочил в седло и неспешно въехал под сень дерев. Воздух в чаще был тяжёл и спёрт, пах сыростью и тлением; он лёг на грудь мертвой тяжестью, похоронив под собой следы розового благоухания. Космы солнечного света, пробиваясь сквозь листву, стояли в воздухе пыльными столбами. А по бокам тропы ветви, точь-в-точь костлявые пальцы, норовили уцепить его за плащ.

Он резко остановился: взгляд его приковал к себе человеческий череп, лежащий на пути словно зловещее предзнаменование.

– Что бы сие значило? – тихо молвил принц, и шёпот его затерялся в гробовой тишине.

Наклонившись, он поднял череп и увидел на нём ясную, как приговор, надпись:

– «Воротись, откуда пришёл!» – громко прочёл Фабьен, и слова странно отозвались в мёртвом лесу.

Едва смолкло эхо, как с ветвей, будто чёрная волна, на него хлынула ослеплённая стая летучих мышей. Он отбился от них взмахом руки, едва удержавшись в седле.

– Прочь, порождения ночи! – крикнул Фабьен твёрдым голосом, и твари с визгом рассеялись в сумраке.

Едва он отряхнулся, как грудь его коня упёрлась в гигантскую паутину, чьи нити переливались на солнце радужной сетью. Не удостоив и взглядом членистого хозяина, принц одним точным ударом рассек её и двинулся дальше – лишь чтобы наткнуться на очередную диковинку: скелет, болтающийся на толстых лианах с нижней ветви пурпурного секвойи. Одним взмахом клинка Фабьен освободил кости от их плена и, наконец, выбрался на лесную поляну.