ОН и ОНА

© Дмитрий Моисеев, 2018

ISBN 978-5-4474-0068-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Начало конца: ОН

…ОНА ушла навсегда…

Спешно и буднично, без театрального скандала или обывательского хамства. ОНА просто собрала чемоданы и упорхнула в пыльном направлении неизвестности.

От НЕЕ осталось мало, сущие объедки, да и малость эта уже принялась таять, плавиться в клокочущем горле равнодушного времени, словно льдинка в гриппозной ладони или пластмассовый герой-солдатик на багряном полотне раскаленной конфорки. Лишь бирюзово-жасминный аромат духов «Mияко» да нервный росчерк карандашной записки: «ВСЕ КОНЧЕНО!!!» до сих пор пульсировали, подтверждали реальность ЕЕ недавнего присутствия в ЕГО никчемной жизни…

Сгорбленный и поникший ОН стоял посреди комнаты и курил, пытаясь осмыслить случившееся. Бело-красная майка с неровно обрезанными рукавами и прожженные во многих местах темно-фиолетовые шорты придавали мужчине черты бичеватости. Внешность дополняли небритость, криво отросшие ногти на крупных, костистых руках и грязно-угольные волосы, в которых белели хлопья перхоти.

По дому плавали мелодии Эннио Морриконе. Сигаретный дым следовал за творениями классика, ловя ритмы и невысказанные слова. Пепел падал на взлохмаченный ковер, присыпал горькой серостью коду трагедии любви.

Мужчина ничего не замечал. Двойственные чувства оккупировали похмельный разум, переполненный детскими комплексами и амбициозным бредом взрослого слабака.

Расставание произошло настолько же внезапно, насколько и ожидаемо. Долгое время брели ОНИ к разрыву, не решаясь сделать заключительный шаг. Но вот произошло: ноги пришли в движение, и инициатором ходьбы оказалась ОНА. Этот факт застал ЕГО врасплох, неподготовленного ни к оперативным розыскам пропавшей, ни к затяжным словесным баталиям объяснений, извинений и уговоров.

Впрочем, образовавшееся положение вещей мужчину не задевало. В сущности ОН совсем не переживал, размазанный по состоянию полубуддистского, полуулыбчивого спокойствия. Мрачное пьянство четырех последних дней поддержало дрогнувший дух. Обмануло, в очередной раз подменив реализм осознания грубостью алкогольной иллюзии.

– Я брошен, брошен, брошен! – тем не менее повторял ОН и глубоко затягивался через обсосанный фильтр. Фраза скрипела, пережевывалась, пропадала… Снова, снова и снова…

ОН остался один, чего не случалось уже много лет. Подобное обстоятельство подразумевало действие, и мужчина, согласуясь с консервативным принципом «Проверенное – лучшее!», колеса решил не изобретать. ОН остановился на опробованной во всех направлениях тактике философствующего безделья. То бишь пил еще больше водки, закусывая лимонами, острым сыром и подсохшей колбасой. К ритуалу брошенности прилагались пельмени, но ОН категорически отказался кухарить. Вместо поварства наш герой удвоил и без того избыточную дозу никотина, отчего язык покрылся горькой корочкой шафранного цвета. Для развлечения ОН слушал печальную музыку, думал о счастливом прошлом и неистово страдал. Мужчина неоднократно прибегал к идиотическим методам решения проблем, но лишь в исключительных случаях обращал внимание на проявленную глупость. ОН был тщеславным и самовлюбленным малым. Конченым умником.

За окнами шевелилось потное тело городского лета. Крашенная ртуть термометра рвалась к вершине стеклянной тюрьмы, достигая на солнечной стороне сорокаградусного рубежа. Горожане побогаче благословляли кондиционеры и славили дувчики-вентиляторы. Менее обеспеченные довольствовались скудными подачками природы.

Распахнутые рты окон и квадраты форточек превратились в ловушки для ветра. Они напоминали о тоннелях в иные измерения, приманивали сквозняки, воров-домушников и цивилизованных птиц, не менее людей ошалевших от жары и частой автомобильной отрыжки.

Именно птица – шустрокрылый хулиган-воробей потревожил покой черноволосого «философа», который к этому времени перешел в стадию размышлений с табличкой «опьянение существенное»…

Воробьем двигали крайние обстоятельства. В ходе операции по разграблению одной богатой помойки пернатой братии достался крупный куш – полторы буханки белого, совсем еще свежего хлеба с поджаристой корочкой, обсыпанной наивкуснейшими кунжутными семечками. От такой добычи у любого поедет «чердачина», и наш крылатый герой исключением не оказался. Алчность возобладала над здравым смыслом, и воробей (в то самое время, как пятеро его «подельников» рвали на части полную булку) подцепил оставшуюся половинку и помчался прочь, рассчитывая на крепость мускулатуры и тренированное сердчишко. Ограбленная шайка среагировала мгновенно. Птицы огласили окрестности громкими криками и бросились в погоню.

Вскорости летун пожалел об эмоциональном поступке. Белая полбуханка оказалась тяжела, как первородный грех из религии двуногих. Возмущенные подельнички заприметили усталость воришки и поднажали, чирикая грязные ругательства и обещая ввергнуть подлеца в полный цикл ужасов расплаты. В том, как неумолимо сокращалось расстояние, просматривалось скуластое лицо справедливого возмездия.

Воробью сделалось страшно, и он едва не врезался в горбатую спину фонарного столба. В последний момент воришка извернулся и пронесся мимо. Побег продолжался.

Похищенная половинка была давным-давно выпущена из клюва, но преследователи не поддались на очевидную уловку. Окрыленные близостью негодяя, они целеустремленно летели за сладостью кровавой сатисфакции.

И вот, когда мщение казалось неизбежным, крылатый жадина собрал последние силы, закрыл глаза и юркнул в первый из открытых провалов, не побоявшись очутиться в гостях у двуногих повелителей мира…

Ошалевший от страха и спринтерских скоростей воробей ураганом ворвался в квартиру. Инерция едва не опрокинула пернатого мошенника, и он, натужно вытягивая крылья и тормозя крошечной грудкой, совершил три полных круга.

Круги под номерами четыре и пять птица выполняла уже с наслаждением, кайфуя от гневного гомона недовольных преследователей. Пятерка подельников побоялась проникнуть во внутренности человеческого жилища, покружила около окна и с гиканьем умчалась прочь, на поиски новой добычи и приключений.

В свете возникших обстоятельств брошенные полбулки с кунжутной корочкой стало даже немного жаль. Воробей чирикнул комбинацию крепких матюков. Эйфория спасения подходила к концу, и он вновь почувствовал страх. Перекочевав поближе к форточке, воришка уселся на пластиковую перекладину, готовый при малейшей опасности рвануть навстречу свободе.

Однако опасности не предвиделось. В помещении витали странные запахи, звучала музыка, а за столом, подперев подбородок широченной ладонью сидел одинокий человек:

Мужчина. Еще юный, но уже порядком поживший. Высокий, но худой, гибкий, но сутулый. Черноволосый и сероглазый, с горбатым носом и длинными пальцами, из которых четыре были давным-давно поломаны, а два — нещадно изрезаны. ОН – взрослый человек, образованный и не глупый, что оказался малодушен и слаб. Что до сих пор не определился с целями на жизнь и жизненными приоритетами, касалось это карьеры, семейных отношений или занимаемого положения на GPRS-навигаторе Бога. ОН — человек-никто – НЕМО, мнящий себя персоной исключительной и чрезвычайно интересной. ОН — человек простой до безобразия и более никому не нужный. В том числе – себе самому…

Пернатый воришка ничего этого не знал. Птица видела лишь очередного представителя породы двуногих гигантов, заполонивших и запачкавших некогда общую планету. Нелогичных существ, чьи разрушительные амбиции подвергали опасности все живое сообщество Зеленого Шарика…

В этом момент черноволосый человек увидал гостя, приветливо помахал огромной ладонью, поднялся и пошатываясь направился к «насесту». Воробей не стал испытывать судьбу во второй раз и метнулся на волю, навстречу ветру и жаркому городскому солнцу…

Летуну было невдомек, что через три с половиной дня он погибнет от выстрела малолетнего фанатика «воздушек» — одиннадцатилетнего шалопая Петеньки Бромова…

Птица исчезла. ОН протер глаза и по-собачьи потряс головой.

«Почудилось», – подумал черноволосый и вернулся к возлияниям.

***

Сколько продолжалась война со спиртами, доподлинно неизвестно, но водки оказалось больше, чем колбасы. ОН проиграл схватку, реинкарнировал в состояние отупевшего полутрупа и двинулся на поиски приключений. Разноплановые чувства, властвовавшие в тот миг над сумеречными чердаками черноволосого сознания, находились в полнейшем разладе со здравым смыслом. ОН ничего не соображал, но какой же пылкой, какой обжигающе-страстной сделалась жажда смерти! Мечта распроститься с жизнью, мольба о холодном забытье последнего поцелуя делали мужчину похожим на романтичного юнца, эдакого Ромео, что наконец-то узрел в реале объект ночных вожделений. По совокупности пьяных сил взрослый юнец стремился немедленно познать тайну слияния. Цена не имела значения. Желание пропорционально равнялось уничтоженному спиртному, но воспринималось с неподдельной серьезностью непонятого миром поэта.

Приключения ждать себя не заставили. Недаром сказали древние: «Ищущие да обрящут!» Так и ОН, петляя по темным лабиринтам дворов, обрел искомое в образе глупых и наглых патрульных ментов…

ЕГО остановили и потребовали документы. ОН нагрубил, ЕМУ нахамили в ответ. ОН сжал кулак и и двинулся на обидчиков. Менты двинулись навстречу… Полный набор ночного авантюриста включал крики, маты и пинки, а также удары, толчки и зуботычины. Прочие подробности благополучно почили на могильниках пьяного сознания. Достоверно можно сказать лишь одно: Было до боли весело!

ОН очнулся дома, на любимом полосатом диване, растворенный в кинжально-острой тишине одиночества. Как, когда и каким образом состоялось возвращение в квартиру, навечно останется тайной. События всех последних дней, впрочем, тоже.

«Если взять во внимание значение таких важных критериев, как… Стоп! Хватит! – ОН категорично обрубил идиотский анализ. – Блядь буду! Какие к чертям собачьим выводы?!»

Настенные часы тикнули и пробили девять утра. На электронном календаре высветилась ленивая суббота августа. За немытым окном набирал силу новорожденный день, обещавший новую жару и сердечные приступы. Истошно сигналили автомобили, стараясь обогнать неназванных соперников в очередном раунде необъявленного соревнования.

Жутко болела голова. Сбитые костяшки рук саднили, на щеке пламенела устрашающая ссадина. Под правым глазом переливался оттенками желто-лилового колора убедительный фингал. Тело ломило, словно на нем ночь напролет отплясывали твист молодые газели и бодливые антилопы. Над переполненным мусорным ведром кружились жирные мухи. В помещении бродили запахи кислого запустения.

ОН перевернулся на другой бок и вздохнул. В душе медленно разрасталась тоска. После жестоких пьянок и последующих приключений мужчина непременно испытывал мерзкое чувство опустошенности. В такие дни ОН воспринимал себя никчемной и грязной пустышкой. В такие моменты ЕМУ совсем не хотелось жить. Беда заключалась в том, что пьянство и вытекающее из сего мероприятия похмелье повторялись практически ежедневно, на протяжении последнего года жизни. Причиной данного безобразия было… Да много что было!

ОН бестолково валялся на диване, разглядывал невинную белизну потолка и, наконец, пришел к выводу: «Плохо ВСЕ!» По старой, отложившейся в подсознании привычке, крикнул ЕЕ. Черноволосому ответила тишина. ОН перекатился на другой бок, ухмыльнулся и подумал:

«Все верно. Ты один, а вокруг – ни-ко-го. Разве это проблема?! Ты мечтал быть один, неоднократно утверждал подобное. Ты давным-давно задумал расставание, утвердил данное положение в качестве единственно возможного выхода. Вот, свершилось! Ты получил одиночество, добился, чего хотел. Твое желание исполнилось, как будешь жить дальше?».

Невысказанный вопрос завис в воздухе. ОН повторно вздохнул и перелег на другой бок. Кольнула печень, мужчина ругнулся, однако положения не поменял.

Прошло семь, девять или одиннадцать минут. ОН лежал и курил, выдыхал дым носом и пускал рваные кольца. ОН думал о желаниях. Об опасности, связанной с их возможной реализацией. С формами, что они принимают, и проблемами, из них проистекающими. ОН лежал, и ему было плохо.

Через некоторое время головная боль обернулась форменной пыткой. ОН, кряхтя и по-стариковски скрипя суставами, вынуждено поднялся. Возле кровати, композицией в стиле декаданс валялись рубашка, пиджак и брюки. Состояние одежды не давало усомниться в веселости прошедшей ночи.

«Хоть в этом без изменений!» – возникла саркастическая мысль и умерла, оглушенная хлестким хуком похмелья.

Пошатываясь, ОН пошарил по карманам и с радостью обнаружил выводок замызганных, но пригодных для использования купюр. Дрожащими руками мужчина пересчитал деньги. Сумма успокоила, протрубив ликующий гимн продолжения пьянства. На душе полегчало, ведь розыск денег на похмельную голову казался равнозначен попаданию в хищные лапы средневековой инквизиции.

Мужчина прошел в уборную, вымыл лицо, ноги и уши. Понюхал подмышки и щедро набрызгался дезодорантом. Зарулил на кухню и хотел сварить кофе, но лень, – главный грех человечества, оказалась сильнее желания. ОН взял со стола початую бутылку и глотнул теплой минералки без газа. Жидкость освежила, но через секунду ЕГО едва не вывернуло. ОН проплевался, прополоскал рот и вернулся в комнату.

В шкафу отыскалась свежая одежда. Мужчина натянул шмотки и обреченно, точно кандальный каторжник на пути из Петербурга в Сибирские Руды, побрел в ближайший винно-водочный лабаз.

Девять часов сорок семь минут. Утро, суббота, лето, выходной. Небо, лазурное и опрятное до степени совершенства, предвещало новую серию пекла и пота. Промышленный сибирский город в отвратительном блеске урбанистической красоты. Двор дома, претендующего на элитарность. Разбитый асфальт, поломанные цветники и критическая концентрация мусора на квадратный метр муниципальной территории. Никому нет дела до творящегося хаоса! Всем наплевать и в буквальном, и в фигуральном смысле. Граждане заняты собой, личными проблемами и насущными делами. Все как всегда и везде. Россия по сути! Миниатюрная, лубочная и карикатурная. Неухоженная и чумазая Святая Русь!

На обшарпанной лавочке, около обгоревшей голубятни потерянных расцветок расположилась группировка местных алкашей. Птичек давным-давно то ли съели, то ли выпустили на вольные крошки. А может они погибли от кислотных дождей, оголодавших кречетов или куриного гриппа?! Один голубиный бог знал ответ, но привычно молчал. Голубятня пустовала, и предприимчивая алкашня устроила на освобожденной площади натуральный бизнес-комплекс.

Во владении пьяни имелся склад для хранения-приема пустых бутылок, ночлежка класса «Элитный попрошайка», а также шикарный офис, как минимум уровня «В». Дела велись грамотно, и карманы бухариков оттягивала полновесная монета. Однако сейчас, отдыхая душой от тяжести трудовых подвигов, «бизнесмены» совершали молебен.

Высокий, взъерошенный старикан с лицом языческого жреца разливал в пластмассовые стаканчики мутное пойло. Священный сосуд – двухлитровая бутыль из серого пластика дрожал в слабосильных руках лохматого гуру. Два адепта древнего культа с прозаическим названием «Пьянство» зачарованно смотрели на льющуюся жидкость. Взгляды алкашей, затуманенные и полубезумные, попеременно выражали страх, любование и восторг. Состояние, аналогичное молитвенному экстазу, вычеркивало современных культистов из списка разумных существ.

«Плохо вам, бедняги?! Ничего, будет еще хуже! Только поймете вы это слишком поздно, по причине дибилизма!»

ОН с отвращением рассматривал священнодействующего жреца, послушников и предмет варварского верования. Старикан закончил наполнение, и алкаши приложились к кубкам. Волосатые кадыки задвигались с ритмичностью работающих поршней: вниз-вверх, вниз-вверх, вниз-вверх. Отточенные до микрона движения потрясали! Подобным образом с огненными жидкостями работали лишь профессиональные пьяницы и герои советских анекдотов.

Первым, подтвердив высокий духовный сан, опустошил бокал патлатый жрец. Шумно выдохнув он крякнул, подхватил с бумажной тарелочки пупырчатый огурец и смачно захрустел. В серых глазах, подернутых мглистой пеленой наслаждения, читался восторг. Парочка собутыльников с полусекундным опозданием присоединилась к лидеру.

Зрелище, великолепное в своей гадости, наполнило душу черноволосого желчной тоской, а печальная злость забарабанила во временно заколоченную дверь разума.

«Насколько же безобразны люди! Как плотно завязли они в трясине собственного падения! – думал ОН, но тут же одергивался. – А чем ты лучше?! Избитый и небритый, помятый и грязный, точно безмозглый архар прешься в магазин за опохмелкой! Ты сам – давний адепт пьяного учения, и разница меж вами не столь велика! Ты лишь незначительно богаче, но ваше положение на ступенях финансовой лестницы разница парой ступенек! Да, они пьют вонючую сивуху, а ты способен купить шотландский виски или армянский коньяк. Но скоро эти обстоятельства сотрутся. Ты сам их стираешь, упорно и методично, как повернутый на самоликвидации невротик! Закуси жало и помалкивай в тряпочку!».

ОН обладал потрясающим умением приободрять себя (равно как и окружающих) в трудную минуту, а поддержание должного эмоционального градуса вообще входило в перечень ЕГО наиглавнейших способностей. Как правило, после подобных самовнушений становилось противно и хотелось блевать. Поэтому, дабы еще сильнее не «разваливать мозги», ОН отвернулся от медитирующих культистов и ускорил шаг по направлению цели утреннего вояжа.

Магазин был удивительно чист, ангельски светел и прохладен. Немногочисленные покупатели сосредоточено рассматривали товары, по-снайперски приценивались и перекидывались ничего не значащими фразами.

«Скорее, скорее. Сделать покупки и вернуться домой. Скорее домой!» – думал мужчина и заметно нервничал.

В последние годы присутствие людей вызывало в черноволосом неуверенность, временами переходящую в панику. В наибольшей степени чувства проявлялись при похмельных обстоятельствах. После крупных возлияний мужчине чудилось, что окружающие весьма и весьма заинтересованы ЕГО скромной персоной. Что они наблюдают за каждым шагом и выдумывают разную херню. Ожидают ошибки, повода для насмешки. Мерзкое состояние уходило лишь вкупе с принятыми дозами пива, коньяка, водки или другого градусосодержащего пойла.

Этим утром все происходило в рамках устоявшейся схемы. То один, то другой магазинный клиент останавливался и хмуро поглядывал на черноволосого. На равнодушных лицах расцветали гримасы брезгливого недоумения:

«Кто пустил сюда этого алкоголика?! – казалось, думали они. – Почему мы должны делить пространство с этим гадким человеком?!»

В реальности людей не интересовала личность мужчины. ЕГО мозг — разрушенный пьянством и придавленный самоуничижением выдавал желаемое за действительное. Параноидальное воображение и вера в значимость своего «Я» рождали еще один комплекс, прикрепляя его к длинному списку имеющихся маний и шизофрений.

ОН торопливо пошарил в холодильнике и взял упаковку чешского баночного пива. Подумал семь секунд, настороженно оглядываясь по сторонам в поисках ухмылок, и прихватил еще одну. На соседних полках отыскал пакет разномастных орешков, копченый сыр, три пачки американских сигарет и китайскую зажигалку. Зажигалку – непонятно для чего. Дома, в кармане грязной рубашки отдыхала серебряная «Zippo» с витиеватой гравировкой, полностью заправленная и прочищенная. ЕЕ подарок.

«Любимому и единственному! Мы всегда будем вместе!» – гласила наивная вязь готического шрифта.

Вчера, под грузом огненных вод, ОН дал зарок отправить зажигалку на помойку, но так и не исполнил обещанного. Хотя и не пользовался презентом.

Мужчина с легкостью давал маленькие клятвы и столь же просто забирал обещанное обратно, демонстрируя нежелание бороться до победного конца. Даже в мелочах. Даже сам с собой…

Очередь, что радовало двигалась быстро. Молоденькая, пухленькая продавщица походила на розового поросеночка из голливудских мультиков. Ее хотелось тискать и мять. Рассчитывая за покупки, она улыбалась призывно и томно, словно спрашивала:

«Трахнешь меня?! Забирай оптом! Я твоя от макушки до пяток!»

ОН ощутил жжение в чреслах, хотел оскалиться в ответ, но увидал в зеркальной витрине измученное лицо и передумал. Лицо, а вернее рожа, было ЕГО исторической собственностью. ОН вздохнул, скомкано поблагодарил торговку и поспешно вышел.

День набирал обороты. Пели птички, гуляли дамы с собачками и барышни с колясками. Легкий ветерок шуршал листьями тополей и акаций. Яичные одуванчики ритмично покачивали лохматыми головками. Мимо пронеслась орущая ватага семи-восьмилетних мальчишек, за которыми с трудом поспевал круглощекий и плачущий четырехлетка. На заборчике вальяжно загорала рыжая кошка. Солнечное око приветливо улыбалось земле, зверям и людям. Создавалось впечатление прекрасного и гармоничного, удивительного во всех проявлениях и формах, блаженного и немного сказочного мира. Лишь одно темное пятно нарушало установившуюся идиллию. Этим пятном был ОН сам.

«Прекрасный мир, чудесный день, милые люди… Как все это… противно!» – мрачно подумал мужчина, плюнул и поплелся домой. Харчок прилип к бульвару смачным клеймом торжества пессимизма.

Прелестные красоты приводили в бешенство, а пасторальная идиллия отзывалась в душе жгучей ненавистью. ОН был инородным телом, чуждым миру существом. Состоял из элементов, необозначенных в таблице Менделеева. ОН болел с похмелья, и происходящее сводило черноволосого мужчину с ума.

Некстати вспомнилось, как часто, после пьянок и нелепых куражей, ОН возвращался домой. Час ночи, два, три, пять… Неважно! ОНА ждала всегда. Пленительно-милая и мягкая, ласковая и нежно-любимая женщина. ОНА целовала ЕГО, а в ответ слышала лишь невнятное, матерное бурчание.

ОН вваливался в чистую квартиру и пластался на диване, даже не удосужившись сбросить обувь. Девушка присаживалась у изголовья, гладила ЕГО сальные, грязные волосы и чему-то, известному только ЕЙ одной, печально улыбалась. ОНА произносила банальные фразы, но они успокаивали, изливались на душу целебным бальзамом внимания и трогательной заботы.

ОН начинал оправдываться, присовокупляя к оправданиям жалобы. ОН требовал еды, но из предложенного ничего не ел. ОН клянчил чаю, кофе или кефира, но не пил, а вместо этого вымогал пива, вина или водки. Иногда, выходя за рамки приличия, – устраивал дикие сцены, обвиняя подругу в общих проблемах и личных ошибках, влекущих поражения и головные боли. ОН был отвратителен и жалок, но не замечал глубины собственного падения.