Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе

Глава 8: Ведьмина Служба Доставки. Метла, покойники и прочие неприятности

Я сидела и наблюдала, как Яра горбится над своей сложной схемой зелья, тихо постанывая и потирая поясницу. Ой, бедняжка, – подумала я, но вслух ничего не сказала. А то еще обидится.

– Ох, старая я становлюсь… Кости ноют, спина гудит… Помню, было время, я за день могла и зелье сварить, и по лесу за травами сбегать, и заказы развезти. А еще на бал слетать, где какого-нибудь красавца охмурить – взглядом одним, зельем легким или просто улыбкой коварной. А теперь… – она жалобно посмотрела на меня, – даже до почтового камня дойти – уже подвиг.

Жнец, который сидел в углу и лениво жевал сушеную летучую мышь, не удержался от комментария.

– Странная ты, Яра. Всех лечишь, а себе не поможешь.

– Да у меня изжога от этих зелий, – буркнула Яра, но потом ее взгляд упал на меня, а затем на Метлу, которая скромно стояла в углу. В глазах ведьмы зажглась искорка, от которой у меня всегда мурашки по спине. – Алиша! А ведь ты уже почти не разбиваешься при посадке!

– «Почти» – это ключевое слово, – скептически заметила я. Потому что да, практика – практикой, но синяки-то никуда не делись.

– Пустяки! Практика, детка, практика! И у меня для тебя есть отличная идея. Ты будешь развозить заказы! На Метле!

Идея показалась мне одновременно бредовой и захватывающей. С одной стороны – летать одной? С другой – ну, а что такого, может и получится? Я же не зря училась.

– Я? Развозить заказы? Но я же… я еще никуда не летала одна дальше опушки!

– Все когда-то начинали, – философски заметила Яра, вручая мне потрепанную шапку-невидимку и курьерскую сумку с вышитой летучей мышью. – Принимай эстафету.

Так родилась «Ведьмина Служба Доставки». Название придумал Жнец, заявив, что оно «достаточно емкое, чтобы отпугнуть нормальных людей и привлечь нужный контингент». Что ж, с юмором у него все в порядке, подумала я.

Моим первым заданием было забрать заказы с почтового камня. Проблемы начались сразу. Как взять корзинку с мазями для растирания и сушеными грибами в подарок для бабки Агаты? Метла возмущенно виляла, отказываясь быть грузовиком. В итоге я водрузила сумку на спину, а корзинку пришлось держать в руках. Представьте: я на метле, с корзинкой почти в зубах, и ветер свистит, обжигая лицо.

Первый заказ – медовая настойка для Гертруды. Старушка открыла дверь, взяла склянку в руки и нахмурилась.

– А где же мазь от радикулита? Я заказывала настойку и мазь.

– Мазь? – я перевернула бумажку. Действительно, с обратной стороны мелким почерком было написано: «…и мазь суставную, в синей баночке». Ой, как неловко.

– Некомпетентность! – захлопнула дверь Гертруда.

Потрепанная, но не сломленная, я отправилась к бабке Агате. С грибами и мазями. Нас обдул порыв ветра, корзинка перевернулась, и половина опят рассыпалась по лесу. Агата, заглянув в корзину, фыркнула:

– Инцидент? Это ты так называешь то, что принесла мне пяток грибов, по которым явно проехалась чья-то метла? Но хотя бы мази все на месте. Скажи Яре, что в следующий раз я сама к ней приковыляю. Пешком. Так надежнее.

Я уже собиралась лететь обратно, сгорая от стыда, как мой взгляд упал на еще одну записку на камне. Она была написана на пожелтевшем пергаменте призрачно-бледными чернилами.

В записке указано:

«М-ру и М-мс Бриар. Фамильный склеп, сев. часть кладбища. Доставить до заката: 1 (одну) шкатулку с фамильными драгоценностями, 1 (один) букет забытых клятв, 1 (один) кувшин слез раскаяния, 1 (одну) склянку зелья проявления (заказ №734, для юбилея!). Оплата: карта сокровищ.»

– А, Бриар! – воскликнула Яра, увидев записку. – Милейшая парочка. Лет триста как умерли, а все ссорятся и мирятся как молодожены. Зелье проявления на сутки возвращает плоть. Позволяет почувствовать себя снова живыми. Во всех смыслах. – Она подмигнула. Ох, эти намеки!

– На кладбище? Одна? Ночью? – я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Кладбище? Призраки? Нет, спасибо.

– Не трусь! Это отличная практика! Но запомни правила, – Яра подняла палец. – Во-первых, лети на средней высоте. Слишком низко – заденешь призрака, они не чувствуют, но оскорбляются, слишком высоко – унесет в измерение духа, не надолго, но приятного мало.

Во-вторых, не сворачивай к мавзолею с фиолетовым куполом. Там Призрак-поэт, не даст уйти, пока не прочтет все свои “шедевры” – умрешь со скуки.

В-третьих, бледно-голубые огоньки – это Скитальцы-Безмолвные. Любят играть в шашки черепами. Проиграешь – и твой череп станет следующей фигурой.

В-четвертых, у склепа Нейлов – Сэм, призрак-жених. Начнет рассказывать жалобно о своей несчастной судьбе, заболтает так, что застрянешь в его гробу на вечный медовый месяц.

И в-пятых, самое страшное: Пламенный Гонщик. Охотник за головами на огненном коне с факелом. Увидишь пламя или услышишь цокот – петляй или ныряй в ближайшую могилу. Злить его не стоит. Заметит тебя, не оставит ни кусочка. “Вжиих” и все – порубит своим мечом.

Я слушала инструкции Яры, чувствуя, как мурашки устраивают настоящий марафон по спине – от шеи до пяток. Но отступать было поздно: сумка уже набита посылками, метла подрагивала в нетерпении, а Яра смотрела на меня с той ехидной улыбкой. С тяжелым вздохом я оседлала метлу и рванула в ночь, молясь всем богам магии, чтобы не превратиться в призрака раньше времени.

Полет до кладбища оказался очень нервным, раздавались завывания ветра и подозрительные шорохи из кустов внизу, на которые я то и дело оглядывалась. Метла тоже дергалась, словно чуяла неладное, а я вцепилась в рукоять так, что пальцы онемели. Луна освещала путь серебристым светом, превращая надгробия в жуткие силуэты, и каждый порыв ветра казался дыханием какого-то потустороннего монстра. Я строго следовала правилам: средняя высота, обход фиолетового мавзолея,чтобы не нарваться на скучного призрака-поэта, пропустить голубые огоньки, шашки черепами? Нет, спасибо, я пас,. И вот, когда я уже почти расслабилась, думая "ну, пронесло", возле склепа Нейлов из тени высунулся бледный тип с улыбкой, от которой кровь стынет в жилах.

– Девица! А вашей маме зять не ну…

Я вдавила газ на метле, не дослушав. Гонщика, слава богам, не было.

Склеп женатой парочки Бриар – ухоженный, как отель для мертвецов. Постучала – дверь открылась, и вот они: два полупрозрачных силуэта, как дым.

– Курьер? Наконец-то! – проскрипел мистер Бриар (Гораций), с видом обиженного аристократа. – Миссис Бриар вечно твердит, что я все забываю!

– Потому что забываешь, Гораций, ты, старый осел! – фыркнула Миртл.

Я вручила посылку. Миртл просияла:

– О, Гораций! Мои бриллианты! И зелье! Значит, мы сможем… отметить как следует? – Они растаяли, уносясь в склеп с игривым смешком.

На скамейке – "плинг!" – появилась древняя монетка, карта сокровищ и записка: "Спасибо. Б." Первый триумф! Я чувствовала себя супергероем.

Сердце колотилось от адреналина, но теперь, с монеткой в кармане, я расслабилась. Метла мягко покачивалась подо мной, ночь была тихой, звезды мерцали, словно сама вселенная нам подмигивала, и я даже позволила себе улыбнуться. "Домой, – подумала я, – к Яре, с отчетом о победе."

Но расслабиться получилось совсем ненадолго. Вдруг из темноты донесся цокот копыт – ритмичный, как барабанная дробь перед казнью, и сопровождаемый отдаленным треском пламени. Пламенный Гонщик! Этот охотник за головами на своем адском коне с факелом, о котором предупреждала Яра. Сердце ушло в пятки, метла дернулась, и я вдавила "газ" на полную – щетина встала дыбом, ветер засвистел в ушах, а я понеслась вперед, огибая надгробия, как в каком-то кошмаре. "Только не он, только не сейчас!" – вопил внутренний голос, пока я мчалась к ближайшему укрытию, которое мелькнуло в голове: склеп Нейлов. Тот самый, с призраком-женихом Сэмом.

Я влетела прямо в зону его склепа, чуть не сбив пару надгробий, и вот он – бледный тип с растрепанной шевелюрой и глазами, полными вечной тоски по невесте, высунулся из тени, как всегда, с той же заезженной фразой на губах.

– Девица! А вашей маме зять не ну…

Но я не дала ему договорить. Топот копыт приближался, пламя уже мелькало на горизонте, и я, в панике, выпалила первое, что пришло в голову:

– Да, нужен! Срочно! Нам нужно уединиться в твоем склепе, прямо сейчас! – Я соскочила с метлы, схватила его за полупрозрачный рукав и потащила внутрь, изображая энтузиазм, от которого даже у меня мурашки пошли.

Сэм обомлел – его челюсть отвисла, глаза расширились. Никто, никогда в его посмертной "карьере" не соглашался так быстро и добровольно. Он был настолько растерян, что просто кивнул, бормоча что-то вроде "Э-э… конечно, миледи… это… честь для меня…", и провел меня в склеп – тесный, сырой, с паутиной по углам и запахом плесени. Внутри он замер, переминаясь с ноги на ногу, ну, или что там у призраков вместо ног, явно не зная, что делать дальше. "Прежде никто не соглашался, – наверное, крутилось у него в голове, – а теперь что? Чай предлагать? Или сразу к делу?"

Топот копыт прогремел мимо – Гонщик, видимо, не заметил нас или решил, что в этом склепе и так достаточно драмы. Я выждала секунду, прислушиваясь, и когда эхо затихло, повернулась к Сэму с самой милой улыбкой.

– Знаешь, милый, здесь как-то тесновато для первого свидания. Может, перенесем общение на улицу? Под романтическое звездное небо? Там и воздух свежее, и вид получше, чем на твои… эээ… семейные реликвии.

Сэм, все еще в шоке, кивнул и вывел меня наружу, бормоча: "Как скажете, моя будущая… эээ… супруга?" Но как только мы оказались на свежем воздухе, я "случайно" отпустила его руку, оседлала метлу быстрее, чем он успел моргнуть, и рванула в небо с криком: "Извини, дорогой, мама передумала! Зять ей не нужен!"

Метла понеслась прочь, оставляя позади ошеломленного Сэма, который стоял, разинув рот, и, наверное, размышлял, не приснился ли ему этот фарс. А я хохотала в полете, адреналин бурлил в жилах – первый день на доставке, а уже такая эпопея! Домой, к Яре, с историей, которая точно поднимет ей настроение.

На следующий день меня ждал новый заказ: банка мази "Молодость на ночь" для старушки Хильды, этой вечно брюзжащей вдовы из деревни, которая обычно проводила дни, шаркая по дому в застиранном фартуке и жалуясь на "этих молодых идиотов, которые ничего не понимают в жизни". Яра предупредила: мазь действует ровно сутки, возвращая не только юную кожу и упругие формы, но и весь тот юношеский максимализм, который делает из скромных бабушек настоящих бунтарок. И проследи, чтобы эта бабуля не сожгла деревню в порыве “жизнь слишком коротка”.

Я постучала в дверь Хильды, и она открыла – сгорбленная, с седыми волосами, собранными в пучок, и морщинистым лицом, похожим на урюк. Ее глаза загорелись при виде желанной банки, и она жадно схватила ее, бормоча: – Наконец-то! Эти кости меня доконают. – Не тратя времени, она намазала лицо и шею толстым слоем – мазь заблестела, как масло на сковородке, – и бац! Воздух вокруг задрожал, как от мини-взрыва, и передо мной стояла не старушка, а 18-летняя дива: волосы рассыпались черными локонами, кожа сияла, лицо было красивое, глаза большие и синие, ресницы черные и длинные.

Хильда уставилась на свои руки, потом на отражение в оконном стекле, и ее глаза расширились от шока и восторга.

– Черт меня дери! – взвизгнула она голосом, полным адреналина и хрипотцы. – Я выгляжу как греховная дама! К черту эту старую развалину – жизнь слишком коротка для скучных старух и их вязаных носков!

Она сорвала с себя фартук, швырнула его в угол, где он приземлился на кошку, – та обиженно мяукнула и удрала, как ошпаренная, – и, полностью забыв, что я все еще стою в дверях, ожидая оплаты за мазь, рванула к шкафу. Но вместо того чтобы сразу нырнуть в одежду, Хильда, в порыве юношеского безрассудства, стянула с себя всю остальную тряпку – старое платье, нижнюю рубаху, все полетело на пол, оставив ее полностью обнаженной. Она замерла перед потрепанным зеркалом, оглядывая свое юное, подтянутое тело с самодовольной ухмылкой: кожа гладкая, формы упругие, без намека на ту дряблость, что мучила ее десятилетиями.

– О боги, – пробормотала она, проводя руками по бедрам и груди, – это же шедевр! Ни складочки, ни обвисания – чистый огонь!

Только тогда она, видимо, вспомнила о моем присутствии и повернулась ко мне без малейшего намека на стыд, выставляя напоказ всю свою "красоту".

– Ну посмотри, Алиша, детка! – воскликнула она с диким блеском в глазах, крутанувшись на месте для полного обзора. – Посмотри, какая прелесть! Ничего не обвисло, все на месте, тугое и готовое к приключениям! Сколько лет я мечтала снова почувствовать себя такой – готовой на все, без этих проклятых морщин и болячек!

Я стояла, краснея до самых корней волос, не зная, куда деть глаза, но Хильда даже не смутилась – магия мази явно выжгла в ней всякий стыд.

Только после этого "шоу" она наконец полезла в шкаф, выудив оттуда тонкое, легкое платье – что-то вроде бального наряда из былых времен, но перешитое наспех. Она втиснулась в него, затянув корсет так туго, что грудь готова была вывалиться наружу при первом же глубоком вдохе, а разрез на юбке обнажал бедро до неприличия высоко. Под ним, конечно, должно было быть белье – но его не оказалось, то ли забыла, то ли решила, что оно лишнее.

– Алиша, – повернулась она ко мне снова, поправляя декольте, которое еле держалось, – ты не поверишь, сколько лет я мечтала о хорошем флирте и… ну, ты понимаешь. А эти веселые кочевники на лугу еще не уехали – они знают толк в жизни, в настоящей, без каких-либо отказов!

Не успела я и рта открыть, как Хильда выскочила из дома, босиком по траве, крича на всю деревню: "Эй, вы, сонные мухи! Просыпайтесь! Я иду зажечь этот мир!" Она помчалась к лугу, где как раз расположился табор веселых кочевников с костром, гитарами и танцами. Я, в шоке, полетела следом на метле, чтобы убедиться, что она не натворит бед. Хильда влетела в круг танцующих, как ураган: схватила ближайшего парня за руку, закружилась в диком танце, хохоча и флиртуя напропалую.

– Эй, красавчик, твои глаза – как звезды, а моя молодость всего до утра, так что давай не тратить время на болтовню! Покажи-ка, на что способен твой темперамент веселого разгульного человека. Я готова разгореться, как костер в твоих объятиях, и не только потанцевать! – кричала она, подмигивая так откровенно, что парень покраснел, а остальные веселые кочевники расхохотались, хлопая в ладоши.

– Детка, с такими формами, как у меня сейчас, я могу устроить тебе ночь, которую ты не забудешь, – добавила она, кружась в танце и прижимаясь ближе, с блеском в глазах, полным похоти и безрассудства. Веселые кочевники сначала опешили от такой прямолинейности, но потом втянули ее в свой вихрь – она топала ногами, виляла бедрами, даже попыталась станцевать на столе, распевая что-то про "свободу и горячие ночи до утра".

Я наблюдала с края луга, чувствуя смесь ужаса и любопытства – эта "бунтарка" была отвязнее, чем все мои полеты на метле вместе взятые, с их кувырками, падениями и случайными приземлениями в кустах с колючками. Но я не улетела сразу: страх, что Хильда в своем новом, гиперактивном состоянии натворит бед и ей понадобится помощь, заставил меня остаться. Я подобралась ближе и спряталась в тени деревьев, чувствуя себя как шпионка-неумеха, и проследила за ней до утра, грызя ногти и молясь, чтобы она не сожгла деревню или не устроила оргию с целым мужским табором.

Хильда, не теряя времени, выбрала себе "жертву" – молодого веселого парня с темными кудрями и улыбкой, которая обещала приключения. Она затащила его за руку, хихикая: "Пошли ко мне, жеребец! Я покажу тебе весь свой опыт!" Они исчезли в направлении ее хижины, до утра оставалось не так уж и долго, я осталась, краснея в кустах, слышала обрывки: голоса, крики, смех и что-то про его "ого-гонь". Ночь прошла в этом ритме – скрип кровати, приглушенные отзвуки голосов и, наверное, парочка сломанных пружин. Я сидела, как на иголках, размышляя: "А если действие мази спадет посреди… дела? Это будет апокалипсис для его психики!"

На утро, когда первые лучи солнца пробились сквозь туман, мазь наконец иссякла. Дверь хижины распахнулась, и оттуда вылетел тот самый парень – полуголый, с дикими глазами, крича от ужаса: "Демон! Ведьма! Она… она превратилась в бабку! Аааа!" Он мчался по деревне, спотыкаясь о кур и размахивая руками, как будто отгонял призраков. За ним вышла Хильда – уже в своем прежнем обличии: сгорбленная, морщинистая, с седыми волосами в беспорядке и легкой сонливостью в глазах. Она почесала голову, зевнула и проворчала: "Эх, старость не радость… Но ночь была что надо. Жаль, парнишка такой нервный попался – чуть не обделался от вида моих “сокровищ” в оригинале." Неиссякаемая энергия исчезла вместе с молодостью, оставив только воспоминания, синяки на бедрах и, наверное, легкое помутнение от "отвязной" ночи – плюс историю, которую молодой веселый путешественник будет рассказывать у костра с дрожью в голосе.

Довольная исходом с Хильдой – она хотя бы не сожгла деревню в порыве юношеского бунта, – я летела обратно к хижине Яры, чувствуя легкий ветерок в волосах и редкое для меня ощущение успеха. Метла послушно скользила над лесной тропой, а в голове крутились мысли о вчерашней доставке. Интересно, как там семейство Бриар? – подумала я вдруг, замедляя полет. – Зелье проявления сработало? Они отметили свою юбилейную годовщину миром или опять поссорились? Может, стоит глянуть одним глазком – чисто из любопытства, чтобы убедиться, что все в порядке.

Любопытство взяло верх! Я свернула с прямого пути, пролетев над старой дорогой, ведущей к деревне, и вот, недалеко от рыночной площади, где местные торговцы расставляли лотки с фруктами и пирогами, я увидела их: живых и румяных, как будто только что сошли с картины. Они сидели за грубым деревянным столом у харчевни "Три Жабы". Гораций, весь в плотском великолепии, шептал что-то молодой девице с подносом эля – и сунул ей бумажку. Адрес? Записка с "рецептом соуса"? Чтоб его!

– ГОРАЦИЙ БРИАР! ОПЯТЬ?! – взревела Миртл так, что кружки на соседних столах задрожали, а несколько голубей вспорхнули с крыши. – ДАЖЕ В ДЕНЬ НАШЕЙ ТРЕХСОТЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЫ?!

– Дорогая, я просто… рецепт соуса спрашивал! – лепечет Гораций, краснея как рак под взглядом разъяренной жены.

– СОУСА?! Я ТЕБЕ СЕЙЧАС СОУС ИЗ ТВОИХ ПРИЗРАЧНЫХ МОЗГОВ СВАРЮ, ТЫ, СТАРЫЙ КОЗЕЛ!

Скандал разгорелся не на шутку: булочки летели в Горация, как метательные снаряды, салфетки разлетались снежным бураном, а посетители харчевни замерли. Я, паря на метле низко над крышей соседнего лотка – достаточно близко, чтобы все видеть и слышать, но, как я думала, незаметно, – вдруг почувствовала на себе взгляд Миртл. Она развернулась в мою сторону, ее глаза сузились, и она ткнула пальцем прямо в меня, висящую в воздухе как дурацкая мишень.

– А! Ты, курьерша! – заорала она, перекрывая шум. – Это ты доставила зелье, чтобы этот старый кобель мог в очередной раз пуститься во все тяжкие! Верни мою благодарность, чертовка на палке!

"Пф!" – монетка в моем кармане испарилась с легким дымком, оставив только ощущение пустоты. Зелье угасало: плоть Бриаров таяла, возвращая их в призрачный вид, но они все еще переругиваясь, как две старые вороны над падалью.

Я в шоке рванула метлу вверх и полетела прочь, краснея от очередного стыда. Вернулась в хижину, где Яра встретила меня у двери с кружкой чая в руках.

– Ну как, доставила Хильде? – спросила она, прищурившись.

– Хильде – да, – ответила я упавшим голосом, все еще переваривая хаос с семейной парочкой Бриар. – А те… разводятся в трехсотый раз. Гораций клеил девушку, работающую в харчевне.

Яра хлопнула себя по лбу с таким звуком, будто лупила по арбузу.

– О боги, опять? Этот неугомонный старый развратник! В могиле триста лет, а все туда же – за юбками гоняется, как пес за хвостом. Не переживай, милая, помирятся через полвека. Или два. Ты набралась опыта – бесценного.

Несмотря на весь этот цирк с привидениями, старушками-нимфоманками и скандалами, я смотрела на свою курьерскую сумку с новым трепетным чувством.

"Ведьмина Служба Доставки" заработала на полную катушку – для живых, мертвых и тех, кто болтается где-то посередине. И у всех проблемы – очень даже живые, с перчинкой драмы, солидной дозой абсурда и легким привкусом разврата. Наверное, именно этого и не хватало мне в моей прошлой жизни.

Глава 9: Хранительница хижины

За окном бушевала осенняя погода – холодный ветер срывал с деревьев последние пожелтевшие листья, а небо, тяжелое и серое, разрывалось вспышками молний. Дождь лил не переставая, барабаня по крыше, как пальцы нетерпеливого гостя, а раскаты грома оглушали, эхом отдаваясь в груди. Давно не было такой бури, словно сама осень решила выплеснуть накопившуюся ярость перед зимним сном.

Этот хаос за окном контрастировал с мертвенной тишиной внутри хижины, которая и разбудила меня в то утро. Обычно по утрам Яра уже возилась на кухне, бренчала крышками, ворчала или отчитывала Жнеца за его мелкие хулиганства. Сейчас же – ни звука, кроме треска догорающих в камине поленьев. Я села в постели, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Что-то не так, подумала я, и сердце сжалось от необъяснимой тревоги.

Я сбросила одеяло и поспешила выйти из комнаты, ступая босиком по прохладным половицам. Общая комната была залита мягким утренним светом, проникающим через маленькие окошки, но воздух казался тяжелым, застывшим. Я прошла в комнату Яры. Она лежала в своей кровати, укрытая лоскутным одеялом, которое она сама сшила из обрезков тканей. Она выглядела мирно, но на ее лице застыла непривычная безмятежность – ни морщинки беспокойства, ни ехидной улыбки. И грудь не поднималась. Ни вдоха, ни выдоха.

– Яра? – тихо позвала я, голос дрожал, как осиновый лист на ветру. – Вы спите?

Ответом была лишь звенящая тишина. Я осторожно дотронулась до ее руки – холодная. Безжизненный, каменный холод, который проникает в пальцы и леденит душу. Я отдернула руку, словно обожглась. Нет, нет, нет… Это не может быть правдой.

Ко мне подошел Жнец. Он не прыгнул на кровать с обычным рвением, а просто сел рядом, уставившись на хозяйку. В его глазах не осталось ни капли сарказма – только бесконечная печаль, глубокая, как бездонный колодец.

– Она говорила, что так и будет, – проскрипел он, и его голос был чужим, хриплым и усталым, без привычной язвительности. – Скажет «всем спокойной ночи» и не проснется. Без боли. Она всегда знала, когда придет ее время… и как она уйдет.

В комнату вкатился Пыльник и замер, его пушистый шарик слегка дрожал. Умник на полке захлопнул книгу с тихим хлопком, и страницы замерли. Вся хижина замерла в немом ожидании, словно само здание скорбело. Даже ветер за окном утих, не осмеливаясь шелестеть листьями.

Слезы текли по моим щекам сами собой. Эта странная, взбалмошная, мудрая женщина стала мне больше, чем просто наставником. Она видела меня насквозь, учила не только магии, но и жизни. Как мама, которой у меня не стало так рано. Я вспомнила наши вечера у камина, ее истории о былых приключениях, ее смех, когда я путалась в рецептах. Как же теперь без нее?