Не говори никому

Мама тихо спрашивает:

– С ними всё в порядке?

– Да, – отвечает отец. – Они оба живы и целы. Но девушку задержали. Она провела ночь в камере по обвинению.

Лиа нервно поправляет прядь волос.

Мама качает головой.

Ники молча смотрит на всех, не понимая, почему взрослые вдруг перестали дышать.

Я гляжу на отца, скрестив руки.

– То есть ты собрал нас всех здесь только для того, чтобы поделиться этой душещипательной историей? Или есть что-то ещё?

Отец никак не реагирует. Даже не моргает.

– Против девушки нет никаких улик, – говорит он спокойно. – А мы не будем писать жалобу по поводу машины.

Я хмыкаю.

Конечно. “Мы” не будем. Он просто снова решил всё за всех.

В голове всплывает вчерашняя сцена, как он буквально приказал мне “забыть” об этом и “вести себя достойно”.

Будто я вообще собирался писать заявление. Просто хотелось посмотреть, как у него поднимется давление.

– Они остались без семьи, – продолжает он, – и без нормальных условий для жизни. Их мать уже несколько месяцев находится в коме.

Я замираю.

Мысли возвращают меня к событиям вчерашней ночи. К своим собственным словам, когда я с ухмылкой, глядя в её большие чёрные глаза, заявил, что их мать, наверное, гордится своими детьми-преступниками. Это был удар ниже пояса. Я и тогда это понимал. И, судя по реакции, я попал, куда нужно.

Что-то внутри неприятно сжимается. Нечётко, почти физически. Я не могу дать точного определения этому чувству, поэтому стараюсь не думать о нём долго.

– Какой ужас… – тихо говорит Лиа, закрывая рот рукой.

Мама смотрит на отца.

– И что теперь будет с ними?

Он делает короткую паузу, будто выбирает слова.

– Через неделю состоится суд. Максимум, что ей могут предъявить, – общественные работы. Но у них не осталось крыши над головой. Если не вмешаться, их отправят в приют.

Мама хватается за голову.

– Господи… бедняжки… – шепчет она.

Я чувствую, как-то внутри всё дрожит – не от жалости, а от гнева и злости.

Он говорит о ней так, будто она ему самый близкий человек в мире. О ней – с теплотой. Обо мне – с инструкциями и приказом.

Я смотрю прямо на него.

– А кровь? – уверенно спрашиваю я. – На её рубашке.

Отец переводит строгий взгляд на меня.

– Только не делай вид, что не знаешь, – продолжаю я. – Это ведь не просто “царапина”. Кого она успела убить, прежде чем сесть в мою машину? Или это тоже было непредумышленно?

Отец не моргает.

– Она поранилась. И это не твоё дело.

– Да ну? – я усмехаюсь. – Звучит чертовски убедительно. Особенно от человека, который всю жизнь твердит о “правде превыше всего”.

Отец сжимает пальцы на руках так, что костяшки белеют, но голос его по-прежнему ровный:

– До решения суда я хочу предложить Айле и её брату временно пожить у нас. Пока им не подыщут хорошую приёмную семью.

Наступает мёртвая тишина.

Мама застывает, будто не поняла, что он только что сказал.

Лиа приоткрывает рот, но не издаёт ни звука.

Ники моргает, переводя взгляд с одного на другого.

Даже я не сразу нахожу слова.

Что он вообще несёт? Какое нахрен «временно пожить»? Это шутка? Или тупейший сон моей жизни? Если так, то я хочу немедленно проснуться. И больше НИКОГДА не засыпать.

Минуту никто ничего не говорит. Но потом я просто не выдерживаю:

– Ты это сейчас серьёзно?

Отец ничего не отвечает, но не отводит пристального взгляда.

– То есть ты хочешь притащить двух несовершеннолетних преступников с улицы и поселить в доме, где живёт твоя жена и трое детей, я правильно понимаю?

– Джейсон, – отец произносит спокойно, но голосом, от которого дрожит воздух, – я просил выражаться вежливо.

– Вежливо? – я усмехаюсь, но голос дрожит. – Может, мне ещё уступить им свою комнату, подарить телефон и сказать код от сейфа, чтобы они не парились и сразу всё вынесли отсюда?

– Хватит, – произносит он. – Это не обсуждается.

– Конечно, – я резко встаю. – У нас же всё не обсуждается! Никогда! Ты просто решаешь, кто прав, кто виноват, кого пожалеть и кого наказать.

Мама пытается что-то сказать, но я не даю ей шанса.

– Если эти двое появятся в этом доме – я уйду из него.

Мама вскакивает, произносит моё имя, но я уже не слышу.

Просто разворачиваюсь и ухожу.

Чувствую, как сердце бешено бьётся где-то в горле.

Шаги по лестнице звучат, как выстрелы.

Он может спасать кого угодно. Но на меня ему плевать.

Я захлопываю дверь своей комнаты, и тишина обрушивается, как камень.

Дышу тяжело, будто после бега. Сердце колотится, руки трясутся от злости.

В висках гремит одна и та же мысль:

Эта чёртова преступница не будет жить со мной под одной крышей! Ни за что! Я не позволю!