- -
- 100%
- +
Я подняла глаза. Иван стоял в двух шагах. Хрустальную перечницу держал в правой руке. Рядом вертел стриженной головой Сережка. Протягивал своей новоявленной бабушке солонку.
– Все готово, – сказал Иван, улыбаясь неясно мимо меня. – Калерия Петровна, командуйте.
– К столу, мои дорогие, к столу! – подхватилась хозяйка дома.
За столом должно быть весело, любила говаривать одна мудрая женщина. Весело и было. Восторг и счастливая мордочка. Мой сын ел борщ впервые в жизни.
– И пусть теперь Циля Мендель не задается со своей бабушкой из Кракова! Я ел настоящий русский борщ! У своей собственной русской бабушки! – Сережка протягивал пустую тарелку счастливой Калерии. Требовал добавки.
– Строго говоря, борщ украинский, как и бабушка, – улыбался мой папа. – А кто такая Циля?
– Это девочка из моего класса, – ребенок ел почти прилично, изредка украшая скатерть капустой, радовал свою маму. Его украинская бабушка пока не рыдала от умиления, но была близко.
– Вот это имечко! Циля! Повезло девчонке с родителями, сразу видно. Как она на личико? – заинтересовался хоккейный красавец Петя. Женский вопрос тревожил его круглосуточно. – Годная?
Пятилетний эксперт энергично кивнул. Борщ скончался. Тарелка показала дно.
– Самая красивая белая женщина на Архипелаге – это моя мама, – деловито сообщил он собравшимся. Протянул тарелку к фарфоровой супнице в третий раз. Я погрозила бабушке и внуку пальцем. Хватит! Сережка вздохнул. – Лука сказал, что лет через десять Циля с ней потягается…
– Болтун! – я засмеялась.
– Кто такой Лука? – спросил Иван. Не улыбался.
– Мамин муж, – Сережка с удивлением воззрился на него. Даже вилку в котлету забыл воткнуть. Как этот взрослый дядя не знает простых вещей?
– Он твой отец?
Стало как-то тихо за щедрым семейным столом. Марек оторвал корку от черного хлеба и мял в пальцах. Двойняшки с любопытством переводили глаза с меня на ребенка, потом на Ивана. Папа потрогал лоб ладонью. Калерия застыла у двери с грязными тарелками в руках.
– Нет, ты что! – Сережка засмеялся, словно мужчина удачно пошутил. – Мой отец с нами не живет. Это часто бывает.
И тут он махнул ладошкой. Небрежно-легко, как всегда делал, когда слышал вопрос про отца. Где он подглядел этот жест, мой умник золотой? Там же, где и фразу?
– Я твой отец, – сказал Иван и впервые посмотрел мне в глаза.
Я не ожидала. Никто не ожидал.
– Да ты что?! – поразился Сережка. Повернулся ко мне. Он всегда так оборачивался к Луке, когда я что-нибудь запрещала, проверял. – Мама, это правда?
Зрители за столом мгновенно уставились на меня. В звонкой тишине цокала вилка по тарелке. Кто-то пытался поймать зеленую горошинку.
– Да, мой хороший, – я сложила губы в улыбку. Получилось. – Правда.
Тишина натянулась теперь растерянная. Как реагировать, не ясно. Ну не поздравлять же их обоих, в конце концов! Или поздравлять?
Тут Петька сказал:
– Ну что, Иван, ты готов померяться силой со мной и братом?
Он вышел из-за стола. И Паша за ним. Вместе они поставили в центре ковра тяжелый ломберный стол.
Армреслинг. Старая братская подначка: завалить в две руки руку старшего. Только раньше они сражались на табуретке. Подросли мальчишечки.
– Что же вы, пацаны, вдвоем на одного? – Иван легко опустился на ковер. Поддернул джемпер выше правого локтя. Усмехался. – Боитеся? Это правильно!
– Ой, не забижай малолеток, дяденька! – глумливым голоском спел Петюня. Разминал немаленькие ладошки. Сжимал-разжимал кулаки.
Сережка, забыв обо всем на свете, вытягивал шейку и подпрыгивал на стуле. Старался разглядеть, что там вытворяет беспокойная родня.
– А ты, малой, что расселся? А ну быстро иди, помогай отцу! – Петр сегодня бил все рекорды. Досталось и мне: – Леля, зови Калерию из кухни, будете болеть за нас!
– Моя мама за меня! – выкрикнул ребенок, пулей вылетая из-за стола.
Иван показал Сережке, как и где нужно держать его руку. Петя притворно возмутился на вопиющее нарушение правил борьбы. Как будто их здесь кто-то соблюдал. Невероятно серьезный мой малыш сжал зубы и приготовился. Как они старались! Все четверо. Пыхтели и напрягали шеи, руки и задницы. Это оказалось ужасно волнительно. Переживать за всех сразу и вопить. Давай-давай!
– Я не могу на это смотреть! – прошептала Калерия, когда руки двойняшек потянули ладонь Ивана вниз к крышке стола. В его запястье крепко вцепился самый маленький борец, подпирал собой изо всех сил, скользил пятками по ворсу ковра. Не отступал.
От вздувшихся жил на руке Ивана до столешницы осталось всего ничего. Сердце замерло, словно корову проигрывало. Петя поймал мой взгляд и подмигнул.
– Оп! – громко сказал старший мужчина. Каким-то невероятным чудом вывернулся и приложил двойняшек об стол.
Выпрямился во весь свой немалый рост. Стряхнул несуществующие пылинки с черных брюк.
– Делом надо заниматься, ребята! А не красивым девушкам глазки строить. Дай пять, напарник! – стукнул легко по протянутой детской ладошке.
Иван вдруг подхватил моего сына на руки и подбросил вверх. Поймал. Прижал на секунду к себе. Поставил на ноги. Рассмеялся довольно. Победитель.
– Первым делом, Сергей, самолеты, а девушки потом!
– Урра! Мы победили! – вопил Сережка. Скакал вокруг Ивана, как заяц. Блестел светлыми глазами восхищенно-счастливо. Такой отец ему явно подходил.
Лексус в белой, беззвучной от снежного света ночи вез нас на родную Садовую улицу. Я неотрывно глядела в окно, слегка касаясь раскрасневшимся лицом холодного стекла. Деревья, дома, люди. Автомобили. Все пропало в безмолвной зиме. Сережа спал, положив тяжелую головушку мне на колени. Марек клевал носом впереди. Я туда не смотрела. Не хотела случайно столкнуться взглядом с водителем.
Своим неожиданным заявлением Иван выбил почву у меня из-под ног. Даже не подумал извиниться за свой, мягко говоря, несогласованный поступок. Чего хочет? Отцовства? Как далеко зайдет? В глаза не смотрит. Вежливый, черный, далекий-далекий. Спокойный, гад, как угол дома.
А между тем, надо с ним начинать разговаривать. Договариваться.
Я не могу. Я не хочу с ним ничего обсуждать. Я не готова. Я не могу понять, как себя вести. Гормоны трындят в уши, горячо и страшно до дрожи в слабеющих икрах. Типа, помнишь, как это было? Он ведь лучше всех. Или. Помнишь, дорогуша, какие у него яйца, проверить не хочешь снова? Сладкий ужас. Чертово либидо! Я отвыкла от бесконтрольных выбросов похоти в другой своей жизни.
Почему я воображала, что все сделается само собой? Легко и непринужденно? Мозг, охлажденный ледяным спокойствием за окном, не верил в счастливый исход. Ничего, кроме унижения и отказа я не получу. Какие сперматозоиды в пробирке? Как я Сережку умудрилась зачать от этого хладнокровного, вежливого мужчины за рулем?
А, между тем, следовало мой вопрос начать решать скорее. Овуляция ждать не будет. Сутки и адью. Отсчет начнется послезавтра. Надо спешить.
*************************************************************************************Предлагаю для ознакомления Цикл: Девушка18+ (книг в цикле: 6шт.).Я всегда тщательно следила, чтобы обе половины моей жизни не пересекались. Здесь я делаю любовь за деньги, там строю отношения и тому подобный бред, который принят в нормальном обществе. Где живут дорогие мне люди. Чьим покоем и мнением я дорожу.Шутник Ваня возник неожиданным сквозным персонажем. Раз-два-три, и я подхватила кучу проблем. Но ничего! Что-нибудь да подкинет судьба, и я затолкаю ему смех обратно в глотку.К вниманию – Моя другая половина*************************************************************************************
ГЛАВА 5. Марек
– Все, Билка, все, – я отпихивала от себя седую морду. Пять лет в собачьей жизни – срок немалый.
Пес не отступал. Тыкался, фыркал, норовил лизнуть снова и снова. Черный, пахучий, ласковый. Не забыл.
На чистом полу веранды мы оставляли мокрые следы. Дом, милый дом.
– Привет тебе от всех моих собак и кошек, старина! – я прислонилась лбом к полуседой бороде пса.
Билка поставил мне на плечи тяжелые лапищи. Я не удержалась на ногах и рухнула в собачью лежанку. Ризеншнауцер улегся рядом, тесно прижавшись жестковатым боком. Все. Он определил мне место. Я взмолилась. – Отпусти меня, родной!
– Тут и будешь теперь жить, – засмеялся Марек. Принес из машины мои дорожные вещи.
Следом в дом прошел Иван. Нес Сережу на плече. Тот честно спал, свесив безвольно ручки и ножки. Я всегда могла определить, притворяется мой мальчик или нет.
Мужчина протянул мне свободную правую руку. Я уцепилась. Теплая сухая кожа. Провел большим пальцем по ладони? Показалось. Сильным движением поставил меня на ноги.
Бил вскочил следом и зарычал. Ревнует, дурачок. Всегда не нравился ему Иван рядом со мной.
– Ты охренел, сукин сын? – изумился Марек. Уставился на собаку обалдело. – Своих не узнаешь?
Билка вильнул пару раз хвостом, типа обознался. Подлез под мою руку и опять стал бодаться тяжелой башкой. Иван, как ни в чем не бывало, понес ребенка по лестнице вверх, в мансарду. Словно делал это сотни раз.
Я пристроила жакет на вешалку и сбежала в ванную комнату. Спряталась. Не хочу ни с кем разговаривать. Особенно про Сережку. Я устала. Я подумаю об этом завтра.
Марек стукнулся костяшками пальцев в дверь и сразу вошел. Защелки здесь не существовало, как в прежние веселые времена. На этом сходство с теми самыми временами заканчивалось. В ванной царил свежий ремонт и ярко-белый минимализм в синий цветочек. Птицы из Гжели по бордюру. То ли Сирин, то ли Алконост. Красиво.
– Где же знаменитый портрет? – я не заметила, что произнесла вопрос в слух.
– Где? – усмехнулся неожиданно недобро Марек моему отражению в зеркале. За спиной стоял. – Ты спрашиваешь, где?
– Да! – я обернулась. – Разве я не могу спросить?
– Ты можешь! Ты все-о-о можешь! – заорал блондин. – Всех кинуть и удрать к черту на рога! Это ты можешь! А то, что люди жить без тебя не могут?! Ты об этом подумала, дура безмозглая!
– Тише! Мальчиков разбудишь. Ты чего разорался, дурачок? – я попыталась обнять своего младшего братишку. Марек вывернулся и встал ко мне спиной. – Какие люди? Чего ты завелся? Почти шесть лет прошло, все давно живут долго и счастливо…
Мне все-таки удалось обхватить его сзади за талию.
– Разве я виновата, что Андрей уехал? Ты же сам не захотел жить в Лондоне. А поэты, сам понимаешь, люди ненадежные, долго одни быть не могут…, – тихонькой скороговоркой шептала в подрагивающую спину. Лезла в нарывающую рану. Надо вскрыть.
– Долго?! А ты знаешь, что этот пидор жил с нами обоими год параллельно? Го-о-од! В Городе со мной, а там, за кордоном, с этой сукой. С бабой! Натурал выискался! Мне ребята фотки сбрасывали, а я, кретин, не верил. Думал, прикалываются. Он врал мне в глаза, а я хавал это дерьмо, – Марек плакал. Уткнулся лицом в ворох полотенец на крючках. Жертва несчастной любви.
– Не плачь, хороший мой. Все пройдет. Ты ведь прожил с Андреем столько счастливых лет. А теперь ваше время вышло. Закончилось, – я гладила мягкий трикотаж красного джемпера на немаленьких плечах. Хорошо все-таки, что блондин не разучился до сих пор рыдать. Выйдет горе соленой водой, не останется грубым шрамом на сердце. – Все пройдет…
– Вот скажи, прекрасная подруга моя, почему это вы решаете, что наше гребаное время закончилось! Где это записано? Почему мы продолжаем любить, верить, ждать, как идиоты! А вы р-раз! И бросаете нас к черту! Одна за океан увеялась, другой вообще под женскую юбку залез, – Маречек повернулся ко мне мокрым лицом. Обнял своими руками поверх моих. Сжал. Больно. – Вы просто гады! Вас любить, себя не жалеть. Только мы с Ваней настоящие люди! Ты зачем приперлась?
Блондин уставился на меня огромными от слез глазами. Неуютно.
– В смысле? Я, что, не могу приехать в свой собственный дом? – теперь высвободиться попыталась я. Ага! Как же. – Отпусти меня. Я писать хочу.
– Ладно, – он демонстративно широко развел свои длиннющие грабли. – Давай, я подожду.
– Очень ты тут нужен! Выйди вон, – я показала на дверь.
– Ничего, я отвернусь. А ты выслушаешь наконец-то все, что я имею тебе сказать, – Марек отвернулся.
Блондин начал в красках рассказывать, как пережил мой отъезд Ваня. Не в первый раз уже пытается зацепить меня этой темой за живое. Страдания страдальческие. Не желаю! Это старые новости. У меня свои дела давно. Широкая какая у него спина, Ивана скоро догонит. Совсем уже большой мальчик. Четвертак на носу. А страдает, как маленький. Хочет, чтобы мир вертелся, как ему хочется. А разве я не хочу? а его возлюбленный придурок и поэт Андрюха? А Иван? Чего хочет Иван?
– Ты меня совсем не слушаешь, Лелька! У тебя совесть есть? Ты почему не отвечаешь? – Марек снова попытался накрыть меня омутами своих глаз. Но те уже высохли. Не производили впечатление.
– Прости, – я сидела на крышке унитаза. Пафос речи блондина прошел рядом и мимо. Глаза закрываются. Не спать! – Пойдем на кухню, выпьем по рюмке коньяку и по стакану кофе, а? или лучше ляжем сразу спать.
Дом был мой и не мой. Я оценила деликатность, с которой обошелся с ним Маречек. Он максимально сохранил и отремонтировал все, что возможно было отвоевать у вездесущего времени. Я регулярно получала от него какие-то копии строительных документов, отчеты-сметы и другую подобную фигню. Вникала слабо, на фоне затрат на наш остров суммы в бумажках Марека выглядели смешно и неприлично. Я переводила деньги и не парилась. Мальчишки летом привозили фотки. Хвастались новыми комнатами в мансарде. У каждого отдельная, своя. «Пусть хоть пацаны подрочат спокойно», – комментировал перемены в архитектуре натуралист Марек.
Кухня. Тот же пол из красного кирпича, сложенный в елочку, как паркет. Старинный ковер неизвестного рисунка, как он выжил после чистки? Любимый буфет, сосна под красное дерево, с резьбой. Черный шкаф для алкоголя. Дубовый стол, тот самый, исторический, на нем мы делали любовь с Иваном в последний наш раз. Все отреставрировано. Хорошо сделано, без фанатизма, как надо. Одна стена сверху донизу забита плитами-печами-духовками, разными волшебными штуками. Нержавейка и зеленые цифры на дисплеях. Мареково царство. Все дверцы закрыты, все надраено-вычищено.
Я поняла. Этот мир стал мужским. И даже белые занавесочки с кружевом-ришелье ручной работы на окнах не спасают его. При мне дом пух от мелких предметов, пестрел фарфоровыми собачками-балеринами, забытыми браслетами, шпильками и нитками бус. Можно было даже лифчик оранжевый обнаружить за старым скрипучим диваном, если очень постараться. Никогда здесь не было такого, не побоюсь этого слова, армейского порядка. Из-под венского стула на меня презрительно смотрели две синие гантели.
На месте старого кирзового инвалида стоял кожаный красавец цвета молочного шоколада.
– Новый диван? – я ткнула пальцем в очевидное.
– Да. Это Иван купил сразу после ремонта, – Марек что-то затеял с едой. – Я сказал ему, что ты просила мебель не трогать. На хуй! Сказал твой бывший и вынес собственными руками бедолагу на помойку. Старый вопрос, детка. Зачем ты приехала?
– Старый ответ, детка. Соскучилась по родине, – я дернула дверцу черного шкафа. Та не поддалась. Заперто на ключ. – Ты прячешь водку? От кого?
– От двух малолетних алкоголиков. Выдули все ликеры, спортсмены недоделанные, – засмеялся блондин. – Водка в холодильнике. До горького пойла они пока не продвинулись.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.