- -
- 100%
- +
ГЛАВА последняя. Вместо ПРОЛОГа
– Я не понимаю, ты куда собралась? – мой любимый пошарил рукой по стене, сказал негромко: – свет.
Зажглись лампы по бокам высокой спинки кровати. Мужчина сел, провел рукой по лицу, снимая липкую паутину сна. Посмотрел на часы.
– С ума сойти! Половина шестого, куда ты убегаешь в такую рань, Лиза?
Смотрел растерянно бледным лицом.
Я не люблю врать. Я не умею и попадаюсь регулярно. Поэтому прикинулась маленькой и мертвой. Не слышу я. Отвернулась и стала натягивать тонкий джемпер прямо на голое тело. Он нес запах вчерашнего мира. Японского редкого парфюма, поцелуев, миндальных пирожных с черным шоколадом. Запах швейцарского десерта особенно остро вызывал сожаление.
Мой единственный встал. Какой же он красивый! Господи, спасибо! Высокий, выше меня. Сильный. Спереди – все серьезно. Задница – улет. Бороду сбрил, слава богу. Подстригся. Вид крошечной татушки над левым соском вызвал секундный умилительный припадок. Надпись: «Елизавета» в известном стиле с имперской короной над «Е». Серьезный мужчина кожей почувствовал мои счастливые сопли и запахнулся в синий халат.
Я не успела сбежать. Слишком рассусоливала с одеванием. Следовало сразу сунуть барахло под мышку и наряжаться по дороге.
– Послушай, мне надоела такая жизнь. Я вот что хотел тебе предложить, Елизавета, – он взял меня за локоть и направил к дверям.
Это правильно. Это кстати.
– Ты мне не ответила куда мчишься. Или я не имею право знать? Какой-то секрет, связанный с помолвкой? Вечно твоя Женька придумывает всякую чушь, как с ней муж справляться будет, не представляю, – он прижался губами к моему виску, – Пойдем в кабинет. Знаешь, я подумал, что было бы неплохо во время фуршета и нам объявить о наших отношениях. Не убегай, послушай, я все равно хотел это сделать сегодня днем…
Белый свет с потолка. На черной столешнице зеленый футляр.
О! Я уже видела такое по жизни. Сердце подпрыгнуло в горло. Неужели? Р-раз, и сбудется мечта?
– Любимый, – я замерла на пороге.
– Это, разумеется, не так шикарно, как могло бы быть, если бы у меня было достаточно времени на подготовку, – говорил лучший из мужчин, идя ко мне, – но с тобой лучше рано, чем поздно. Я не хочу опоздать.
– Давай ты сделаешь это днем, как собирался, – пропищала я тихим и тоненьким голоском. Как малолетка. Почему? Потому, что вру.
– Ты хочешь всенародное шоу? – он удивился и встал столбом. Зеленый округлый ящичек держал на открытой ладони.
Большая какая-то коробка. Вдруг там не кольцо вовсе? И я навоображала себе невесть что, а мой ненаглядный не собирается вовсе. Делать мне предложение всей жизни. Да, определенно, футляр великоват.
– Или не хочешь? Тебе нужно время? Я не понял, ты отказываешь мне? Ты меня разлюбила? – голос стал глухим и надменным
Рука с неизвестным предметом опустилась в карман. Момент исчерпан.
– Ничего не знаю, мой хороший, – я сумела засмеяться. Поцеловала сердитый тонкий рот. – Никаких предложений пока не слышала. Я люблю тебя больше жизни!
Я обняла единственного и желанного мужчину в мире, прижалась. Сквозь преграды между нами его тело доверчиво отозвалось на близость моего. Как всегда, чутко и с милой готовностью к подвигам. Нашей сумасшедшей любви. Я оторвала себя и побежала к выходу.
Апрель пришел, как обещал. Обнял дружески за плечи теплым ветром и запахом речной воды. Пощекотал кудри на затылке. Подталкивал в спину. Беги!
ГЛАВА 1. С наступающим Новым годом!
– Может быть, останешься ночевать?
Моя любимая подруга Женька трудновато стояла на ногах. Пятый час утра.
– Не стоит, – мы обнялись. – Ты же знаешь, я не люблю спать в гостях. Всегда возвращаюсь домой. Такси пришло.
Строго говоря, такси можно было не брать. От Женьки до моего дома пятнадцать минут ходу. Но четыре утра и конец декабря не располагают к гулянию пешком.
– Нет снега, – сообщил хмурый таксист. Оптимист, по машине видно. – И не будет. Говно, а не погода, пардон за мой французский. С наступающим вас, девушка!
Я кивнула мужчине в ответ. Три бутылки шампанского под два апельсина. Две пачки сигарет. Лучше рот в коротком пространстве не открывать. Не дышать на трезвых людей.
От моей подруги ушел очередной неудачник. Она заливала прореху в душе и самолюбии полусладким газированным вином и закуривала табачным дымом. Я оказывала ей эмпатическое взаимодействие. В смысле, сочувствовала. Засиделась до утра.
Шампанское остро дало знать о себе. Лифт полз еле-еле. Наконец-то, родимая дверь! Побросав все на пол у входа, я помчалась в туалет. Старалась не топать пятками по ламинату, чтобы не разбудить Виктора. Животный крик остановил меня у арки кухонного проема. Убивают? Я писать перехотела от неожиданности. Оп!
В спальне шла половая жизнь. Витя трахал в рот нашу новую соседку по этажу. Лариса, кажется. Стоял в полный рост на кровати и совершал обратно-поступательные движения. У нас большая постель. Два с половиной метра на два с половиной. Упасть с нее не просто. Проверено неоднократно. Нами. Мои лучшие простыни. Индийский сатин, бледно-голубой с шитьем в тон. Загорелая соседка на коленях и с хозяйским членом во рту смотрелась на них неплохо.
Витя крепко держал девушку за уши и ритмично загонял себя. Глаза закрыты. Только откровенно сосредоточенное:
– О. О. О.
Считается, что у меня красивый муж. Что-то незаметно. Среднего роста, потный весь, руки эти разрисованные и задница. Или я привыкла. Или ситуация не располагает? Я сделала два шага в кухню, опустилась на табурет и машинально шлепнула по кнопке электрического чайника. Почему он синего цвета? Кто его выбирал? Я? Всегда мне нравились прозрачные. Стеклянные.
– О! О! О! – разнеслось по коридору. Надсадно и по-бабьи.
Всегда он стонет высоким голосом. Почему? Разговаривает ведь нормально. Барышня не стонет. Нечем пока. Я не делаю минет. Задыхаюсь. Наверное, у меня маленький рвотный порог. Или низкий. Или высокий. Или не порог, а рефлекс? Не знаю, как правильно назвать. Губы у меня вечно жесткие, зубы острые. Язык тупой. Я вообще не люблю заниматься сексом. Этот пятнадцатиминутный обмен жидкостями против всех правил гигиены не заводит меня никак. Единственное, в чем я продвинулась за три года семейной жизни – это более-менее достоверно имитировать оргазм. Интересно…
– Да! Еби меня, еби! – закричала партнерша моему мужу. Освободила рот. Близко где-то вопит. Чуть ли не за углом. Мне показалось, что я слышу мокрые шлепки сходящихся бедер. – Еби меня, еби!
В нос ударил запах сладкий и восточный духов и пота.
– О господи, я-то что расселась, – подхватилась я. Выключила чайник. Поставила назад в шкаф чайную пару и сахарницу. Выглянула осторожно в коридор. Пусто. Зацепила локтем блестящую ложечку. Та полетела вниз. Я успела поймать и не наделала шума. Синий глянцевый гарнитур отражался в белом глянце пола. Ужасный цвет. Я на дух не переношу русский мат.
– Да! Еще! Еби!!!
– О-о-о!
Сапоги. Рюкзак. Я взяла шубу в охапку, одеть ее толком уже не успевала. Мой супруг очевидно кончил. Я знаю этот стон и дальнейший алгоритм. На минуту мужчина замрет, дождется, пока выпадет член. Поцелуй в лоб или затылок, в зависимости от позиции. Потом отправится на кухню за водой. В холодильник.
– Пить не желаешь, детка?
Я успела закрыть за собой входную дверь. Не стала хлопать. Зачем?
– С Наступающим! – сказал мне пожилой мужчина в лифте. В лохматом шарфе на его груди спряталась рыженькая собачка. Показывала мне язычок. – У вас что-то случилось?
– Нет, – честно ответила я.
Погода и природа делали мне настроение. Создавали. Плюс два. Этот Город видел снег в конце ноября. Забыл и не надеялся. Сухой ветер без надежды мел тротуары. Желтоватая пыль мешалась с умершей листвой и оседала на коже сапог. Покрывала глянцевые бока моей машины. Перекрашивала из молочно-белого в цвет «кофе-с-молоком». Я провела пальцем по двери. Открыла. Салон дохнул на меня сладким восточным парфюмом. Куда-то Витька возил свою пассию ночью. В аптеку за презервативами? Вряд ли. Стратегический запас всегда хранился в ящике прикроватной тумбы с его стороны постели. «Зачем?» – спросила я как-то раз, давно. Действительно, зачем, если я предохраняюсь и без резинок. «На всякий пожарный случай!» – ржал довольно мой муж. Я удивилась и забыла. А вот так он выглядит, его «пожарный случай». Я закрыла дверь. Свистнул центральный замок. Новенький туксон подмигнул мне дружески фарами.
– Прощай, малыш, – сентиментально сказала я автомобилю. Пошла на остановку автобусов.
Нет. Все-таки удар, если не в сердце, то в мозг я получила. Пять утра. какие автобусы? «Люби, меня, люби». Старая, добрая попса из цветочного круглосуточного ларька отчаянно пыталась создать праздничное настроение. Я теперь знала другую рифму к следующей строчке.
– Офигеть! – сказала Женя. Я с порога выложила обстоятельства моей новой жизни. Сон моментом выветрился из ее тела в мятой пижаме. Я вернулась в однокомнатную квартирку на пятом этаже. – Не пойдешь назад?
Я помотала головой. Стянула розовый шарф с головы. Села на пуф в малюсенькой прихожей. Глаза стали закрываться. Надо снять сапоги.
– Все? Все бросишь и все? Квартира, работа, машина – все нафиг?
Я кивнула. Добрая подруга присела на корточки, помогла разуться. Потом мы двинули на кухню.
Ниша три на три метра. Холодильник, плита, мойка. Женька снимала эти хоромы пополам со своим бывшим.
– Знаешь, я все три года гадала. Ты святая, слепая или тебе плевать? – она не оборачивалась. Заправляла кофе в кофемашину.
– В смысле? – я взяла с подоконника нормальные сигареты. Не курила давно.
– Да трахал он всегда все, что шевелится, твой Виктор. Все знали, только ты…
– Что я? – я положила пачку обратно. За окном стало совсем светло.
– Ничего, – моя подруга не спешила поворачиваться. Ковырялась с чашками в мойке.
– И тебя тоже? – спросила я. Плевать, если честно.
– Меня только до вашей свадьбы. Клянусь, – Женя обернулась, смешно и глупо перекрестилась. – Я, кстати, всегда завидовала тебе в этом плане. Ну не в том смысле, что гуляет, а в том, что е… прости, трахается твой Витька классно.
– Никогда не замечала, – усмехнулась я. – Да и бог с ним. Это больше не моя забота.
Внизу, за стеклом, во дворе мальчик вывел гулять большого черного пуделя. Тот рвался с поводка. Мальчишка воровато оглянулся. Никого. И отстегнул карабин от ошейника. Собака счастливо улетела нарезать круги по серой земле. Перемахивала через скамейки-песочницы красиво. С подвисом, как борзая в поле.
Подруга заглянула в холодильник. Пусто. Даже мышь не повесилась, не на чем. Стукнула неповинной дверцей в белое тело агрегата. Сунула сердито руку в бок.
– Вот всегда ты такой была! Сколько лет мы дружим? Двадцать?
– Семнадцать, – я сидела на неудобном высоком табурете. Спать.
– Так нельзя с людьми обращаться! Я сто раз тебе говорила! Не нравится? Скажи! А ты молчишь и терпишь. Терпишь и молчишь! А человек-то не в курсе! Ты бы хоть скандалила, вешки расставляла, что не так! Помнишь, как это было у нас в третьем классе? – Евгения подняла указательный палец вверх.
Я кивнула. Я помнила. Она тырила деньги из моего рюкзака и покупала на них конфеты. Меня же угощала. Я потом шла домой пешком через жуткий пустырь напрямик, потому что нечем было заплатить за проезд. Матушка моя узнала и устроила скандал на всю школу. Я Женьку не выдала, но ей стыдно до сих пор. Упрекает меня, как положено, при всяком удобном случае.
– Почему ты мне не сказала тогда? Ну в ухо бы дала! Вечно ты молчишь! – она поставила передо мной большую чашку. Американо.
– Я устала бешено. Наверное, я не буду кофе пить. Спасибо, – проговорила я и сделала глоток. Где сахар? Глаза открылись.
– Че так все бросишь? Развернешься и уйдешь?
Моя Женька – боец. Любая несправедливость заводит ее на раз. Наши карты мира не совпадают от слова совсем. Дружбе это не мешает. Как не мешает моей лучшей подруге пытаться переделывать мой мир под себя всякий раз уже семнадцать лет. И заново.
Она покачала головой. Добавила себе сливок в кофе:
– Глупо это, я тебе говорю. Что ж ты зря его столько лет терпела, чтобы уйти с гордой голой задницей? А знаешь, что?
Я посмотрела в светло-карие глаза. Ну?
– Оставь все, как есть, Лизок. Он тебя не видел. Ты его не любишь. Живи, как жила. Ты с ним внутренне разведись.
– Это как? – я улыбнулась. Любопытное начало.
– Внутренне. Одна моя знакомая так сделала. Развелась с мужем внутренне. Разлюбила и не сказала. Переехала в другую комнату, типа он храпит, а она не высыпается. Секс по расписанию. Отпуск в разное время. А остальное осталось, как было. Дети, дом, работа, машина. Его бабки, само собой. И главное! Муж совершенно перестал ее волновать. Его нытье, жалобы, капризы не трогают ее больше. Не лезут в душу. Она со всей этой фигней работает. Болит зуб – вот тебе, любимый, доктор от зубов, болит нога – вот, золотой мой, доктор от ног, свербит в паху – не вопрос! Вот тебе, горячий мой, доктор с пониженной социальной ответственностью. В доме царит настоящее семейное счастье.
Подперев лицо рукой, я слушала. Женька размахивала ножом в такт словам. Ставила точки.
– А ты сама хотела бы так жить? – я забрала из рук подруги опасный предмет. Стала чистить испанский мандарин. Нож тупой. В этом доме больше нет мужчин. Словно от их присутствия ножи делаются острее. Ярко-оранжевая корка стреляла во все стороны цитрусовым запахом. Новый год.
– Нет, – сразу отказалась подруга. – наверное, я дура. Но я предпочитаю живые отношения. Люблю любить. С другой стороны, обеспеченные парни как-то не спешат мне предлагать серьезные отношения. Чувствуют, гады, что я их не умею делать.
Она сунула сигарету в рот. Прикурила от газа на плите.
– Лиза, дорогая моя подружка, нельзя быть такой примороженной рыбой! Надо за себя стоять…
– Я очень хочу спать. Оставим всю эту пошлятину на следующий год, пожалуйста, – я погладила ее по руке. Закончила прения. Женька махнула каштановыми кудрями.
– Ладно! Вот все, что не делает Господь, все к лучшему! Предатель Генка слинял и хрен с ним! Будем теперь жить вместе. Да? – она затушила сигарету.
– Да, – я уже плохо различала подробности в лице моей прекрасной подруги. – Одолжи мне постельное белье на первое время, дорогая.
– Конечно! Непременно! Уж пододеяльниками эта развратная скотина поделится! Уж это-то я прослежу, – бормотала сердито Женечка.
– Ты где? –голос в трубке я узнала. Виктор. Темно-красный тюль на окне делал вид, что на улице светит солнце. – Ты спишь, что ли? Ты с ума сошла! У нас же самолет в восемь вечера. Лиза, ау!
– Я ушла, – сказала я главное для себя. Села и попыталась понять, который час в природе. А заодно и год.
– Куда ты ушла? Ты почему не вернулась домой до сих пор? – мужской голос на другом конце связи становился все строже. Громче. – Вы там с Женькой…
Я рассказала своему мужу, насколько информативно провела утро и какие выводы сделала. Он заткнулся. Переваривал, наверное. Голова разболелась нещадно.
– С наступающим праздником тебя. Будь здоров, – завершила я довольно длинную речь. Отключилась и отправила номер в черный список.
В ванной комнате меня встретил рисунок черным маркером по зеркалу. Барышня, сложив молитвенно руки на чересчур полной груди, стояла на коленях перед двумя мускулистыми мужиками, наставившими на несчастную огромные члены. «Готовься!» гласила надпись. Смешно. Моя лучшая подруга работала мастером в тату-салоне и в перерывах между мужиками бегала в университет.
Я включила горячую воду. Троицу на стекле заволокло паром.
– Как тебе картинка? – услышала из-за занавески. – Я нашла для тебя новые трусы.
– Святую Инессу я узнала, – ответила я. Подставила затылок обжигающей воде. – Хотя бюста ты ей не пожалела.
– А Крида? – смеялась Женька. – И Оксимирона?
– Не знаю, кто это, – отмахнулась я. Шампуня в бутылке оказалось на донышке. На моих картах есть деньги. Но на всегда их не хватит. Я подумаю об этом завтра.
– Ты сфоткалась на фоне моей фрески? – она протянула мне пакетик. – Это тебе. С наступающим!
– Зачем? – я развернула подарок. Ярко-алые шортики имели золотой замок-молнию в самом интересном месте.
– Статус обновить, балда! «Готовься!» – ловкий чек, правда?
Я расстегнула молнию на трусах, думала, что та пришита для декорации. Нифига. Отверстие обнаружилось. Я сунула туда ладонь и пошевелила пальцами.
– Зачем? – я искренне не понимала.
– Лизок! Хорош тупить. Эти бойчики мне преподнес Колян, мой директор. А он парень строгий, дешню не носит и не дарит. Только с размером ошибся. И с подругой. Воображал, что у нас получится, и он станет трахать меня прямо у станка, не выпуская машинки из рук. Ду-ра-чок. К тому же, волосы у меня есть на лобке, а у тебя, спасибо эстету Витеньке и лазерной депиляции, нету. Так что носи и пользуй по назначению.
Женя критически оглядела нас обеих в зеркале. Я выше на голову. Зато она фигуристее гораздо. Так было всегда и мы привыкли. Она не обижалась на мой рост. Я не завидовала ее тонкой талии и крутой линии бедра. Считается, что долгая дружба делает людей похожими, как кровные родственники. За сестер нас принял бы только слепой. Зато мы очень редко нравились одним и тем же парням. И наоборот. Хотя за семнадцать лет бывало по-всякому. Взять хотя бы Виктора. Я и понятия не имела, что Женька…
– Помнишь Лешку Серова из седьмого Бе? – улыбнулась в зеркало подруга, отвечая моим мыслям. – Как мы его делили, чуть не подрались!
Мы стали смеяться. Я надела подарок.
– Зашибись, солнце! Была бы моя воля, я бы так тебя повела, в одних трусах. Накинула бы цепочку на шею, поводок с во-о-от таким карабином, и позвездовали бы на бал. Образ бдсм-лесбиянок. Чума! – воображение тату-художницы явно разыгралось. Подбрасывало одну картину за другой. – Тебе надо на груди набить громадного дракона. Чтобы пасть легла на шею, а хвост на лобок…
– Бал? – я перебила. Нырнула в огромную футболку, здорово вылинявшую и чистую. Рок мотивы по всему полю. Кто-то из прошлых жителей оставил в наследство.
– Я раздобыла два пригласительных билета на бал маникюрш. Все тот же пупсик Колян удружил. Встретим Новый год с размахом и на халяву. Мне нравится мысль о драконе!
– Никогда! – я даже руку подняла, защищаясь. Никогда.
– Не страдай, Лизок! Все будет ок. Стихи! – смеялась Женька. – Ща мы поедем развлекаться. Типа работать над твоим новым образом. Ты же мечтаешь выглядеть по-другому? Как еще свободную жизнь начинать? Красные трусы, как символ перезагрузки!
– Но я не ничего такого не хочу, – попыталась я поспорить.
Вдруг осенило. Нам надо срочно уходить из квартиры. Если мой благоверный захочет выяснения выяснять, то сюда заявится в первую очередь. Но интересно: захочет или нет? Я прожила с человеком три года и не в состоянии дать ответ на простой вопрос.
– К тому же твой Витенька притащится сюда, к гадалке не ходи, – разрешила уверенно мои сомнения лучшая подруга. – Странно, что его до сих пор нет. Давай-ка делать ноги, дорогая. И айфон оставь дома. Обойдемся без лишних геопозиций. Или ты желаешь, чтобы муж тебя нашел?
– Нет, – тут же ответила я в непривычно серьезные глаза. – Как ты думаешь, он улетит без меня в Андорру?
Женька почесала кончик носа, завела глаза к потолку.
– Насколько я знаю этого засранца, он ни за что не пропустит новогоднюю вечеринку. Улетит. Я ставлю на то, что унесет свой безупречный зад на снежные вершины Пиренейского хребта. Будет шпилить там всех подряд, прямо стоя на сноуборде. Но пока он не сел в свой серебристый лайнер, давай свалим, Лизок.
ГЛАВА 2. Бал
Неужели снег не случится на праздник? Холодный ветер закручивал пыль в низкие волчки и разбивал их о голые деревья. Прохожие, быстро перебирая ногами, двигались от машин к магазинам и обратно. Спешили доделать дела перед главной ночью в году. Двое мальчишек в сине-зеленых пуховиках брели по тротуару и остановились, беззастенчиво глазели на меня, сидящую в парикмахерском кресле. Большое окно открывало панораму пышно украшенного заведения. Белый блеск псевдоелок и золото навязчивое шаров. Мишура.
– Какой шоколад? Мальвина! Только голубое серебро.
– А я тебе говорю, горький шоколад!
– От твоего вкуса, милочка, у меня уши закладывает и перманент течет. Ма-а-льви-и-на! И все!
Но Женька закусила удила. Ее приятельница Иришка не отступала.
– Фам фаталь! Ботфорты и кожа!
– Мальвина! Платье-колокольчик, белые колготки! Серебристая пудра, синие линзы.
– Да я ей дракона набью, будет лезть из декольте. Шоколад!
– Молодец! Наколка между сисек, как у зэчки! Браво-браво! Холодная кукольная невинность – вот тренд! Арктический блонд!
– Перестаньте спорить. Я не собираюсь… – попыталась вклиниться я.
– Помолчи! – выступили барышни хором. И забыли обо мне.
Я улыбнулась пацанам на улице. Они забавно смутились. Один сморщил нос, второй поднял брови к самой шапке. И убежали. Лет по двенадцать обоим.
– Это тебя, – Женя протянула мне телефон. Сделала беззвучно губами: – Мама.
Я хорошо отношусь к своей матери. Просто прекрасно. Но времена, когда она могла врываться в мою жизнь со своим безапелляционным: «Елизавета, иди и сделай, как я сказала!», канули в лету давно. Я никогда не спорю. Не трачу себя на это. Я просто не делаю. Оттого, наверное, в последний раз мы общались три месяца назад. Моя мать считала, что нам с Витей пора завести ребенка. Я так не считала. Или Витя?
– Что случилось, Лиза? Почему твой муж разыскивает тебя по всему городу? – встревоженно допрашивала Миланья Аркадьевна Беннингс. Здороваться и интересоваться делами – не ее стиль.
– Ничего. Мы разошлись, – правду говорить легко и приятно. – Все подробности потом, в следующем году, мама. Это чужой телефон. Его надо вернуть.
Я нажала красную кнопку на дисплее. Через пару секунд вызов повторился. Я терпеливо в течении десяти минут выслушивала наставления maman. Всякие разумные вещи про то, что не все так очевидно, как кажется, что надо думать вперед и глядеть на жизнь рационально… Я положила бубнящий аппарат на полку. Там не нуждались в собеседниках.
Девчонки осуществляли свои чудесные замыслы по созданию новой меня.
– Оп! – объявила Иришка, разворачивая меня к зеркалу. Кино.
Боже! Я себя не узнала. Из другой стороны стекла на меня смотрела растерянная барышня с абсолютно прямыми, очень темными волосами. Светлые глаза непонятного оттенка спрятались за забором челки. Бледная, вызывающе фарфоровая кожа. Рот у меня всегда был великоват, но это-то что?!
– Минет-кабина! – заржала Женька. – ничего за этими губами не видно. Глаз не оторвать. Даже мне потрогать хочется, а я вроде пока натуралка. Зачетный цвет Иришка! Ты мастер. Снимаю шляпу!
– Всегда пожалуйста, – наклонила та с достоинством иссиня-черный затылок. – Натура у вас, девушка, исключительно благодарная. No person. Все, что не нарисуешь, работает.
– Мне не нравится, – заявила я тихо, но твердо. – Извините.
На тротуаре за стеклом образовались давешние мальчуганы. Держали в руках по огромному, раблезианских размеров, батону. Увидели меня и застыли, разинув рты. Потом один изобразил, что стреляет себе в сердце. Попадали оба в пыльный асфальт. Клоуны.
– Вот! – ткнула пальцем в стекло Женька, – народ голосует «за».
– Только не вздумай называть их маникюршами! – наставляла меня любимая подруга. – Тут обожают пафос, поэтому громко хлопай ресницами и не умничай.
– Как же мне их называть? – засмеялась я. Со специальной краской на губах сделать это не просто.
– Я же сказала, не умничай! – отрезала Женька.
Такси остановилось у здания бывшего цирка. Мдя. Красную дорожку от проезжей части до входа не поленились растянуть. Не все здесь подъезжали на роллс-ройсах, но, похоже, что на такси приперлись только мы. Меха в пол, платья в пол. Или под самый корень, кто может себе позволить. Блеск и новогодняя чрезмерность позолоты. Количество обыкновенных мужчин стремится к нулю.
Зеваки с интересом разглядывали празднично украшенных женщин, вышагивающих по красному ковролину. Голливуд отдыхает. Моды и шляпы. Брови и губы.
– Пипец! Селфи! – Женька быстренько оформила себя, потом нас обеих на бальном фоне в сеть. Я заглянула ей через плечо в айфон. Изумилась в сотый раз своему изображению. Брюнетка с огромными, цвета пыльной розы мокрыми губищами. – Я тебя подпишу, а то не поймет никто.
– Умоляю, не надо. Пусть будет секрет, – прошлепала я своим неземной красоты ртом.
– Шубу распахни. Ты спрятала всю красоту, – велела неугомонная девица.