- -
- 100%
- +
Сама нарядилась в золотое платье и серебряные башмачки. Парик а-ля рококо нацепила. Мушка на румяной щечке и розовый бантик вместо рта. Сюси-пуси, Золушка без принца.
– Почему я выгляжу как портовая шлюха? – пожаловалась я в черное небо. Там зажглись мелкие, колючие звездочки. Обещали бесснежную морозную ночь.
– Ты выглядишь современно и в тренде. Нуар. Ты по жизни добропорядочная женщина, Лизок. Неужели не хочется примерить на себя что-то новое, хотя бы снаружи? Что, прикажешь нарядить тебя в фею-крестную? Оглянись: ты в нереальном мире красоты! Здесь сплошняком одни феи. Не нуди, – Женька покровительственно похлопала меня по руке пушистым веером. – О! Пупсик!
К нам шел крупный парень в голубой рясе и серой феске. Длинная борода перехвачена в середине веревочкой. Дамблдор. Если бывают дамблдоры в тридцать лет или около. Защитные, по всему видать, руны покрывали кисти и могучую шею пупсика-волшебника.
– Добрый вечер, девочки, – тихим голосом проговорил мужчина.
Невооруженным глазом было видно, насколько неровно дышит он к моей Женьке. Глаз от нее отклеить не мог. А мог бы, между прочим, легко посадить эту вертлявую красавицу себе на ладонь, а другой прихлопнуть. Застыл рядом послушной громадиной.
– Знакомься, моя подруга Лиза. Веди, Колян! – приказала решительная барышня в золотом платье.
Дамблдор-Колян согнул могучие руки в локтях, и мы уцепились и пошагали по красной дорожке. Чудесно вписались в общий строй.
Круглое здание желтело свежей отделкой и награждало отечественными музыкальными звуками. Встречало гостей широко распахнутыми дверями. Разряженная толпа втекала под яркий свет древних хрустальных люстр на бронзовых цепочках. Красиво. Дамы и кавалеры рассаживались за накрытые столы согласно билетам.
– Это Академия ногтевого искусства «Золотая рыбка». Старая фирма, еще советских времен. Видишь толстуху в зеленом? Она самой Гурченко ногти делала. Это Академия красоты и фитнеса «Аэлита». Вон сама губошлёпка в пайетках крутит жопой семидесятого размера, – просвещала меня добрая подруга. Говорила, не стесняясь и не снижая громкости, наклоняясь ко мне на ходу через широкую грудь Коляна. – Это Высшая школа …
– Господи, – изумилась я, – тут у вас, как в Китае. Академия боевых искусств Шао Линь, школа великого искусства кунг фу Сяо-Масао…
– У нас круче, чем в твоем Китае, Лизок! Но про боевые искусства – это тонко подмечено, – засмеялась Женька. – Видишь тех трех дур в белых платьях? Три грации, ё! Это сеть свадебных салонов «Жизель»! Наверное, свои прокатные платья напялили, жмоты!
– Свадебный салон «Жизель»? – я, переопылившись от Женькиной бесцеремонности, рассматривала трех дам загадочного возраста с неприкрытым интересом. Категория сорок плюс. И Женька зря наехала на их наряды. Элегантно и дорого. Но Жизель? – Она же призрак обманутой невесты. Покойница…
– Не умничай! – тут же оборвала меня подруга. – Здесь это не принято, да и тебе, Лизок, в этом образе не идет. Маши ресницами и улыбайся.
Она продолжила перечислять кто, сколько и чем знаменит в городской бьюти-вселенной. Я хлопала кукольными ресницами.
– С кем же мы будем танцевать? – спросила недалеко. Согласно новому виду.
– Будут платные танцоры. Это входит в стоимость, – открыл рот Дамблдор. Глядел на свою миниатюрную красавицу с робкой надеждой.
– Не спрашивай цену! – предостерегла меня подруга, говорила насмешливо-громко, – иначе придется платить. Сделаем вид, что нам не интересно.
Она без всякого стеснения игнорировала влюбленного начальника. Тот не обижался.
– А вот смотри, и среди академиков встречаются мужчины, – я с удивлением обнаружила в самом центре зала компанию из двух кавалеров и двух дам.
Высокий брюнет, стройный и необыкновенно прямой беседовал с обычного роста блондином, скорее даже светло-русым. Тот смеялся открытым, приятным лицом, отвечал оживленно и многословно. Длинный едва успевал процедить пару слов, остальное за него договаривал короткий. Их дамы со скучающими лицами молча не одобряли происходящее.
– Это, Лизок, сам Добровольский. Белая кость и высший уровень. Как устроители умудрились его сюда зазвать? Неслыханное дело! И невиданное. Как этот сноб снизошел? И кто это, спасибо тебе господи, с ним рядом такой хорошенький?
Евгения плотно разглядывала светловолосого. Ее взгляд остро отточенным карандашом заглянул во все нюансы крепкого тела в узком темно-сером костюме. Девушка сделала два шага влево, потом вправо. Ее лицо приняло охотничье выражение. Я знакома с ним семнадцать лет.
– Пошли поздороваемся с твоей родней, – приказала она шефу.
– Какая мы родня? Так, седьмая вода на киселе, – впервые решился возразить Колян. Заметил перемену в предмете своих мечтаний. – Может, не стоит, Женечка?
– Стоит, – непререкаемо заявила девушка, сверля глазами молодого человека в центре зала.
Тот почувствовал. Поглядел в нашу сторону. И попал в сети. Утонул в омутах и дальше по списку. Я отвернулась, чтобы не рассмеяться. Тем более, что толстый глянец на моих губах особо не способствовал. Отнюдь. Пошла в кильватере Дамблдора следом за решительной девицей в золотом платье. Здороваться ни с кем не собиралась.
Оказалось, что светловолосого тоже зовут Женя. Женя Звонарев. Остальные что-то сказали, я не поняла из-за спины большого Коляна. Зато услышала другое:
– Может быть, вы переберетесь за наш стол? Никто же не возражает?
Да, подруженька моя золотая, пять баллов! Посыпался Женечка, не прошло и трех минут.
– Роберт, ты за? – в голосе господина Звонарева послышался некий новый оттенок. Неуверенность? Заискивание?
Роберт? Этот длинный кудрявый брюнет? Как интересно его мама называет? Я выглянула из-за своего убежища.
Вообще-то, я не люблю брюнетов. Даже таких синеглазых. Высоких, стройных и без бороды. Никогда они не трогали меня за живое. За какое живое? Где оно? В последние три года я думать забыла, как и что происходит за бортом моей семейной лодки. Той, что разбилась сегодня в половине пятого утра.
Синий взгляд холодно пополз по мне сверху вниз. Ощупывал лицо. Челка. Нос. Губы. И завис. Зацепился за глянец.
– Ты хочешь остаться тут? – его спутница рядом пыталась достучаться. – Мы здесь будем встречать Новый год, Роберт? Ро-о-оберт!
Он вздрогнул и очнулся.
– Прошу, – пресловутый Роберт произвел широкий жест в сторону стола. Сделал шаг первым. Отодвинул стул, – Присаживайтесь.
Я и его подруга одновременно подались вперед. Секундная неловкость. Я отступила. Она решительно опустила зад. Рассмеялась, словно милая шутка удалась.
– Простите, – тут же извинился брюнет. На бледном лице ни тени раскаяния и улыбки.
Следующее место оказалось в торце. Я отрицательно мотнула головой на его приглашение. Уселась за противоположный край стола подле безопасного Коляна.
Дамблдор в его лице очевидно печалился. Взглядывал молча на фигурку в золотом платье. Ветреница Женька щебетала с улыбчивым тезкой и забыла о нем. Официанты разносили еду. Разговор за столом не клеился. Некому было его склеить. Незнакомые барышни дулись. Я мучалась с губами, да и не представляла, о чем говорить. Мсье Добровольский вертел столовый нож в длинных музыкальных пальцах и постоянно заставал меня врасплох синим холодным взглядом.
К счастью, объявился верткий мужичок в черном костюмчике и с микрофоном. Чудовищно громко и банально он потащил общество к праздничному веселью. Вылетела известным звуком первая пробка из винной бутылки.
Колян лил по стенке стакана ледяную водку. Потом томатный сок.
– Кровавая Мэри? Резко начинаешь? – засмеялась я. Губы неохотно раздвинулись.
– Тебе сделать? – прогудел парень. Глянул в сторону болтающей без умолку Женьки.
Та неожиданно откликнулась:
– Сделай мне, Коля!
Он просиял. Через пару минут мы провожали старый год, кому чем бог послал. Атмосфера налаживалась.
Разморозились барышни между Женей и Робертом. Запивали оливье в тарталетках красным полусладким. Я узнала, что они обе учатся в медуниверситете и доводятся Звонареву родными сестрами. При этом почему-то глядели на брюнета. Тот гонял по стеклу столешницы фужер с сухим красным вином. Ни к чему так и не притронулся.
– Я не расслышал, как вас зовут? – поперек чьей-то фразы произнес мужчина. Вдруг встал и протянул мне руку. – Добровольский.
Я поднялась на ноги, назвалась и протянула свою. Сухая теплая ладонь сжалась. Синие глаза глядели в упор. Не улыбчиво, не холодно. Непонятно. Сложный, незнакомый запах редкого парфюма протянулся от него ко мне. Внезапно стало жарко. Колени сложились, и я плюхнулась на стул. Добровольский выпустил мои пальцы в последний миг.
Уф! Я стянула с плеч черный трикотажный жакет и повесила его на спинку стула. Дело в том, что платья на мне, как такового, не было. Замысел дизайнеров Иришки и Женечки. Компромисс. Мои бока и попу прикрывал кожаный жилет, едва держащийся на двух пуговицах внизу. Знаменитый черный дракон распластался по груди, лез настырным языком по шее в ухо, прятал кончик хвоста в известном месте под замком красных трусов. Прозрачные низкие колготки и белые сапоги-чулки до середины бедра. Я быстро проверила, прикрыты ли соски. Зря переживала: разглядеть их за плотным рисунком удавалось не сразу.
– Моя новая тема. Как тебе, Колян? – похвасталась моя подруга. Художник в ней побеждал время от времени любвеобильность натуры. Мнение коллеги ее волновало.
– Слишком плотно. Рисунок убивает тело. Все же женщина – это не мужчина, – поделился свежей истиной Дамблдор. Присмотрелся ближе к моей коже. – Шея хорошо. Мне нравится.
– Это отвратительно! Кошмар! – на лицах сестер Звонаревых застыло изумление крепко перемешанное с любопытством. – Какая огромная татушка!
– Это не татуировка, это преступление. Прямая аутодеструкция, – вдруг высказался Добровольский. Глядел на меня, как Джеймс Кук на барышень племени маори. Брезгливо. – Как можно так изуродовать себя? Николай, надеюсь, это не твоя работа?
Колян засопел. Повеяло старым окаменевшим семейным конфликтом. Добровольский смотрел надменно, морозил презрением свысока. Хозяин тату-салона жевал губу.
– Это моя работа! – звонко влезла в чужие разборки отважная Женя. – Это сделала я!
Брюнет перевел на золотое платье синий взгляд. Ну и дура! Читалось там без перевода. Облил отвращением и отвернулся.
– Господин Роберт Александрович Добровольский! – вдруг заорал с оттяжкой и раскачкой, как на ринге ММА, человек с микрофоном. Что-то наш стол пропустил в общей праздничной программе. – Просим! Просим!
Брюнет сморщился, как от кислого и выбрался из-за стола. Я чуяла его взгляд на себе. Три рюмки кровавой водки сделали меня смелой. Я подняла лицо. Он собрал губы в злую линию и смотрел. Никак не налюбуется моей нательной живописью? Крылья носа чутко дрогнули. Дернулся кадык. Вдруг осенило. У него эрекция. У этого напыщенного сноба на меня стоит. Вот это номер! Очнулись искры в пальцах ног. Ладони сделались мокрыми. Кинуло в жар. Похоже, что стоит не только у него одного. Мое тело отчетливо отвечало на чужой призыв. Интересно, у брюнета машина здесь есть? О чем я думаю, господи?! Но интересно…
– Ты вся красная, Лизок. Дыхание стеснено? Задыхаешься? Аллергия? Не хватает еще отека Квинке, – Женька прогнала Колю с места. Присела рядом, заглядывала тревожно в лицо. – Выпей водички. Че он тебе наговорил, этот урод? Не обращай на него внимания, дорогая. Он ненавидит наколки. Его клиника на их сведении имя сделала, а сам он купил кадиллак. Ноги мыть нам с Коляном должен и воду потом пить из благодарности! Если бы не мы, сидел бы на своей надменной жопе без работы!
– Женя, – шеф прихватил сердитую барышню за локоть. Та оглянулась.
Добровольский стоял в двух шагах. Держал в руках белую коробку с цветами. Подношение от устроителей. Острый синий взгляд. На меня, на Женьку. Океан презрения. Я раздышалась.
Тут забубнил с больших экранов Президент. Патриотизм в тренде. Бьюти-сообщество не желало отставать. Захлопало шампанское. Все желающие встали и приготовились. Мы с Женей тоже подхватились, старательно избегая глядеть на мужчину напротив. Куранты начали отсчет последних мгновений.
– О-па! Я все-таки успел! – раздалось над моим ухом. Я обернулась.
Искусственная седина. Пучок на затылке. Ярко-белый джемпер и джинсы. Ореховые глаза. Незнакомый парень лет двадцати восьми оглядел меня от носков белых ботфортов до чудо-губ. Пошарил глазом по дракону в расходящихся полах кожаного колета. Цокнул языком. Широкие светлые губы в недельной щетине сделали мне красивую улыбку.
– Я определенно пришел вовремя, – он взял со стола узкий бокал. Игристое вино выскакивало наружу крохотными пузырьками. – С Новым годом, красавица!
ГЛАВА 3. Закинемся, детка!
– С Новым годом, красавица! – ухмыльнулся седой. – Я Хэм. Пойдем потанцуем?
– Это же вальс, – засмеялась я в ореховые глаза. Народ закусывал под незабвенного Петра Ильича. Попыталась сесть на место.
– Да ну и что? Не умеешь? – этот самый Хэм удержал меня за локоток при себе. Придвинул лицо близко. Принюхивался.
– Я умею, – не стала притворяться я. Неужели выведет на пустой танцпол?
Вальс цветов. Современная аранжировка и темп. Он закружил меня буквально. У нас хорошо получалось, красиво. Я чуяла. Ореховые глаза смотрели насмешливо и чуть удивленно.
– Спасибо, – Хэм поцеловал мою левую кисть, когда музыка стихла.
Публика за столами поддержала его аплодисментами. Похоже, что нас приняли за профессионалов. Особенно меня, вкупе с расписным декольте.
– Давай сбежим отсюда, – шепнул мне на ушко кавалер. Не торопился назад к столу. – Или ты не одна?
– Я одна, – он мне нравился. Запах его казался знакомым. Приятным. Шампанское удачно легло на водку. Но. – Я ничего не ела с прошлого года.
Он засмеялся древней шутке. Обнял меня за талию. Коснулся губами мочки уха. Многовато всего для первых пятнадцати минут. Даже в новогоднюю ночь. Но мне нравился этот парень.
Похоже, что восторгов моих по поводу душки Хэма никто за столом не разделил. Все заткнулись, когда наша пара приземлилась в торце. Вернее, сел Хэм, а меня усадил к себе на колени. Лица и пауза вытянулись. Добровольский с грохотом отъехал в кресле к стене. Мазнул по мне глазами и ушел прочь.
Единственный счастливый и ничего не замечающий Звонарев поднял модный нынче тост. С Новым годом! Выпили, но веселье как-то не шло.
– Пошли, пошли, толков здесь не будет, – приговаривал мне в щеку Хэм. – К дьяволу этих зануд. Мой роллс стоит у входа под парами.
Вылил остатки мандоро в бокал. Показал между большим и указательным пальцем золотую горошину. Та поймала луч потолочной люстры и сверкнула, как настоящая.
– Открой ротик, малышка.
Я, как завороженная, открыла. Сладкое шампанское смыло волшебную пилюлю внутрь меня. Хэм наклонился и поцеловал. В рот. При всех.
Я сто лет не целовалась с мужчинами. Кроме Виктора. Я забыла, что от этого может закружиться голова. И даже мир.
– Никогда не целовалась? – спросили ореховые глаза. С вечной ухмылкой.
– Нет, да, – я отклеилась от партнера.
Пьянящая радость прочно поселилась во мне. Мы пошли. Втроем: я, Радость и Хэм.
– Ты куда? – Женька больно ухватила меня за руку. Подскочила на ноги. Пыталась удержать.
– Я пошла, – я улыбалась. Какая смешная Женька! Вечно хочет командовать мной.
– Куда ты с ним собралась, дурочка, – шипела подруга мне в плечо, – он же придурок, негде клейма ставить! И гей!
– Значит, мне ничего не угрожает! – расхохоталась я.
Хэм отцепил Женькины пальцы от меня. Провел нахально мизинцем по сердитой девичьей щеке:
– Чао, Кнопка. Беги, присматривай за своим Звонком, пока не спиз…ил кто-нибудь.
Я смеялась. Это были самые смешные трое суток в моей жизни. Как водится, помню отрывками и смутно.
Черный роллс-ройс. Вот это морда у него! Длинная тяжелая, с золотой фигуркой Духа экстаза на капоте. Глумливый мужик в фуражке и больших усах распахнул для нас дверь:
– Девушка? Шурик, ты берега не попутал часом?
– Давай рули, мальчик. Покатай нас по городу для начала.
– Как скажете, сэр, – ужасно смешно водитель сделал под козырек.
Хэм без лишних движений усадил меня на колени лицом к себе. Жарко. Я стянула шубу на пол. Отправила туда же осточертевшую грубую кожу жилета. Мужчина сунулся языком к правому соску.
– Черт! Чем ты намазалась! Горько, – он сплюнул в просторы роллса.
Лак-закрепитель чудесного рисунка встретил эротические поползновения мужчины злой химией.
– Это горчица. Отлучаю младенца от груди, – прикололась я счастливо. Радовалась глупой растерянности красавчика Хэма.
– У тебя там есть молоко? – он откровенно повелся. Щупал грудь с испуганным интересом.
– Не старайся, к тебе не придет, – я хохотала до слез, – ты же не младенец!
– Ты шутишь, – дошло до него с облегчением. Попытался залезть ко мне в трусы. Расстегнул золотой замочек.
– Ё! тут колготки! До тебя фиг доберешься.
Я стекла на колючий ковер пола. От смеха загибалась. Слезы текли.
Мужчина рывком поднял меня и положил к себе на колени. Попой кверху. Потрогал губами безопасную спину. Не горчит. Поцеловал. Пошел пересчитывать позвонки. Ниже, ниже. Влез языком во впадину. Кла-а-асс!
– У меня сегодня… ой! Вчера. Планировался анальный секс. Я чиста, как мадонна. Из моей задницы можно шампанское по бокалам разливать! – поведала я счастливо партнеру.
Его маневры доставляли мне веселое удовольствие. Хэм сразу втолкнул в меня пальцы. Больно. Я сжалась на инстинкте.
– Молодец, твой парень, детка. Планирует и старается заранее. Но до дела здесь еще далеко. Ничего, мы продвинемся. Попозже.
Я кивнула. Нашла сигару под крышкой в центральном подлокотнике. Сунула в рот прямо в жестяном серебристом чехле. Гавана пахла.
– Дай мне прикурить, – ухмылялась я.
– Глупости. Поцелуй меня лучше, – он показал куда.
Я вспомнила свой последний минет и захрюкала от смеха. Мужчина не понимал. Обиделся даже чуть-чуть.
– Что смешного? – он убрал меня с себя и усадил рядом на чудесное на ощупь кожаное сиденье эф-класса. Напрягся.
– Ты!.. Я!.. Сосать!.. дышать…В нос. Чихнула!.. вылетела сперма вместе с соплями!.. Пипе-е-ец! – я задыхалась. Словами не передать, насколько весело. Махала лапками, направление полета показывала. Упала носом в сиденье, обессилев.
– Бедный мужик, – проникся сочувствием мой нынешний приятель к предыдущему, – ты так же умирала со смеху?
– Нет! – я прижала ладонь к груди, как в некоторых странах при поднятии национального флага, – клянусь! Но рожа у него была-а-а…
Смеховая истерика по имени амфетамин накрыла меня с головой. Боже! Я всегда хотела рассказать про этот случай, но не выскакивало из меня. Неловко, да и некому. Блин! Хоть поговорить свободно! Я села на гладкий коврик пола роллса.
– А еще он всегда хотел, чтобы я сосала ему в лифте. В прозрачном. Знаешь, такие по стенам ползают? Мы возвращались из гостей. Вот скажи мне, зачем? Зачем устраивать эту фигню, если до нашего дома десять минут хода? Ладно. Пусть. Встала на колени, открыла рот, похоронила колготки. Тут я смотрю, внизу маленький ребенок выбежал на проезжую часть. Куда деваться? Кончить-то он и потом сможет. А ребенок? Выплюнула все и побежала…
– Спасла? – спросил мужчина.
– А как же, – я засмеялась и глотнула сладкого вина. Кончилось. – И собаку тоже.
– Там еще и собака была? – в лице Хэма забрезжило смутно знакомое безнадежное выражение.
– Да! Дурацкий глупый щенок лабрадора. Из-за него все случилось.
– Короче, минет тебя не заводит никак? – он склонил голову к правому плечу и глядел на меня непонятно. Как бы жалеючи.
– Не-а. Меня вся эта вонючая возня мало трогает. Но я понимаю. Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно. Так моя бабушка покойная любила повторять. Я стараюсь, но оргазм – это не мое! – я попыталась выковырять сигару из тубы. Хэм отобрал ее из мои пляшущих пальцев. Спас.
– Ты забавная, – он поцеловал меня в висок. – оставь мою гавану в покое, сам прикурю, дам тебе побаловаться. Даже при мастурбации?
– Не-е-т! Да-а-а! Это закон, – я уселась рядом. Разглядывала свои белые сапоги. Когда я успела их так изгваздать?
– Значит, ничего не потеряно, – Хэм чмокнул меня в шею и поморщился. Язык дракона там устремлялся в ушную раковину. – Надо тебя отмыть, накормить и поискать, где же он заблудился, твой заветный фейерверк. А заодно поглядеть, как лезет сперма у тебя из носа. Когда ты спасаешь собак и детей.
– Не надо, – я зевнула. Устала как-то.
– Закинемся, малышка? – Хэм неожиданно сильными пальцами вытолкнул пробку из новой бутылки итальянского шампанского. Золотые капсулы в хрустальной пепельнице перекатывались туда-сюда в такт движению автомобиля.
Я кивнула. Вкусно.
Мой партнер расстегнул замок на джинсах. Белья нет. Волос тоже. Хороших размеров хозяйство в рабочем состоянии. Крупнее, чем у Витьки процентов на тридцать. Я поцокала одобрительно языком и задрала вверх большой палец. Заржала над собой: тоже мне, специалистка.
– Может быть, уже начнешь? Потрогаешь пальчиками, – ореховые глаза в синей подсветке роллса казались белыми. Усмехались.
Я честно протянула правую руку к тяжелой грозди. Мужчина шикнул. Мошонка поджалась.
– Руки ледяные!
Я молитвенно сложила ладони на груди, извиняясь. Дышала на них, пыхтела и терла между собой. Хихикала. Краска сильно натягивала кожу моего бедного рта. Плевать. Он взял мои руки в свои, стал ласкать себя. Тут ничего нового и интересного не наблюдалось. Потянули, погладили, сжали, покрутили. Туда-сюда, обратно. Интересно, это Фантом или Призрак? Я про роллс-ройс. Судя по отделке, машина совсем свежая. Этот Хэм-Большой-Член взял тачку на прокат? Неужели собственная?
– Слушай, детка, ты бы за лицом следила, что ли, – хрипло проговорил тот самый ХБЧ, разрывая туман моих размышлений.
Я энергично кивнула, сжала посильнее то, что было в руках и, припомнив свою недавнюю семейную жизнь, выдала:
– О-о-о! Да-а-а!
– Заткнись за ради бога, – попросил мужчина. Вернул мои руки владелице. Выдохнул, поморщился в сотый раз и заправил себя бедолагу в штаны. Походу, проблемы с удачной концовкой есть не только у меня одной.
– Скажи мне, что у тебя с губами. Это даже не силикон, это черт знает, что, – Хэм смотрел на меня, как на чудо природы. Неожиданно погладил по голове. – Ты какая-то… не понимаю. Ни трахнуть, ни поцеловать толком. Поднимайся.
– У меня прекрасные губы! Самые лучшие в мире! Это что? – я с изумлением обнаружила, что машина не двигается.
– Это хорошее место. Надень на себя хоть что-нибудь, – попросил он, видя, что я уже приготовилась на выход. Сапоги, колготки и красные трусы. Дракон.
– Тебе за меня стыдно? – ухмыльнулась я. Сунула руки в боки.
– Мне за тебя холодно, – вздохнул кавалер. Сам надел на меня жилет и манто. – Пошли, звезда моя.
Низкий бархатный диванчик ласково принял мой зад. В центре полутемного зала на сверкающем шесте крутилась мускулистая черная девушка. Золотые каблуки, лифчик и трусы рассыпали искры света на публику. Я пригляделась. Не девушка. Никаких пошлых ужимок. Атлетизм рулит очевидно. Потрясающая форма и баланс. Тело невозможно музыкальное и сильное.
– Нравится? – подобрался сзади Хэм. Снял с меня осточертевшую жилетку, целовал в безопасную спину. Рисунок дракона странным образом в свете клубных фонарей защищал мое обнаженное тело от посторонних глаз, как щит.
– Очень! Невероятно красиво, – я поддавалась его прохладным рукам. Особенно благодарно отзывалась кожа на измученных жесткой одеждой и химической дрянью сосках. Я прижала его ладони к себе плотнее. – Подержи так еще.
Черный парень в бикини закончил выступление. Сделал низкий реверанс под громкие аплодисменты. В одну сторону, в другую. И вдруг заметил нас. И застыл.
– Браво! – постучала я в ладоши. Хэм перестал водить носом в моих волосах. отодвинулся и руки в карманы спрятал. Застеснялся? Я крикнула артисту: – Слушай, отдай лифчик, тебе он все равно не нужен!
За соседним столиком засмеялись. Кто-то поддержал меня, типа, отдай, пусть прикроется. Кто-то возмущенно обозвал дрянью и еще всякое-разное. Мнения начали разделяться. Публика заволновалась. Атмосфера клуба уплотнилась. Пулдансер торчал на сцене. Совершенно нагло пялил на нас белки черных глаз. Веки золоченые, как у Клеопатры. Представление остановилось.
– А ты умеешь сделать вечерок томным, детка. С тобой надо держать ухо востро, – сказал, усмехаясь, мой парень. И громче: – ты что застыл, как статуя? Переодевайся быстрей.
Внезапно черный расстегнул золотой бюстгальтер и швырнул его мне прямо в голову. Попал. Сорвал аплодисменты, гаденыш. Я обмотала его тряпку два раза вокруг ребер. Хорошо.
– Прекрати дуться, Лу, – Хэм сам вел автомобиль. Усатый охальник-водитель исчез. Мужские пальцы постукивали по рулю. На безымянном правой руки высверкивало алмазной пылью кольцо. Смахивало на обручальное.