- -
- 100%
- +
Черный парень сидел рядом на пассажирском месте. Глядел в окно и молчал. Я пила шампанское из горлышка позади.
– Между нами ничего не было, – продолжал, усмехаясь, белый парень. – Детка, подтверди.
– Ни-че-го-шеньки! – я энергично закивала. Честная. – Все время что-то мешало.
– Что, интересно? – шоколадное лицо обернулось на меня в широком проеме между сиденьями. Он смешно картавил. Акцент?
– Мои колготки, трусы, рот, тату, всего и не упомнишь, – я ухмылялась. Протянула руку, но прикоснуться постеснялась. Губы этого парня поражали в самое сердце. Омар Си. – Можно я потрогаю?
– Перетопчешься, – нагрубил тот. И подмигнул.
Я протянула ему бутылку. Он взял и сделал хороший глоток. Пузырьки ударили в широкий черный нос. Человек чихнул и рассмеялся.
– Правда, Лу, она забавная? – раздалось из-за руля.
– Забавная, – подтвердил Лу. – Хотел бы я знать, что в ней забавнее всего. В первый раз с нами девушка.
– Давай оставим ее себе. Будем кормить, мыть, причесывать, – услышала я сквозь сон. Хэм.
– Будем выгуливать на поводке. Я утром, ты вечером. Трахать не будем, – грассировал рядом где-то Лу.
– Ну почему-у-у, – засмеялся белый мужчина, – мне так нра-а-авится!
– Потому что это грех. И смех. Я как будто с ребенком дело имею. Маленьких обижать нельзя, Алекс, мне мама так всегда говорила.
Я сделала щелку в одеяле. Подглядывала. Кухня. Я сплю на кухонном диване? Почему?
Черный Лу сидит у стола. Красные боксеры на офигенном теле просвечивают сквозь стекло столешницы. Подпер рукой подбородок, глаз не сводит с человека рядом. Потрясающая грация покоя. Хэм что-то готовит на плите. Синий наушник, светлые губы в рыжеватой щетине. Тяжелее партнера килограмм на тридцать. Насвистывает себе под нос. Рукава белой рубахи закатаны по локоть. Крашенные волосы затянуты в кулю на самой маковке. Старые джинсы, шлепанцы. Домашние дела. Яичница пахнет изумительно.
– Я не сплю с младенцами, мне не нравится, – закончил мысль чернокожий красавец. – А с бабами и вовсе только за деньги.
– А я, оказывается, все еще очень люблю младенцев и баб, – заявил его парень. Блямкнула нежным звуком плита, отключаясь.
– Я заметил, – Лу встал и обнял любимого за талию. – Ты влюбился в эту смешную глупышку? В эту фригидную неумеху? Мечтаешь отыскать ее точку входа? Я ревную, Алекс.
– Не стоит, хороший мой. Не заводись из-за ерунды. Женщина между нами – это даже не смешно, – Хэм легко чмокнул любовника в висок. Похлопал хозяйски-небрежно по красивому заду. – Буди спящую красавицу.
– Да она не спит. Подглядывает и подслушивает, как все ее племя, – высказался Лу. Подбросил в руке мандарин, потом кинул ровнехонько в мою смотровую щель. Я успела зарыться в подушку. – Пора завтракать, солнце. Поднимайся.
Я встала. Дракон на рисунке изрядно вылинял и больше не защищал меня. Губы припухли, саднили, как обветренные, и были моими абсолютно. Шершавая плитка на полу приятно холодила голые ступни. Пару секунд мужчины смотрели.
– Я принесу тебе футболку, сейчас, – сразу откликнулся Лу. Пошел к двери широким шагом.
– Не стоит, – Хэм стянул через голову свою рубаху и подошел.
Я послушно подняла руки вверх. Полотно потекло по мне мягким живым теплом. Запах нагретого хлопка, лосьона после бритья, свежесть ментола зубной пасты. Гавана чуть-чуть. Мужские губы накрыли мои, как только я вынырнула из воротника на тусклый свет зимнего дня. Целовался. Я не отвечала. Выкручивалась потихоньку.
– Еда остынет, – раздалось сзади. Не сердито. Не обиженно. С горечью.
– Да-да, – подхватила я. Выкрутилась. – Я бешено хочу есть! Умираю с голоду.
Я сбежала на сторону Лу. Положила ручки на стол и уставилась в экран немого телевизора. Ждала еду. Мужчина сделал звук.
– Третье января, – рассказал телек.
– Как третье? – я чуть помидором не подавилась.
– Третье, – улыбнулся Хэм. Протянул руку и вытер красный след с моего подбородка. Облизал пальцы. Толстое стекло столешницы разделяло нас. – Не помнишь ничего?
– Нет! – я помотала головой, даже зажмурилась.
Привирала, конечно. Кое-что память безбожно подбрасывала сознанию. Не-не-не! Ничего не желаю про это знать. Короткие отрывки поз и комбинаций. Бесконечное шампанское и езда в роллсе по кабакам. Неужели выпало двое суток? Жесть.
– Иди ко мне, я расскажу, – мягко проговорил Хэм.
Ореховые глаза улыбались, не отпуская ни на миг. Мужчина развел широко ноги и постучал по белой коже сиденья перед собой. Голый торс в мышцах и редких светлых волосах. Левый сосок подмигивал бриллиантовой слезой на стальной штанге. Точно такая же и там же сияла на безупречном теле Лу.
Я прикинулась маленькой и мертвой. Сосредоточилась на еде в тарелке. Двое суток! Проглотить это не удавалось.
– Давайте поедем на каток! – сказал бодро третий человек за нашим столом. – Я умею кататься на коньках.
– Да ты что? – я удивилась почти непритворно.
Витька уже вернулся обратно с Пиренеев. Женька меня потеряла. Мама…
– Я жил в Копенгагене целый год. Они там все катаются на коньках, как полоумные. Поехали!
Лу подскочил на ноги. Кофе стоя допивал. Словно на самолет опаздывал. Я видела. Как он спешит сделать хоть что-нибудь. Торопится разорвать контакт, который каждую секунду его возлюбленный затягивает сильнее, резче между мной и собой. А Лу задыхается от горькой ревности рядом.
– Меня давно с собаками ищут. Я поеду домой, – сказала я. Встала следом за товарищем.
– Нет, – Хэм дотянулся. Крепко ухватил мое запястье, обвел вокруг стола и усадил, как хотел. Между ног, спиной к себе. Притерся горячим напрягом к попе. – До завтра я тебя не отпущу. Не переживай, малышка, мне звонила твоя Катя, я ей сказал, где ты и что.
– Мою подругу зовут Женя, а не Катя. А где я и что? – мне стало интересно, что он скажет. Возможно, даже что думает про меня.
Я щелчком открыла яркую коробочку вроде тех, где хранят монпансье. Она ненавязчиво затесалась между солонкой и перечницей на столе. Разноцветных конфет-амфитаминок здесь хватало. Я выбрала розовую. Подержала в пальцах, бросила назад и закрыла крышку.
– Я сказал, что ты теперь моя девушка и ей не о чем переживать. Я присматриваю за тобой, – он проговорил мне в шею, щекоча мягкими губами кожу. Его левая рука пошла по моему голому бедру. Прихватывала кожу горячо под полой его бывшей рубахи.
Ноги привычно сами пошли в стороны, не дожидаясь решений мозга и пропуская чужие пальцы внутрь меня. Я очнулась и сдвинула коленки.
– Что ответила Женька? – я попыталась встать. Хэм целовал все плотнее. Я пряталась, отводила плечи от его настырных губ. Не оставляла надежды отделиться от мужчины.
– Что она может сказать, эта грубиянка, – он демонстративно развел руки широко в стороны. Мол, свободна, детка. Вздохнул. – Сказала, что я, заднеприводный козел, обязан оставить тебя в покое и не морочить никому голову.
Глядел печальным, заблудившимся принцем с ореховыми очами, словно и в самом деле мечтал обо мне. Я купилась. Взяла бородатое, модное лицо в ладони и поцеловала в губы. Сама, как будто это имело здесь смысл и значение.
– На каток! – взмолился Лу.
ГЛАВА 4. Чепуха
– Как зовут тебя целиком? Полное имя есть? – я старательно шнуровала коньки. Года три не тренировалась в этом деле.
Чернокожий парень приподнял в вопросе красивую бровь.
– Лу – это производное от какого имени? Луна? Лурдес? Луизиана?
– Ты нарочно приводишь женские имена? – расхохотался Хэм. Явно намекал на что-то, я не поняла.
– Меня зовут Луиш, – сердито объявил черный человек и отвернулся.
– А меня Лизавета. Прости, я не хотела обидеть тебя. Ты португалец? – я потопала коньками по зеленой дорожке. Нормально, вроде бы.
– Он из Сан-Паулу, – сообщил, ухмыляясь, Хэм. Притянул меня к себе за талию. Похлопал пару раз по попе.
Толстый серый свитер грубой вязки здорово шел ему. Борода, светлые губы. Хороший зад в неизменных джинсах отразил не один женский взгляд.
– Ты, наверное, мерзнешь здесь ужасно, – посочувствовала я. Я не уловила, почему и как переменилась атмосфера в нашей компании. Только что в машине было легко и весело, а теперь прокисло. – Домой не тянет?
Лу не ответил. Ушел вперед к выходу на лед.
– Его не тянет домой, – большой мужчина взял меня за руку и повел. Держался уверенно на блестящих полозьях. У него единственного среди нас троих имелись собственные коньки. Хоккеист. – В его Бразилии черных стриптизеров на пуле – жопой ешь, каждый первый-второй, а здесь этот мальчик звезда. Экзот. Да и…
Хэм не закончил фразу. Я не хотела знать. Зачем вообще затеяла разговор? Никому откровения не нужны. Кому какое дело, что мне некуда идти? Если повезет, то Женька приютит, как обещала. Но с ее способностью влипать в романы, как в свежее дерьмо, непроходимо-постоянно, перспективы крайне зыбки. Я отвыкла решать и заботиться о себе.
– Вперед! – скомандовал Хэм. Схватил меня за руку, и мы понеслись.
Внешний, самый широкий круг. Конькобежцы и фигуристы. Начальный уровень облизывал борта ледяной сцены медленно и степенно. Вальяжно. Бабушки, мамы, красавицы всех мастей. Изредка прорезаются мужчины. Солидные и довольные собой бесконечно. Дочки-сыночки, внуки-внучки. Категория три плюс.
Внутренний круг конькобежного общества задает другую скорость. Здесь уже умеют кое-что. Самоуверенные ребята весело скользят в нахальной толпе. Смех, мат, флирт. Одно неловкое тело способно устроить тут вселенскую свалку.
И асы. Редкие люди по природе своей. Если в обычной, безконьковой жизни их выдающесть скрыта, то теперь настало время Че. Они носятся громоздкими или изящными пулями, разрезая пространство и время. Сквозняком и куда захотят. Они не гении. Они просто знают, как надо жить. Хэм решил, что мы как раз из таких.
Шесть лет танцевальной школы. Коньки каждую зиму, пока папа был с нами, и у нас была дача. Седой по-настоящему, сосед-полковник заливал собственноручно хоккейную площадку на спорной территории между участками. Взрослые дяди, подвыпив, гоняли там шайбу по праздникам. Ребетня не покидала лед никогда. Здесь жили в теплых, давно обустроенных домах круглогодично. Я в первый раз поцеловалась у синего забора ледовой границы.
Нынешняя зима не обрадовала пока ничем. Разве что нарочно залитым коммерческим льдом.
– Давай руку, Лиззи! – кричал мне Лу, выруливая параллельно на хорошей скорости. Вот счастливый характер! Все забыл. Не злится, не дуется. Или кажется?
Я вложила пальцы в белой варежке в черную ладонь. Красный лыжный костюм согревал меня надежно. Белая шапка с помпоном съезжала на глаза. Красно-белая гамма без перерыва. Лу снабдил меня всем из своих запасов, вплоть до термоносков, так хотел очутиться здесь. И не зря. Радость заплескалась у горла без всякой химии. Хватало морозного полета и звона в мышцах. Белое, подсвеченное Городом небо низко заглядывало на площадь. Вдруг да случится чудо? Снег.
– Дядя Саша, приветик! – звонкий детский голосок.
Хэм мгновенно оторвался от моей руки, сделал резкий хоккейный разворот и умчался. Мы с Лу по инерции двинули дальше.
– Кто там, Луша? – я хотела оглянуться. Вот это имечко я изобрела! Но он не заметил. Развернул меня за плечо.
– Не оглядывайся, нечего там смотреть. Да ну их в известное место, –проговорил неожиданно зло мой черный приятель, – поехали лучше в буфет, примем по стакану кофе с коньяком.
Я все-таки оглянулась.
Хэм держал на руках ребенка, мальчика, по виду лет восьми, и что-то, смеясь, говорил ему. Малыш болтал ногами и требовал вернуть его на лед. Мсье Добровольского я узнала. Как и барышню Звонареву рядом. Которая из сестер? Та, что повыше. Не помню имя.
Очень прямая фигура в синем. Темная волна волос зачесана назад. Добровольский наткнулся взглядом на черное лицо Лу. Заледенел буквально. Я надвинула шапку по самый рот. Отъехала за мужскую спину в яркой куртке. Нежным галсом мы покатили к буфету.
– Это его сын, – ответил Лу на не рождённый вопрос.
– Чей? – я не поняла.
– Мальчишка – сын Алекса, – проговорил Лу, настойчиво двигая меня к прилавку с горячей едой. Не похоже, чтобы здесь предлагали спиртное.
– Почему он называет его дядей? – вечное женское любопытство к чужим проблемам открыло рот раньше, чем я успела подумать. Надо ли.
– Там история темная, я не вникал, – без интереса пожал плечами парень. Вытащил плоскую фляжку из внутреннего кармана куртки. Улучшил американо от местных умельцев.
– Добровольский не дает им видеться. Если спросишь «почему?», Лиззи, я тебя выпорю, – Лу засмеялся небрежно-зло, и как-то так, что я поверила. – Не тупи.
– А мать? Она куда подевалась? – я сегодня била рекорды бестактности и любопытства.
– Понятия не имею, где эта шалава, – приговорил мои вопросы Лу.
– Я лягу здесь, – я свернулась калачиком на кухонном диване. Устала бешено. Каток. Кабак. Клуб. Кокс. Сплошные «ка».
– Нет, пойдем с нами, – Хэм тянул за руку. Больно.
– Я не хочу. Я только мешаю. Луша не любит меня, – захныкала я. Виски давило на мозг. Сознание не желало лежать в горизонте. Раскручивалось.
– Глупости. Лу, скажи нашей красавице, – белый мужчина рывком закинул меня на плечо.
– Что сказать? – равнодушно. Без энтузиазма.
– Скажи, что ты ее любишь, – потребовал Хэм. Снял с меня теплый свитер, лыжные штаны, толстые носки. Поставил на кровать на уровень лица, стал целовать. Мерял губами кожу на груди.
– А балкон у нее заеб…сь, – рассмеялся хрипло Лу. Развалился на белом сатине черной напряженной фигурой. – У меня и то больше.
– Не нравится, не смотри, – я хотела прикрыться руками и сбежать. Не тут-то было.
Лу поймал меня за пятку. Уронил рядом. Хэм тут же лег с другой стороны.
– Это комплимент, дурочка. Этот нахальный черный терпеть не может большие сиськи.
Потрясающие черные губы. С чем сравнить? Не представляю. Разве что с нежными женскими поцелуями. Да я не целовалась так с женщинами никогда. Сосок, сосок, ребро-ребро, пупок. Широкий язык оставляет влажный след вдоль линии трусов. Ему не нравится. Я чую. Делает в угоду любовнику. Другого хочет и ждет. А я?
– Я не хочу, – призналась я.
Лу сразу убрал лицо. Хэм сделал вид, что не услышал.
– Я не хочу, пожалуйста, не надо, – я попросила.
Большой мужчина больно прихватил зубами кожу на груди. Я выворачивалась. Он схватил оба моих запястья в одну руку, отправил за спину. Сдернул трусы и вдавил колено между ног.
– Я не хочу! – закричала.
Руки Хэма становились все тяжелей. Прижимали за шею к подушке. Расправляли на широкой постели. Разводили ноги вширь для дела. Он заткнул мне рот языком. Вталкивал в самое горло. Боже! Я судорожно глотнула, закашлялась и громко разревелась. Он завис сверху, тяжело дыша. Глаз не открывал.
– Успокойся. Она не хочет, – трезво раздалось над потным месивом простыней. – Опомнись, парень. Ты же не насильник, Хэм! Девушка не хочет.
Хэм рывком снял себя с меня. Ушел и дверью хлопнул.
– Господи, мне надо поскорее уйти, – сказала я. Голос и руки предательски дрожали. Лицо мокрое. Я здорово испугалась. Чего?
– Не бойся, – Луиш слегка сжал мои пальцы. Благодарно? – Мы не обидим тебя, Лиззи. Клянусь. Держи одеяло.
Он вытащил из ящика тяжелый бело-фиолетовый плед.
– А? –я кивнула в сторону глухо молчащей двери.
– Злится, не понимает отказов, как маленький, – едва слышно проговорил Лу, – До утра не выйдет, я точно знаю. Давай спать.
Черный парень ошибся. Хэм вернулся. Лег с моей стороны, обнял осторожно. Целовал в затылок. Голая горячая кожа груди. Джинсы, эрекция под замком. Я сделала вид, что сплю. Он вздохнул и не настаивал.
– Послушай, детка, я не хотел тебя пугать вчера. Коксом башню снесло. Извини, – попросил мужчина, – ты мне очень нравишься.
Джинсы на голое тело. Еще не проснулся окончательно. Пахнет сном. Моей кожей, черной кожей, собой. Боже, да чего там только нет в нашем постельном букете на троих. Слабый, тонкий аромат парфюма. Нравится мне ужасно. Я специально заглянула на полку у зеркальной стены в гардеробной перед уходом. Японское что-то. два иероглифа. Кто их разберет?
– Дай мне свой телефон, Лиза, – просил. Хэм тяжелой рукой сгреб меня за шею и притянул к себе. – Иначе не отпущу.
– Нет телефона, дома забыла, – пошутила я в гладкую кожу плеча. Попыталась высвободиться.
– Наизусть не знаешь? – он не желал отпускать.
Я промолчала. Хотела поцеловать и передумала. Хватит с меня.
Затрясся аппарат в заднем кармане его брюк. Такси пришло.
– Погоди.
Хозяин квартиры отклеился от меня. Огромное черно-белое фото непоймичего уехало вбок, обнажив содержимое. Кабинет. Стол, стул, кушетка Корбюзье, шкаф с бумагами и окно. Всякая офисная начинка. Никогда бы не подумала про душку ХБЧ, что он знает хотя бы алфавит. Спрятала взгляд быстро.
– Возьми, – он коснулся губами моего лба на прощание. – Я позвоню.
На визитной карточке на двух языках значилось: «Александр Александрович Добровольский. Хирург. Клиника пластической хирургии братьев Добровольских» и телефоны.
Приехали. Панельные пятиэтажки плотно обложили здешние дворы уютом прошлого века. Таксист с интересом поглядывал в зеркало на каждом светофоре. Рассматривал меня. Интересно ему все маленькому.
– Никогда я с этого адреса девушек не забирал, – не выдержал он. Обычный русак за сорокет. – Все как-то мужики были.
Я отвернулась и стала смотреть в серый мир за стеклом. Четвертое января. Снега нет как нет. Очень хотелось пить. Я отвинтила крышку от бутылки перье, что заботливо сунул мне в руки Хэм на прощание, и жадно напилась.
Таксист равнодушно протянул мне терминал. Я, не задумываясь, приложила визу. Не прошел платеж. Я вытащила вторую. Снова ноль. Я удивилась. Ладно. Вытащила зарплатную, Мир на СБ, которой пользовалась редко. Здесь горело подключением море автоплатежей: коммуналка, интернет, химчистка, кредит за туксон и всякое такое хозяйственно-ежемесячное. Блям. Я стала свободной.
– Удачи! – улыбнулась я безразличному водиле. Тот кивнул:
– И вас, девушка, с Новым годом!
– Тсс! – шикнула на меня Женька вместо приветствия. Чмокнула в щеку и пропустила в квартиру. – Мой Звоночек спит. Умаялся.
Я понимающе кивнула. Подруга с интересом оглядела мой красно-белый лыжный наряд.
– Где прибарахлилась? – ухмыльнулась и сунула сигарету в зубы.
Мы тихонько засели в крошечной нише-кухне. Однушка имела два окна в торце дома. Оттого длинный шкаф разбивал помещение как бы на две комнаты: спальню и все остальное. Удобно. Для двух человек, не больше. Трое жильцов здесь размещались плохо. Неудобоваримо.
Я пила вечный чай без сахара мелкими глотками и не отвечала. Все шло, как положено. Женька и ее любовь всей жизни, ничего нового. Как-то уж слишком быстро.
– Послушай, Лизок! Извини, что спрашиваю, но любопытно. Как ты прожила с этими педиками три дня? Ну прости, дорогая! Ну интересно же! – Женька дымила в приоткрытое окно. Светилась вся, как лампочка, так хотела знать. Зачем ей это? На нежной девичьей шее синел свежий засос.
– Нормально все. Виктор приходил? – я отогнала табачный дым рукой и глотнул несладкий чай. Остыл.
– Если приходил, то нас не застал, – она разочарованно поняла, что подробностей новогодних оргий не прозвучит. – Вернешься к нему? Передумала?
– Нет. Но мечтаю забрать хотя бы белье, – призналась я. Глянула в лицо старинной подруги своей. Что там? Поддержка?
– Правильно! – пристукнула по столу Женька. – Я иду с тобой.
– Думаешь, надо? – я обрадовалась, если честно. Улыбка сама полезла на лицо.
– Надо-надо! Кто его знает, твоего Витю? А вдруг решит оставить твои трусы себе? Кулаками станет их защищать. Все может быть, – Женька поджала решительно припухшие, зацелованные губы.
В такой вариант я не верила. Никогда не было между нами подобного. Но встречаться с мужем один на один не хотелось. Насколько я знала своего благоверного, унижаться до криков и другого непотребства при Женьке он не станет. Побрезгует.
– Давай смотаемся к тебе домой по-бырику, – делово говорила барышня, одеваясь. – Надо ведь еще успеть придумать, где тебе жить.
Я не стала делать удивленное лицо. Нет мне обещанного места на пятом этаже. Здесь теперь живет Женя Звонарев. Власть переменилась.
– Ты прости, дорогая, я не могу тебя оставить у себя, – скороговоркой рассказывала лучшая подруга моя. Мы, топоча ботинками, летели по лестнице вниз. – Но, понимаешь, он не такой, как все!
Все пятнадцать минут бега от ее съемной хаты до моего бывшего дома я слушала. Про то, что это бывает только раз в жизни. Когда сходятся в одном человеке все мечты. Любовь, оргазм и деньги. Красивый, порядочный, честный, скромный, милый, добрый, не бедный. Трахается, как бог! Женька Звонарев спустился с небес и заполнил собой мироздание.
– Никогда со мной такого не было! – подвела итог Женя у двери. Моей старой квартиры. Дышала загнанно и счастливо. – Ты веришь мне?
– Верю, – ответила я честно. В самом деле, такого идиотически-возвышенного любовного бреда в исполнении насмешливой подруги своей припомнить не могла. А вдруг?
Ключ не поворачивался в замке. Стоял мертво.
– Дай, я попробую, – сказала Женька.
Я отступила.
Она со знанием дела подергала. Вынула бородатую железку и снова вставила. Поглядела на всякий случай на номер двери.
– Все правильно. Твой муженёк сменил личинку в замке. Другого ответа я не вижу.
Мы отвалились к стене. Ключ бесполезно торчал в молчащей двери. Женя опустилась на корточки и вопросительно посмотрела.
Ладно. Я нажала на кнопку звонка. Долго курлыкал звук в недрах квартиры. Хотя нашу возню с ключом не услышал бы только мертвый. Ти-ши-на. Нет дома никого. Кем бы не был Виктор по версии моей подруги, но не трусом точно, открыл бы. Пусто. Я не хотела входить в квартиру. Красивая металлическая дверь глядела на меня неприятно-коричнево. Повезло.
– Странно, – сказала я, направляясь к лифту. Ключ бросила в замке. Пусть знает, что я приходила.
Женя глянула на меня. Пожала плечами, типа, ничего странного и нового не вижу.
– Странно Витя ведет себя. Никогда жадным не был. Неужели ему нужны мои вещи? – размышляла я вслух. Плевать на трусы-носки, без вариантов.
Прозрачная кабина ползла по фасаду тридцатиэтажки. Восемнадцатый уровень. Снегом так и не разродилось светлое небо ни разу в наступившем году.
– Жадный он или нет, тут вопрос спорный, – начала Женя. Прикурила сигарету на пустом холоде января. – Но понятно без перевода одно: он мечтает, чтобы ты пришла к нему и попросила. Шубу, машину или чтобы дверь открыл хотя бы…
– Но это же глупо, – я перебила и засмеялась, – я же сказала, что не вернусь.
– Это тебе, молчаливая моя, понятно. И мне: я-то тебя семнадцать лет такую знаю. А вот Витек в большой засаде, он с тобой настоящей и не знаком толком. Как и ты с ним. Была, – Женя засмеялась. С облегчением. Все же встречаться с бывшими, даже чужими, не хочется никому.
Из-за угла на хорошей скорости вынырнул лендкрузер. Черный и знакомый.
Мы с Женькой мгновенно спрятались за мусорный зеленый контейнер.
– Здрассте, забор покрасьте, – шепотом сказала она. Как будто он мог нас услышать.
Смешно. Мы ржали истерически-тихонько в своем вонючем укрытии, как третьеклассницы. Подсматривали.
Мужчина резко выпрыгнул из высокой машины. Не оглядываясь, быстро направился в подъезд дома. Уверенный шаг. Короткое черное пальто. Костюм, белая сорочка, галстук. Кашне от гермес в синий турецкий огурец – мой подарок на праздник. Я оставила его заранее на столике в гостиной. Нашел. Наверное, там же рядом должен ждать меня его презент. Виктор никогда на покупал елку на Новый год. Даже искусственную. Куда складывать подарки? Я придумала маленький одноногий стол в дальнем углу. В моей бывшей семье хранились некоторые привычки. Успели образоваться за три года. Интересно, как сейчас? Не интересно.
– Пойдем за ним? – спросила подруга. Вынула новую сигарету, мяла в пальцах.
– Нет, – я не хотела. Провались все к черту! Встретимся в ЗАГСе. Или никогда.
Женька кивнула. Не стала вопросы задавать. Мы перешли на теневую сторону проспекта. Пятна желтые фонарей не дотягивались до наших больше никуда не спешащих фигур.
Телефон задрыгался в кармане Женькиной белой шубейки из чебурашки. Колыхал уличный воздух навязчивой вибрацией. Серьезная девушка глянула на меня. Вопрос. Я отвернулась.
– Чего тебе? – проговорила она, не разжимая зубов. Ловила сигаретой огонек дешевой зажигалки. Ветер. – Нет. Нет. Нет! Пошел в жопу!
Подруга глянула на меня поверх заткнувшегося айфона.
– Он обнулил обе мои карты. А на сберовской осталась ерунда, – призналась я.
Женька, прикалываясь, прижала ладонь ребром к виску. Махнула красиво, как в кино.