- -
- 100%
- +
Пролог
Вечное море под вечным небом. Кипарисы как свечки по всем ушедшим, как факелы во имя всех живущих. Зной. Камни. Речка, бегущая между камней, так холодна, что этого просто не может быть. Солнце. Очень много солнца. Старинной кладки, полуразрушенный каменный мостик через речку.
Вода под мостом. Бежит, наспех умывая берега, к морю. Вечному морю под вечным небом. Вода под мостом торопится, журчит, всхлипывает, умоляет, не успевает… Мост терпелив. Ему незачем спешить Некуда.
Небо. Жара. Камни. Камни. Холод. Низкий потолок над головой.
Молодая женщина редкой красоты сидит, уставившись невидящими глазами в пространство, окаменев от ужаса и бессилия. Она ждет: сейчас придет адвокат и все объяснит. Должен все объяснить.
Одна мысль не покидает ее, бьется в обезумевшем мозгу, раскалывает голову.
Где мой ребенок?
Тишину нарушил тихий отчаянный стон. Женщина бессильно склонилась, погружаясь все глубже в темную пучину безнадежности и тоски.
Прошла неделя с того момента, как она, стоя в зале суда, оцепенев от ужаса, выслушала обвинительный приговор. Потом, уже в тюрьме, получила записку от своего шурина: «Я забрал твою дочь».
С тех пор мир вокруг умер.
Иногда она что-то ела. Что именно – она не знала, и это не имело никакого значения. Иногда спала. Во сне покой не приходил – ее мучили кошмары, от которых она просыпалась с криком и в холодном поту.
Сегодня утром, готовясь к часу свиданий, она впервые за долгое время посмотрелась в зеркало и обратила внимание на то, как сильно изменилась внешне. Чистый лоб прорезали морщины, между бровями появилась вертикальная складка, большие глаза запали и потускнели от слез, искусанные губы запеклись, щеки ввалились…
Причесываясь, она заметила, как истончились и потускнели ее пышные светлые волосы. Она поморщилась, небрежно собрала их в хвост обычной канцелярской резинкой, не обращая внимания на выбившиеся пряди.
Она ужасно выглядит. И что с того? Какая разница, если ей теперь некого любить. Любимый давно ее предал. А теперь у нее отобрали ребенка, девочку шести месяцев от роду.
Ее дочь. Смысл ее существования. Чудо, явившееся на свет в результате абсолютно чудовищного брака. Ее румяные щечки и щебет способны были развеять самую черную тоску и заставить забыть любые неприятности…
Женщина сидела, тупо уставившись в одну точку. Мысли ранили, причиняли адскую боль. Что может случиться с маленькой девочкой, которую так резко оторвали от матери? Станет ли она есть? Не испугается ли чужих людей?
Из груди женщины снова вырвался стон. Она подняла руку с зажатым в ней носовым платком, и это простое движение вернуло ее в мир живых. Вокруг стоял неясный гул и гомон, обычный для этого времени и места. Для зала свиданий Женской тюрьмы Самбавилля.
Она вяло обвела зал глазами. Увидела того, кто пришел на свидание к ней. Окаменела.
Это был не адвокат, нет… Высокий, черноволосый и широкоплечий, типичный южанин. Отличный костюм сразу бросался в глаза среди моря футболок и тренировочных штанов, в которые были одеты большей частью как посетители, так и заключенные.
Человек, похитивший ее ребенка.
Боль вцепилась в сердце с новой силой, но в горле уже клокотал протестующий крик. Он пришел издеваться над ней. Читать мораль, показывать ей всю глубину ее падения и объяснять свои права на ее дочь.
Права… А ее право на справедливость? Право на материнство? Как случилось, что она одним махом потеряла все свои права?
Готовая к борьбе, женщина метнулась вперед, глаза ее сверкнули гневом. Она добьется его ареста. Он совершил большую глупость, придя сюда, он… Словно ушат холодной воды вылили прямо на голову. Нет, он далеко не глуп. Если он пришел, значит, случилось нечто важное. Что же?
Больное воображение услужливо подсказывало ответы. Ее девочка погибла. Простудилась и умерла. Выпала из кроватки. Подцепила страшный вирус…
Женщина метнулась вперед, к разделявшей их решетке. Ее горящий взор встретился с неприязненным взглядом мужчины, и тот невольно вздрогнул, точно обжегся. Ее голос прозвучал истерически.
– Она мертва?!
Он покачал головой и вымолвил одно лишь слово:
– Нет.
Боль отпускала, не сразу, потихоньку. Охранник грубо рявкнул на нее, приказывая сесть на табурет, но колени и так уже подогнулись, и, если бы он не подсунул ей стул, она сползла бы прямо на пол.
Ее дочь жива. Спасибо тебе, Господи, спасибо. Руки и ноги у нее тряслись словно в лихорадке, зубы стучали. Спокойно, спокойно. Она должна контролировать себя. Никогда в жизни она этого делать не умела, из-за чего и попадала в неприятности, но теперь должна учиться. Ради дочери.
Легко сказать! Все самое дурное в ее душе оживилось при виде этого мужчины. Она мечтала опять бросить ему в лицо все обвинения, которые уже бросала тогда, в те страшные дни. А потом было бы неплохо засадить красавца в тюрьму. Хотя нет, пока нельзя. Жизнь ее дочери в руках этого человека. К тому же только он знает, где девочка находится сейчас.
На лице мужчины явно читалось отвращение к тому, что его окружало. Еще бы, эта тюрьма мрачнее любого средневекового каземата, а звук захлопывающихся дверей камер наверняка самый зловещий на земле.
Она вынуждена слушать этот звук каждый день. И будет слышать в течение следующих пяти лет. А она невиновна!
Несправедливо обвиненная, она проведет здесь пять долгих лет жизни ее дочери. Первые слова. Первые шаги. Первые друзья. Всего этого она не увидит. Улыбки, шутки, проказы, маленькие ручки, обвившиеся вокруг шеи…
Это ее право – быть матерью. Ярость заставила ее вновь подняться на ноги.
– Где мой ребенок? Что ты с ней сделал?
– Сядь.
Он сделал короткий жест, и тотчас за ее спиной выросли охранники. Ну разумеется! Как всегда, властен и хладнокровен.
– Отвечай мне, будь ты проклят!
Спокойный и невозмутимый, мужчина не спеша уселся перед ней. Даже здесь, в тюрьме, он ухитрился сразу заполнить собой пространство. Его иссиня-черные волосы и темные пронзительные глаза, его необычная, жгучая внешность, его властные манеры притягивали и гипнотизировали людей. Независимо от пола и возраста, никто не мог забыть этого человека, увидев однажды.
Она тоже не могла забыть. Особенно – жаркие ночи их любви. Даже сейчас она чувствовала мощнейший сексуальный импульс, исходивший от него, от его мужественного и красивого лица. Она помнила на вкус эти чувственные и жестокие губы. Она любила их. До того момента, когда из этих губ на нее излились ложь и предательство.
Под его пронизывающим взглядом она неожиданно и неуместно ощутила желание. Как и прежде, в те времена, когда они были вместе, она сейчас ощутила исходящие от него импульсы, сгущавшие атмосферу в зале и заставлявшие ее кожу гореть огнем.
– Сядь. Или ты вернешься в свою камеру, а я отправлюсь в аэропорт.
Она послушалась, хотя ярость все еще туманила глаза, а упрямство заставляло гордо вскидывать голову. Она не будет его злить. Она будет очень умной и расчетливой, тихой и покладистой. Вежливой.
Как, черт побери, как это сделать, если злость просто распирает ее, туманит голову, заставляет до боли сжимать кулаки… И все же она постарается. Ради дочери. Она должна ее увидеть.
Неожиданно слезы навернулись ей на глаза. Она торопливо вытерла их и взглянула на мужчину отчаянным и безнадежным взглядом, отразившим всю ее внутреннюю агонию.
– Я больше не вынесу. Если у тебя есть хоть капля жалости, скажи, где мой ребенок.
– В безопасности.
– Слава Богу!
Она безуспешно попыталась проглотить комок в горле, чтобы иметь возможность хотя бы шептать. Заметив это, он подвинул ей стакан с водой. Их руки на мгновение соприкоснулись, и она поразилась разнице между ними. Его рука была сильной и полной жизни, ее же напоминала сухую лапку привидения, кожа да кости. Живой мертвец, в отчаянии подумала она.
Ей даже не удалось поднять стакан, так тряслись руки. Спокойно. Ради дочери.
– Как она?
Ее голос предательски задрожал, и лицо мужчины мгновенно закаменело. Она испугалась, что он сейчас взорвется и не захочет больше ничего говорить.
– Пожалуйста… я должна это знать… не сердись.
– Девочка здорова и счастлива. Мужчина говорил негромко, так что ей приходилось изо всех сил вслушиваться в его слова. Такое впечатление, что он каждую секунду готов к защите. Как ей выиграть? Она прикусила губу.
– Она рано просыпается? Много плачет?
– Нет.
– Не лги. Она не может не плакать.
– Раз я говорю нет, значит, нет. Она плачет, разумеется, когда голодна, или когда пеленки мокрые, или она хочет спать, но быстро успокаивается. Я не лжец. Я вообще из честных людей.
Последние слова он произнес с явной издевкой, и она не сочла нужным ее проглотить.
– Я тоже из честных. Я не должна сидеть за решеткой, потому что обвинили меня ложно.
– Подумайте, какая несправедливость! Он смотрел на нее враждебно и недоверчиво. Женщина поняла, что ей не удастся его переубедить. Он уверен, что она преступница, и точка.
– Значит, девочка в порядке? Она вовремя кушает?
– Сколько раз я должен повторять одно и то же? Она в полном и наиполнейшем порядке. Сама подумай, разве я допущу, чтобы ей причинили вред?
Верно, это надо признать. Люди с Островов вообще любят детей и умеют с ними обращаться, так что малышка в хороших руках. Неожиданная мысль впилась в сердце подобно стилету. Возможно, девочке вообще будет лучше без матери? Малышка без нее не пропадет, а вот сможет ли выжить без малышки она… Она похолодела от этой мысли.
– А ее мишка? Да, и еще ее желтое одеяльце, она его очень любит…
– Я все привез из твоего дома. Все, что принадлежало девочке.
Женщина тихо прошептала:
– Ты все знал заранее. Готовился к тому, что меня признают виновной…
– Разумеется, готовился. Не мог же я допустить, чтобы ребенка моего брата воспитали чужие люди! Ты-то об этом не подумала!
– Но женщина, с которой я ее оставила, – моя соседка, и девочка ее знала. Это же только на время, я была уверена, что меня выпустят, как только убедятся, что я невиновна…
– А что ты планировала на другой, не столь благоприятный случай?
– Тогда соседка привезла бы ее сюда, здесь есть блок для матерей с детьми.
Он так и не ответил на ее вопрос. Где сейчас девочка? А вдруг она осталась в его машине? Ее могут похитить, могут угнать машину… Женщина с трудом боролась с паникой.
– С кем ты оставил мою дочь? Кто смотрит за ней сейчас?
– Моя жена.
Ну разумеется. Как она сразу не догадалась. Странно другое – в его темных глазах промелькнуло нечто, похожее на боль, и губы сами собой скривились в горькой гримасе.
А он несчастлив в браке! – внезапно поняла она. С ней он был счастлив. Так же, как и она с ним. Воспоминания об их любви взбудоражили ее. Она очень его любила. Они тогда еще были студентами, он стал ее первой любовью и… всем на свете. Ее миром. Но однажды она случайно увидела его в ресторане под ручку со сногсшибательной блондинкой. Ее мир рухнул в одно мгновение.
Прекрасная пара, шикарная помолвка, сказал тогда официант. Он принес ей меню и, заметив ее «заинтересованность», с готовностью сообщил все, что знал. В частности и то, что эта помолвка двух отпрысков известных греческих семейств была намечена давным-давно. Слезы застилали ей глаза.
Он готовился к свадьбе, хотя продолжал встречаться с ней, заниматься с ней любовью… Она изо всех сил выкрикнула тогда его имя, и он побледнел как смерть, увидев ее. Все на них смотрели, а он, смутившись, растерявшись, склонился к парню, помоложе себя, но очень на него похожему и что-то ему сказал. Парень подошел и представился. Это был его младший брат. Он проводил ее, тогда еще очень красивую, юную, золотоволосую. По дороге домой он мягко объяснил ей, сочувственно поглядывая на ее окаменевшее лицо – Они оба – наследники своих семей. Так у нас, на Острове, принято. Наши семьи роднятся из века в век. Не принимай это близко к сердцу. Так уж мы живем. Когда нам нужен секс, мы находим себе хорошенькую и сговорчивую подружку, а когда приходит время жениться, подбираем подходящую девственницу из благородной семьи.
Эти слова были хуже пощечины. Ее просто использовали, как последнюю шлюху. Подарки, рестораны, а взамен – ее душа и тело. Ее жизнь.
Она была ошеломлена и разбита, а младший брат ее любимого был внимателен и чуток. Она поддалась его обаянию, а после вышла за него замуж, даже не подозревая, как сильно ему хотелось досадить собственному братцу.
Он действительно полагал, что брат станет ревновать. Но с чего бы это? Его невеста обладала всем: богатством, знатностью и красотой.
Неожиданная тревога закралась в сердце женщины. Теперь эта красавица присматривает за ее дочерью. Что эта длинноногая кукла может понимать в уходе за детьми?
– Твоя жена не слишком похожа на Мери Поппинс.
– У нее вообще-то тоже есть дочь.
Она была ошеломлена. Дочь! Его дочь…
– Что ж, поздравляю вас обоих. Значит, моя дочь вам ни к чему.
– Совершенно верно.
– Тогда зачем ты ее забрал?!
– У меня не было выбора. Ей нужен дом. Ей нужны родные люди.
– Я ей нужна, я! Я ее мать!
– Уже нет.
– Берегись!
– Не уверен, что есть, кого.
– Я подам апелляцию и выйду…
– Полагаю, этого не случится. Обстоятельства дела слишком серьезны. Ты должна отдавать себе в этом отчет.
– Я справлюсь с этим, если мой ребенок будет со мной…
– Это не обсуждается.
В ярости она нечаянно толкнула стол и опрокинула стакан с водой, залив свое платье. Мужчина предложил ей носовой платок, но она даже не обратила на это внимания.
– Ты же отец! Что бы ты чувствовал, если бы у тебя отобрали твоего ребенка?
На его лице неожиданно появилась циничная усмешка. У него нет сердца, подумала она в отчаянии. Господи, этот единственный в мире человек, не любящий детей, забирает у нее дочь.
– Так часто бывает, – холодно ответил он. – Особенно с мужчинами. Люди разводятся, дети остаются с одним из родителей… Как правило, с матерью.
– Но я ее единственный родитель. Ты не имеешь права отбирать ее у меня. Я могу потребовать твоего ареста.
– Не думаю, что это мудрое решение.
– Почему же?
– Потому что это не вернет тебе девочку.
– Что ж, возможно. Зато это подарит мне массу радости, а также полностью разрушит твою репутацию.
Его глаза были холодны как лед, когда он взглянул на нее.
– Все мечтаешь свести со мной счеты?
Да наплевать ей на него! Слишком жалким будет это сведение счетов, а вот дочь она может потерять навсегда. Женщина подняла голову. Подбородок у нее слегка дрожал, но голос был тверд.
– Я сделаю все, чтобы вернуть моего ребенка.
– Лучше побереги душевные силы, не трать их зря. В ближайшие пять лет они тебе очень пригодятся.
На ее бледных щеках расцвели два алых пятна лихорадочного румянца.
– У тебя нет сердца? Нет души? Это моя дочь, и она должна быть со мной.
– Формально она твоя дочь, но на самом деле ты не можешь быть ее матерью. Ты – преступница.
– Это нечестно…
– Это кто же тут говорит о честности?! Сидит в тюрьме и делает вид, что невинна, как Мадонна. Ты обманывала мою семью, моих друзей, ты разорила их, ты мошенница!
Его кулаки сжались, и он взглянул на них с некоторым удивлением, словно удивляясь собственной страстности. Она прошептала, почти обессилев от невозможности доказать очевидное:
– Но это не я… Почему ты не веришь? Уверяю тебя, я этого не делала…
– Ты мне отвратительна! Ты хоть задумывалась о том, что ты сделала? Наш банк был незыблем, как скала. Люди верили нам. Доверяли. Неудивительно, что мой брат запил. Его жена разрушила семейный бизнес, честь семьи и жизни невинных людей. Он потерял работу и свою честь…
– Честь?!
– Что, не знаешь такого слова?
На мгновение она забыла о покойном муже и о своем бедственном положении, ощутив мучительную и непреходящую боль от той, первой в ее жизни трагедии, повлекшей за собой все остальные:
– Ты говоришь о чести, ты, забывший предупредить меня о свадьбе с другой женщиной?
Точно в цель! Он побледнел и отшатнулся, как от удара.
– Это был вопрос семейной чести…
– О, я знаю, твой брат мне все объяснил. Жена – для поддержки семейной чести. А меня, мою любовь и доверие ты использовал исключительно для секса. И после этого еще говоришь о чести.
У мужчины побледнели губы.
– Не пытайся отвлечь меня. Мой брат был потрясен твоим поступком. Он потерял голову, он даже не мог сопротивляться какому-то ублюдку, шантажировавшему его, и умер в сточной канаве.
Потрясенная истинной яростью, горевшей в его глазах, она слабо вскрикивала, пытаясь договорить до конца:
– Это ложь… я… я…
–..виновна по всем пунктам, ты хотела сказать. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я не могу испытывать к тебе даже тени симпатии или сочувствия. Моя семья значит для меня все, а ты погубила моего единственного брата!
– Нет!
– Лжешь! Я знаю, ты потребовала развода. И брат не вынес этого!
Она закрыла глаза. Он ничего не знает о том, как тяжело далось ей тогда подобное решение. Не знает, что сделал с ней его любимый брат…
– Да, но…
– Не стоит искать оправданий. Мой брат поплатился за чужую вину. Ты всего лишь хотела отомстить мне за мой брак – ты это сделала. Мои поздравления! Тебе вполне удалось превратить мою жизнь и жизнь моей семьи в ад.
Она со стоном спрятала пылающее лицо в ладонях. Все ее надежды рушились. Ей не удастся ни в чем убедить его. Горячая южная кровь и преданность своей семье, вот в чем дело. В его глазах она предательница; Он хочет ее уничтожить. Забрать у нее дочь – разве не лучший способ сделать это?
– Ты должен выслушать меня. Ты не знаешь правды. Я… я не сделала ничего, за что мне могло бы быть стыдно. Я действительно невиновна…
– Конечно. И все твои здешние соседки тоже.
– Нет, я…
– Ты же все прекрасно понимаешь. Ты была коммерческим директором…
– В том-то и дело, я всего лишь называлась так…
– Достаточно, я уже слышал, как ты оправдываешься!
– Ты не оставляешь мне шанса…
– А ты дала шанс моему брату? А тем людям, которые живут только на проценты со своих сбережений? Моей семье понадобятся годы, чтобы расплатиться с ними, и все это благодаря тебе.
Бесполезно. Он даже не слушает ее. Когда они успели стать такими заклятыми врагами? Вопрос умер, не родившись, захлебнувшись в ее рыдании. Наткнувшись на его жесткий взгляд, она превратилась в воду, растеклась по столу, вцепилась в его край, чтобы не свалиться дальше, на грязный пол. Неожиданно его лицо оказалось совсем близко, и она застыла, увидев его глаза.
– Когда-то… когда-то мы были любовниками. Моя страсть зажигала тебя, мои руки ласкали твое тело, и наши тела сливались воедино…
– Пощади…
– Сейчас мне противно вспоминать об этом. Я никогда не подошел бы к тебе и на милю, если б знал, как низко ты можешь пасть! Да еще обвиняешь в мошенничестве моего брата!
– Но он действительно виноват. – Ее голос звучал безжизненно и безнадежно.
– Какая жалость, что суд не согласен с тобой, – издевательски заметил он.
Мертвая тишина повисла в камере. Даже предательство мужа перестало волновать ее. Ее все перестало волновать. Нет. Не все. Ее дочь. Следующие несколько секунд могут решить всю дальнейшую жизнь ее дочери. Женщина собрала последние силы.
– Ненавидь меня. Презирай. Проклинай. Думай все, что угодно. Забудь о том, что я вообще существую, если это принесет тебе облегчение. Все, что угодно. Только отдай мне моего ребенка.
– Нет и миллион раз нет. Я не допущу, чтобы дочь моего младшего брата выросла в тюрьме под присмотром какой-нибудь грязной бабы. Теперь она не твоя. Ее даже нет в этой стране.
Он поднялся, чтобы уйти. Женщина сидела без единого движения, оглушенная, ничего не соображающая. Ее дочь на Острове. Она сама не замечала, как трясущиеся губы шепчут это название. На Острове. И нет больше надежды. Она медленно подняла голову. Не сойти с ума, только не сойти с ума.
– Ты… ты – чудовище.
– Неужели? А ты? Что за мать ты? Ты хоть раз подумала о дочери, устраивая свои гнусные делишки? Задумалась, что будет с ней, если твое мошенничество выйдет наружу? Или жажда мести и наживы была так сильна, что тебе было наплевать на всех, кто когда-либо был с тобой рядом?
– Я люблю ее.
– А я о ней забочусь. Она останется со мной. Об этом я и пришел тебе сообщить. Она в полном порядке, о ней хорошо заботятся и будут делать это впредь. Она вырастет умной, хорошо воспитанной и честной девочкой.
В его словах не было и намека на тепло и любовь. Он говорит о ее дочери. О ее малышке. Женщина криво улыбнулась серыми губами.
– Это все, что ты ей можешь дать?
– Это больше, чем дала бы ей ты. Другая женщина вырастит ее дитя. Другая будет читать ей сказки на ночь.
– А любовь?
Он обернулся от самой двери. Все тело напряглось, теперь он смотрел на нее во все глаза. Да, несомненно, он несчастлив и страдает от этого. Во взгляде женщины появились понимание и сочувствие. Жалость.
Тишина сгустилась, стала невозможной, тягучей и душной. Они не в силах нарушить ее, они вспоминают те минуты, когда они были вместе, когда счастье заполняло их жизнь, и не было им дела до всего остального мира…
– Он с трудом произнес слова, взорвавшие тишину.
– Любовь – это всего лишь дурацкая иллюзия!
Глава 1
Уютно свернувшись калачиком в надежном кольце мужских рук, Анджелина, девочка двух с половиной лет от роду, крепко спала. Филипп, с нежностью глядя на нее, размышлял о том, как со временем она унаследует этот дом и эту землю. Осталось только решить все вопросы с бывшей женой и ее дочерью.
Он прогнал от себя неприятные мысли и с нежностью подумал, как уже очень скоро сможет рассказать Джолли об истории их рода, о древней земле, на которой она росла, о пиратах и разбойниках разных стран, которые так и не смогли завоевать и подчинить себе Остров.
Они пройдут по берегу, с которого корабли Фестанакисов отправлялись в битву, и вернутся на эту террасу, увитую плющом и виноградом. Здесь он скажет ей, что теперь эта древняя земля принадлежит ей. Этот берег, эти сады и поля, эти холмы – все это теперь ее.
Девочка что-то невнятно пробормотала во сне, Филипп с нежностью отвел легкие кудряшки с влажного лобика. Неожиданно его больно укололо воспоминание о других золотистых локонах. Сандра.
Ее нежный образ был безжалостно разрушен той страшной встречей в тюрьме два года назад. Филипп поежился от воспоминаний. Непрошеная жалость шевельнулась в глубине сердца, но он отогнал ее. Благополучие Джолли прежде всего. Он обещал это ее отцу и своему брату. Джолли прошептала во сне:
– Мама!
Филипп вздрогнул, как от удара.
– Все в порядке, я здесь, моя сладкая. Он знал, что она не проснется и проспит еще минут двадцать. В свои два с половиной года она не могла, разумеется, помнить мать, с которой рассталась в младенчестве. Или могла?
Филипп бережно отнес девочку на широкую софу и обложил со всех сторон подушками, чтобы она не скатилась на пол. В доме было тихо. Лорена, с которой он и после развода делил этот дом, настаивала на обязательном послеобеденном сне для всей семьи, и сегодня он был даже рад этому.
Скоро Джолли начнет задавать вопросы. А Филиппу предстоит найти правильные ответы.
Воровато оглянувшись на спящую девочку, он достал из запертого в обычные дни ящика стола видеокассету. Сел перед телевизором так, чтобы загородить экран, и приглушил звук.
Надо же, он уже стал забывать, какой красавицей была Сандра. Тогда ей было всего двадцать лет, и каждая клеточка ее тела излучала радость жизни. А еще – сексуальность. Он с трепетом вспомнил, как страстно они любили друг друга, как вдруг…
– Мама!
Он похолодел и медленно обернулся. Джолли сидела на софе, еще не проснувшись, но вполне сознательно глядя на экран. Он торопливо выключил телевизор, но малышка быстро сползла с софы, залезла к нему на колени и сама нажала нужную кнопку.
– Мама!
Она даже не понимает, что она сейчас говорит.
Всего однажды Джолли назвала мамой Лорену, но они поправили ее и попытались все объяснить. Джолли насупилась и продолжала повторять это слово до тех пор, пока Лорена не взорвалась. Сам Филипп тогда тщательно прятал усмешку, видя, как в малышке просыпается фамильное упрямство Фестанакисов.
А еще она чертовски обаятельная девчонка. Вот и теперь она обвила его шею своими маленькими ручками и просительно заглядывала ему в глаза:
– Джолли хочет смотреть. Что ж, если это ошибка, то он ее уже совершил. Филипп кивнул и включил пленку.