Королева. Последняя биография Елизаветы II

Мать принцесс думала иначе. Они с мужем не слишком беспокоились об академическом образовании дочерей. Им совершенно не хотелось видеть их «синими чулками», для их же блага девочкам не следовало быть слишком умными. По замечанию Кроуфи, родителям принцесс «хотелось дать им настоящее счастливое детство, со множеством приятных воспоминаний, растянутых до дня будущих счастливых замужеств»34.

Сама герцогиня выросла на здоровом свежем воздухе, немного знала французский и еще меньше немецкий. Ее родители, граф Стратмор и Кингхорн и Сесилия Кавендиш-Бентинк, доверили обучение младшей дочери гувернантке, а в лондонскую частную школу отправили ее только в возрасте восьми лет. Внимание уделялось аранжировке цветов в вазах, шитью, танцам, декламации стихов, а не изучению греческого и латыни. Молодую Елизавету Боуз-Лайон научили быть вежливой, заботиться о гостях, забрасывать удочку для ловли лосося, а также тому, когда нужно подбирать убитых птиц на охоте и как правильно держать ружье. Однако интеллектуальной невеждой ее бы никто не назвал. В возрасте всего лишь 13 лет Елизавета Боуз-Лайон успешно сдала оксфордский экзамен в школе. Она особенно преуспевала в литературе и Священном Писании, поэтому нет ничего удивительного в том, что герцогиня настаивала, чтобы ее дочери начинали утро с чтения библейских историй в спальне. Во главу угла герцогиня ставила доброту, учтивость и христианские ценности и верила, что порядочность, моральные принципы и понимание нужд других людей не менее, а возможно, и более важны, чем интеллектуальные амбиции. В письме к мужу, излагая свои принципы, она напомнила Берти, что его собственный отец лишился любви своих детей, потому что кричал на них.

Нанятая в помощь 22-летняя Мэрион Кроуфорд оказалась между двух огней. Она окончила образовательный колледж Moray House в Эдинбурге, в котором впоследствии учились автор книг о Гарри Поттере Джоан Роулинг и олимпийский золотой медалист по велосипедному спорту Крис Хой. Кроуфорд была далека от тонкостей дворцового искусства по перетягиванию каната. Однако Йорки выбрали ее потому, что она была молода и могла с энтузиазмом принимать участие в играх детей. Уроки включали в себя математику, географию, поэзию (особенно вызывало интерес у Елизаветы все, что было написано о лошадях) и английскую грамматику. Занятия проходили по утрам между 9:30 и 12:30 с 30-минутным перерывом на чай и закуски, при этом они часто прерывались на визиты – то к зубному врачу, то к парикмахеру, то к портнихе. Кроуфи понимала, что образование детей не очень заботило герцогиню. Любая ее попытка продлить школьный день отвергалась, так как герцогиня хотела, чтобы девочки больше времени проводили на воздухе. Часто в саду Гамильтон или на заднем дворе дома к дочерям присоединялся герцог, и они вместе играли в классики, прятки или в «сардины». По мере роста доверия к Кроуфи со стороны Йорков география походов расширялась. Они вместе катались на метро, на лодке по Темзе и даже, после настойчивых просьб Елизаветы, на верхей площадке двухэтажного автобуса. Гувернантка быстро поняла, что девочки хотели узнать то, что для их сверстников представляло каждодневную привычку.

Вместе с подружкой Соней Грэм-Ходжсон Елизавета брала уроки танцев у Маргерит Вакани, и будущая королева оказалась прекрасной исполнительницей шотландских танцев. Но особой популярностью пользовалась чечетка в исполнении Фреда Астера и Джинджер Роджерс. В то время Елизавета особенно любила хит 1935 года «Щека к щеке».

Уроки музыки принцессы брали у Мэйбл Ландер, которая училась в Новой венской школе. Иногда Елизавета вместе с матерью пела английские баллады, афро-американские спиричуэлс, а также ирландские напевы, из которых ей особенно нравилась «Песня плывущих на остров Скай». Когда Маргарет подросла, старшая сестра была поражена, как легко она подхватывала мелодию на слух. Уроки французского, которые часто проходили во время отпуска Кроуфи, не пользовались популярностью. Однажды, очевидно в качестве протеста против надоевшего урока, томившаяся от скуки Елизавета взяла серебряную чернильницу и вылила чернила на свои белокурые локоны. «Француженка» мадемуазель Ландерс упала в обморок и, придя в себя, удалилась, предоставив другим разбираться с «чернильным» делом.

Музыка, танцы и уроки рисования, перемежавшиеся с нерегулярными уроками французского, шли по заведенному порядку, но Кроуфи чувствовала, что принцессам нужно общение со сверстниками. «В те дни мы жили в башне из слоновой кости, в абсолютной изоляции от реального мира», – вспоминала она в мемуарах «Маленькие принцессы»35.

Одним из бесспорных достижений Кроуфи можно считать создание в 1937 году двух групп девочек – скаутов и брауни. Наконец сестры могли общаться со своими сверстницами. Тридцать четыре девочки еженедельно встречались в Букингемском дворце. Это были дети дворцовых служащих, друзей и придворных. Елизавета была заместителем своей старшей кузины леди Памелы Маунтбеттен в группе патрулей зимородков. Маргарет в силу малого возраста не могла стать настоящим скаутом, и для нее создали специальную младшую группу патрулей – брауни.

Возможность играть с детьми своего возраста оказалась очень своевременной, так как их жизнь радикально изменилась после переезда в Букингемский дворец весной того года. Куда бы ни пошла Елизавета, ее повсюду сопровождал детектив, имевший способность оставаться невидимкой к большому удовольствию девочек. Елизавета теперь чаще говорила «король и королева», а не «папа и мама». Ей чаще, чем в резиденции на Пиккадилли, 145, кланялись, да и сама она немало приседала в поклонах. Даже детские меню писались здесь на французском, как и те, которые предназначались для короля и королевы. Что касается вечерних боев с подушками и других веселых забав, принятых на Пиккадилли, то они скоро отошли в далекое прошлое. Родители были слишком заняты. Помимо игры в кегли в длинных дворцовых коридорах было еще одно преимущество жизни в статусе дворцовых принцесс: когда они проходили мимо сторожевых постов охраны дворца, гвардейцы брали на караул. Ходить взад и вперед перед охраной стало новой игрой, и Елизавета не уставала в нее играть.

Но волнение перед предстоящей коронацией в мае 1937 года затмевало все. Королева Мария рассматривала это событие как возможность поведать всем о коронации Георга IV в 1821 году и рассказывала принцессам о символизме и значении церемонии коронации. По словам Кроуфи, к моменту церемонии Елизавета стала настоящим экспертом. Вполне возможно, что не менее, чем обряды и ритуалы церемонии, принцесс привлекала возможность впервые надеть длинные платья и легкие короны, которые придумал для них отец. «Они робко подошли ко мне, немного напуганные своим собственным великолепием и первыми в жизни длинными платьями», – вспоминала Кроуфи 36.

В своей серьезной и по-матерински заботливой манере одиннадцатилетняя принцесса больше всего беспокоилась, как поведет себя шестилетняя сестра. Она помнила случай, когда ее пригласили быть одной из подружек невесты на свадьбе дяди, герцога Кентского и принцессы Марины Греческой и Датской в Вестминстерском аббатстве в ноябре 1934 года. Маргарет разрешили тихо посидеть рядом с матерью. Однако, когда старшая сестра появилась в проходе, неся шлейф невесты, Маргарет начала энергично махать ей рукой, возможно, специально, чтобы отвлечь внимание сестры от торжественной миссии. Но Елизавету было не так-то просто сбить с толку. Она строго посмотрела на сестру и неодобрительно покачала головой, пресекая дальнейшие вольности. Елизавета страшилась повторения этого случая на коронации. Но после окончания церемонии она с радостью доложила Кроуфи, что сестра вела себя прекрасно. Девочки были достойны похвалы еще и потому, что им почти не удалось поспать в ночь перед коронацией из-за шума и пения толпы, ожидавшей начала коронации за стенами дворца.

Принцесса Елизавета записала свои впечатления об этом историческом дне в линованной тетрадке, которую она аккуратно перевязала алой лентой. На обложке она сделала трогательную надпись красным карандашом: «Коронация, 12 мая 1937 года. Маме и папе в память о Коронации от Лилибет, написано ее собственной рукой»37. Она описывала, как ее разбудили звуки оркестра Королевских морских пехотинцев, игравшего за окном ее спальни. Затем, закутавшись в пуховое одеяло, они вместе с Бобо Макдональд «прилипли к окну, наблюдая за происходящим в холодном тумане наступающего дня»38. После завтрака они надели платья и продефилировали друг перед другом, а потом пошли показаться родителям, которые одевались для предстоящей церемонии.

Пожелав им удачи, принцессы и королева Мария направились в Вестминстерское аббатство в парадной карете под стук лошадиных копыт.

Обеих принцесс заворожили блеск и красота церемонии, и они были разочарованы, узнав, что их бабушка мало что помнит о собственной коронации. В какой-то момент, когда казалось, что молитвам не будет конца, Елизавета открыла программу, указала бабушке на слово КОНЕЦ, и они переглянулись с заговорщическим видом.

Коронация стала для Елизаветы примером живой истории, творящейся прямо на глазах. Посвящение принцессы в науку королевского церемониала продолжилось на приеме в саду Букингемского дворца. Вскоре пришел черед церемонии Выноса знамени, и, наконец, в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке состоялась старинная церемония Ордена Подвязки.

После того как надежда на появление брата исчезла, Елизавету стали обучать королевскому ремеслу более интенсивно. Так, когда в марте 1938 года в Лондон прибыл новый посол Соединенных Штатов при суде Сент-Джеймса Джозеф П. Кеннеди, на обеде в Виндзорском дворце рядом с королем сидела его старшая дочь. Чтобы Маргарет не чувствовала себя обделенной, ей позволили вместе с остальными членами королевской семьи сопровождать чету Кеннеди на прогулке в парке Фрогмор. В марте 1939 года принцесса вместе с отцом сопровождала президента Франции Лебрена по дороге из Букингемского дворца на станцию Виктория, откуда после государственного визита уезжала французская делегация.

С некоторым запозданием новая королева поняла, что образование старшей дочери необходимо расширять. После обсуждения этого вопроса, в том числе с банкиром и членом Итонского колледжа сэром Джаспером Ридли, было решено, что принцессе следует изучать конституционную историю под руководством Генри Мартена, вице-ректора Итона. Поначалу Елизавета неохотно ездила дважды в неделю в колледж, где учились одни мальчики, но вскоре она подружилась с ученым. Ей нравилась взрослая манера, с которой Мартен, одетый всегда с иголочки, знакомил ее с общей и текущей политикой, а также с историей. Современный политический театр разворачивался прямо перед ней, когда в сентябре 1938 года она стояла на балконе Букингемского дворца вместе с родителями, премьер-министром Невиллом Чемберленом и его женой Анной. Отмечали знаменитый Мюнхенский пакт, подписанный с нацистским лидером Адольфом Гитлером, который, как писали, принес «мир в наше время».

Елизавета взрослела. В 13 лет она, по словам Кроуфи, была «обворожительным ребенком с чудесными волосами и кожей, худенькая и высокая»39. Правда, итонские мальчики, казалось, этого не замечали. Если кто-либо из них заходил в кабинет вице-ректора или встречал ее в коридоре, то вежливо приподнимал шляпу и продолжал путь. Для девочки, которая находилась под прицелом множества взглядов всю свою жизнь, это было приятной неожиданностью. Нельзя исключить, однако, что девушке-подростку, впервые видевшую такое количество мальчиков, подобное безразличие могло показаться обидным.

За исключением кузенов Джорджа и Джеральда Ласселсов, сыновей ее тети, принцессы Марии, у Елизаветы в детстве не было опыта общения с мальчиками. Принимая во внимание любовь принцессы к лошадям, не стоит удивляться тому, что ее первым детским увлечением стал молодой конюх Оуэн. Для Елизаветы он являлся олицетворением мудрости, и его мнение не подлежало сомнению, что вызывало смех у родителей, особенно у отца.

Самыми важными оставались отношения с отцом. «Король очень гордился ею, у нее же было врожденное желание делать то, что от нее ожидали», – отмечала Кроуфи 40. Их теплые отношения носили немного противоречивый характер. Замкнутому и застенчивому королю нравилось ее раннее развитие, но в то же время он бережно пытался защитить ее от одинокого будущего. Временами казалось, что ему хочется остановить часы и навсегда сохранить дочерей детьми.

Со своей стороны, у Елизаветы отец вызывал материнские чувства, особенно когда он страдал от своих «зубовных скрежетов» – приступов ярости, вызванных неспособностью сладить с постоянным заиканием. Обе девочки умели выводить отца из мрачного настроения. Они также научились держаться подальше во время его приступов, предоставляя маме справляться с ними.

Летом 1939 года, когда перспектива войны уже маячила на горизонте, королевская семья отправилась на яхте «Виктория и Альберт» в Дартмут на юго-западе Англии для посещения Морского колледжа. 22 июля Елизавета встретила молодого человека, которому суждено было изменить ее жизнь. Однако тогда этого ничто не предвещало. Предполагалось, что девочки посетят службу в часовне после осмотра колледжа. Но оказалось, что два кадета заболели свинкой, осложнением которой считалось бесплодие. Поэтому было решено, что принцессы проведут время в доме директора колледжа сэра Фредерика Далримпл-Хэмильтона. Двое его старших сыновей – 17-летний Норт и 19-летний Кристиан – были откомандированы развлекать принцесс. В разгар игры с заводным поездом на полу в детской к квартету присоединился симпатичный юноша, чем-то напоминавший викинга, с пронзительными голубыми глазами, резкими чертами лица и снисходительной манерой общения. Так в жизнь Елизаветы вошел принц Филипп Греческий – похожий на бога Адониса 18-летний племянник королевского военно-морского адъютанта лорда Луиса Маунтбеттена. Принцу вскоре надоели заводные поезда, и он предложил прыгать через теннисную сетку. Хотя Кроуфи решила, что он «пускал пыль в глаза», ее подопечные так не считали. Принцессы с восхищением наблюдали, как высоко прыгал Филипп. Елизавета не сводила с него глаз, а он не обращал на нее внимания. Принц просто исполнял поручение дяди Луиса составить компанию девочкам. Сам бы он предпочел присутствовать на основном мероприятии, где король инспектировал новоиспеченных военно-морских офицеров. Но так как неисправимый королевский сводник дядя Луис поручил ему подружиться с Елизаветой, он равнодушно выполнил его просьбу. На следующий день во время обеда он с юношеским энтузиазмом отдал дань обширному меню, а не светской беседе с собеседницей королевских кровей. Голодный кадет, привыкший к скудному морскому рациону, молниеносно уничтожил несколько тарелок с креветками, десерт «банановый сплит» и все, что было в пределах его досягаемости. «Для маленьких девочек любой мальчик представлял собой неизвестное существо из другого мира, – отметила Кроуфи, которая критично отнеслась к чрезмерной самоуверенности принца. – Лилибет сидела вся пунцовая и чрезвычайно довольная. Для Маргарет любой, кто мог съесть столько креветок, был героем»41.

Филипп действительно был необычным человеком с невероятной судьбой. Оставив в стороне вопрос о королевской крови, стоит отметить, что прошлое и воспитание принца и Елизаветы очень сильно отличались. Его дедушку убили, отец сидел в тюрьме, а мать, принцессу Алису, насильно поместили в психиатрическую лечебницу. Филипп родился на греческом острове Корфу, на обеденном столе на вилле Mon Repos («Мой отдых»). Вскоре принца, лежавшего в оранжевой коробке, служившей ему колыбелью, вместе с остальными членами семьи вывезли с острова на английском эсминце. Его отца, принца Андрея, отправили в вечную cсылку: смертный приговор, вынесенный военным трибуналом, смягчили благодаря вмешательству Георга V.

С восьми лет принц вел скитальческую жизнь и мало видел отца, который поселился с любовницей в маленькой квартирке в Монте-Карло. Еще меньше он виделся с матерью. В течение 18 месяцев его четыре сестры вышли замуж и переехали к своим аристократам-мужьям в Германию. Филиппа определили в школу-интернат Чим, потом он учился в Салеме в Германии. Принц закончил свое образование на севере Шотландии, в школе-интернате «Гордонстоун», основанной Куртом Ханом, немецким евреем, которому удалось бежать из родной Германии. В школе «Гордонстоун» принца сделали хранителем (старостой), а в Дартмуте он выиграл королевский шотландский кинжал как лучший курсант своего набора. Несмотря на все испытания, Филипп не был склонен жаловаться на судьбу. О принце тех лет вспоминали как о жизнерадостном, любознательном парне и хорошем спортсмене. «Семья распалась, – говорил он своему биографу Джайлсу Брандрету. – Моя мать была больна, сестры вышли замуж, отец находился на юге Франции. Мне пришлось с этим жить. Все с этим примиряются»42.

Филипп привлек внимание принцессы, как и всей королевской компании, когда «Виктория и Альберт» покидала порт. Яхту провожала целая флотилия лодок, с которых взволнованные курсанты с воодушевлением приветствовали уезжающих. Некоторые юноши продолжили следовать за яхтой и тогда, когда устье стало расширяться. Король, опасаясь, как бы кто из курсантов не попал в беду, попросил капитана сэра Дадли Норта посигналить им, приказывая отправиться обратно. Постепенно все юноши возвратились на берег, за исключением одного дерзкого сорвиголовы, который игнорировал все призывы. Это был Филипп, за которым пристально в бинокль наблюдала Елизавета. В конце концов молодой принц понял, что его морская бравада никого не впечатлила, и отправился обратно.

Шесть недель спустя, 3 сентября 1939 года, Великобритания объявила войну Германии. Филипп в звании гардемарина был отправлен на линкор Ее королевского Величества – Ramillies. Принцессы впервые услышали новости от священника, доктора Джона Лэма, прочитавшего эмоциональную проповедь в Крати Кирк неподалеку от Балморала. Он сообщил прихожанам, что мир закончился и что Великобритания опять оказалась в состоянии войны. Когда служба окончилась, Маргарет в нервном возбуждении спросила у Кроуфи: «Кто этот Гитлер, который все портит?»43 В скором времени им предстояло это узнать.

2. Ночные бомбардировки

В мае 1940 года, вскоре после того как Уинстон Черчилль стал военным министром, некоему нацистскому шпиону удалось десантироваться с парашютом на территорию Британии. Агент датского происхождения, известный под именем Ян Виллем тер Браак, имел при себе револьвер, радиопередатчик, фальшивые документы и наличные деньги. Приказ, по которому он действовал, был предельно простым: найти и уничтожить Уинстона Черчилля. Какое-то время он жил у семейной пары в Кембридже, но когда деньги подошли к концу, а страх быть разоблаченным достиг предела, агент спустился в бомбоубежище и застрелился 1.

Это была одна из трех известных самых первых попыток уничтожить английского лидера. Иногда агенты по ошибке убивали другого человека. Как писал сам Черчилль в военных мемуарах, «жестокость немцев может сравниться только с глупостью их агентов»2.

Он явно их недооценивал. Немецкие планы по уничтожению или захвату в плен глав государств и членов королевских семей были близки к осуществлению. Георг VI и королева, которую Гитлер позже назвал «самой опасной женщиной в Европе», а также их дочери входили в первоочередной список высокопоставленных лиц, которых нацистское правительство планировало захватить в плен. По одному из планов предполагалось сбросить парашютистов в парк Букингемского дворца и в другие королевские парки, захватить короля и его семью и держать их под «немецкой защитой». Исполнение этого плана возлагалось на Отто Бегуса, которому почти удалось захватить королеву Вильгельмину в период оккупации нацистами Нидерландов. В то время, когда парашютисты спускались в королевскую резиденцию в Гааге, Бегус высадил десант, уничтоживший немало планеров в близлежащем аэропорту Валкенбург. Вильгельмине все же удалось избежать пленения. Бросив все, она спешно выехала в Хук-ван-Холланд, где на рейде стоял британский эсминец королевских ВМС – Hereward, ожидавший королеву с ее семьей и членов правительства с золотом и драгоценностями, составлявшими резерв страны. Операция под кодовым названием «Отряд Гарпун» прошла успешно, несмотря на то что на пути в Англию эсминец подвергся бомбардировке немецкими юнкерсами. В конце концов измученная Вильгельмина благополучно добралась до Букингемского дворца, где король и королева выслушали ее рассказ о своих приключениях.

Бельгийскому королю Леопольду III не так повезло. 28 мая, незадолго до капитуляции Франции, он издал вызвавший неоднозначную реакцию приказ войскам, оказавшимся в окружении, сложить оружие. Всю войну он провел в плену в своем замке около Брюсселя, а затем был выслан в Австрию. Другие члены королевских домов Европы бежали от нацистских захватчиков. Норвежский король Хокон и его сын кронпринц Олаф несколько недель скрывались от преследовавшей их группы нацистов из 100 отборных десантников. Как и королеву Вильгельмину, измученного короля с сыном в конце концов подобрал тяжелый крейсер королевских ВМС Devonshire и отвез в Англию. Прибыв в Букингемский дворец 7 июня, от усталости они заснули прямо на полу. Королева прошла мимо них на цыпочках, боясь потревожить их сон.

Герцог и герцогиня Виндзорские, находившиеся в нейтральной Португалии, едва избежали захвата. В соответствии с планом под кодовым названием «Операция Уилли» Гитлер поручил начальнику своей внешней разведки Вальтеру Шелленбергу возглавить команду по захвату четы в Лиссабоне и тайно перевезти их через границу во франкистскую Испанию. В последний момент Черчиллю донесли о плане, и он организовал отъезд пары на корабле на Багамы, где бывший король неохотно взял на себя обязанности губернатора.

Грандиозный план Гитлера состоял в том, чтобы после захвата Англии посадить на трон марионеточного короля. Он также планировал держать в заложниках членов других королевских домов Европы, чтобы использовать их в качестве марионеток или гарантии безропотного послушания населения. Эта стратегия была стара, как сама война.

Летом 1940 года судьба Британии висела на волоске. В течение нескольких дней в конце мая – начале июня ее экспедиционный корпус с большими потерями был выведен с залитых кровью пляжей Дюнкерка. Гитлер жаждал крови. В августе 1940 года был разработан план захвата британской королевской семьи под кодовым названием «Операция “Морской лев”». По позднейшим показаниям Бегуса 3, он получил письменные инструкции выполнить особое поручение. Группа десантников, часть которых принимала участие в голландской операции, готовилась к захвату короля, королевы и их дочерей. Венценосных заложников было приказано взять живыми. Десантников даже обучили вежливому приветствию и обращению с ними во время задержания. Амбициозный немецкий план основывался на вере Гитлера в то, что в случае успешного захвата королевской семьи Британия капитулирует. Только поражение немецких военно-воздушных сил Люфтваффе в Битве за Британию остановило исполнение плана захвата. Но все же и королевская семья, и военные стратеги очень серьезно относились к перспективе высадки немецких десантников в Букингемском дворце, лондонском Тауэре и в других королевских резиденциях 4.

Королеву преследовал страх быть захваченной в плен, и она училась стрелять из пистолета в саду Букингемского дворца. Она целилась в крыс, которые бежали из-под развалин разрушенных бомбами строений. Кузина королевы Маргарет Роудс вспоминала: «Я уверена, что она решила в случае высадки десанта и захвата в плен по крайней мере застрелить парочку парашютистов»5.

Георг VI тоже стал носить ружье и пистолет во время поездок. Кроме того, он лично руководил перевозкой бесценных сокровищ короны из лондонского Тауэра в Виндзорский замок. Там их обернули в вату, положили в кожаные коробки для шляп и спрятали в замковых подземельях. Демонстрируя внешнюю уверенность и храбро улыбаясь, тем роковым летом король и королева чувствовали надвигающуюся катастрофу, равной которой не было с 1588 года, когда стране грозил захват Испанской армадой. В те мрачные и неопределенные дни королева спрашивала в письме старшую сестру Роуз, сможет ли она позаботиться о принцессах, если с ней или королем что-то случится. Роуз охотно соглашалась: «Я обещаю тебе, что сделаю все от меня зависящее и сразу же возьму на себя заботу о них, если что-то случится с вами обоими, не приведи Господь»6.