ГЛАВА 1
Ахмед
Когда я впервые услышал её голос
Я возвращался в отель „Сильвер Миррорс“ – „Серебряные Зеркала“ – в одно и то же время – ближе к полуночи, когда мрамор вестибюля уже остыл, а струны арфы замерли без прикосновения нежных пальцев.
Но в ту незабываемую ночь я вошёл в холл гостиницы чуть раньше обычного.
Не потому, что спешил.
Просто… что-то было в воздухе.
Она стояла за стойкой регистрации. Новенькая. Сдержанная, с чуть приподнятыми плечами – как человек, который пытается импонировать окружающим своим усердием, но не продавать себя. И голос – у неё был именно тот голос, который я ожидал услышать. Не яркий, не громкий, а как родная мелодия, давно знакомая и уютная.
– Добрый вечер, мистер Аль-Хатими, – сказала она, сверившись с системой. Система знала, кто я. Но она – не знала. Пока.
Посмотрела мне в глаза. Прямо. Не испуганно, сдержанно. Просто… как человек смотрит на другого человека, пока ещё не зная, насколько тот может изменить его жизнь.
Я улыбнулся.
– Добрый вечер. Вы – новая сотрудница?
– Да. Меня зовут Анна… Аня. – Она чуть смутилась. – Стараюсь запоминать всех постоянных гостей. Это… часть работы.
– Это часть чего-то большего, – сказал я, не подумав.
Она слегка нахмурилась. Привычная реакция, когда оба собеседника выскальзывают за рамки дежурного диалога.
Но потом она улыбнулась. По-настоящему, широко и радушно.
И я понял – эта девушка услышит. Если не сейчас – то скоро.
Моя мать часто говорила: „Ты будешь видеть тех, кто между."
Я тогда не понимал, что она имеет в виду. Мы жили в Аль-Айне, старом городе, где воздух горяч, а ветры с песком приносят истории предков. Мама была одной из первых женщин-инженеров в Эмиратах, но при этом оставалась человеком, верящим в то, что архитектура и дух – одно и то же.
– Стены помнят, – говорила она. – А зеркала не отражают, а отвечают. Ты это поймёшь, когда тебе будет нужно.
Отец же был архитектором другой формации – западного образования. Функциональность, модули, системы. Он строил аэропорты и университеты, а также участвовал в проекте, который позже стал отелем „Сильвер Миррорс“. Я ещё ребёнком часто был с ним на новостройках, где пахло краской, горячим бетоном и надеждой.
Я помню, как папа однажды привёл меня в пустой холл недостроенного этажа.
– Закрой глаза.
Я закрыл.
– А теперь скажи, что ты слышишь?
Я добросовестно прислушался, даже ещё крепче зажмурившись.
– Я ничего не слышу.
– Значит, ты не готов, – прошептал он. – Но однажды ты не сможешь не слышать.
И вот – я стою перед девушкой, которая даже не подозревает, что стала частью цикла.
Не потому, что сделала что-то особенное.
А потому, что способна услышать то, чего не должен слышать никто из непосвящённых.
Я понял практически с первого взгляда, что она будет ключом.
Что она – тот самый зов, на который отель однажды откликнется.
ГЛАВА 2
Ахмед
Дом, где стены шепчут
Когда мне было семь, я впервые заметил, что в доме иногда становится… слишком тихо.
Не та тишина, которая приходит ночью. А другая – густая, странная. Как если бы воздух задерживал дыхание. Как будто всё вокруг знало что-то, чего не знал я.
Наш дом в Аль-Айне был построен по проекту отца – функциональный, минималистичный, с элементами „архитектурной медитации", как он это называл. Прямые углы, большие окна, стекло и камень. Но мама настояла на одном – в доме было круглое окно, в самой дальней комнате. Место, куда солнце заходило ровно в 3:03 дня.
– Это окно для будущего, говорила она. – Чтобы дом не стал капсулой. Он должен дышать.
Я не сразу понял, о чём она. Но когда отец уезжал в Дубай на долгие недели, именно в этой комнате я сидел. И ждал. Не зная чего.
Мои родители были… странной парой.
Отец – человек логики, чётких планов и цифровых чертежей.
Мама – человек света, энергии и древних суеверий, которые она называла „традициями народа пустыни".
– У каждой комнаты есть память, – говорила она. – Не забывай про это, когда будешь строить.
Иногда я просыпался ночью и слышал, как она шепчет что-то в коридоре.
Не молитву.
Просто шёпот, будто разговаривала со стенами.
Я был тихим ребёнком. Учился хорошо, рано начал рисовать планы, отдалённо напоминающие здания. Отец смотрел их и кивал – „пока рано, но у тебя есть чувство пропорции".
Мама однажды взяла один из листов, развернула и сказала:
– Это не дом. Это переход.
– Куда?
Она не ответила. Только положила руку мне на макушку.
– Ты сам это узнаешь. Когда начнёшь слышать то, что тебе предназначено услышать.
Однажды, когда мне было девять, я потерялся на строительной площадке – папа взял меня на проверку проекта в Дубае. Это был один из экспериментальных этажей отеля, ещё без отделки. Только бетон и провода. Он оставил меня одного всего лишь минут на десять.
И я пошёл на звук.
Он был странный – как удары колокола вдали, но мягче.
Я дошёл до комнаты с множеством зеркал. Их только недавно закрепили на стенах. Здесь был источник звука.
И я увидел себя – но не мальчика в белой кандуре* (*кандура – национальная мужская одежда в ОАЭ), сандалиях и кепке „Ред Сокс“.
В серебряном зеркале отражался взрослый мужчина в чёрной одежде. Печальный. Пронзительно одинокий.
Я побежал обратно.
Отцу я не осмелился рассказать об этом, я же нарушил его просьбу не покидать помещение. Но с того момента я начал слышать здания, знать, где в них есть люди, даже не видя их.