Косинус судьбы

Глава 1

Армянская фамилия

По аллее осеннего парка неспешной походкой шла далеко не молодая дама. Нет, не шла, дефилировала! Ее экстравагантный наряд невольно притягивал к себе недоуменные взгляды. Это был каскад каких-то немыслимых хламид в лиловых тонах, надетых одна поверх другой на отнюдь не худосочное тело, а завершался он обернутым вокруг шеи меховым боа очень странного вида.

– Эй, бабка! А фигли ты эту кошку дохлую таскаешь на себе? – раздалось за ее спиной, и подростки, птичьей стайкой облепившие одну из многочисленных скамеек, дружно и разноголосо загоготали.

Дама, довольная произведенным эффектом, лишь улыбнулась в свои, с позволения сказать, меха и горделиво вскинула голову в маленькой малиновой шляпке-клош, что была под стать всему ее наряду. К огромному фетровому цветку, дополнявшему сбоку головной убор, было прикреплено перо неведомой птицы, раскрашенное в цвета радуги. Ничего нелепее нельзя было вообразить, но хозяйку наряда, претендовавшего, по меньшей мере, на карнавальное шествие, ничуть не смущал ее внешний вид. Напротив, она как будто получала удовольствие от такого интереса к собственной персоне, чужое недоумение явно подпитывало ее.

– Ой, батюшки святы, вот вырядилась-то! Дура старая! – выдохнула рядом седовласая бабуля, ухватившая было нос внука белоснежным платочком, да так и застывшая до той поры, пока малыш не запищал. Тогда она старательно вытерла нос парнишки, поправила ему съехавшую на глаза шапку с огромным козырьком и позволила продолжить ковырять совочком песок, сама же проговорила, обращаясь к Анне Петровне:

– Нет, вы только гляньте, что творится! Совсем из ума выжила бабка! Пугало огородное! А лицо-то как разрисовала! Тьфу!

Анна в ответ лишь пожала плечами. Обсуждать других не в ее правилах. Нравится человеку эпатаж – и пусть, это его личное дело. Она и сама бы так себя вела, будь посмелее. В ее возрасте вполне можно позволить себе все, что душа пожелает. Во всяком случае, если уж не абсолютно игнорировать общественное мнение, то хотя бы стараться жить без оглядки на него. Это понимание пришло к ней еще на пятидесятилетнем рубеже, нахлынуло легким бризом, обдало свежими брызгами бунтарства. Вдруг захотелось сделать что-то, идущее вразрез с устоявшимся порядком. Прожитые годы как будто давали право на некую внутреннюю свободу, возносили над всей этой людской суетой с ее условностями и ограничениями и даже освобождали от них. Но на решительный шаг все равно не хватало смелости, зато сейчас она очень хорошо понимала женщину, сумевшую быть свободной настолько, что чужого мнения для нее как будто и не существовало, и мысленно аплодировала ей. Нет, сама бы она едва ли отважилась на нечто подобное, но и осуждать других не собиралась.

– Бабуль, качай! Не останавливайся! – скомандовала пятилетняя внучка, и Анна Петровна продолжила раскачивать любимое чадо, но при этом не смогла лишить себя удовольствия посмотреть вслед экстравагантной незнакомке. Та уже миновала детскую площадку и удалялась в глубину аллеи. Голова гордо приподнята, спина прямая, свисающий с плеча конец боа размеренно покачивается в такт ее шагам. Молодец! Какая же это роскошь – жить легко и свободно.

– Бабуль, останови! Я в песочницу хочу! – крикнула внучка, и Анна Петровна придержала качели.

Перемещаться в песочницу, где сидела ворчливая женщина со своим внуком, Анне вовсе не хотелось, и она предложила малышке погулять по парку. Но та настойчиво тянула бабушку за руку, и пришлось подчиниться, пойти, куда она хочет, и вынуть из пакета пластиковый детский совок и формочки для песка.

– Тебя как зовут? – просил мальчик, едва девчушка перешагнула бортик песочницы.

– А тебя? – вопросом ответила она.

– Меня – Ваней, – поправив сползающий на глаза козырек шапки, представился малыш.

Он внимательно разглядывал незнакомую девочку в ожидании ее имени. Анна слегка поежилась. Сейчас начнется! В том, что Ванина бабушка не оставит без комментариев имя ее внучки, она ничуть не сомневалась.

– А я Ася! – с улыбкой представилась малышка, и бабуля с облегчением выдохнула.

На самом деле девочку звали Ассоль. Вот такое имя придумала ей невестка, романтичная дурочка, до сих пор витающая в облаках своих фантазий. И как ни уговаривала ее свекровь, как ни умоляла подумать о ребенке, которому предстоит жить с необычным именем и получать постоянные насмешки, та стояла на своем. Сын, к сожалению, тоже не внял голосу разума и принял сторону жены. Так внучка Анны стала Ассоль Сергеевной Лулукян. Дома она была Соля, Солька, и лишь бабушка называла девочку Асей. С точки зрения сына, имя Ассоль неплохо сочеталось с армянской фамилией, точнее, фамилия как будто оправдывала его необычность, это вам не какая-нибудь Ассоль Сидорова или Иванова. Мало ли, какие имена могут быть у армян. Хотя на самом деле армянских кровей в их роду не было. Совсем не было. Фамилия эта досталась Анне в наследство от свекрови, а той – от ее первого мужа.

Историю приобретения армянской фамилии Нинель Васильевна однажды поведала невестке в момент редкого для нее благодушия. Еще будучи студенткой, познакомилась она с чернобровым красавцем по имени Сетрак Лулукян. Он был студентом последнего курса физтеха, она училась на историческом. Роман их развивался красиво и стремительно: розы, грезы, прогулки по ночной столице, поцелуи под луной. И уже через месяц Нинель получила предложение руки и сердца. Конечно же, ответила согласием, разве могла она отказаться от своего счастья?! Но не тут-то было. На предложенную руку был наложен строгий запрет, и на сердце тоже. Единственный сын в семье уважаемого человека, ереванского чиновника средней руки Саркиса Лулукяна, долгожданный наследник, рожденный значительно позже двух старших дочерей, не должен был привести в дом русскую жену, да еще сироту без роду без племени. Права такого не имел. Они могли породниться только с армянской семьей, к тому же Саркис уже сговорился с отцом будущей невесты, человеком не менее уважаемым, чем он сам. Поездка жениха в Ереван к родителям ничего не дала, лишь усугубила положение. Отец спрятал паспорт сына и грозился проклятием, если тот ослушается. Но Сетрак все-таки ослушался. Выкрал паспорт, конечно, не без помощи сестер, любивших и жалевших брата, и вернулся в Москву, где в обшарпанном студенческом общежитии ждала его прекрасная Нинель. Расписались в районном загсе, скромно, без излишней помпезности, сняли комнатку в коммуналке и зажили счастливо. Сетрак получил диплом и нашел работу. Со временем и родители смирились с выбором сына. Куда ж им было деваться? Беда нагрянула неожиданно, вмиг разрушив все планы и мечты. У молодого мужа обнаружился серьезный диагноз: почечная недостаточность. И начались мотания по больницам и санаториям. Нинель перевелась на заочное обучение, до учебы ли ей теперь было! То они ехали в туркменский Байрам-Али, известный своим сухим теплым климатом, где Сетрак лечился, а она находила временную работу, чтобы быть всегда рядом, то возвращались в столицу, пробиваясь к лучшим светилам медицины в надежде на исцеление, то мчались в Ереван, ища помощи у родителей. Гемодиализа в ту пору еще не было. Встречались единичные публикации об изобретении искусственной почки, о научных исследованиях, о проводимых опытах. Но в реальности выход был один – пересадка органа. Как оказалось, единственным донором мог стать отец Сетрака, но он не согласился. Не захотел рисковать. А вдруг что-то пойдет не так? На кого он оставит Марию, любимую жену, больную диабетом? Нинель тогда очень на него обиделась, думала, что никогда не сможет простить. Отчаяние давило. Последние дни ее короткой семейной жизни прошли в Ереване, в доме мужниных родителей. А Сетрак угасал на глазах, и оба понимали, что ничего не смогут сделать. Так и жила она с болью, рвущей сердце, до последнего вздоха любимого. Похоронив мужа, совершенно убитая своим горем, она отправилась в Москву, ничего не сказав Лулукянам о будущем ребенке. Она не отдаст его никому. Если бы родители Сетрака узнали, что Нинель беременна, не отпустили бы от себя, позаботились бы о бедняжке. Может, тогда она и смогла бы выносить своего первенца, не потеряла его. Но случилось то, что случилось. Она и сама удивляется, как выжила в той ужасной районной больнице, насквозь пропитанной запахом крови и стонами несчастных женщин. Это был какой-то полубредовый кошмар, зависание в зыбком пространстве между жизнью и смертью. Раздираемое болью тело, липкая испарина, а потом полное душевное опустошение. Сидя на продавленной железной кровати, она перетягивала простыней изливающуюся молоком грудь и оплакивала свое недолгое семейное счастье. От мужа ей досталась только его звучная фамилия. Жить не хотелось. Просто не было никаких сил, чтобы жить.

История эта очень растрогала Анну. При всей своей нелюбви к свекрови, она ей сочувствовала. Сына Павлушу, русоволосого голубоглазого мальчика, Нинель родила значительно позднее, от другого мужчины, с которым рассталась по доброй воле. А поскольку она носила фамилию первого мужа, то и отчество сыну дала его же. Пусть это будет сын Сетрака, хотя бы на бумаге, раз уж его родному ребенку не суждено было выжить.

Вот так внучке Анны и Павла, Ассоль Сергеевне Лулукян, досталась армянская фамилия.

Глава 2

Странный брак

В конце аллеи вновь появилась загадочная незнакомка, по-прежнему сопровождаемая шлейфом любопытных взглядов, недвусмысленных ухмылочек и откровенных насмешек. Она их как будто и не замечала. Вся под стать осеннему многоцветью парка, женщина приближалась неспешной походкой, невозмутимо неся свой наряд. И Анна опять изумилась смелости этой дамы. Эх, если бы и она так могла! Плывешь, сама себе королева, в облаке нахлынувших фантазий и ни на кого не обращаешь внимания. Красота! Но тут детские вопли вернули бабулю к реальности. Стоило ей ненадолго отвлечься, как в песочнице уже развернулась настоящая битва. Ассоль с Ваней бросались песком и отчаянно замахивались совочками, того и гляди, подерутся. Стремительно разгоравшуюся войну пресекла Ванина бабушка.

– Девочки так себя не ведут! – сердито бросила она Асе, стряхивая песок с внука.

– А он первый начал! – не собираясь сдаваться, выпалила малышка. – Я его не трогала!

– Нет, это она! – истерично выкрикнул Ваня, вывернулся, изловчившись, из-под бабулиной руки, швырнул девчушке в лицо очередную порцию песка, и тут же широко и ясно улыбнулся, весьма довольный собою.

– Ох, и хулиган же ты, Ванюша! – мягко возмутилась Анна Петровна. – Разве можно песком в лицо? А если в глаза попадешь?

– Ваша ничуть не лучше! – огрызнулась седовласая зануда, крепко ухватила внука за руку и потащила за собой. – Пойдем домой! И никогда больше не играй с этой девочкой!

Анна усмехнулась им вслед. Не больно-то и надо! А Ваня между тем громко верещал и вырывался, ему совсем не хотелось уходить, но бабка злобно шипела и продолжала тянуть его за руку.

– Бабуль, а я хулиганка, да? – спросила Ассоль, хитровато прищурив глаза.

– Нет, ты не хулиганка, ты хорошая девочка, – поспешила утешить ее Анна, наивно полагая, что внучке сейчас необходимо ее утешение.

– А я хочу быть хулиганкой! – с вызовом заявила та, лукаво улыбаясь. – Хулиганов все боятся!

– Зато не любят! – резонно парировала бабуля. – Что для тебя лучше: чтобы любили или боялись?

– И любили, и боялись! – развела руками маленькая чертовка, всем своим видом выражая недоумение. Что же тут непонятного?! Все ведь просто: ей необходимо и то, и другое. И Анна рассмеялась. Похоже, просчитались родители с именем, до романтичной героини малышка Ассоль явно не дотягивает. Да и дедовы гены, к счастью, оказались слабоваты. Не наблюдалось во внучке его покладистости, а точнее, бесхребетности. Эх, Павлуша, Павлуша…

Павел рос любимым ребенком. Даже можно сказать, без меры залюбленным, нежно опекаемым одинокой мамашей и тщательно укрываемым ею от житейских невзгод. На каждый чих сына Нинель тут же вызывала доктора, с любой царапиной готова была мчаться в травмпункт, строго следила за его питанием, изолировала от дурного влияния сверстников. Когда пришло время отдавать Павлушу в детский сад, она уволилась из архива и устроилась нянечкой в его группу. А вдруг кто обидит ее мальчика? В школу они тоже отправились вместе: строгая блузка, два портфеля и букет гладиолусов. Для Нинель там нашлись часы истории, а не нашлись бы, так она и полы мыть согласна, и звонки подавать, главное – рядом со своим бесценным мальчиком. Само собой разумеется, что и в личной жизни взрослого сына она принимала активное участие. И профессию ему выбрала тоже она. Павел пошел по ее стопам (а точнее сказать, послушно побрел жалким козленком на веревочке) и поступил на исторический факультет. В студенческие годы заботливая мамаша решительно отметала всех его избранниц, пока не дошла очередь до Анны, с которой Нинель работала в одной школе. Павел тогда уже учился в аспирантуре и порой встречал мать с работы, там они с Аннушкой и познакомились. Молодая учительница математики, скромная, приветливая, всегда аккуратно и строго одетая, к тому же сирота, что автоматически отменяло тещу и тестя для Павлуши и давало Нинель возможность единолично влиять на молодую семью. По ее мнению, Анна была неплохой кандидатурой, и выбор сына, конечно же, был одобрен. Но если уж начистоту, то мамаша сама и подвела его к этому выбору, мягко и ненавязчиво. Коли уж отдавать, так в надежные руки, да еще такие, которые всегда будут под ее неустанным контролем. А разве Павел против? Почему бы и не порадовать мамочку, единственного близкого человека, всю свою жизнь положившего на алтарь сыновнего благополучия? И он сделал решительный шаг в сторону Анны. Девушке он тоже понравился, добрый, скромный, непритязательный. И не беда, что нет пылкой любви, нет обжигающей страсти, было бы взаимное уважение, симпатия, а страстей ей к той поре уже с лихвой хватило. Спасибо, накушались!

Но брак этот счастья он ей не принес. Поначалу все было хорошо, и Анне даже показалось, что она любит своего мужа, пока не поняла, что его мама незримо присутствует повсюду, даже в их супружеской постели, как шутила порой Марина, верная подруга со времен далекого детсадовского бытия. Каждое воскресенье молодожены навещали Нинель, купив по пути любимые мамины бисквитные пирожные. Пойми, Анюта, ей, бедной, так одиноко! А ничего, что Анна ежедневно видится со свекровью на работе? Но по сыну-то мама скучает! У нее ведь никого больше нет! Нинель встречала их широкой улыбкой, непременно поила чаем и потихоньку расспрашивала о семейной жизни, пытаясь исподволь корректировать ее по своему разумению. Если бы молодые согласились жить с ней, это был бы лучший вариант для матери. Она именно так и планировала, но невестка стояла на своем, она не захотела уезжать из доставшейся ей от родителей двушки, хоть и в другом районе. Свекровь мягко настаивала, прикрываясь заботой об Анне, ведь школа, где они обе работают, находится почти рядом с домом Нинель. Но несговорчивая сноха прекрасно понимала, чем для нее чревата совместная жизнь, и уверяла, что потрястись в трамвае с полчаса даже полезно, можно мысли в порядок привести, уроки предстоящие обдумать. Павел тогда встал на сторону жены, ведь от Анниной квартиры ему ближе добираться до своего института, где он работал на кафедре истории. И Нинель была вынуждена отступить. Это был, наверное, единственный случай, когда сын не подчинился ей, хотя обычно он советовался с мамочкой по любому пустяку, бежал к ней по первому зову, порой даже оставался там ночевать посреди рабочей недели (у мамы опять подскочило давление!). А Нинель все настойчивее лезла в их отношения, подходя к невестке в короткие школьные переменки со своими навязчивыми советами. Павлуша на завтрак любит овсянку, а молодая жена по незнанию закормила его яичницей да бутербродами – ну как тут не подсказать? И брюки мужу надо получше утюжить, и непременно через влажную марлю, а еще необходимо создать ему условия для работы над диссертацией, ведь она требует серьезного подхода и большой сосредоточенности.

– Слушай, Анька, может, вернуть его маме? – посмеивалась порой Марина, когда подруга жаловалась на варварское вторжение свекрови в ее жизнь. – Пусть утешится, наконец.

Анна лишь криво улыбалась в ответ. Но когда в медучилище, где Марина преподавала анатомию, освободилась ставка математика, она, не раздумывая, уволилась из школы и перешла туда. Свекровь поджала губки, влиять на жизнь молодой семьи становилось сложнее. Но потом родился Сережа, и примерно через месяц счастливый отец, измученный ночным детским плачем, позорно бежал под мамочкино крыло. Сначала он оставался у нее на одну-две ночи под предлогом, что там спокойнее работается, потом стал пропадать неделями, пока не съехал окончательно. Анна и не особо страдала. Толку от него все равно никакого, а с ребенком ей помогали добрые люди: то подруга, то одинокая пожилая соседка. Павел, конечно же, навещал семью, приносил деньги, иногда оставался на ночь, а то и дольше – супружеский долг обязывал все-таки – а потом снова исчезал. Анна относилась к этому спокойно, наверное, ей так даже лучше было. Вроде, и есть у нее семья, и, в то же время, никто больше не лезет к ней с настойчивыми советами и поучениями. Так и живут они по сей день, уже долгие тридцать пять лет: Павел опекает престарелую мать, Анна помогает семье сына, занимаясь единственной внучкой. Необычная у них получилась семья, теперь это называют гостевым браком. А кому какое дело? Каждый имеет право устраивать свою жизнь так, как сочтет нужным. Зато свекровь не докучает своей невестке, да и внуку тоже. Надо сказать, что настоящей бабушки из Нинель не получилось. Она, конечно же, навещала Сережу, пока он был маленьким, но нечасто. На каждый день рожденья исправно приходила с дорогим подарком, считая, что этим исчерпывается ее бабушкин долг, но вся любовь, как и прежде, предназначалась только сыну.

– Бабуль! Смотри, какая тетя красивая! – громко проговорила внучка, и загадочная женщина, поравнявшаяся с песочницей, повернулась на голос. Радужное перо на шляпке приветливо качнулось.

– Ты тоже очень красивая девочка, – сказала дама с улыбкой, приостановив свое триумфальное шествие. – Как тебя зовут?

– Ассоль! – гордо ответила малышка.

Анна в очередной раз поразилась интуиции ребенка, который тонко чувствует вибрации этого мира. Почему-то парнишке она назвалась Асей, а сейчас Ассоль.

– О! – воскликнула дама. – Какое у тебя замечательное имя! Очень редкое. А я Диана Станиславовна.

– Очень приятно! – церемонно проговорила девочка, чем позабавила не только незнакомую тетю, но и родную бабулю, и тут же добавила:

– А давай дружить!

– Давай! – улыбнулась Диана Станиславовна, и ее многослойные одеяния заиграли, двинувшись к песочнице.

– Не давай, а давайте! – мягко поправила внучку Анна. – Ты ведь знаешь, что со взрослыми надо разговаривать на «вы».

– Со мной можно на «ты» и без отчества, просто Диана, мы ведь теперь подружки, – улыбнулась женщина, обдав их тонким, едва уловимым ароматом духов.

Ассоль радостно закивала в ответ.

– А можно мне погладить твою шкурку? – спросила она и протянула к боа маленькую грязную ручонку, забыв стряхнуть с нее песок.

Диана величественно кивнула, и Ассоль, сощурив глазки, со счастливой улыбкой прикоснулась пальчиками к меху.

Анна даже растерялась на мгновение. Наверное, надо как-то поддержать разговор, но она не знает, о чем говорить с незнакомым человеком, тем более, таким… таким… необычным. Для начала она скромно представилась и была одарена сияющей улыбкой Дианы. Но переживала Анна зря, новая знакомая тут же откланялась, извинившись, что сейчас она спешит, но завтра непременно придет к этой песочнице, чтобы поиграть с Ассоль.

– Я буду ждать! – крикнула ей вслед девочка.

Диана Станиславовна обернулась и помахала ей рукой, забавное боа при этом слегка трепыхнулось на ее плечах. И снова прямая спина, гордо вскинутая голова и неспешный шаг.

– Бабуль, а Диана, правда, придет завтра?

– Она же пообещала, – твердо ответила Анна, хоть и не была в этом уверена.

Ассоль многозначительно вздохнула, словно напоминая, что не все обещания в этой жизни обязательно исполняются. Собрав в пакет совок и формочки, бабуля с внучкой побрели домой. Впереди обед и тихий час. Неделю назад в Асиной группе обнаружилась ветрянка, и всех детей высадили на карантин. А потому теперь вместо детского сада родители каждое утро привозят девочку к бабушке, и вечером, после работы, забирают ее домой.

Закрыв дверь за сыном и внучкой, Анна на миг остановилась возле зеркала в прихожей. Всмотрелась в собственное отражение и грустно вздохнула. Как ни крути, а уже старушка. Морщинки возле глаз и губ, слегка обвисший подбородок. Седина, которую она уже устала закрашивать. Да уж, давно не красавица. Щеки поползли вниз, губы слегка посинели, да и фигура год от года все больше расплывается. Убогое зрелище, чего уж там. А ведь Диана, пожалуй, постарше Анны будет. Но как себя подает!

Глава 3

В песочнице

Наутро Ассоль позвонила с папиного телефона и строго напомнила, что пора идти на прогулку. Вдруг Диана уже пришла в парк, а их там нет? Анна улыбнулась, представив Диану, сидящей в песочнице, с совочком в руке и подогнутыми под себя коленями. Каково же было ее удивление, когда примерно эту картинку они и увидели, приблизившись к детской площадке. На бортике песочницы сидела женщина в узких бордовых брючках и сиреневом пончо с крупными кистями. Повязанный на голову яркий разноцветный шарф выглядел подобием чалмы. В ушах – явный хендмейд, крупные кожаные серьги, свисающие почти до плеч. Дама задумчиво ворошила песок небольшой палочкой. Даже со спины ее невозможно было не узнать.

– Диана! Ты пришла! – радостно бросилась к ней Ассоль, и тут же по-кошачьи мягкая лапка ревности выпустила крошечные коготки и легонько царапнула уязвленную бабулю.

Смахнув это неприятное ощущение (еще не хватало ревновать внучку к чужому человеку!), Анна с улыбкой поприветствовала вчерашнюю знакомую, которая уже обнималась с Асей, а та захлебывалась от счастливого смеха, больше напоминавшего радостный визг резвого щенка. Вскоре эти странные подружки уже ползали на коленях по песку, увлеченно сооружая замок для сказочной принцессы. Причем, Диана смеялась так же весело и громко, как и Ассоль, совершенно не обращая внимания на весь остальной мир. Смех рассыпался по округе раскатисто и звонко, и этой странной даме было совершенно наплевать, что проходящие мимо люди с удивлением оборачиваются на них. Диана вела себя, как ребенок, дорвавшийся наконец до любимой забавы. Анна скромно сидела рядышком, наблюдая за веселыми зодчими и слегка поеживаясь от множества любопытных взглядов, направленных и на нее тоже. Сама она не принимала участия в этом безобразии, как непременно назвала бы сие буйное действо та седовласая бабуля, что утащила вчера из песочницы своего внука. Стоило о них вспомнить, как вчерашняя парочка показалась на горизонте. Заметив, что на детской площадке происходит нечто интересное, Ванюшка бросился вперед, но бабушка догнала его и потянула в другую сторону, не обращая внимания на громкий рев парнишки. Анна усмехнулась: от них уже бегут, как от прокаженных.

Вскоре вокруг песочницы собралась небольшая толпа любопытствующей ребятни и взрослых. Кто-то активно включился в этот созидательный процесс и стал обустраивать пространство вокруг замка. Ведь замок должен охраняться всадниками! А для коней нужны конюшни. А еще пруд для водопоя, а еще домики для охранников. И обязательно надо посадить деревца, без них никак нельзя. И дорожки вымостить. Поэтому в песочнице появились всевозможные подручные материалы: камушки, палочки, травинки. Анна на миг представила, что тут будет, когда все разрушится. Песок, наверное, просеивать придется. Но стоит ли сейчас думать о таких пустяках, когда глаза детей горят азартом? Она и сама не удержалась, принялась за мощение дороги, ведущей к озеру. И вот уже чья-то мама старательно втыкает по обочинам зеленые веточки можжевельника, которые становятся деревьями, а чей-то папа льет из бутылки минеральную воду, чтобы в вырытом его сыном котловане получился настоящий водоем. Анна невольно залюбовалась молодым отцом, который не менее увлеченно, чем его сын, трудился над озерцом. Тот же мальчишечий азарт сиял и в его глазах.

И вспомнилось ей, как однажды шестилетний Сережа заявил, что больше не пойдет гулять с отцом. Павел по выходным иногда брал сына на прогулку, пока Анна занималась домашними делами. В тот день Сережа вернулся один, сердитый и с большим синяком на лице. Оказывается, отец, как всегда, сел на скамейку в парке и уткнулся в свежий номер любимого журнала «Вопросы истории», потому и не видел ничего вокруг. Сережа гулял с другими детьми. Двое незнакомых мальчишек решили прогнать его с качели, завязался спор, который перерос в драку. Отец же сидел, как ни в чем не бывало, увлеченный чтением. Даже на крик ребенка не среагировал. Пришлось сыну позорно бежать с детской площадки и самостоятельно вернуться домой. На отца он тогда сильно обиделся. Встревоженный Павел примчался примерно через полчаса. Узнав, что Сережа уже дома, он взялся отчитывать его за самовольный уход. Тогда Анна и выдала ему по полной программе. Громко, истерично, в красках. И что отец из него получился никакой, да и муж тоже, и что он маменькин сынок, и сам нуждается, чтобы его выгуливали и присматривали за ним. И что она не удивится, если узнает, что мамочка до сих пор подтирает ему задницу. Хоть ей потом и было стыдно за эти слова, но в тот момент в молодой женщине говорила разъяренная мать, дикая самка, с утробным рыком вставшая на защиту своего детеныша. Это был первый и единственный раз, когда она так грубо, по-бабски, орала на Павла. На преподавателя вуза, кандидата исторических наук, уважаемого в своих кругах человека. Прежде Анна никогда не повышала голоса на мужа, и, вообще, старалась не обострять их непростую ситуацию. Но за сына она готова была его порвать. Где такое видано, чтобы парнишку побили, когда отец был рядом, а тот даже не заметил этого!? И как теперь доверять ему ребенка?! Павел смотрел на нее и удивленно моргал, не понимая, за что на него так набросилась всегда спокойная, уравновешенная жена. Он ведь ничего плохого не сделал. Вечером Анне позвонила свекровь и дала понять, что своего сына она в обиду не даст, на что невестка ответила, что и она своего сына тоже не даст в обиду. И этот ее тон по отношению к Нинель Васильевне тоже появился впервые, чем немало удивил самоотверженную мамашу великовозрастного дитяти.