История, где все ее герои в конце умрут

Я остановился у самого массивного дерева в лесу, навсегда уснув в его корнях, лежала моя милая Изабелла. Дай мне волю, я отдал бы ей жизнь в обмен на свою. Сколько лет я провел в бессонных ночах, иногда стоя на коленях, но затем быстро поднимаясь, понимая, что мольбы исходят к Дьяволу. Сколько кошмаров мне снилось, где прокручивалась ее смерть. Сколько страхов и ненависти породило во мне время. Время меня не вылечило, оно меня искалечило, исказило, словно гримасу на маске шута.

Заставило нацепить овечью шкуру, измазанную в крови несчастного животного.

Неясно зачем, я начал копать, прямо руками. Мне было совершенно плевать на поступающую боль в пальцах, на то, что из-под ногтей начала литься кровь, смешиваясь с землей, на невероятный холод, несмотря на теплоту вне леса. Мною обуяла ярость, злость на самого себя. Как я посмел показать свою злость другим? Как я посмел оказаться для других монстром, жаждущим крови? Как я посмел снять с себя маску шутника?

Мои ладони коснулись чего-то твердого, я нашел гроб. Благодаря силе, я быстро его раскопал полностью. Я застыл. Меня отпустила злоба, но я все равно потянулся к деревянной, прогнившей крышке. Открыл, почувствовал зловоние, но не слишком сильное, время его убирало. На меня уставились пустые глазницы, вокруг которых, тончайшей пленкой оставалась гнилая кожа.

Улыбнувшись, чуть потеснив скелет, я улегся рядом. Мне стало сразу так спокойно, словно я наконец оказался в подходящем себе месте.

– Ох, Изабелла, я так скучаю… —

Прошептал я на грани слуха, – Я так хочу с тобой увидеться по-настоящему, – Я закрыл глаза, вдохнул прохладный воздух. – А знаешь, мне удалось найти девушку, напоминающую тебя. Она так же смотрит на меня, прямо как ты когда-то. Мне так хочется тебя с ней познакомить, вы бы подружились.

– Дорина была права, – прозвучал голос свыше, – странные у тебя занятия отдельно от других. Долго собираешься тут валяться? – надо мной появилась рыжая голова, и черт подери, слишком внимательные глаза Гарса.

Я не отвечал, все продолжал лежать рядом с Изабелой. Эннес нахмурил брови, и продолжил.

– Выглядите просто умопомрачительно, прямо-таки мертвая невеста и живой женишок. И все же, рекомендую выбраться от сюда своими силами.

Я выдохнул, Гарс, по невиданной причине сам меня нашел в таком месте уже второй раз.

– Как ты меня находишь?

– Фокусники своих секретов не раскрывают, Энтони. – ответил Гарс, нацепив на лицо слащавую улыбку. Мне она была показана в самом жутком виде. По нему видно, что он злится, если не в бешенстве находится, конечно. – Представляю, что тебе скажет Анна, узнай она о твоих похождениях сюда.

– Планируешь меня шантажировать? Выглядит очень похоже.

—Мне это не за чем делать, мой дорогой друг.

Изволив выползти из гроба, я встал у дерева, потрёпанный и грязный.

Оглядевшись, Гарс сел на близстоящий пень, пошарив у себя в карманах он протянул мне бумажку сложенную в квадратик.

– Тебе передать просили.

Усмехнувшись, я выцепил бумажку, развернул, и вздохнув, прочитал написанное:

"Один в глуши лесной влачился, без отрад,

Но Второго обрёл – и одиночеству не рад.

Двоих настигла беда, их сковала враждебная мгла,

Но Третий явился – и гибель от них отошла.

Втроём на пир искусств дерзнули пойти,

Четвёртый же стал их тюремной дверью в пути.

У Четверых кукла, что жизнь изображала, разорвалась,

И гнев Пятого, как лавина, внезапно поднялась.

Впятером ринулись в сечу, в кровавый туман,

И вышли Шестеро из пекла, на новый свой шанс.

Но дружба Шести распалась в ядовитом хмелю,

И Двое Чужих, как миротворцы, в раздор их вступили.

Восьмеро стояли – казалось, прочнейший оплот,

Но двое пали, их главы снесённые в ров упадёт.

Шестой, искалеченный в этой бессмысленной сече,

Обрёл на челе своём клеймо – звание «калеки».

Чем скоро заняться, дабы забыть про невзгоды? —

Распяли на кресте они своего же Пятого.

Четвёртому грудь сдавили, лишив дуновенья,

Пресекли его век, не зная сомненья.

Трое, что выжили, мечтали о мире, покое,

Но дом их сгорел, как сухой лист на осеннем огне.

Стоят они, в дремлющий туман вперивши глаза,

И видят: весь мир – лишь обман, пустота и гроза.

Вот Двое из них ото сна пробудились едва,

Их песню поёт вороньё, пророча права.

Их Двое от тяжких, отчаянных дум и потерь

Теряют последний оплот – свой разум, теперь.

Один, чья душа от страданий окаменела, поник, Последняя жизнь на Другого навек свой вознёсла крик. И вот он, последний, на крае обрыва стоит,

Глядит в пустоту… шагнул… и душа его спит." ДМ

Содержание письма меня перестало волновать после того, как я увидел аббревиатуру. Черт бы его побрал, эта тварина снова меня нашла. Сколько мне нужно скитаться по миру, чтобы наконец найти спокойное место?

Зажмурив глаза, я сполз к земле, мысленно уже проклинал все на свете. Последнее, что я хотел бы, это видеться со своим родным братом, и еще, что он хотел сказать этой глупой считалочкой?

– Кто тебя просил мне это передавать?

– Девушка, которая бомбические куколки продает. – Иронично бросил Эннес, почесав затылок. – Что там?

Я тактично промолчал. Как правило, Гарс понимал, что расспрашивать меня будет как мертвому припарка, поэтому просто задумчиво вздохнул. Он старался говорить со мной как можно спокойнее, но гнев поднимался, и, казалось, начинал меня душить. Гарс сидел неподвижно, положив руки на колени, на лице едва игралась участливость. Когда Эннес встал, даже я невольно вздрогнул. Рыжий простоял надо мной около минуты, а затем, иногда даже растягивая слова, заговорил.

– Чувство вины – это производное веры в личного Бога, которая, к счастью, уже умерла. Постарайся быть вне этого. Прежде всего, избавься от чувства вины и беспокойства по поводу того, правильно ли ты поступаешь. Как бы рыба ни хотела – ноги ей никогда не отрастить. В погоне за прошлым ты потеряешь настоящее, а затем и будущее. – Говорил он мне это буквально на одном дыхании. Все его слова я вдыхал, как свежий воздух. Я с ним давно дружил, но никогда не разговаривал по душам, все его слова, как и он сам, казались чересчур мудрыми, как будто мне пересадили его мозг вместо моего. Мне открылись простые истины, доступ к которым мне был ограничен. – Ты не позволяешь сам себе сосредоточиться на решающем моменте. Ты отдаешься мутному потоку своего существования, слепо ища удовольствие в постели девушек, уклоняешься от обид, а ведь когда придёт время, ты поймёшь, что исправить ничего невозможно.

Оглянувшись, я вдруг понял, как выглядел все это время со стороны.

Живым не место рядом с мертвыми. – подумалось мне. Осознание простого, уже начинало пульсировать в висках, закрывало яркой плёнкой видимость. Мои глаза встретились с глазами Гарса, он все еще возвышался надо мной, безучастливо посматривая на мои внутренние сокрушения. Тот, кто казался мне до безумия дотошным, вдруг оказался самым трезво мыслящим существом.

Он мне всегда помогал, был направляющей рукой, но вместо благодарности, я его подсознательно недолюбливал.

И тут я ощутил себя пленником собственного раздражения и глупости. Моим мучителем, стала несомненно надежда на лучшее. Я всегда предавался тому, что надеюсь как все исправится как-нибудь само, и мои усилия тут не понадобятся. Я был так глуп.

Я понял, каким безумием занимался все это время. Безумием, я называю то, что все мои помыслы были сосредоточены исключительно на Изабелле, и весь остальной мир переставал для меня существовать, и то, как выглядит моя любимая, меня вовсе не волновало. Мертва она или жива, даже через тысячу лет, она будет незаменима.

Да, позволив ей тогда умереть, как на шахматной доске, я, пожалуй, сделал неверный и роковой ход. Но… Какое дело это сейчас играет? Никакого.

Когда я уже все обдумал и поднял растерянный взгляд на Гарса, он, как я и полагал, смотрел на все это с холодной отстранённостью.

Несмотря на нашу давнюю дружбу, чуть ли не по часам, он отдалялся, и растворялся во мгле своего существования. Я всегда знал, что однажды, самый старший брат семьи Эннесов меня оставит. Когда – это лишь вопрос времени.

– Что пишут? – Поинтересовался Гарс. Мой взгляд скользнул по обуви рыжего. Склонив белую голову и сощурив глаза, ответил.

– Лучше сам погляди, я черт знает, как это объяснить. – Я всунул в протянутую ладонь записку, и принялся стряхивать с одежды грязь и пыль.

Оглянувшись, понял, что надо вернуть могилу в исходное положение. Мне захотелось прыгнуть туда обратно, что я и сделал, но лишь затем, чтобы рассмотреть остатки лица Изабеллы, и, поцеловав ту в щеку, вылез, и закрыл крышку, обещая, что больше ее раскапывать не стану.

– Мд-а, кисло, – Констатировал Эннес, пытаясь рассмотреть бумажку на свету.

– Что думаешь? – Поинтересовался я.

—Либо мы имеем дело не только с твоим братом, Энтони. Но и скорее всего, вампиром который способен в будущее заглянуть. Ну и допускаю мысль, что Джон просто над тобой шутит. Это в его стиле.

– Не думаю, что это шутка. – Мой взгляд метнулся к сороке, неприятно гаркнув, севшей на ветку дерева. Было ощущение, что она решила собрать сплетен для остальных сорок из человеческого мира. – Джон никогда просто так не показывался через записки, чисто для шутки ради.

– В таком случае, первое предположение, все ещё актуально. И оно непредвещает ничегошеньки хорошего, Энтони. – Эннес хотел договорить, но заметив рядом с нами постороннего, моментально того настиг. И мне довелось только под стрекотание сорок слушать еще будоражищие кровь, крики.

Обернувшись, я заметил рядом практически не запачканного Гарса.

– Лишние вампирские уши нам не нужны, думаю?

– Ага, – моя персона лишь скучающе согласилась.

– Что ты собираешься делать дальше? Пропустить мимо или забыть – мы не имеем права, просто логически посудив. Считалочка явно имеет смысл, и какой именно можно думать долго. Но первый и самый вероятный вариант – это относится к нам всем, и скорее всего, нашим будущим знакомым.

– И к Анне?

– И к Анне в том числе.

– Бежать?

– А ты сможешь? А Анна? А Лиза?

– Нет… Черт…

– Как бы это ни странно не звучало именно от меня, скорее всего, придется смириться, попытаться изменить сюжет считалочки и потянуть на себя одеяло. Наша сторона должна быть в выигрыше, я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь. Наше первое испытание – это близнецы Харрисы.

—Харрисы?

– Ну те, кто на площади спектакль устроили. Странное у них однако понятие о пьесах, если честно. – Саркастично заметил Гарс, пытающийся уже с минуту стереть пятно крови с края строгой рубашки. – И, знаешь, у меня лично странное предчувствие, насчет произошедшего.

– Ты о чем?

– Ну не сходятся у меня некоторые моменты. Есть такое ма-а-аленькое предположение, что это не близнецы были вовсе. Они отбитые, но не стали бы себя лишать зрения ради зрелища.

– А кто тогда, – Мне показалось, что мой тон был слишком скептичным.

– Куклы, – под мой еще более скептичный взгляд, Эннес пояснил, – Ну… Кукольница та, явно не просто взрывающимися куклами торгует, вероятно способна создавать что-то по типу марионеток. Только как те работают, я объяснить, увы, не могу. Опять-таки, это чисто моя интуиция.

– Тебе бы в гадалки податься, Гарс, – Тут же пошутил я, – Они тоже всякую ересь несут часто.

– Ужас, иди-ка ты в задницу. Я тут распинаюсь, а меня в бреде обвиняют.

– Нет, ты конечно прости меня, грешного, но серьёзно. Какие к черту марионетки? Я бы почувствовал, если бы кровь была поддельная.

– Ха-ха-ха, придурок, ты не понял? То упоминание, что те тебя глазами выискивали, ни о чем не говорит?

– Говорит только о том, что куклы на такое не способны.

– Откуда тебе знать? – Гарс даже как-то пододвинулся ко мне, пронизывающе заглядывая мне в глаза. – Мне кажется, что Харрисы только и рассчитывали, что там будут вампиры, подобные тебе. Чего они успешно добились, – Эннес прихлопнул в ладоши, и расплылся в полной злым сарказмом улыбке.

– И что дальше?

– Хах, пошли-ка, я тебе поведаю все по пути к дому Лизы. Темнеет.

Молча, мы выдвинулись. Шагая, я отсчитывал каждую секунду, когда он изволит мне рассказать то, что нужно.

– Они выбирали на кого охотиться. – произнес вдруг Гарс. – И успешно нашли, прошу заметить, но по сюжету считалочки, они проиграют эту охоту!

– С чего ты взял?

– Боя не было. Он настанет скоро, вот-вот будет, но не настал. «Впятером в бой ринулись, шестеркой очутились», ни слова о потерях, между прочим.

– Я не стал бы полагаться полностью на считалочку.

– Я тоже, но это вынужденная мера.

– Ну наконец-то вернулись, – послышался голос Елизаветы.

Моя подруга стояла со спокойным лицом, и молча после этого пригласила меня и Эннеса в дом. Внутри нас кинули задумчивыми взглядами Анна и Амелия. Вторая все еще на меня поглядывала со спесью злости, которая только могла в ней очутиться. Клейторн мазнула взглядом только по Гарсу, на меня, кажется, даже не обратили внимания, что не могло не радовать.

Вечер начинал потихоньку накрывать округу темными когтистыми лапами, я бросил мимолетный взгляд в окно, и после поспешил ретироваться, уж не думаю, что мне хватит сил для бесед со всеми. Поднимаясь по лестнице, я наткнулся на Дорину, нёсшую в одной руке книгу, как я успел разглядеть, там было название, присущее типичным легким романам. Когда Эннес прошла мимо, остановилась, глянула на меня мутным, ничего не говорящим взглядом, и пошла далее своей дорогой.

Я открыл дверь в свою комнату. В отличие от комнаты Анны, у меня было все в светлых тонах.

Не переодеваясь, совсем грязным, провонявшем всем, чем только возможно, я сел за стол, достал из ящика книжицу, взял перо. Раскрыв на новенькой страницу блокнот, на ней я начал выводить слова.

« Опять меня преследуют одни проблемы, быть может я самый обычный параноик? Неспроста вся эта неделя выдалась мне крайне болезненно, я не хотел бы повторять ее еще раз.

Во всяком случае, я понимаю, что разрушаюсь изнутри, рассыпаюсь как песок на берегу моря в ладошке симпатичной девы. Но никому нет до этого и малейшего дела, как и мне самому.

Мне нравится эта эйфория испытываемая мною во время потерь, и она же меня ломает словно спичку. »

Я захлопнул дневник, откинулся на спинку стула, вздохнул, кажется, с облегчением, и уже находясь в полудрёме, вдруг решил поразмышлять надо всем, но и это мое, совершенно скромное удовольствие отрезали, как торчащую ниточку на одежде.

– Как ты? – Как бы невзначай спросила Лиза, – Выяснила от Гарса, что ты на могилу к Белле ходил. Опять галлюцинации?

Я хохотнул. Хохот вышел грудной, низкий. Обернувшись, я посмотрел на Штицхен: все та же строгая одежда, как и обычно. После того как я отвернулся, все-таки ответил.

– Есть такое. Ты ведь знаешь, меня это не отпустит до самой смерти.

– Понятно, – Лиза тут же скрылась, ненадолго только, всучила мне пузырёк с какой-то дрянью, и строго посмотрев, сказала в приказном тоне, – Пей. Тебе это даст передышку, и уснёшь нормально.

Мой вымученный, усталый взгляд упал на переливающуюся зеленую жидкость, вязкую, густую. Откупорив деревянную крышечку – вздохнул, и опрокинул в себя все содержимое под одобрительный взор Лизы.

Она мне часто помогала избавиться от галлюцинаций хотя бы на время, и это помогало. Вкус жижи отвратный, похожий на что-то протухшее, но действенный, сон после этой штуки спокойный и крепкий, и самочувствие улучшается хоть по ощущениям.

Я дружелюбно поблагодарил Штицхен за оказанную помощь, и отправил ее к себе, и сам тоже свалился на кровать. Стоило мне это сделать, как сон накрыл меня моментально.

Я брел по лесу, незнакомому, окутанному странным прерывистым туманом, несмотря на ночь, жара стояла невыносимая, казалось, что дышать даже нечем было. Оглянувшись, я понял, что идти кроме как наобум ничего не оставалось, и шагать мне довелось недолго. Я вышел на поляну, устланную сплошь ликорисами ярко-красного, скорее даже кровавого цвета. Посреди этой поляны сидели две девушки.

Одну со спины я узнать не сумел, а вторая, будто бы уже глядела мне прямо в душу, ожидая реакцию. Изабелла.

Я, по понятным причинам ринулся тут же к ней, свалившись рядом на колени, оглядел ее. Целая. Живая. Прямо передо мной.

Маккефи мне улыбалась той улыбкой, которую я запомнил. Хотелось разрыдаться. Я потянулся рукой к лицу Изабеллы, желая коснуться. Ее золотистые глаза с зеленым отливом, тепло наблюдали за моими действиями, черные кудри развивались на ветру, создавая на голове пушистость.

Когда я коснулся, понял, что ее кожа мертвенно бледная с синим оттенком, а она сама будто бы ледяная.

Стоило мне чуть смелей сделать движение, как ее кожа, словно тухлая кожура сползла, обнажая плоть, в которой извиваясь ползали жирные опарыши. Я отпрянул как ошпаренный, а Маккефи разозлившись схватила меня за запястье, и притянула руку обратно к своему лицу.

Вдруг послышался голос той девушки, которую я не узнал, но после того как она заговорила, мне стало по-настоящему страшно.

– Ну что ты, Энтони, – протянула сладко Анна, – Ты ведь должен знать, чего достоин. Зачем такое ничтожество как ты посмело прийти к ней? Выкопать?

Принцесса подошла ближе и заправила в мои волосы цветок нарцисса. Наклонилась ко мне, хотела наверное что-то сказать, но вместо этого, изо рта трупные черви вывалились ко мне на плечо, противно подергиваясь. Я, неясно зачем, оглянулся на Клейторн, но на меня смотрел не иначе как труп. Глаза выпученные, словно они вот-вот выпадут. От густой шевелюры осталось несколько небрежных пучков в разных местах на голове.

Вокруг был только приторный запах разложения. Сложно признавать, но я оцепенел. Мне было очень страшно.

Вернув взор на Изабеллу, я застал ее за занятием, весьма странным, если в нынешней ситуации слово «странным» еще уместно. Она взялась за голову руками, и после того как я на нее посмотрел, взяла ее, и оторвала.