Энкиду: человек-зверь

Глава 𒐕.

Два соратника

Все кончено. Он был повержен, лег замертво. Весь кедровый лес завыл при виде своего убитого стража. Хумбабе пришел конец, и добро восторжествовало над злом. Именно так подумал Энкиду, пытаясь медленно встать после изнурительного боя, вытряхивая свою густую и темную, как смола, шерсть. Капилляры на его глазах так полопались, что затмили своей кровью его голубые глаза. Могучее тело, что скрывалось под шерстью, было покрыто синяками и шрамами. Мучительная боль пронизывала его с головы до ног и не давала подняться. Лишь только вид поверженного врага служил ему успокоением.

Над гигантским трупом возвысился величественный силуэт. Это был Гильгамеш, вставши прямо на грудь убитого чудовища. Он поднял окровавленные руки вверх, в знак своей победы.

– Вот она! Мы одержали великую победу, друг мой! – громогласно и с хрипом обратился Гильгамеш к своему товарищу. – Эта победа позволит всем наконец выдохнуть с облегчением!

– Да… мы это сделали,  – слабо ответил Энкиду.

– Что с тобой не так? Нас же будут чествовать как героев! Эта победа станет роскошным украшением к твоей долгожданной свадьбе, – Гильгамеш поспешил поднять Энкиду на ноги.

– Да… моя свадьба, точно, – Энкиду ещё не пришёл в себя, но сознание потихоньку возвращалось к нему.

– Давай тогда поторопимся. Нам ещё идти и идти до Урука. Не будем заставлять ждать твою невесту!

Хромая, перекачиваясь с ноги на ногу, двое товарищей направились домой. Хоть и была уже поздняя ночь, лунный диск освещал идущим героям дорогу.

Гильгамеш шёл впереди. Даже хромая, будучи весь в синяках и ранах, он внушал страх и уважение. Широкие плечи, огромный рост, густая черная борода и помпезные царские одеяния – вид, подобающий полубогу. Его кожаный жилет был весь изодран, тушь на глазах потекла, а сандалии едва держались на ногах. Густые и кудрявые волосы на голове он собрал в хвост. Позади него шел почти на четвереньках от усталости Энкиду – получеловек, полузверь. Прошло много лет, как он очеловечился. С тех пор он стал носить набедренную повязку, а волосы на голове собирать в косу, клыки чистить кедровыми хвоинками, а глаза подчёркивать тушью.

По пути к ним попадались люди, которые уже шли рубить многовековые кедры. Проходили они мимо, естественно, в низком поклоне перед царем. Сам же Гильгамеш каждый раз, когда кто-то проходил, повторял одно и то же: «Хумбаба повержен, лес можно рубить без страха.»

Энкиду потихоньку начал прозревать. К нему вернулось сознание. Тут то лицо человека-зверя засветилось счастливой улыбкой во все 30 зубов и 2 клыка. Над его головой светила полная луна ровно шестидесятый раз с того момента, как он был повязан долгом службы. Теперь он мог считаться свободным человеком и наконец получить право на свадьбу. Эти мысли заставили его воспрять духом, и заторопиться вернуться в свой дом, там, где его ждет она. Только ноги предательски затекли от усталости. Он уже подумывал начать идти на четвереньках, но Гильгамеш заявил, что уже потемнело и лучше устроить привал. Тут то к нему и обратился Энкиду:

– Царь мой и верный друг Гильгамеш, должно быть мы находимся во сне? Богов ради, не буди меня! Неужто победа над Хумбабой стала нашим последним подвигом? Всё кончено?

– О да! – с небольшой паузой ответил ему Гильгамеш. – Всё кончено.

– Значит мы идём на мою свадьбу?

– Я так тебе и сказал. Ты только сейчас пришёл в себя? Должно быть не слабо ты по голове своей получил.

– Хах! Видимо да.

Гильгамеш успокоил своего друга, которого слегка повело от собственного счастья. Он повторил ещё раз, что нужен привал. Вырвав с корнем сухое дерево, царь города Урук сломал его пополам, будто это всего лишь камыш, и принялся сооружать из него костёр. Найдя поблизости нужные камни, он одним ударом добыл искры. Костер был готов, и очень кстати; в этой лесистой местности всегда холодает с заходом солнца.

Друзья улеглись поближе к огню. Между деревьями пробегал совсем не лесной, а скорее степной ветер, который видимо заблудился. Листва в округе нашептывала что-то невнятное, а трава беспокойно зашевелилась сама по себе. Вся живность этих земель, которая во время поединка поспешили сбежать подальше, не торопилась вернуться. Единственное зло лежало мёртвым, чего же никто не возвращается? Эта мысль быстро появилась в голове Энкиду, но также быстро и исчезла. Теперь все его мысли были только о том, как по скорей вернуться домой. Гильгамеш, сидевший напротив Энкиду, и видя его счастливое лицо, заговорил:

– Я ведь говорил тебе, что мы добьемся великих свершений. Я не солгал, а ты во мне сомневался.

– Да, не зря я тогда прислушался к тебе. А я ведь сразу и не поверил. Даже стыдно это признавать, но я долго ожидал от тебя, царь мой, какой-нибудь уловки. Спустя столько лет, я честно могу перед тобой признаться, что несказанно счастлив иметь такого друга, как ты.

– Ну вот! Я нисколько не сомневался в тебе и уж тем более в себе. Я подарил тебе такую славу. Урук будет помнить своих героев, принесшие ему победы. Ты ведь ещё помнишь, как мы вдвоём сумели взять штурмом высоченные стены Лагаша? Или как ты не поспевал за мной в Кише?

– Конечно помню! – Энкиду снова засиял. – И то, как мы сидели и пировали потом вместе, в честь победы.

– А то, как нам пришлось потом идти обратно со всем этим грузом из трофеев, которыми нас так любезно одарили в Ниппуре?

– Голова может и не помнит, а спина надолго запомнила, – два товарища расхохотались.

– Свой первый день в Уруке ты то точно помнишь, да?

– Да. Даже спустя все эти годы службы, – улыбаясь всеми зубами, искренне говорил Энкиду. – Я всегда буду перед тобой в долгу. Надеюсь, что наша с тобой дружба останется такой крепкой до конца наших дней!

𒀭 𒀭 𒀭

Энкиду сорвался с места, перепрыгнул костёр и начал разъяренно бить Гильгамеша. В ход пошли когти, кулаки и зубы. Поднялся огромный клуб дыма, который потушил костер. Гильгамеш, срочно перегруппировавшись, отбросил Энкиду от себя ударом в грудь. У Энкиду сразу же сбилось дыхание, воздух резко покинул его лёгкие. За первым ударом в грудь последовал второй, уже прямо в морду разъяренного человека-зверя. Энкиду от двух ударов отшвырнуло на несколько метров. Но он незамедлительно поднялся обратно, расплескав по сухой земле свою потекшую из носа кровь. Не дав себе ни секунды передышки, он в бешенстве набросился на Гильгамеша. Обрушивая удары со страшной силой, Энкиду был в бешенстве. Из его рта сочилась слюна, перемешанная с кровью, а его и без того покрасневшие глаза ещё сильнее покраснели. Удары были настолько сильные и свирепые, что в округе закачались деревья, а земля стала трескаться под ногами дерущихся.

– Угомонись! – закричал Гильгамеш, но Энкиду не слышал его. Завязалась страшная драка. Дерущиеся могучие существа не церемонились и били, что есть силы, спугнув всё живое ещё дальше от кедрового леса.

Сражавшиеся товарищи были итак утомлены поединком с Хумбабой, потому бой долго тянуться не мог. Энкиду уже не мог скрывать боль от могучих ударов полубога. А Гильгамеш был непоколебим. Человек-зверь начал пытаться уворачиваться, бить непривычными и для себя ударами. Это выдало в нем усталость, и Гильгамеш понял, что Энкиду уже дерется отчаянно. Его шерсть стала разлетаться как пух, а удары становиться все слабее и слабее, но они все равно представляли опасность. От таких ударов обычный человек бы разлетелся на части, но они летели в сторону полубога.

Гильгамеш решил покончить наконец со всем этим. Он схватил Энкиду за руку и потянул к себе. Второй рукой он перехватил его за шею и перешвырнул громадного Энкиду через себя так, словно тот и вовсе ничего не весил. Приземлившись с большим грохотом, Энкиду поднял в воздух еще больше пыли. Гильгамеш всем своим весом встал коленом ему на грудь.

Тот лишь грозно рычал, как пёс, загнанный в угол. Он пытался освободиться. Гильгамеш, взглянув прямо в бешеные глаза Энкиду, тяжело вздохнул и начал со всей силы забивать голову его своими кулаками в землю. Земля затряслась как от землетрясения. Струи крови летели во все стороны. Гильгамеш не останавливался до тех пор, пока Энкиду не перестал шевелиться.

На этом всё наконец затихло, но эта тишина была громче любого крика. Боги, видя это, а это несомненно привлекло их внимание, устроили между собой настоящий скандал. Творение Аруру нашло свое предназначение, но вот только все пошло абсолютно не по плану. Энкиду умирал, из его глаз и ушей сочилась кровь. Его сердце, которое ещё пару минут назад билось в ритме счастья, останавливалось.

Глава 𒐖.

Ответ на произошедшее в нынешнем дает лишь взгляд в прошлое

Две великие реки превратили сухую пустыню в бескрайний, цветущий сад. Своими водами они зародили жизнь, и люди прозвали эти края Великим Междуречьем. Солнце грело эти земли, вода поила все живое, а животные бродили здесь в полном покое.

На страже этого покоя был невиданный никем ранее дикий зверь. Животные при нем чувствовали себя в безопасности, при том, что он абсолютно не был на них похож. Зверь походил на хищника со шкурой дикого тура, но он никогда не охотился. Конечности и туловище напоминали обезьяньи, а повадки как у антилопы. Но он не был ни приматом, ни кем-либо из живущих в этих краях зверей. Это не мешало зверю быть частью любой стаи или стада. Животные держали с ним особую, невидимую связь. Он называл их своей семьёй, а они это понимали и были рады ему. Он пил из того же ручья, что и они, жевал траву и ел насекомых, как и они. Он находил себе покой среди лошадей, антилоп и даже хищных львов. Он никого не обделял. Птицы кружили над его головой, оказывая тем самым ему уважение, сопровождая его везде, куда бы он ни направился.

Покой и умиротворение обитали в этой великой природе. Всё гармонично сочеталось в ней. Каждое порождение Богов нашло себе место, кроме одного. Люди, а точнее, охотники. Они искали зверя, что не давал им охотиться и пасти скот в этих краях. Они приходили часто, и их было много. Вооружены они были всегда стрелами, копьями и даже булавами.

Охотники бесследно пропадали. Их разорванные на части тела было невозможно найти или опознать. У них не было никаких шансов перед зверем, обладавший непомерно большой силой. Одним своим ударом он разрывал людей на части. Его когти могли прорезать любую броню. Его шерсть и кожу не могла поразить ни одна стрела. Каждый раз новые охотники, полные энтузиазма и рвения, приходили в эти дикие края, покидая свои деревни и города, обнесенные стенами. И каждый раз их постигала одна и та же участь – страшная смерть.

Зверь не понимал этих людей. Зачем им его браться и сестры? Пусть лучше питаются всем тем, что дает им земля. Эти люди не могли смириться с тем, что зверь не давал им охотиться. Однажды они даже жгли какие-то зловония, в попытке отравить его. Это всё было тщетным.

В один спокойный день зверь бежал на четвереньках вместе с антилопами. Его это всегда забавляло. Антилопы никогда не давали себя догнать, но и не отрывались слишком сильно от него. Но в этот раз они все в один миг перепугались и разбежались в разные стороны, оставив его одного и в полном недоумении.

Принюхавшись, он учуял запах. Чутье никогда его не подводило. Запах был человеческий, определенно, но совершенно непривычный. Обычно зверь всегда чувствовал приближение охотников. Они пахли страхом, потом и смелостью одновременно. В этот раз что-то сильно было не так. Зверь стал прислушиваться и принюхиваться сильнее. Топот антилоп затих, и он услышал шаги, человеческие шаги. Странные, больно маленькие и не увесистые шажки были у этого охотника. Зверь начинал гневаться от непонимания.

Он устремился к источнику запаха и звуков. Он было где-то за холмиком. Зверь бежал на всех своих лапах. Его грязная шерсть развивалась на ветру, отгоняя от него насекомых. Преодолев холм, он залег в засаду, в высокой траве. Шаги стали намного отчетливее. Какие-то маленькие и аккуратные шажки. Может это детеныш человека? Именно так подумал сначала зверь. Но запах был как от взрослого человека, который будто измазался в пчелином мёде. Зверь выждал момент, когда человеческие шаги будут слышны максимально близко. Он резко выскочил из засады, рассчитывая схлестнуться в страшном бою, но также резко и остановился. Перед ним оказался безоружный человек, вовсе не в доспехах, без бороды, босиком, другой формы и с другим лицом. Это была женщина. Зверь никогда не видел женщин. Вместо грубой и темной кожи охотников, она словно была сшита из белой ткани. Вместо чёрных и грязных волос у неё были красные и чистые локоны. Зверь не понял кто это перед ним. Он никогда не сталкивался с самками людей.

Она молчала, лишь только дышала сбитым от испуга дыханием. Засада зверя сильно напугала ее. На ней было синее и длинное платье, сшитое из дорогой ткани. Её немного смутил запах зверя, а его смутил её вид. Они очень долго еще смотрели друг на друга, сохраняя неподвижность. Похоже, что зверь просто завис в непонимании от того, что делать. Вдруг, очень неожиданно, девушка первая потянула руку к зверю. Открытой ладонью она тянулась к нему, чтобы будто погладить или поприветствовать.

Это было неслыханно! Никто в своём уме не потянул бы руки к дикому зверю. Но ещё большей неслыханностью стал тот факт, что зверь непроизвольно позволил ей это сделать. Он всегда чувствовал угрозу от охотников. Здесь он чувствовал, что угрозы нет. Для него самого стало шоком то, что он позволил к себе прикоснуться. Своей грубой кожей и грязной шерстью он почувствовал нежное и ласковое прикосновение.

Поглаживая, она стала говорить человеческой речью. Он ничего не понимал. Зверь никогда не понимал речи.

Она продолжала тихонько и медленно говорить. Всё это стало настолько непонятным и настолько неправильным, что зверь будто бы резко испытал стыд перед самим собой. Он прорычал как дикий лев, и сбежал.

Вернувшись к своим братьям, тая в себе секрет контакта с человеком, стыдясь этого, он не подавал виду. Прошло много дней, но что-то было уже не так. Антилопы, кабаны, лошади на водопое стали держаться подальше от зверя. Неужели они что-то узнали? Зверь не понимал такого поведения от сородичей. Теперь он пил воду отдельно ото всех. И, возможно, всё бы со временем вернулось на круги своя, но только женщина не исчезла. Она вернулась, зашла необычайно далеко для человека вглубь мира зверей, тем самым заставив главного защитника этих краев врасплох. От такой дерзости зверь свирепел. Он рычал, скалил зубы, делал всё, чтобы она испугалась и ушла. Она уходила, но на следующий день всегда возвращалась. Зверь не мог напасть на беззащитную женщину. Она ничего не сделала ему, как он это думал поначалу.

Зверь еще не понял, что в глубину его души было посажено семя. Это семя уже начало прорастать, пускать корни в его тело, сердце, голову и глаза. Осознание этого семени внутри себя до зверя дошло только тогда, когда он понял, что он стал все время думать об этой странной женщине.

Он проигрывал эту схватку, именно так ему казалось. Нельзя было поддаваться обману. Он дал себе обещание, что при следующей встрече он убьет человека, как делал это не раз.

Все же он успокоил свой разум от бури непонятных мыслей. Только так он сумел вернуть себе спокойный сон по ночам. Теперь зверь спал возле стаи львов, будто пытаясь найти среди них покой. Львы же не спали при нем. Они недоумевающе разглядывали своего друга так, словно он был их раненый сородич.

С наступлением утра он проснулся от наплыва бури мыслей. Его сознание пыталось воссоздать тот день, когда он впервые встретился с этой женщиной на самом краю мира животных. Зверя одолела навязчивая мысль вернуться на то место, дабы точнее всё вспомнить и понять, что его поразило. Не приняв пищи, он побежал туда, на то самое место встречи.

Наконец он прибежал туда, то самое место, тот самый холм и та самая трава. К своему страшному удивлению, зверь наткнулся прямо на нее. Женщина была там, будто ждала его. Она принесла хлеба и молока в глиняной чаше. Зверь повис ещё сильнее, чем в прошлый раз. Он никак не желал встретить ее тут.

Она ему улыбнулась. На тот момент он ещё не понял, какое страшное оружие она применила в против него – улыбка. Она дала ему хлеб, он никогда не ел его. На вкус хлеб оказался вкуснее травы. Молоко было коровьим, он всегда его пил, но это молоко было вкуснее. Зверь даже не понял, когда он начал принимать пищу, которую она ему давала. Это его успокоило. Пелена тревоги стала покидать его разум.

Установленное себе обещание убить женщину при встрече было нарушено с полным провалом. Последующие семь дней он стал приходить туда, на место их первой встречи. Зверь окончательно был повержен. Вне времени их встреч, ему было ужасно плохо. Его отравили. Сердце болело, а все мысли были теперь только о ней. Он больше ни о чем не думал, кроме как об этой странной женщине. Она гладила его шерсть гребешком, носила ему хлеб и молоко. Он только смиренно сидел и любовался ей.

Животный мир терял своего защитника. Звери стали отдаляться от него, или же он стал отдаляться от них. На восьмой день с того момента, как зверь встретил женщину, произошло что-то трудно объяснимое. Он проснулся в окружении своих братьев и сестер. Здесь были и коровы, и кабаны, и лошади, антилопы и даже шакалы со львами. Над ними кружились птицы разных видов и окрасов. Никогда ещё зверь не видел их всех в одном месте одновременно. Они все смотрели на него печальными глазами. Он ничего не понимал. И вот краем глаза он увидел её. Она пришла сюда, стала тихонько подходить к нему. Это напугало его. Ему казалось, что всё это просто какой-то глупый сон. Почему они все здесь?

Женщина подошла как никогда близко к нему. Зверь тяжело задышал от осознания того, что она так рядом. Она схватила его за бородку и резко, неожиданно, нежно поцеловала его в губы. Все что было в его прошлом перестало существовать в его воспоминаниях. Он почувствовал, как звери занервничали, и резко отпрыгнул от неё. Его братья и сестры отвернулись от него и начали уходить.

– Братья? Сестры? Что же с вами? – стал обращаться зверь к своим сородичам. Они его не понимали, или игнорировали.

– Куда же вы? Вы не слышите меня? Семья? – продолжил пытаться достучаться зверь до своих сородичей. Они стали удаляться еще быстрее.

– Они больше не твоя семья, – услышал за своей спиной зверь.

– Что? Я понимаю тебя? Как такое возможно? Скажи почему они уходят?

– Они не принимают тебя, как за своего, – нежно и даже с долей вины сказала девушка зверю.

– Что ты наделала? Как я буду теперь жить без братьев? Я – никто без своей стаи!

– Ты более не зверь, я лишь сделала тебя тем, кем ты всегда и являлся – человеком.

– Я не человек!

– Позволь мне доказать обратное.

Зверь молчал, продолжая стоять почти неподвижно.

– Ты сожалеешь о том дне, как меня встретил? – все также нежно спросила его красноволосая девица.

– Нет, вовсе нет. Та встреча принесла мне боли, но это был, наверное, лучший день в моей жизни.

– Так получается людская компания тебе была слаще животной. Пойдем со мной. Я помогу тебе войти в мир людей. Мы – твоя настоящая стая. Тебе больше незачем быть в мире зверей!

Зверь задумался очень глубоко и тоскливо. Он еще раз обернулся, желая увидеть своих братьев и сестер. Их больше не было, даже птицы перестали кружиться над его головой. Один человеческий поцелуй перевернул его жизнь. Он должен был её ненавидеть, но этот прекрасный поцелуй оставил след в его душе.

Он согласился. В тот же миг он встал на две ноги, выпрямился. С его шерсти посыпалась пыль. Он был абсолютно голый. Девушка подошла к нему, собрала его волосы на голове в хвостик, расчесала бороду, а вокруг пояса нацепила набедренную повязку.

– Как твоё имя? – спросила она зверя, глядя в его голубые как небо глаза.

– Имя?

– Да, как тебя все звали?

– Меня никто, никогда и никак не называл.

– В мире людей у всех есть имя, так ты поймёшь, что к тебе обращаются. Меня зовут Шамхат.

– Я… я не знаю даже.

– Просто прислушайся к себе. Выбери себе имя, и мы пойдём с тобой навстречу к человечеству.

– …. Эн… ки… ду, – очень аккуратно и неуверенно сказал зверь, а может уже и не совсем зверь.

– Энкиду, у тебя очень красивое имя, – с улыбкой сказала ему прекрасная Шамхат.

Глава 𒐗.

Мир людей

Тоска. Тоска преследовала Энкиду на каждом сделанном шагу, пока Шамхат смело вела его в мир людей. Позади остался привычный ему мир зверей, который он больше не узнавал. Хотя точнее было бы сказать, что мир зверей не узнавал Энкиду. В его душе была даже какая-то доля разочарования. Долгие годы он оберегал обитателей лесов и степей от нападок и вторжения человека, и в один миг они отвернулись от него. Хотя эта мысль в его голове и дала верный ответ – защищал от нападок людей, а потом сам же и ушёл к людям. А может это Энкиду предатель? Эта мысль заставила его замедлиться. Шамхат стала вести его за руку.

В один момент он остановился, и сказал:

– Нет, я не могу. Я не пойду с тобой. Это неправильно.

– Почему? Что тяготит твою душу? – сказала Шамхат, испугавшись.

– Я предал их. Я ушёл, и тем самым оставил зверей на произвол жизни, – говорил Энкиду с большим трудом. – Что я наделал? Мне нужно вернуться.

– Не говори так! Ты не предавал их. Ты не сделал им зла, не перестал их защищать, – Шамхат говорила очень успокаивающим тоном. – Не вини себя, вини лучше меня! Я виновата, что увидела в тебе человека, отнеслась к тебе так, как подобает относиться к людям. Я лишь проявила к тебе заботу. Но если тебе это чуждо, вернись обратно, но ты не перестанешь быть человеком в мире зверей, а мог быть человеком в мире людей. Ощути же настоящее родство.

С этими словами Шамхат сжала ладонь Энкиду. Её прикосновения заставляли его нервничать. Он не понимал природу этого чувства, которого никогда не испытывал. Сказанные ею слова абсолютно были не слишком убедительны, но вот её нежная ладонь, которая держала грубую, покрытую мозолями руку Энкиду, оказала больше эффекта, чем тысячи слов. Он продолжил путь, теперь уже не отпуская её. Она рядом с ним, а дальше уже ничего не имело значения.

Они провели в пути весь день, но для Энкиду это было мимолетным мгновением. Он не заметил, как уже стемнело, и что они уже куда-то пришли. Шамхат привела его к первому оплоту мира людей – обычная, маленькая деревня пастухов и землепашцев. Пришли они как раз к моменту, когда солнце уже ушло далеко на запад, отдав темноте полную власть над небом и землёй.

Деревня была маленькая и ничем не примечательная. Она состояла из обыкновенных, глиняных и невысоких домов с деревянными дверьми. К каждому дому был пристроен сарай, из которых были слышны мычание коров. Заборы вокруг домов состояли из хилых веток, за которыми бегали курицы и гуси. Людей уже почти не было на улице, и Шамхат была одновременно и рада этому, и обеспокоена. Да, она не лгала Энкиду – он для неё действительно было самым настоящим человеком, несмотря на его нечеловечески могучий стан, словно высеченные из камня мускулы, которые было видно даже под его плотной шерстью. Но все же для простых жителей, особенно в темноте, он покажется кровожадным чудовищем. У подхода к деревне она замедлилась, одновременно вглядываясь, как бы не привлечь лишнего внимания к своему путнику. Убедившись, что в такую позднь люди уже закрылись от тьмы в своих домах, она повела Энкиду через всю деревню, в самую окраину, где она приметила старый, заброшенный, полуразвалившийся сарай. Этот сарай был для Шамхат пристанищем ещё в момент, когда она посещала мир зверей.

Энкиду вовсе никак не возмущался тому, что его первым пристанищем станет сарай, а даже наоборот, был рад этому. Ведь сарай был полностью пропитан нежным и поистине гипнотизирующим запахом прекрасной Шамхат. Она, почти как ребенка, уложила его спать на солому. Былое беспокойство полностью покинуло человека-зверя, и перешло к Шамхат: «Как же сделать так, чтобы люди не пугались его? А вдруг они нападут на него? Или же спровоцируют? Нужно как можно сильнее его очеловечить». Она оставила мирно уснувшего Энкиду, а сама направилась ночевать в маленьком капище богини Инанны1, заодно рассчитывая найти помощь в молитве.

𒀭 𒀭 𒀭

Раннее утро в деревне всегда знаменуется надоедливым кукареканьем петухов. Выросшие в среде тотальной ответственности дети выработали в себе инстинкт вскакивать на ноги при первом же петушином крике. Выбегая из своих небольших и глиняных домов, детишки сразу начинали утреннюю работу. В обратном же случае они могли бы получить удары розгами от своих строгих родителей.