- -
- 100%
- +
Маленький сонный мальчик протирал глаза как только мог, стараясь тем самым вытащить свой разум из царства грёз, и уже вступить в менее приятное царство своего отца – сарай с коровами и курицами. Первым же делом он пошел за большой чашей, чтобы подоить туда свежего молока. Успешно справившись с этим, едва не разлив все молоко на землю, мальчик занялся сбором куриных яиц. Курицы яростно прыгали возле него, не желая отдавать яйца. Но этот кудрявый, смуглый мальчик, не достигший возраста пяти лет не боялся так куриц, которые прыгали прямо перед его лицом, как боялся бы строгого выговора отца. Отгоняя куриц руками, он, случайно перестаравшись, перекинул одну из куриц прямо за их деревянный забор. Та сразу стала убегать куда её мелкие и глупые глаза только глядят. Мальчик в тот же миг перепрыгнул забор и побежал вслед за беглянкой. Это было настолько раннее утро, что солнце ещё только восходило, и мальчик в полном, пока что, одиночестве бежал за курицей своей семьи. Она вовсе не собиралась останавливаться, и бежала прямо в сторону старого, заброшенного сарая. Мальчик бежал полный злости и досады из-за такого «доброго» для него утра. Курица почти забежала внутрь сарая, как мальчик успел схватить её за крыло прямо на пороге. Схватив ее за клюв, чтобы она наконец перестала шуметь, мальчик вытянулся во весь свой небольшой рост, почувствовав облегчение. В этот самый момент он заметил краем глаза какой-то комок шерсти, который показался ему сначала козьей, но вглядевшись, он понял, что это чья-то большая, шерстяная нога. «Барашек? Или волк? Такой чёрный?», – задумался мальчик и решил заглянуть в сарай. То, что на первый взгляд показалось маленьким комочком шерсти в его глазах, стало превращаться в огромную тушу. Глаза мальчика расширились от страха, перед собой он увидел настоящее огромное, мускулистое и страшное чудовище, которое похоже, что начало просыпаться из-за всей суеты снаружи. Мальчик стиснул зубы от испуга, не поняв, что перед ним, и тут чудовище открыло глаза. Мальчик отпустил из рук курицу и со всех ног побежал с криками домой, будить родителей и всю округу.
А это проснулся Энкиду, немного удивившись тому, где и как долго он спал. Он не привык к тому, что над его головой была крыша, которая закрыла от него утреннее солнце. Также его удивило отсутствие Шамхат, вместо неё в сарае оказалась какая-то деревенская курица. Он взял её в руки и начал гладить своей могучей ладонью, в то время как мальчик весь в истерике кричал на всю деревню: «Чудовище!». Эти крики разбудили всех жителей. Выбравшиеся из царства грез взрослые стали выходить из своих домов. Их лица были очень угрюмые.
«Там чудовище! Там», – мальчик рыдал прямо перед своими родителями, которые уже думали, как бы настучать своему негоднику за то, что разбудил попусту всех уважаемых соседей. Но все же видя его слезы, глава семьи, вообще ни о чем не переживая, пошел в заброшенный сарай, чтобы всё проверить.
Кислые от шума, и опухшие ото сна лица соседей в одно мгновение переменилось на шок и испуг, когда рослый, широкоплечий и бородатый мужчина, который заглянул в старый сарай, с лицом неподдельного ужаса отбежал даже резвее своего сына.
– Боги всемогущие, чудовище! Народ честной! Все сюда! – кричал мужчина, подняв такой всеобщий испуг, что в тот же миг все мужчины взялись за свои орудия труда. Женщины попрятали любопытных детей обратно по домам, настрого запретив им выходить.
В этот момент, не показывая никакой агрессии, гладя в руках курицу, Энкиду вышел из сарая, недоумевая почему так стало резко шумно. Тут он и увидел многочисленные и расширенные от страха взгляды людей прямо на себе.
Шамхат, которая всю ночь молилась своей богине Инанне и уснула прямо возле алтаря, проснулась от шума и криков людей. Сразу всё поняв, она воскликнула – «О нет, Энкиду!», и выбежала прямо к источнику всего шума. Когда она добежала к старому сараю, она увидела большое скопление напуганных, но орущих людей, которые кого-то окружили. Шамхат стала толкаться и впихиваться между мужчинами, пытаясь прорваться к окруженному Энкиду. Она была сильно взволнована, боясь, как бы сейчас произошло непоправимое. Вырвавшись вперёд, она увидела удивленного Энкиду, который тихонько отпускал из рук курицу, так мирно сидевшая все это время в его руках. Люди кричали:
– Убирайся отсюда, чудовище!
– Что ты здесь забыл!
– Спасайте детей!
– Он опасен, держите дистанцию!
– Нет! Не трогайте его! – выбежала Шамхат, закрыв собою Энкиду от толпы напуганных людей.
– Не подходи к нему, он разорвёт тебя на части!
– Вы ошибаетесь, люди! Успокойтесь, он человек, такой же как и вы!
– Человек? – с таким возмущением разразилась толпа. – Жрица, ты ослепла? Или же обезумела? Уйди сейчас же, он убьет тебя! Лучше мы его убьем.
– Люди, он человек! Человек с головы до ног. Может он и выглядит как зверь, но в нем душа человека, а его глаза – человеческие! Он не совершил вам зла, не желает этого, так почему же вы хотите его прогнать?
– Да какой же он человек?! Он же даже не говорит! Весь в шерсти и у него клыки торчат изо рта. Глаза – это последнее, на что стоит обратить тут внимание, – раздался неожиданный хохот от этих слов.
– Он говорит! Он может говорить! – Шамхат продолжала в одиночку отбиваться словами и защищать Энкиду. Такое могучее существо стояло в недоумении и было под защитой такой маленькой и хрупкой девушки.
– Энкиду, скажи же хоть что-нибудь, – обернулась Шамхат к нему. – Скажи же им, что ты человек, и не желаешь им зла.
Энкиду оглядел своими голубыми глазами людей, и каждый человек, на котором он останавливал свой взор, замирал в страхе.
– Да, Я – человек, – наконец сказал Энкиду после небольшой паузы. – Я – человек, я не чудовище, и не желаю никому из вас зла.
Люди разинули свои рты от большого удивления. Мужчины даже приспустили свои орудия труда: лопаты, молотки, которые они так грозно держали по направлению к Энкиду.
– Он говорит. Боги, он говорит! – раздались многочисленные голоса людей.
– Вот, видите ведь… – хотела сказать Шамхат, слегка подойдя вместе с Энкиду к людям, как тут же её сразу перебили.
– Нет, нет, нет! Не подходи. Может ты и говоришь, как человек, но это ещё не значит, что ты им являешься по своей природе. Уходите, нам такое соседство не нужно.
От этих слов среди толпы пошли одобрительные возгласы. Никто не хотел подвергать свои жизни риску. Люди понимают лишь только тех, кто на них похож и чью жизнь они лицезрели; остальных же всегда посчитают за чудовищ, и не важно насколько ты будешь красив или уродлив. Всем проще понять только себе подобных, и Энкиду таким для них не являлся. Потому, невзирая ни на какие слова Шамхат (люди уже и не слушали ее), после очень долгих просьб, все же им пришлось уйти.
Края великой равнины между реками Фуратту и Идигной изобиловали плодородными землями. Там, где земля щедра и не капризна, всегда будут много деревень и городов. Шамхат и Энкиду, не теряя надежды, и несмотря на абсолютно бестактные слова в свой адрес, путешествовали от одной деревни к другой, в надежде хоть на какой-то тёплый приём.
Шамхат за время их небольшого путешествия приводила вид Энкиду к более человечному, однако более красивая набедренная повязка и кусок большой ткани через плечо едва ли могли спрятать столь нечеловечески могучее тело. Все же расчесанная шерсть сбавила устрашаемости в облике Энкиду. И вот наконец, спустя много дней, жители одной деревни, прямо неподалеку от крупнейшего города этого края, так и смогли не встрепенуться от вида человека-зверя. Деревня была обширная, состоявшая из сотен глиняных домов со своими дворами и сараями. По факту, эту деревню можно было бы и назвать городком, но здесь не было городских стен, храмов, дворцов или других построек, присущие городам. Все же жители её, возможно из-за близкого расположения к городу Урук, многого повидали за свою жизнь. А как известно, многого видавшего мало чем можно удивить. Потому Энкиду не создал паники и смятения среди людей. Он шел рядом с Шамхат, и люди смотрели на него с удивлением, изучая его с головы до ног. Они будто уже знали, что он должен был прийти, но всё никак не верили его приходу. Все же без искреннего страха и испуга не обошлось. Благодаря своему острому слуху Энкиду, услышал с другого конца деревни такую жаркую беседу между молодыми парнями:
– Боги всемогущие! Это чудовище во плоти! Мне даже смотреть на него страшно.
– Угомонись! Он может услышать.
– Мне жизнь дорога! И жизни моей семьи. Я иду в Урук просить помощи.
– Даже не смей! Ты навлечешь на нас беды в десятки раз хуже, чем может навлечь этот зверь. Разве ты не помнишь?
– Мы ведь подданные.
– Вот именно, для подданных пощада – это роскошь. Так что тебе стоит лучше побояться меня, чем это чудовище, ибо я тебе не позволю пойти в Урук в преддверии моей свадьбы.
Этот разговор Энкиду слышал отчётливо, пока те двое парней не спрятались внутрь своего двора.
Шамхат долго говорила с жителями деревни о делах насущных и жреческих, заодно намекая всем, что звериная сила Энкиду может пригодиться им. Сам человек-зверь, несмотря на услышанный ранее разговор, почувствовал, что люди более спокойны, а может даже и благосклонны к его присутствию. Шамхат включала всё свое красноречие опытной жрицы, дабы дать возможность своему зверю обрести дом среди этих людей. Она обошла много домов, пытаясь найти того безумца, кто приютит Энкиду в уголочке своего сарая хотя бы на ночь. Такой безумец нашёлся. Одинокий, старый мужчина, в чьих глазах было видно уже полное равнодушие к собственной жизни (оно и сыграло роль в его согласии) разрешил Энкиду переночевать в его сарае. Перед этим он конечно вдоль и поперёк оглядел своими пустыми глазами Энкиду и только сказал:
– Ну ты и кошмар во плоти. Коль желал бы меня раздавить, так сразу бы это и сделал, не прося местечка в сарае. Значит цели такой у тебя нет. Мясо человечье не ешь?
– Мясо я вовсе не ем. – Сказал Энкиду как можно вежливее.
– Можешь занять мой сарай. Просто не подходи ко мне.
Энкиду поблагодарил, но мужчина лишь равнодушно отмахнулся. Как раз к тому моменту на небе уже светились звезды вместо солнца. Шамхат, также, как и в первой деревне, оставила Энкиду спать одного. На все его вопросы она отвечала, что так надо и по-другому никак, ей важно ночью отправляться в ближайшие храмы богини Инанны.
𒀭 𒀭 𒀭
Так началась жизнь Энкиду среди людей. Шамхат обучала его простой гигиене и часто возилась с ним как с маленьким ребёнком. Люди потихоньку стали привыкать такому жителю деревни. Энкиду, дабы встать на путь человеческий, старался обучиться какому-нибудь ремеслу. Конечно же у него ничего не получалось, но он проявлял терпение и старание, ради своей тихой любви, которое он растил в своём могучем сердце. Он не знал понятия любви как такового, но её чувствовал. Он ощущал, как это семя полностью проросло и своими лозами пронзило его полностью, добравшись до самой души и сознания. Запах Шамхат, её походка, само её присутствие и забота окрыляли его как птицу. Вот на что способна забота обычной женщины – она вырвала зверя из его дикого образа жизни.
Энкиду все же нашёл себе занятие, которое подошло ему. Он стал врачевателем домашнего скота. В желании понравиться людям, на протяжении 7 дней он бескорыстно помогал им с больными коровами, овцами и даже собаками. В присутствии Энкиду животные вели себя крайне покорно и подпускали его к себе. Простых людей поражало, что Энкиду способен поднять хромого быка и с поля донести его до сарая, даже не вспотев.
Само собой, такая сила должна была найти занятие себе под стать. Было бы глупо думать, что Энкиду так и останется простым лекарем для зверей в маленькой деревне. Но на тот момент его это абсолютно устраивало и не смущала такая жизнь, если она позволяла быть вместе с Шамхат. Только вот самой же Шамхат такое положение дел не совсем нравилось, и самих жителей деревни тоже. Благодаря своего острому слуху, Энкиду слышал многое, в том числе и эти странные упреки в сторону своей возлюбленной. Женщины, и порой мужчины шептались, что ей абсолютно негоже находиться и уж тем более возиться с Энкиду. Они находили это очень постыдным и недостойным поведением, и что ей следует бы бросить то, чем она занимается.
Эти слова сильно ранили Энкиду. Он абсолютно не понимал и не видел причин не быть вместе с Шамхат. Слова людей создавали обратный эффект, и он ещё сильнее возжелал быть с ней хоть до самого скончания времен. Однако у него слишком не хватало человеческих слов, чтобы описать свои чувства ей или же просто спросить её, зачем она так возится с ним, любит ли она его, а если нет, то зачем она заставила бросить привычный ему старый образ жизни. Если же она и любит его, то какие еще могут быть преграды и почему люди говорят такое? В словах людей Энкиду отчётливо запомнил одну фразу, которая клеймом выжглось в его уме, но значение которого он не понимал – выйти замуж. Случай, который позволил все-таки поговорить ему с Шамхат обо всем всё же попался.
На второй неделе пребывания Энкиду в мире людей, он и Шамхат находились на полях одного землепашца, и тот объяснял им, что его тягловые быки в последнее время заупрямились. Он рассказывал это Шамхат, а та его очень смиренно слушала. Энкиду стоял позади неё, пока она вела беседу с землепашцем, намекая тому, что уже нельзя так рассчитывать на доброту Энкиду и не давать оплату. Энкиду, при всем его остром слухе, не слышал этого разговора. Всё его внимание захватила Шамхат, которая в тот день выглядела как никогда прекрасно. Она была в длинном, бежевом платье, которая на ветру облегала её тело, и тем самым подчёркивала наверняка божественное происхождение её фигуры. Только боги могли бы изваять такую талию, такие прекрасные изгибы. Её перекрашенные хной длинные волосы развивались на ветру и доносили до Энкиду её очаровательный запах. Человек-зверь был полностью потерян. Он потерял свой рассудок где-то в глубине своего мироздания. Ему показалось, что его сердце в тот момент лопнуло на тысячи мелких кусков и вся кровь хлынула ему в глаза, которые горели на его лице огнем влюбленности. Он медленно поднял свою руку и прикоснулся к спине Шамхат. Она немного дернулась, но не подала виду перед землепашцем. Энкиду, не поняв, что таким образом, своим микрорывком она сказала «нельзя», снова прикоснулся ладонью к её спине и стал её гладить. Он медленно повел ладонью по её спине сверху в низ. Не выдержав такого, Шамхат развернулась к Энкиду и довольно строго крикнула: «Успокойся!»
И она, и землепашец слегка покраснели в лице. Энкиду услышал стук её сердца, очень громкий стук и злобный. Доброе сердце так громко не стучит, а его сердце стучало так, будто для него завтра уже не наступит. Энкиду испытал огромное чувство стыда. Такая, как он думал, небольшая шалость обернулась для него трагедией – он удостоился упрёка любимой. Все же это стало поводом для разговора, который произошёл уже под ночь, когда они остались наедине:
– Так люди перед всеми не делают. Ты поставил меня в очень неудобное положение. Теперь этот пастух, или кто он там, будет отпускать слухи о нас, – беспощадно ругалась Шамхат.
– Что такое замуж?
– Что? – не поняла резкого вопроса Шамхат.
– Замуж, женщины говорят, что они обычно выходят замуж за мужчин. Они таким образом создают между собой связь?
– Откуда ты это взял? Здесь никто этого не делает. Все боя…, – Шамхат резко остановилась и сменила свой тон, – да, люди таким образом скрепляют себя узами брака и живут вместе. Зачем ты это спросил?
– Хорошо, раз у людей так принято, то давай пойдём замуж.
– Нет, нет, нет. Не выйдет.
– Как нет? Почему это? – Энкиду впервые почувствовал возмущение. – Ты меня привела сюда, говорила все эти слова обо мне, как веришь в меня, и что я – человек. Теперь же, после того как ты выдернула меня из мира зверей, ты говоришь, что мы не можем быть вместе? Значит ты лгала мне. Ты считаешь меня животным, и сегодня тебе стало стыдно, что такое животное, как я, прикоснулось к тебе перед человеком!
– Богиня Инанна! Как ты мог подумать об этом? Всё не так!
– Так назови причину, по которой ты не можешь выйти за меня замуж?
Шамхат замолкла и глубоко призадумалась. Она то опускала свой взгляд на землю, то смотрела куда-то вдаль, то вглядывалась в зелёные, но возмущённые глаза Энкиду.
После недолгой паузы, показавшаяся для Энкиду целой вечностью, Шамхат снова заговорила:
– Я храмовая жрица богини Инанны. Мне запрещено выходить замуж за кого-либо. Исключений не бывает. Смирись, и живи обычной жизнью человека.
– Ты лжешь! Есть какая-то другая причина, но ты не хочешь ее называть.
– Давай сменим тему.
– Выходит все женщины этой деревни являются жрицами?
– Нет. С чего ты это взял?
– Тогда почему, как ты сама даже сказала, все боятся выходить замуж?
– Нет, я не говорила этого. – стала оправдываться Шамхат. Вот только Энкиду уже поймал её.
– Ты сказала это. И ты боишься замуж, как и все здесь. Хоть ты и жрица, как ты утверждаешь, ты не желаешь раскрыть всё. Ты скажешь мне, почему никто, в том числе и ты не выходит здесь замуж.
Энкиду шокировал Шамхат своими доводами и красноречием. Он стоял на своём, и словно лев, загнавший свою добычу в безвыходную ситуацию, ждал от неё правды.
– Царь Урука. – с большой грустью сказал Шамхат, как отрезала.
– Царь Урука? Кто он? И причем здесь он?
– Он – вершина мира людей, получеловек, полубог. Его зовут Гильгамеш.
Глава 𒐘.
Доблесть
На протяжении каждых дней все живые существа на этой земле, сами того не зная, лицезрят страшный поединок двух непримиримых врагов. Каждый день бог Уту ведёт ожесточенную борьбу со своим родным отцом, богом Нанной, за право владеть небесным сводом, и нет конца этой борьбы. То побеждает Уту, потом Нанна, потом снова Уту. Когда победу одерживает Уту – огромное существо с массивными крыльями и человеческим торсом и лицом, то он в честь этого поднимает на небе солнце, что своими лучами прорезают тьму, и наступает день. Когда же побеждает Нанна ‐ на вид хилый старец с длинной бородой и тростью, но в самом деле очень могущественный бог шумерского мира, что так яростно борется с Уту, в знак своей победы, ночью горит своими серебристыми лучами луна. Может показаться, что из-за Нанна наступает всеми так ненавистная ночь, когда тьма заполоняет весь мир. Это абсолютно не так. Нанн – бог луны, которая своим свечением даже в самые тёмные ночи не даёт мраку скрыть в себе всё то, что так яростно пытается скрыть свое лицо. Тьмою пользуются даже боги. Уже не стыдясь ни чьих взоров, они строят зловещие дела, и среди богов этих есть даже Уту.
Такая вот ирония дня и ночи. Уту – бог солнца, благодаря которому есть день, любит прятаться во тьме. В то же время как Нанна – бог более справедливый и честный, стараясь не дать злым силам скрываться в тьме, освещает ночь луной, и порой в его нелёгкой борьбе на его сторону иногда встаёт Энлиль2.
И вот очередное, уже миллионное свидетельство момента победы Уту – солнце показалось из-за горизонта, ознаменовав начало утра. Лучи своим нежным прикосновением ложились на всю округу: на многолетние и величественные кедры, на дико поросшую траву, на горы, реки, поля и большую тропу, ведущая в город Урук. Обычные купцы и пастухи со своими коровами, шедшие в такую рань по этой тропе стали свидетелями весьма редкой, и даже сказочной картины. Не то человек, не то зверь шёл очень целеустремленной и вполне человеческой походкой прямо в Урук, в то время как прекрасная, рыжеволосая девушка в красивом платье, то ругалась, то кричала, то нежно обращалась к этому зверю. Она уговаривала его всеми способами не идти в Урук.
Шамхат крутилась вокруг Энкиду и говорила:
– Чтобы ты не задумал, не делай этого. Ты не понимаешь ничего! Ты обрекаешь и себя и меня на смерть!
– Я принял решение. Тебе меня не уговорить.
– Ты хоть слышишь, что я тебе говорю?
– Я услышал достаточно, ещё вчера.
Прошлым вечером Шамхат поведала Энкиду о царе Урука – Гильгамеше, и о его законах и традициях, которые он внушил людям своей твердой рукой. По сказанию людей этих мест, отцом Гильгамеша был пастух по имени Лугальбанда. Он был невероятно красив и великолепен видом. Почти двухметровый, широкоплечий, молодой мужчина с густыми и кудрявыми волосами. Красота Лугальбанды разбило сотни сердец, в том числе и сердце богини. Нинсун – богиня и покровительница пастухов и стад не смогла сдержать свое вожделение к смертному человеку. Она провела с Лугальбандой ночь, полную телесных радостей. Она даже короновала молодого пастуха на власть за все его старания. И вскоре она родила мальчика. Гильгамеш, будучи полубогом, стал самым сильным и могущественным существом на земле. Своей силой он мог вырвать столетнее дерево, или же разорвать человека пополам голыми руками. После смерти Лугальбанды, Гильгамеш унаследовал его царство – обширные земли и столицу, город Урук.
Нинсун была низвергнута богами за такую отвратительную оплошность, которая стала проблемой. Существование сына богини от простого человека скрыть было невозможно. Он брал что угодно, и кого угодно. Не видя никаких преград своей власти патриархальной и физической, Гильгамеш не отказывал себе ни в пище, ни в роскоши, ни в женщинах. Он установил неслыханный закон в своих владениях – теперь каждая женщина, выходя замуж, должна была провести с ним первую ночь. Молодые мужчины, не желая уступать своих невест, протестовали и пытались ещё воспротивиться такому варварскому закону, вот только у них не было никаких шансов против полубога. Учинив расправу над несогласными, царь Урука безнаказанно бесчестил невест своих владений, до сегодняшнего дня.
Энкиду, услышав историю о таких законах, о таком царе, о невозможности жениться на своей возлюбленной, воспылал праведной ненавистью. Он дал себе чёткую цель: во что бы то ни стало добиться права жениться на Шамхат и остановить произвол. Шамхат, увидев его уходящий в сторону Урука, всё поняла и пожалела, что всё поведала ему. После многочасовых попыток остановить Энкиду, даже предлагая сбежать вместе в другие края, уже ничто не могло остановить человека-зверя. В конце концов Шамхат стала молча идти за Энкиду.
Шли они очень долго, проходя десятки мелких деревень, проходя сквозь сотни изумленных взглядов людей. И вот наконец на горизонте показались защитные стены Урука. Город находился недалеко от одного из притоков реки Фуратту. Стены его были высоки и величественны. Особенно выделялись городские ворота; они были синего цвета и украшены очень красивыми и золотистыми узорами. Ворота тоже были полностью исписаны тысячами символами. Энкиду был очень впечатлён. Никогда ранее он не видел ничего подобного. Стены города застилали собой весь горизонт. Он не мог поверить, что это мог построить человек, и даже полубог. По мере приближения к городу, количество людей, идущих по тропе только увеличивалось, но неизменным оставалось только одно – сотни косых и изумленных взглядов.
Пройдя величественные ворота города, вблизи они оказались ещё более великолепными, Энкиду увидел город изнутри. В нем было сотни домов, тесно построенные друг к другу. Были слышны тысячи разных звуков, и даже для слуха Энкиду они все равно сливались в один большой шум. Были слышны крики купцов и мастеров, призывавшие купить их товары, крик недовольных на своих детей матерей, кукареканье петухов и мычание коров (Энкиду удивило их присутствие внутри города). Шамхат была равнодушна к Уруку. Как человек, проживший здесь всю свою жизнь, она уже ни на что не обращала внимания. Энкиду, подняв свой взгляд, сразу увидел два возвышавшихся рукотворных здания. Один был пирамидальной формы и голубого цвета, больше напоминавший зиккурат. Это был храм Инанны, при котором Шамхат и была одной из главных жриц. Второе здание было дворцом Гильгамеша: не уступавшая храму по высоте более широкое здание, имевшее очень строгие формы и широкие колонны. Энкиду приблизительно понял, куда стоит пойти, чтобы точно встретить царя этого города. Вдруг кто-то из толпы отозвал Шамхат. На ее плечи набросилась невысокая, темноволосая девушка со смуглой кожей. Она крепко обняла Шамхат, говоря что-то едва понятное, скорее больше напоминавшее детский плачь.
– Госпожа, это вы! – заговорила девушка. – Как же я рада вас видеть! Я так по вам волновалась.
– Да, да, – задыхалась от крепких объятий Шамхат, – я тоже рада тебя видеть, Тира.
– Как же я боялась. Я думала вы больше не вернётесь…, – и тут глаза Тиры резко расширились от испуга. В ее взор попал Энкиду. Но перед тем, как она собралась закричать, Шамхат заткнула ей рот своей ладонью и сказала приказательным тоном:
– Нет, нет, нет, кричать не надо. Всё в порядке, пока что.
– Госпожа…, – Тира была рабыней Шамхат, и также являлась жрицей богини Инанны. – Но как?
– Ведите меня к Гильгамешу, – нетерпеливо обратился Энкиду к девушкам.




