Часть первая
Глава 1
“Да давайте уже украдём”.
Если бы я знала, к чему приведет эта фраза, отправленная мной в Сеть, я бы переломала себе пальцы молотком, как только они коснулись первой буквы на клавиатуре.
Именно из-за неё я сейчас сижу и так сосредоточенно смотрю на ручку двери. Обычная металлическая ручка, бывшая когда-то блестящей, но уже частично облезлая и подёрнувшаяся ржавчиной от времени, которая откроет дверь после того, как я её поверну. Самую обычную дверь, если не учитывать, что за ней – мое уголовное дело.
Чёрт возьми, это начиналось как самая обычная шутка, но сейчас мне совершенно не смешно. Сердце колотится, а пустой желудок вот-вот готов вывернуться наизнанку через горло. Резиновые подошвы моих стареньких и обтёрханных конверсов словно вросли в доски пола, чтобы не дать мне сделать шага через порог, способного угробить всё моё будущее. Но у меня нет другого выхода, кроме как повернуть эту ручку и войти. Войти и увидеть человека, которого я украла.
Разумеется, я не осилила бы этого в одиночку, да и идея была не только моя, но отвечать за всё это безобразие я буду одна. Я посмотрела на часы – самолёт с моими подельницами уже должен был подняться в воздух в ближайшем аэропорту и удаляться оттуда прочь со сверхзвуковой, надеюсь, скоростью, поэтому я вполне могу встать со своего стула и открыть эту чёртову дверь.
Но я медлю.
Мы – чокнутые футбольные фанатки, и мы похитили своего кумира. И размышлять сейчас, как мы до этого докатились, пожалуй, что уже поздновато.
Идея эта возникла из случайно оброненной в фанатском чате фразы – кто-то накануне прочитал "Мизери" и разразился на эту тему шуточкой с рейтингом 18+. И я даже не успела заметить, как мои пальцы набрали на клавиатуре “Да давайте уже украдём”, добавили пару смайликов и отправили все это в чат. И в чате тут же бомбануло. Я даже не ожидала.
Сначала меня неприятно поразила лёгкость, с которой эту идею подхватили участницы чата, точнее, меня поразило то, что похищение живого человека в принципе вписывалось в их систему жизненных ценностей, не вызывая никакого отторжения. То, что оно не вызывало отторжения у меня, мне как раз было понятно, но о девчонках я до этого думала лучше. Я в фанатской теме варилась давно, да и кумиры у меня менялись, но для меня каждый раз всегда казался последним, и каждый раз я уходила в это идолопоклонство по самую макушку. Подозреваю, что это не очень согласуется с общепринятыми понятиями о здоровой психике, и мне бы, по-хорошему, нужно было бы пройти психотерапию, таблеточки там попить, или что-то типа того. Ради интереса я в своё время поискала информацию о том, насколько это вообще нормально, и насколько нормально в такой форме, как у меня, но ничего определённого так и не выяснила. В основном источники сходились на том, что все проблемы из детства, но кукушечка пока ещё не съезжает, хоть и сидит уже на чемоданах, а тревогу пора бить, когда всё это начнёт мешать жить и трудиться. Вот только мне всегда было комфортно жить в этом выдуманном самой для себя мире, и до вчерашнего дня я вообще не собиралась ничего менять. Реальность меня не особо радовала.
Чему радоваться, а? Однушке в неблагополучном спальном районе, доставшейся мне по наследству? Или должности перекладывательницы бумажек в мелком издательстве за мелкий же прайс? С которого я могла хоть что-то отложить только путем суровых ограничений почти всех жизненных удовольствий. Нет, я искренне любила книги, и работу себе подыскивала с тем расчётом, чтобы быть к ним поближе, но единственное издательство, приславшее мне оффер, специализировалось совершенно не на шедеврах литературы, а ковало деньги из популярных в народе жанров.
Когда-то я радовалась своей школьной золотой медали и красному университетскому диплому, доставшемуся мне такой кровью, что я раз и навсегда зареклась ещё хоть раз в жизни существовать в режиме пробивания стен лбом. А когда при мне замдекана заикнулся об аспирантуре, я успела сказать “Да ну, нахер!” ещё до того, как он это слово договорил, и этим навсегда лишила себя научной карьеры. Я лоб-то тогда чуть не расшибла и потом довольно долго пыталась прийти в себя, одёргивая себя при каждой мысли, что я кому-то там что-то должна, в том числе – быть хорошей девочкой. А спустя всего два года оказалось, что все мои аттестаты ничего не значат для хоть какого-то жизненного успеха. И снова надо было что-то пробивать. Вот тогда я сложила лапки и сдалась, приняв оффер и отправившись способствовать распространению на земле бульварной литературы. Со временем я признала за такого рода книгами право на существование и мне даже стало нравиться то, что мы издаём.
На стадион я впервые попала ещё студенткой – не нашла подходящих слов, чтобы отказать подружке на просьбу составить ей компанию. Подружка, как и ожидалось, довольно быстро слилась от меня в компании какого-то парня, и мне ничего не оставалось, как всё-таки посмотреть на происходящее на поле – билет стоил приличных денег, и мне было жалко потратить их впустую. Стоя на трибунах в окружении бешено ревущей толпы фанатов, я внезапно почувствовала, как в меня словно тонкой струйкой вливают жизненную силу, и с удивлением ощутила мир вокруг таким цветным и полным, каким уже отчаялась увидеть его хоть когда-либо. Я не спала от пережитых эмоций две ночи, а потом захотела пережить их снова. И снова. Так моя жизнь и разделилась на две части – на скучное добывание средств к существованию и на футбол.
В фан-клубе я была тем самым серым кардиналом, который отвечал за организацию различных движух, но которого по окончанию движухи никто не вспоминал и даже не думал благодарить. Впрочем, я вполне себе получала удовольствие, когда движ проходил без явных факапов, потому что, если какие-то проблемы случались – про меня вспоминали очень быстро. И в непечатных выражениях. Мне было наплевать – я делала это не ради них, а ради команды, за которую мы болели. И ради него. Ради моего кумира.
Когда я увидела Эрика Нильсена первый раз, мне показалось, что я ослепла. Слепота была избирательной – я видела только его, всё прочее расплывалось в цветную кашу. Закрыть глаза не помогало, как не помогает тому, кто взглянул на солнце – образ намертво въедается в сетчатку. Он тогда был ещё совсем молодым парнем, но уже сделал себе имя в футболе, крепко уселся на вершине славы и держался там, не давая никому сдвинуть себя оттуда хоть на сантиметр – потому что путь туда был для него нелёгким, и, в отличие от меня, он обладал тем упорством, которое могло пробивать стены. Именно это так цепляло меня, хотя, разумеется, он был красив. Если бы не был, нашего тесного бандитского кружка бы не существовало. Сейчас он, разумеется, стал старше, но возраст его совсем не портил – первые тонкие морщины, побежавшие к вискам, даже придавали определённый шарм. С античной статуей его сравнить было нельзя – черты лица были некрупные и слегка грубоватые, скорее, тут можно было вспомнить Родена. В сочетании с поистине королевской осанкой это делало его холодным и отстранённым, но улыбка меняла всё, она как раз и зажигала то самое солнце, на которое невозможно смотреть без вреда для здоровья.
Происходил он из Швеции, но основную часть карьеры играл, в основном, в континентальной Европе. Точную причину, почему из европейской команды он перешёл в региональную российскую, мы не знали. Хотя теории, разумеется, строили, но ни одна из них так и не стала основной. Мы знали, что шесть лет назад он получил серьёзную травму, которая надолго выбила его из строя. К тому же, возраст уже был пограничный – не для выхода на поле, играть он мог бы ещё довольно долго, но вот заключать новый долгосрочный контракт уже было выгоднее с кем-то более молодым и не таким дорогостоящим. Нынешняя его команда, впрочем, была богатая. Владельцем был стальной король Новиков, и они могли позволить себе легионеров. В том числе таких, как Нильсен.
Как нормальные фанатки, мы смотрели все матчи, где он выходил на поле, ходили на стадион, если была возможность, следили за всеми интервью, читали все публикации, включая откровенно жёлтые, и вешали плакаты с его светлым образом на стены своих спален. А как ненормальные – планировали похищение. Сначала это были просто смехуёчки, довольно быстро переросшие в сугубо теоретические рассуждения, но, в конце концов, уже через полгода скелет идеи оброс мясом и даже жирком дополнительных знаний, в том числе и из пособий по криминалистике, и превратился в хороший рабочий план, очень подробный и сводящий к минимуму вероятность попасться. И в составлении этого плана я играла одну из первых скрипок – дала о себе знать моя профдеформация, и ответ на вопрос “как?” я искала особенно тщательно. Но, если честно, мы все были хороши, и недостатка идей у нас не наблюдалось – только отбирай наиболее удачные.
Я не очень легко схожусь с людьми, поэтому то, что у нас в рамках фан-клуба сложилась такая компания, я ценила. Мы на общем фоне даже фриками не выглядели. Если поискать, в Питере окажется довольно много любителей футбола, которые болеют не за "Зенит". Несмотря на страшные легенды о зенитовских ультрас, это довольно безопасное занятие, если не лезть на рожон и не ломиться на фанатский вираж, полностью экипированным в символику другой команды. До старости дожить можно. А учитывая население города, компанию себе могут найти даже любители разводить бобров в неволе.
На этой-то почве мы и стали подругами. Я сейчас не про бобров, если что.
Две недели назад мы прилетели на первую в этом сезоне серию матчей в большой южный город, где и базировалась команда нашего кумира. Мы собирались посетить два их домашних матча, а остальное время провести в праздных развлечениях, отдохнуть от рабочих будней и погреться на южном солнышке. Если честно, то на этот отпуск я копила почти год, каждую свободную копейку откладывая на поездку, и то – мой вклад в общий кошелёк не был равным вкладам моих подруг, они сделали мне скидку за то, что вся организация нашего турне снова была на мне. И я втихаря этому радовалась – эта разница, приятно греющая мой банковский счёт, мне могла очень пригодиться потом, после возвращения.
Жили и тусовались мы все вместе – сняли вполне приличную халупу в частном секторе, чтобы не иметь проблем с соседями, вызывающими полицию на каждую песню, которую мы затеем орать хором в ночное небо под гитару или просто так. Поэтому, когда хозяева халупы в ответ на мой вопрос, что там за соседи, написали мне, что соседние дома по большей части тоже сдаются на лето и в конце августа уже обычно пустуют, это было дополнительным аргументом “за”, помимо низкой цены, которую они просили за это строение на выселках. Гитаристки-то из нас были так себе и на вызов полиции наши песни вполне тянули. Лучше всех в нашей компании на гитаре играла Валя, но она-то как раз с нами и не поехала – загремела в больницу на сохранение беременности, хотя билеты были уже куплены. Чтобы она не так сильно расстраивалась, мы ежевечерне давали ей полный видеоотчёт под распитие ликёра "Вана Таллинн", причем таких сортов, которые в России не продавались – их привозила нам Оля, единокровная сестра которой была гражданкой Эстонии и жила в Таллинне. Их общий отец пару лет как умер, и сёстры стали после этого даже ближе друг к другу, потому что были друг для друга единственной семьёй. Оля работала на фрилансе, имела свою машину и фактически жила на два дома, не имея никаких проблем с пересечением границы, а мы в связи с этим не имели проблем с ликёром. Но он через неделю закончился, мы наелись новых впечатлений, перешли на местные напитки и ожидаемо начали скучать.
Наш план просто всплыл сам собой.
Празднуя победу команды во втором матче и приканчивая в честь этого очередную бутылку вина, мы решили, что пора бы уже нашу затею и осуществить. Мы даже не меняли изначальную формулировку.
“Да давайте уже украдём”.
О чём мы тогда думали? Да ни о чём. Наш план к тому моменту полностью нас захватил, это была запущенная программа, работавшая на адреналине от победы команды, и она выполнялась уже без особой скидки на нашу волю. Нам жизненно необходимо было её завершить.
Всё получилось даже чересчур гладко. Мне до сих пор не верится, что нам удалось нигде не проколоться – но нам это удалось. Ранним утром мы подкараулили его на пробежке в парке, где накануне провели разведку, делая вид, что прогуливаемся. От идеи изображать бегунов мы отказались сразу – нас выдала бы одышка уже метров через пятьсот. На спортивные состязания мы предпочитали исключительно смотреть, а заниматься спортом самим – упаси господь. Парк был очень удачный, больше похожий на лес – народу по утрам в нём бродило мало, и орать можно было сколько угодно, никто не услышит. Да и его стандартный маршрут, который мы неплохо изучили по неразумно открытому профилю в спортивной соцсети, был просто подарком – складывалось впечатление, что он не имел большого желания быть узнанным на пробежке, и откровенно людных мест избегал.
Против нашей компании шансов у парня не было – не сказать, что мы пошли толпой, но нас было много, и мы были, к сожалению для всех участников, хорошо знакомы с тактикой гопников и ультрас – жизнь познакомила. А вот опыта похищений у нас до этого не было, поэтому мы пошли по пути из детективных фильмов – связали, залепили скотчем рот и надели на голову предварительно выстиранный холщовый мешок. Потом затолкали в кузов небольшого грузовичка, который арендовали на день, и отвезли в дом, который мы снимали – отсутствие соседей и тут сыграло нам на руку. Один раз предложили воды. Разумеется, в ней был транквилизатор – кое-кто из нашей компашки до психотерапевта все же дошёл. И сейчас похищенный нами человек спал за дверью, которую мне предстояло открыть. Или не спал. Но сбежать не мог – связали мы его на совесть. Мешок, посовещавшись, сняли, всё-таки мы не совсем живодёрки.
Когда первая эйфория от успеха у нас прошла, мы внезапно поняли, что в нашем плане имелась огромная дыра, которую мы не замечали все полгода обсуждений. А именно – было совершенно непонятно, что теперь делать с похищенным. Вариант из "Мизери" был невозможен по целому ряду причин. Мы были в чужом городе, наши отпуска заканчивались, уже вот-вот нужно было возвращаться на работу, да и от наших эротических фантазий к этому моменту уже не осталось ничего – на их место очень быстро пришёл липкий страх от осознания, что же мы натворили. После коллективной истерики с обвинением друг друга во всех смертных грехах нам удалось прийти к определённым договорённостям, впрочем, на моём лице уже красовалась длинная царапина от чьего-то ногтя. Ноготь, скорее всего, принадлежал красавице Марине, которая, в отличие от остальных, была из вполне приличной семьи и, благодаря обеспеченным родителям, даже имела свой бизнес – трогательную цветочную лавочку, где она в качестве основного сотрудника ваяла шедевры из живых цветов. До знакомства с нами Марина была милой домашней девочкой, краснеющей при слове “жопа”. Но наша компания её явно портила, и моя расцарапанная рожа была тому лучшим доказательством.
Новый план был такой: девчонки уезжают в аэропорт как можно быстрее и улетают домой первым же рейсом, на который удастся сесть – даже если лететь придётся с пересадками, а мне предстоит освободить узника и тоже убираться оттуда кружным путем через соседний город, постаравшись раствориться в толпе до того, как похищенный найдёт ближайший полицейский участок. План был плохой, но придумать что-то получше нам мешала паника и отсутствие времени. Фраза из чата "За ночь с ним я готова и отсидеть" превращалась в реальности в "Отсидеть просто так". Причем именно что мне, ведь именно я засвечусь перед нашей жертвой по полной.
Мы рассматривали вариант позвонить в полицию с какого-нибудь нейтрального телефона и сообщить о нём, но для этого сначала требовалось убраться оттуда подальше и найти этот самый телефон, и всё это время ему предстояло лежать связанным, без еды и воды. При мысли об этом у меня начинало сжиматься сердце. Нет. Это перебор, слишком жестоко. Вот и решили, что освобождать надо самим, с чётко осознаваемым риском подставить одну из нас. Впрочем, мы подставлялись в любом случае.
Почему выбрали меня? Отчасти потому, что как раз я в припадке запоздалого раскаяния громче всех орала, что оставить человека в таком состоянии будет несколько неблагородно, ну девчонки и решили, что кто ж мне запретит. Но был и чисто утилитарный довод. Дело в том, что описать мою внешность – значит описать примерно 80% женского населения страны моего возраста, да и с возрастом можно не попасть лет на 10 в обе стороны. Я, скажем так, среднестатистическая. Среднего роста, среднего сложения. Цвет глаз и волос тоже самый распространённый, ни одной особой приметы не торчит из-под одежды, одежда – как у всех, а украшений я не ношу. Взгляду на мне просто не за что зацепиться, и моё лицо назавтра, как правило, забывают. Я не буду врать, что мне никогда не хотелось быть красавицей – хотелось, иногда прямо очень, особенно глядя на тех девушек, с которыми наш кумир выходил в свет, но плюсы моей внешности перевешивали – меня никто и нигде не замечал, пока я не подам голос. Идеальное лицо в толпе, и к тому же это было очень полезно на работе, где, пытаясь навесить на кого-то новых обязанностей, обо мне вспоминали в последнюю очередь. В отличие от остальных, у меня был хотя бы мизерный шанс.
Я машинально вытерла вспотевшую ладонь о стопку мужской одежды, лежащую у меня на коленях. Я купила эти шмотки на ближайшем рынке, пока девчонки паковали вещи. Одежда, в которой он вышел на пробежку, немного пострадала при… При краже. И в прежний вид её вернуть было уже невозможно – дорогой комплект беговой одежды, подобранный, чёрт побери, в цвет кроссовок, был испачкан землёй, травой и порван в нескольких местах. Парень не собирался отдавать свою свободу за бесценок, и мы это оценили в полной мере. Выйти на улицу в том виде, в каком мы его выгрузили прямо на пол в большой комнате, было бы чересчур даже для этого города, поэтому мой кошелёк похудел, а потраченная сумма царапнула меня в самое сердечко.
Ему идёт чёрный цвет, думала я, рассматривая ассортимент, предложенный мне совсем юной девчонкой, очевидно, подрабатывающей у кого-то из родни на каникулах. На чёрном фоне его северная, не слишком контрастная красота выделялась особенно ярко, а глаза становились синими-синими, особенно, если уже успевал прилипнуть хоть какой-то загар.
– Ребёнку? – выдернул меня из сладких грёз голос продавщицы.
– Что? – не поняла я.
– Ребёнку смотрите? Тогда лучше цветное возьмите. Или с рисунком, чёрное сейчас не модно.
Ах, ну да, подумала я, через неделю же всем детишкам в школу, и их родительницы носятся сейчас, как белки в колесе, обновляя гардероб выросшим за лето отпрыскам. Нет, милая, наш мальчик покрупнее. И на задушевные разговоры меня в тот момент совершенно не тянуло.
– Взрослому, – я взглянула на юную стилистку так, что она покраснела и больше советов мне не давала, безропотно принеся то, что я попросила, и в нужном размере. Нужный размер я прикинула на глаз – его рост и вес были мне известны. Для этого даже не надо было быть фанатом – такие вещи публикуют на сайте клуба в разделе “О команде”, и даже в Википедии, а если бы я слегка промахнулась – свободный крой это бы простил.
Девчонка-продавщица ловко сложила каждую вещицу идеальным прямоугольником, и сейчас вся стопка на моих коленях смахивала на чёрную пирамиду, подготовленную для какого-то сатанинского ритуала. Там был трикотажные брюки, толстовка, футболка и бельё.
Была у меня и ещё одна проблема – он не говорил по-русски. По-английски говорил, но и этот язык не был ему родным. Собственно, я очень рассчитывала на то, что он знал его максимум на троечку с плюсом, потому что мой английский в объёме программы провинциальной школы был ужасен и категорически не позволял общаться с носителем языка. Я в своё время пыталась учить язык дополнительно, пыталась смотреть какие-то ролики без перевода, но больше, чем на пять минут, меня обычно не хватало – внимание расплывалось и я переставала что-либо понимать, даже если говорили понятно. Все мои усилия закончились пшиком, и если на слух я навострилась догадываться о смысле сказанного по контексту, то сказать что-то самой для меня было очень сложной задачей.
Впрочем, долго общаться я и не собиралась, рвать когти нужно будет очень быстро, что-то вроде "Лети, птичка" я уж как-нибудь выговорю. А если меня будут бить – я точно буду употреблять русский непечатный, как и положено девочке, выросшей в спальном районе. На случай возможной драки у меня был в кармане перцовый баллончик – у таких девочек, как мы, он всегда имеется, но вот пускать его в дело мне до сих пор не приходилось, поэтому за дверью меня ждала полнейшая неизвестность. Встав со стула, на котором я сидела почти без движения весь последний час, я ощутила желание перекреститься, несмотря на полнейшее равнодушие к любой религии.
Пора. Я медленно вдохнула, выдохнула и открыла дверь.