Лекарка поневоле и опять 25 примет
- -
- 100%
- +
Неплохо для полуденника, конечно.
Эрер уже усвоил, что в Приграничье на всё было две цены, и маги платили дороже. Нельзя назвать это справедливым, но причины очевидны: полуденники работали куда больше магов, а получали куда меньше. Впрочем, даже в его текущем положении Эрер не бедствовал – магия стоила денег, и за каждый заряженный накопитель он брал небольшую плату, приятно гревшую карман.
Улицы города ненадолго опустели – полуденники ещё не проснулись, а полуночники торопились вернуться домой до того, как безжалостный свет Солара польётся с небес, оставляя на их коже ожоги и разряжая не защищённые от солнца артефакты.
Колымага бодро катила Эрера к центру, и он одновременно прислушивался к работе двигателя и рассматривал припаркованные мобили. На сиденье рядом стоял ящик с инструментами – на случай внезапной поломки. По крайней мере, так выглядело со стороны. В том же ящике ждала своего часа масляная спринцовка с жидкой грязью, выглядевшая абсолютно невинно.
Катается механик по городу, проверяет работоспособность явно нуждающегося в ремонте мобиля. Что может быть обыденнее?
Искать пришлось долго, Эрер даже подумал было, что особисты загнали дорогой Карр в гараж, но удача ему всё же улыбнулась, просто не сразу. Знакомый мобиль блеснул тёмным глянцем капота из небольшого тупичка.
Он припарковался неподалёку, заглушил тарахтящий двигатель, достал из кармана тряпичную рабочую маску и надел, сделавшись неузнаваемым. Грязная роба, выцветшая бандана и вытертая маска, защищающая дыхание лишь от крупной пыли, – лучшая маскировка. Глаза аристократов будут привычно скользить мимо очередного полуденника, не представляющего для них интереса.
Так как дело было уже после рассвета, огляделся. Пока никого. Наложил на себя отводящее взгляды заклинание и осторожно выбрался из колымаги, защитив магией от посторонних глаз ещё и её. Подошёл к Карру и убедился, что номер совпадает, а внутри пусто.
Эрер ухмыльнулся своим мыслям и незаметно скользнул вниз, забрался под днище и принялся за работу. Лежать на грязном асфальте было неприятно, а без подъёмника руки вытянуть не получалось – пыльная защита двигателя упиралась практически в лицо, но маска спасала. Да, дышалось тяжеловато, но он этого почти не замечал – от волнения сердце билось чаще, а по венам потёк чистый адреналин.
Ощущение опасности было настолько острым, приятно будоражащим и при этом глубоко знакомым, что Эрер нарочно не стал торопиться. Медленно достал из нагрудного кармана инструменты, снял защиту двигателя и сдвинул её себе на живот, чтобы не мешала, а потом погрузился в потроха дорогого мобиля, на удивление мало отличавшиеся от потрохов колымаги, на которой он приехал. Разве что конструкция чуть более сложная, оплётки на трубках посолиднее да накопители покрупнее. Их не тронул – ни в коем случае не хотел вызвать подозрения.
Вмешательство должно выглядеть как естественный износ и случайность. Развинченный болтик, перетёртый тросик, съехавшая катушка. Ничего экстраординарного, просто злой рок.
Эрер работал аккуратно, стараясь не оставлять улик, а закончив, сбрызнул места прикосновений жидкой грязью, замаскировав работу так, чтобы нигде не осталось даже следа касания инструментов. Через полчаса новая распылённая грязь высохнет и на вид станет неотличимой от старой – это он уже проверял в мастерской.
Закончив, Эрер прикрыл глаза и на секунду расслабился, переключаясь. Вспомнились Таисия и её Шельма. Он даже улыбнулся, отчего во рту появился привкус глины. Открыв глаза, он снова проверил работу и нашёл местечко, которое пропустил раньше. Спешка в процессе сокрытия следов диверсии – всегда во вред, это знание въелось так глубоко в подкорку, что не нужно было даже вспоминать, откуда оно. Вероятно, не ветром надуло.
Проверив всё в третий раз, Эрер вернул защиту двигателя на место и аккуратно закрутил, полив грязью болты, которых касался гаечный ключ, а также места, где остались следы от робы.
Выползал из-под мобиля аккуратно и стараясь ничего не задеть.
Крошечный тупичок всё ещё был пуст, а расстояния до ближайших окон не позволили бы приглядеться к его фигуре – заклинание не работало лишь вблизи объекта.
Эрер вернулся в колымагу – на этот раз внутрь салона – и замер в полумраке. Не хотелось оказаться на солнце, но он обязан был убедиться, что в результате его действий не пострадают невиновные.
К длительному ожиданию он подготовился и прихватил запас питья и продуктов. В закрытом экипаже днём было ужасно жарко, и робу он пропотел насквозь, а кожа на лице и руках немилосердно чесалась из-за масла, но цель значила для него слишком много, чтобы отступиться от неё из-за дискомфорта.
Голова, правда, раскалывалась так, что он с трудом мог сфокусировать взгляд, и лекаркины снадобья уже почти не помогали. Однако даже боль не заставила его отступить.
Эстренцы подошли к своему роскошному Карру ближе к вечеру.
Отличненько!
С мрачным удовлетворением отметив, что их было трое и посторонних не наблюдалось, Эрер пересел за руль и двинулся следом за приметным мобилем на очень почтительном расстоянии, отслеживая направление его движения в первую очередь по рычанию мощного мотора. Сам он спокойно терял их из вида, его интересовало лишь то, выедут ли они на межгородскую дорогу. Заложенная неисправность сыграет роль лишь при большой скорости, при подключении к работе всех четырёх накопителей.
Эрер прекрасно понимал, что ловушка не обязана срабатывать в первую же ночь, но надеялся разобраться с этим делом как можно быстрее.
И ему повезло. Удача улыбается упорным и верящим в свой успех.
Следуя за особистами, он потихоньку выехал на один из трёх ведущих прочь из города трактов. Страшнейший удар услышал задолго до того, как увидел само место аварии – раскуроченный шикарный мобиль, грубой металлической шалью обнявший ствол дерева у дороги.
Останавливаться и выходить из колымаги Эрер не стал. Намерения добить раненых у него не было, впрочем, как и намерения отомстить. А светиться рядом с местом аварии из обычного любопытства – крайне глупо.
Устранение чужого агента – это лишь одно из правил, по которым играют спецслужбы. Перевербовать невозможно, разговорить нереально, а пытать – бессмысленно. Можно, конечно, обменять на своего, но это происходит крайне редко – все стараются делать вид, что ни шпионов, ни диверсантов на территории соседей не имеют. Остаётся только один вариант. Убить. Именно поэтому Эрер не испытывал никаких эмоций из-за того, что сделали эстренские особисты в отношении него.
Если боги решат, что эстренцы должны выжить в аварии, так тому и быть. В конце концов, парни они крепкие и тренированные. Опять же, Странника кто-то всё же должен искать, поэтому пусть живут и ищут. Когда встанут на ноги.
Однако у диверсии всё же была цель – отвлечь белобрысых засранцев от Таисии. Единственное, что по-настоящему волновало Эрера – благополучие лекарки, дважды спасшей его жизнь.
Именно поэтому Эрер проехал мимо, направляясь обратно к мастерской.
Чтобы не вызывать слишком уж много подозрений, он закончит работу над этой колымагой и ещё одной, которую ему успел подсунуть Дрезер, а через пару ночей спокойно двинется к своей следующей цели.
Вот и чудненько.
Примета 31: кто за блеском золота погонится, тот в итоге ни с чем останется
Восемнадцатое юлеля. На рассвете
Таисия
Малолуние и середину месяца полуденники отмечали с размахом, особенно главный праздник года – день Летнего Солнцестояния или Длинный День.
Как рассказала Талла, днём – ярмарка и песнопения в честь Солара, вечером – танцы и народные гуляния до самой темноты. Молодёжь на центральной площади гудела едва ли не до полуночи – удаль свою показывали. Уйти с такой сходки первым – признание в трусости, поэтому парни хорохорились до последнего и с площади сами не уходили. К счастью, взрослые, умудрённые опытом мужи суть проблемы прекрасно понимали, поэтому приходили и с суровым видом и криками всех разгоняли по домам.
Парни расходились якобы неохотно и даже для виду огрызались, но по домам трусили с завидной скоростью, а потом важничали перед девицами, бахвалясь, что и до утра сидели бы, ежели бы староста не лютовал.
Ещё на ярмарку приезжали артисты, певцы и плясуны всех мастей, так что событие было ещё и культурным.
Луняша появилась на пороге, едва забрезжил рассвет, постучалась в дом и юлой крутилась перед зеркалом, пока я собиралась и одевалась. Вьющиеся волосы она заплела в косу и уложила на голове венком – вместо рима.
Поддавшись общему настроению, я тоже нарядилась в единственное приличное оранжевое платье, уложила волосы на греческий манер – оплела пучок несколькими мелкими косичками и закрепила шпильками. Украшений от Ланы мне практически не досталось, и я намеревалась присмотреть на ярмарке хотя бы красивые гребни или спицы для волос.
Мы дождались, пока придёт семейство Таллы, и оставили Дичика с дедом Кальвом в доме, а сами дружной женской компашкой двинулись к центру деревни, куда уже стекались потоки разряженных полуденников.
Сегодня всё село казалось нарядным, умытым и румяным. На заборах висели праздничные гирлянды из веток, трав и цветов – их начали развешивать ещё со вчерашнего дня. Я поленилась такую плести, а теперь даже пожалела – мой дом остался единственным неукрашенным. Хорошо, что он крайний.
Вскоре за пределами деревни и в каждом свободном местечке вдоль просёлочных дорог стояли телеги, кареты, старинные экипажи и вполне современные магомобили. Такая эклектика добавляла происходящему нереальности, казалось, будто я на съёмках исторического фильма.
На самой ярмарке было шумно, сытно и весело. Пахло полынью, жжёным сахаром, жареным мясом и свежайшей выпечкой. На прилавки выкладывали лишь лучшие товары – о крупных партиях нужно было договариваться отдельно, а для скота выделили специальное поле по другую сторону реки – чтобы сюда не доносились блеяние, мычание, ржание и знаменитое сельско-пасторальное амбре. Среди сотен уже знакомых лиц были тысячи новых – все покупатели и торговцы из окрестных деревень пожаловали в гости.
Со мной поминутно здоровались, зазывали попробовать ягоды, фрукты и домашнюю наливочку. Вскоре Луняша закружилась в хороводе подружек, обсуждая чей-то новый рим, и мы с Таллой остались вдвоём. Она интересовалась происходящим вполне искренне – Дичик в последние дни чувствовал себя гораздо лучше и спал спокойно все ночи, поэтому на её лицо начали возвращаться краски и даже улыбка.
Торговались сегодня все и со всеми – а купленное быстроногие парни-курьеры доставляли прямо к нужному дому. Так как крупных закупок Талла не планировала, а вот мне требовались запасы всего на свете, дед Кальв выполнял роль приёмщика.
Мы уже накупили зелёных слив для будущего соуса ткемали, кислого кикада для компотов, сочных подобий яблок и груш для засушки, корзину сладкой южной багряники, целый флакон экстракта ойстриги – важного ингредиента для мужских снадобий, помогающих в амурных делах. Такие у меня пока не покупали, но я их ещё и не рекламировала.
Талла купила несколько рулонов выбеленной ткани из местной крапивы ортизы, а также отрезы тонкого батиста и даже парчи. Я приобрела два больших набора цветных ниток – один подарю ей позже, в благодарность за сшитые для меня брюки и в качестве платы за другие вещи, которые хотела попросить сделать и вышить для меня.
Я тоже прошлась по тканям, потому что нуждалась в новом белье, блузках и юбках. Яркие полотна стоили дороже, видимо, из-за недешёвых красителей, поэтому я предпочла спокойные натуральные оттенки, чтобы сэкономить хотя бы немного. Если обстоятельства не изменятся, то на следующую ярмарку смогу позволить себе куда больше. К примеру, вот такую красную куртку…
По совету Таллы, я купила несколько видов долго хранящихся сыров и колбас, а также три десятка брусков воска, чтобы сделать свечи. Зимой, когда день короток, их будет уходить много, и запасаться нужно уже сейчас, пока пчеловоды не взвинтили цены. Эфирные масла стоили неприлично дорого, поэтому я просто купила несколько здоровенных корзин цитрусовых, а также ящик веток мирта – вытяжки и экстракты сделаю сама, дома.
Цветы мне посоветовали покупать вечером – к закату цены на них рухнут, а для дистилляции мне подойдут и завядшие, и поломанные.
Проходясь между рядами, я отметила, что целебных зелий и мазей продаётся довольно мало – лишь два небольших лоточка на всю ярмарку.
– Может, подготовиться к следующей ярмарке и выставить свои товары? – легонько толкнула я Таллу в бок, кивая на полупустой прилавок с лекарственными снадобьями.
– Однозначно стоит, – кивнула она. – Я вот думаю пару-тройку нарядных рубах пошить, чтобы продать и хоть какие-то запасы на зиму сделать. Ты же сказала, что сыну нужно как можно больше фруктов и ягод – а где их зимой брать?
Нарядно расшитые мужские и женские рубашки продавались в изобилии, но и брали их очень охотно – видимо, не в каждом доме была своя мастерица. Особенно мне запомнилось семейство с дюжиной мальчишек самых разных возрастов. Их почтенная матушка десятками скупала рубашки и немаркие штаны из плотной ткани. Надо думать, что такую ораву кормить замучаешься, а уж пошить на всех, да ещё и на руках – задача за гранью возможностей даже очень сноровистой женщины.
Словно подтверждая мои размышления, один из братьев ухватил другого за рукав, потянул, тот попытался отстраниться, возникла сутолока, и секунду спустя раздался треск порванного рукава, а оба сорванца замерли, вжав головы в плечи. Почтенная матушка одарила их пламенным взглядом, явно запланировав на вечер кары небесные, и купила ещё пяток самых дешёвых рубашек.
Сто процентов понимания, ноль процентов осуждения.
Закупившись самым необходимым, мы с Таллой двинулись в ту часть ярмарки, где давали представления.
Там как раз собирался полуденный хор – несколько десятков одетых в белое девушек и женщин. В Армаэсе на подобное представление я не попадала, да и хористок там не было – слишком маленькая деревня. А здесь относились к чествованию светила и главного бога Довара с размахом.
Как только солнце вошло в зенит, стало так тихо, будто площадь опустела, а огромная толпа на ней – растворилась в безмолвии.
В небеса полился сначала один звонкий девичий голос, затем его оплёл нежным звучанием другой, глубоким контральто оттенил третий. И внезапно голоса зазвенели хором, разлились по небесной синеве и слились с белыми лучами. Для магов смертоносными, а для полуденников и возделываемых ими растений – живительными.
Небо звенело и пело вместе с хором, а у меня на глаза навернулись слёзы. В груди откликнулось восторгом странное чувство сопричастности и созвучия с миром. В узор голосов вплелась одинокая флейта, а за ней – скрипка, вскрывающая и одновременно исцеляющая душевные раны. Голоса звучали, и по лицам собравшихся катились слёзы – такие же чистые и прозрачные, как солнечный свет.
Постепенно хор плавно распался на отдельные голоса, а потом осталось лишь одно бесконечно прекрасное сопрано – оно звало ввысь, в облака, к свободе, а потом растворилось и затихло на самой высокой ноте, продолжив звучать где-то глубоко в сердце.
Я повернулась к Талле, чтобы поделиться впечатлениями, но не успела. В толпе мелькнул знакомый силуэт – высокий, худощавый, черноволосый, взлохмаченный…
Сердце сначала замерло в моменте узнавания, а затем забилось в груди таким бешеным ритмом, словно где-то на джембе отбивали первобытный мотив.
Эрер?..
Я ринулась к нему так, что Талла едва за мной успела. Подлетела к мужской фигуре и вцепилась в локоть, разворачивая к себе.
И только потом поняла – ну откуда здесь, на открытом солнце, взяться магу? Да и потревоженный полуденник был на Эрера похож лишь со спины. Слишком смугл и широконос, а на щеках не хватает насмешливых ямочек.
– Извините, обозналась, – неловко отступила я под враждебным взглядом спутницы незнакомца.
Талла подошла ближе и, кажется, всё поняла. Сочувственно посмотрела на меня, но не сказала ни слова. Настроение рухнуло в бездну, и я захотела вернуться домой, но она меня отговорила:
– Тю-ю-ю… Да ладно тебе! Зато как пели душевно… Всегда послушаешь – и на сердце легче, как-то верится сразу, что Солар нас не оставит. Пойдём, посмотрим, чем ещё торгуют, может, медку докупим. А вечером обещают театральное представление! С магией!
Мысленно отчитав себя за впечатлительность и порывистость, я согласилась:
– Ты права, останемся, как и собирались. Не стоит портить себе праздник, не так часто у нас выдаётся возможность повеселиться.
Обедали мы там же, на ярмарке. Я нахватала всего понемногу – интересно же было, как готовят полуденники. Я вот никогда бы не подумала сделать из местной синевато-зелёной тыквы муку, а булочки получились очень даже вкусными. Тесто плотноватое, зато весёленького зеленоватого оттенка. Прикупила небольшой мешок – для экспериментов.
Эту же самую тыкву с непроизносимым местным названием ситро́йльхезен активно использовали в пищу – тушили, солили и даже засахаривали – а всё благодаря тому, что росла она отлично, была сытной и могла долежаться в прохладном погребе аж до самой весны, пусть и слегка покоричневев в процессе.
Лана ситро́ю не любила, а вот мне она показалась вполне неплохой на вкус. Тушёная, она напоминала что-то среднее между картошкой и тыквой, с лёгкой ноткой варёного сельдерея. Ешь и прямо чувствуешь, как организм против собственной воли оздоравливается.
Солнце стояло высоко, и я чувствовала, как его жар буквально вытапливает из меня целительскую силу. Хотя я и была наполовину полуденницей, Солар к лунной магии был всё так же безжалостен. Ну и пусть. Один день от работы можно и отдохнуть. Всех местных я держала на контроле – и беременных, и хронически больных – а дома лежали ещё и заполненные накопители, так что я позволила себе расслабиться и вкусить всех радостей дневной жизни.
Мы с Таллой с азартом болели за команду нашего села, участвовавшую в перетягивании каната, а потом хлопали пляшущим девушкам. Когда начались соревнования по метанию топоров, я с удивлением узнала в одном из участников Давлика – он стоял с суровым видом и изо всех сил изображал из себя Давлара, но где-то на грани слуховой галлюцинации всё равно гудело его басовитое «ну ма-а-ам»…
Тут к нам как раз прибилась стайка подружек Луняши – девчонки хихикали и наперебой обсуждали метателей, пока те красовались в сиянии женских взглядов.
Приза было целых три комплекта – для победителя соревнований на дальность, на меткость и на силу. Для последнего состязания приволокли настоящих монстров, неподъёмных даже на вид. Как такие метать?
– Последний шанс! Заявись для участия в турнире по метанию топоров и попытай удачу! – орал ведущий. – Выиграй для своей подруги атласные ленты за третье место, металлический гребень с каменьями за второе или главный приз – золотые серьги с агатами! Прояви удаль молодецкую и покажи силушку!
Парни охотно шли к будке, внося плату за участие – несколько эсчантов. Тут же собирали и ставки на победителей со всех желающих, но мы с Таллой благоразумно отказались от возможности профукать кровно заработанное. Мы на этом празднике жизни – лишь зрители.
Я ещё мысленно молилась, чтобы никто себе в процессе топорометания не отхватил пятерню – всё же кровавые пазлы я по-прежнему не любила, хоть и научилась не падать в обморок при их виде.
Соревнования проходили в несколько этапов каждое. Первым было метание топоров на дальность.
Мишени установили у одной из стен, обложенной тюками с сеном. Требовалось попасть сначала в обычный деревянный щиток два на два метра с расстояния двадцати шагов, а затем расстояние до мишени постепенно увеличивалось. Участники разобрали небольшие топорики с разноцветными рукоятями и начали примеряться к цели. Любопытные зрители облепили место проведения соревнований со всех сторон, а бестолковые подростки так и норовили подойти к самому щитку.
– Они бессмертные, что ли? – рассердилась я, сверля взглядом особенно назойливых мальчишек.
Вокруг щитка – буквально в паре метров от него – они висели гроздьями.
Ведущий-распорядитель поделил участников на группы по количеству топориков, отметил у себя в блокноте цвета и имена, расставил по очереди и объявил:
– Первая десятка! Гато-о-овьсь!
– Подождите! – не выдержав, воскликнула я. – Уберите детей подальше от щитка, иначе кто-нибудь промахнётся и поранит кого ненароком.
В ответ на мои слова нарядная толпа грянула молодецким хохотом – как участники, так и зрители.
Ведущий картинно схватился за сердце и простонал:
– Уберите детей! Зрелище не для слабонервных! Опаснейшее представление всей ярмарки! Возможны жертвы среди населения! Кто из участников не уверен в своей руке – тому верну деньги прямо сейчас!
Разумеется, на кураже к соревнованию присоединилась ещё дюжина участников, а малолетние поганцы подлезли поближе к щитку, корча мне при этом рожи.
Я насупилась и скрестила руки на груди, а Луняша залилась весёлым смехом:
– Ой ты паникёрша!
Нет, вы это слышали? А лечить этих оболтусов кто потом будет? Профессор Преображенский?
Ведущий тем временем картинно вытер со лба пот, нарочито испуганно посмотрел на первую десятку соревнующихся, демонстративно встал за их спинами и с надрывом проорал:
– Уж не промажьте, братцы! Помилуйте! Пятерых детишек без отца не оставьте!
Толпа покатилась со смеху, а кто-то из участников подыграл – зажмурился и начал слепо примериваться для броска в ведущего. Наконец, когда ажиотаж немного стих и последние билеты на участие были проданы, тот объявил:
– Гато-о-овьсь! Пли!
Топоры по очереди устремились к щитку. Парочка ушла в сено, и сидевшие поблизости мальчишки с визгом и гиканьем брызнули в разные стороны, чтобы через секунду, толкаясь, собраться на том же самом месте и даже чуть ближе к опасной цели.
Из соревнования выбыло трое. А во второй десятке – сразу шестеро. Если топор не воткнулся в щиток – его владельца исключали.
До второго тура дотянуло чуть больше половины участников, среди которых оказался и Давлик, повторно выбиравший красно-полосатый топорик и деловито примерявший его к руке.
– Нет, ну вы гляньте, какой важный птиц! – фыркнула Луняша.
Давлик, судя по всему, услышал и сердито поджал губы, подбрасывая метательный снаряд выше обычного.
Во втором туре участники должны были попасть в щиток уже с тридцати шагов, и это оказалось не так-то просто. У большинства топорики ударились в цель обухами и с глухим звоном повалились на землю.
Толпа ликовала. Когда настал черёд дюжины Давлика, я азартно подбодрила:
– Дав-лар! Да-вай!
У него аж плечи расправились. Изящным, мощным броском он вогнал топорик практически в центр, а потом с победным видом посмотрел на нас с Луняшей.
– Ой, не лопни от гордости, – фыркнула та.
Вот ведь змеища малолетняя.
Мы с Таллой напротив поддержали односельчанина – зааплодировали изо всех сил.
Третий тур – сорок шагов. На этот раз участников осталась всего горстка – дюжины полторы. Ведущий поделил их пополам и поставил у новой черты. Парни все были как на подбор – высокие, смуглые, плечистые, кудрявые и кареглазые.
– Могли бы и без рубашек метать, – шепнула я Талле, и та захихикала, совсем как Луняшины подружки.
Из третьего тура выбыло всего трое – сразу видно, что участники подобрались опытные. До пятого – пятидесяти шагов – дошло шестеро, и Давлик среди них!
– Сейчас определится тройка победителей! Теперь важно не только не промазать по щитку, но и попасть как можно центрее! – огласил правила ведущий. – Кто хочет пожелать участнику удачи – у вас есть последний шанс. Напомню, что на кону ценные призы. Ленты, гребень и золотые серьги! Ради таких можно и постараться!
К нескольким парням подбежали зардевшиеся то ли жёны, то ли невесты, из толпы раздались азартные выкрики имён, и только Давлика никто не поддерживал. Мне стало за него немного обидно – вот я выкрикнула снова:
– Дав-лик, да-вай! Топор хва-тай и не зе-вай!
Талла подхватила, и даже некоторые Луняшины подружки присоединились к нашему нестройному хору, но только не она! Вот хорошая девчонка, но в чём-то Давлик прав – немножко от навозной принцессы в ней есть.
Наконец пятый тур настал, и участники выстроились в линию.
Я настолько разволновалась, что аж на месте подпрыгивала от переживаний. Всё же хотелось, чтобы победил именно Давлик.
– Га-то-о-овьсь! – заорал ведущий так, что заложило уши. – Пли!
Из шести по очереди устремившихся к цели топоров лишь пять с упругим треском воткнулись в щиток. Красно-полосатый – почти в самый центр.
– А-а-а! – заорала я от радости.
Ведущий с присущим ему артистизмом и нарочито важным видом направился к щитку, и пока он вышагивал, один из топоров вдруг неуверенно качнулся и… упал!