11 327

Глава 1

Дождь шёл третий день подряд – мелкий, вязкий, упрямый, будто кто-то наверху проверял, сколько ещё выдержат люди под этим серым, приглушённым небом.

Капли барабанили по ржавым водостокам, по жестяным козырькам, по решёткам старых балконов. Каждая жила своей жизнью, выстраивая тонкую, почти музыкальную карту звуков – такую слышат только те, кто слушает внимательно.

Олеся лежала в темноте. Слушала.

На углу внешнего подоконника четвёртого этажа капли держали привычный ритм – упёртый, как метроном:

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Вчера интервал был ровно пять с половиной секунд. Она ловила его даже во сне – будто не она считала капли, а капли считали её.

На счёте «двадцать три» удар пропустил. Капля задержалась, потом ещё раз, а потом вернулась – точная, ровная, словно невидимый дирижёр поправил ошибку.

Олеся открыла глаза.

В комнате было холоднее обычного: 17,2 вместо 19,4. Красная точка термостата мигала тихо, виновато, как сердце, которое знает, что уже ничего не исправить.

Одеяло лежало у ног – слишком ровно. Она так никогда не делает.

В квартире кроме неё никого.

Она провела ладонью по ткани. Холод. Чужое. Но она точно помнила: укрывалась. Или ей только казалось?

Тень от дерева за окном дрогнула. Ветра не было.

На стекле – свежая, идеально прямая дорожка воды. Заканчивается тяжёлой, почти геометрической каплей.

Так дождь не течёт.

Подпись. Чужая.

Пол обжёг ступни чужой, неестественный холод.

Шпингалет повернут на четверть оборота левее, чем вчера. Чётко. Аккуратно.

Кто-то открывал окно. И так же аккуратно закрыл.

В ванной зеркало запотело ровным, почти идеальным кругом.

Она не мылась двое суток.

В центре – цифра «4», выведенная пальцем.

Ритм на подоконнике на секунду сбился, будто проверяли, заметит ли она. Края подсохли. Центр ещё влажный. Почерк знакомый. Но не её. Стекло было тёплым, едва ощутимо, но чужим теплом. Кто-то стоял здесь недавно. Слишком недавно.

На кухне чайник включился сам – 6:11. Таймер – на 6:14. Разница – три минуты.

Кружка с трещиной стоит вверх дном. Внутри – маленькая лужица. Она всегда вытирает насухо.

Молоко скисло раньше срока. Запах сладко-тяжёлый, с металлической ноткой.

Белые хлопья в раковине закрутились в ту же воронку, что вчера в 23:47 – в унитазе. Та же скорость, та же сторона, тот же ритм затухания.

Такое случайно не замечают. Она заметила.

Воздух стал плотнее, будто по комнате проходили чьи-то траектории, оставляя невидимую волну.

В подъезде ударил резкий лимонный одеколон. Никто здесь таким не пах.

Сергей Палыч поднимался навстречу. Ровно, синхронно.

– Доброе утро, Олеся Викторовна, – сказал он голосом на полтона выше и тише.

– Доброе, – ответила она, не поднимая глаз.

Он прошёл мимо.

На перилах остался влажный след ладони. Пальцы длиннее обычного, большой палец выгнут странно.

Мелом между этажами: домик, солнце, две фигурки. Женщина с длинными волосами. Крестик над головой. «ОЛЯ ДОМА».

Её зовут Олеся. Олей её не называл никто. Даже мать.

Во дворе хэтчбек стоял на семь сантиметров левее. Она всегда мерила шагами. Она знала.

На капоте – одна тяжёлая капля. В ней её лицо. Глаза закрыты. Она моргнула. Отражение моргнуло на полсекунды позже.

Под дворником – влажный поляроид. Она спит. Рот приоткрыт – десятая фаза сна.

«Просыпайся осторожно. Они уже считают твои секунды. Осталось 11 327».

Город был пустым, но не брошенным.

Пустота наблюдала.

Будто за каждой витриной, в каждом тёмном арочном проезде стоял кто-то, кто не мог выйти, пока она не подъедет ближе.

На перекрёстке впереди стояла старая «девятка».

Фары потухшие.

Салон – глухая тьма без глубины, как будто дальше передних сидений пространство просто исчезло.

Светофор щёлкнул зелёным.

«Девятка» тронулась. Без водителя.

Холод медленно поднялся к груди, словно ледяная ладонь от поясницы вверх по позвоночнику.

Она поехала за ней.

Переулок, который открылся между домами, не существовал ни вчера, ни утром.

Слишком ровный, слишком длинный, слишком новый для этого района.

Как свежий разрез на старом теле города.

Брусчатка светилась изнутри бледным, трупным светом.

В мокрых отражениях мелькали тени – иногда с опозданием, будто само время запаздывало.

В зеркале заднего вида шла её настоящая машина.

Расстояние – ровно 61 метр. Фиксировано.

Как будто кто-то держал их на резинке.

Одометр дёргался сам собой:

+62… +63… +61…

Так ведёт себя техника, когда дорога не та, что кажется.

На приборке всплыло сообщение:

«Ты видишь лишнее. Но ещё не всё. Счёт: 10 768».

Пальцы дрогнули.

На тротуаре впереди стоял ребёнок. Один.

Лицо смазанное, как сбой старой видеозаписи – черты то складывались, то расплывались.

Рука поднята на неё.

Дождь ударил мимо ритма – один раз, как ошибочная команда.

Машина сама сбросила скорость.

10 767

10 766

Город перестраивался.

Лабиринт собирался под колёсами, подталкивая в нужную сторону.

Телефон завибрировал.

На экране – её голос. Записанный будто в другой комнате. В другой версии этой комнаты.

– Олеся… не смотри назад.

Они уже идут.

Сзади что-то тихо, сыро скрипнуло.

Она всё-таки посмотрела.

Задняя машина шла почти вплотную.

На месте водителя – не человек.

Чёрная плотность, в которую не падал свет.

Не силуэт. Не фигура.

Пустота, которая не отражала свет и не принимала форму.

Перекрёсток дрожал, будто нарисован поверх реальной улицы.

На асфальте свежая, болезненно белая надпись:

«Секунды – валюта. Трать их с умом».

10 749

10 748

10 747

Бардачок открылся сам.

Выпала фотография. Тёплая, словно из чьих-то рук.

На снимке она стояла на перекрёстке. Палец у губ.

«Тише.»

Подпись: 10 735

Дождь стал липким, вязким.

Не вода – мокрое статическое электричество.

Шум сглотнул себя и исчез в одном низком пульсе.

В зеркале заднего вида на второй машине вспыхнули цифры: 10 724.

Это была не ночь.

Не дорога.

Не город.

Это последняя линия времени, на которой ей позволили быть.

10 720

10 719

10 718

Машина чуть просела назад – будто кто-то очень тяжёлый сел аккуратно, стараясь не потревожить.

Олеся медленно взглянула в зеркало.

Пусто.

Но воздух позади стал густым, давящим, словно невидимый силуэт стоял вплотную и наклонялся к её шее.

10 717

10 716

Панель моргнула:

«Мы уже рядом. Осталась только ты».

Сзади тихо щёлкнул ремень безопасности.

Сам.

Как будто кто-то пристёгивался – вежливо, по правилам.

Тень наклонилась вперёд.

Грудь резко опустела – будто кто-то вытянул воздух наружу.

10 715

Холодная ладонь легла на плечо.

Мир рванулся.

Шум исчез.

Цифры рассыпались в чёрную пустоту.

Она проснулась.

Ледяной вес на плече усилился – уже не во сне.

Сон проснулся вместе с ней… и не успел убрать руку.

Пижама мокрая.

Комната слишком тёмная.

Только красная точка термостата мигает знакомым ритмом:

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

На стекле свежая, ровная капля. Её не было вечером.

И в полной тишине квартиры:

щёлк.

Тот же самый ремень безопасности.

Прямо за спиной.

Ткань натянулась.

Не эхо сна. Ответ.

Как будто кто-то медленно пристёгивался сейчас.

Точно так же, как в машине.