Звери лютующие. Екатеринбург: гримасы уголовного мира

2

Вот и клиника №36. В связи с особым режимом, дежурный врач сам спустился в холл, внимательно, несмотря на наличие формы, проверил удостоверение личности и лишь после этого провел майора Ефимчика в ординаторскую, где его экипировали надлежащим образом. Не теряя времени, офицер поинтересовался:

– Как сейчас себя чувствует наш больной?

– Скверно, – ответил врач и тяжело вздохнул.

– Необходимо снять первичные показания… Позволите?.. Он в состоянии говорить?

– Скорее всего, у вас ничего не получится. К мужчине то приходит сознание, то его теряет. Мы готовим к операциям.

– К каким именно, доктор?

– Всё указывает на то, что сильно повреждены, кроме всего прочего, внутренние органы. Затруднено дыхание, слышны хрипы, из горла идут выделения в виде сгустков крови. И так далее. Боюсь, что… На полное обследование у нас нет времени… Не вправе тянуть, но и рисковать страшно. Кому надо, чтобы больной скончался на операционном столе?

– Никому, – подтвердил Ефимчик, – но тем более я должен хотя бы пару минут побеседовать.

Врач встал.

– Пойдемте, майор. Больной сейчас в реанимационной палате. Он, кстати сказать, подключен к аппарату ИВЛ. 3

Они вошли в палату. У кровати больного дежурил, скорее всего, врач-реаниматолог, который, кинув взгляд в их сторону, ничего не сказал. Гороховский, кивнув в сторону перебинтованного больного, тихо спросил:

– Как?

– Лев Маркович, я не уверен, что сможет перенести операцию: пульс слабый, дыхание затруднено.

– Когда?

– Через четверть часа.

– Сейчас в сознании?

– Да… После очередного обкалывания.

– Полиции, – Гороховский кивнул в сторону Ефимчика, – необходимо задать больному пару вопросов.

Реаниматолог пожал плечами.

– Пусть попробует… На удачу…

Майор приблизился к изголовью больного.

– Товарищ, вы меня слышите? – больной открыл вспухший рот, пошевелил губами, послышались нечленораздельные звуки.

– Майор, он вас слышит, – сказал Гороховский. – Продолжайте… Не теряйте драгоценные минуты.

Реаниматолог кивнул.

– Да-да… Пожалуйста… У него нет сил. И пульс опять…

– Скажите, что произошло? – Мужик вновь пошевелил лишь губами. – Кто всё это сделал? Назовите фамилию?.. Или хотя бы имя?

И тут больной попытался привстать. Он даже оторвал голову от подушки и, устремив взгляд на майора, прохрипел:

– О… он… Э… – показал в его сторону дрожащим пальцем, – он…

Голова больного упала и глаза закрылись.

– Сестра! Уколы! – Закричал реаниматолог. – Пульс не прощупывается!.. Кардиостимулятор!.. Немедленно! Сестра, шевелись!

Гороховский тихо произнес:

– Выйдем, майор. Мы мало чем можем помочь.

Вышли, осторожно прикрыв за собой дверь палаты. И остановились неподалёку. Пребывая в неподдельном изумлении, майор Ефимчик спросил:

– Как понимать, доктор?

– Я так думаю, что больной возбудился и… стресс…

– Из-за моих вопросов?

– Тревогу заметил еще раньше.

– Когда? В какой момент?

– Когда он услышал от меня два слова…

– А именно?

– Слово «полиция» и слово «майор»… Я внимательно следил за больным… Я отчетливо заметил, как в те именно секунды его глаза забегали, и в них появилась явная тревога.

– Хотите, доктор, сказать, что я и есть источник тревожности?

– Ну… Не знаю…

– Вы же видели, что пальцем показал на меня?

– Да, видел.

– Вы же слышали, как при этом явственно прохрипел местоимение «он»?

– Да, слышал.

– И что скажете?

– То лишь, что удивлён ничуть не меньше вашего, майор.

В эту минуту из палаты, вытирая салфеткой потный лоб, вышел реаниматолог. Он развел руками.

– К сожалению, восстановить сердечную деятельность не удалось: пациент скончался.

Ефимчик не из слабонервных, а и он, услышав, побледнел:

– Господа, не считаете ли меня всему виной?

Гороховский недовольно пожал плечами.

– Перестаньте. Вы занимались своим делом. Причем вы, если он уже был на грани жизни и смерти?

– Но мои вопросы стали источником стресса, и он, только он поставил последнюю точку.

– Это случилось задолго до вас… Я так думаю…

– Утешаете, Лев Маркович?

Доктор грустно усмехнулся.

– На роль утешителя я не гожусь.

Ефимчик взглянул на циферблат наручных часов.

– Ого! Уже четверть четвертого.

Гороховский и Ефимчик спустились в ординаторскую, в которой не было ни души.

– Мне надо бежать, – сказал, присаживаясь на стул, Ефимчик, – но прежде хочу кое о чем вас спросить.

– Слушаю.

– Вы лично от бригады «Скорой помощи» принимали больного?

– Да.

– И, выходит, проводили первичный осмотр?

– Да.

– Что можете сказать?

– Выглядел просто ужасно. Экспертиза сделает позднее свои заключения, но я увидел следующее: до тридцати нанесенных травм и все они тяжелые; гематомы на голове, на шее, особенно в области грудной клетки, на ногах; от болевого шока обмочился. Кстати, заметил странность: голова и волосы на ней были мокрые.

– В моче?

– Нет.

– Итак, по вашим сведениям проходит, как неопознанное лицо, не так ли?

– Совершенно верно. Нам на это время лишь известно (со слов фельдшера «Скорой») адрес, с которого был забран пострадавший.

– Назовите, пожалуйста.

– Улица Восточная, дом двенадцать, квартира пять.

– Это его жильё?

– Вот уж не знаю. – Ответив, врач недоумённо покачал головой.

– И никто им не интересовался?

– Кроме вас, пока никто.

– Какую причину смерти покажет вскрытие?

– Последней каплей оказался, на мой взгляд, инфаркт.

– Еще что-то имеете сообщить? Например, доставленный больной смог что-либо о себе сообщить?

– Примерно в час ночи мужчина пришел в себя. И сразу спросил: где я? Ответил: в реанимации тридцать шестой больницы. Спросил: как здесь оказался? Ответил: доставлен бригадой «Скорой помощи». Тут потерял сознание. Через полчаса, после сильнодействующих уколов, очнулся. И тогда уже я спросил: что с тобой случилось? Он явно не хотел отвечать и лишь после паузы сообщил: шел, дескать, по улице, на лестнице через железнодорожные пути, когда спускался, поскользнулся, упал, скатился вниз и больше, дескать, ничего не помню.

– Верите, Лев Маркович?

– Выдумка, майор!

– Почему?

– Потому что характер травм другой.

– А какой, на ваш взгляд?

– Точнее скажут эксперты. Но я считаю, что имело место чудовищное избиение.

– То есть, выражаясь языком УК, умышленное нанесение (неизвестным лицом или неизвестной группой лиц) тяжких телесных повреждений?

– Вам виднее, как квалифицировать.

– Два последних вопроса: а) почему, услышав о полиции, заволновался больной и, указав на меня, сказал, что «он»; б) почему решил скрыть очевидный факт избиения и вину, находясь при смерти, решил взять на себя?

– На первый вопрос не знаю, что сказать…

– А предположить, учитывая врачебный опыт?

– Не гадалка… По второму вопросу легко предположить, что у больного была веская причина скрыть правду. С этим я встречался.

– Зачем брать вину на себя?

– Откуда мне знать, майор?

– А чисто по-житейски?

– Либо кого-то страшно боится, либо не хочет топить дружка.

– Я придерживаюсь того же мнения, доктор.

– Зачем спрашивали?

– Ну, Лев Маркович, один ум хорош, а два куда лучше. Привычка такая – перепроверять себя.

3

Половина пятого. Майор Ефимчик, потянувшись до хруста в костях и протяжно зевнув, включил чайник. Спасть страшно хочется, а в этой ситуации (проверил на себе и не раз) стоит взбодриться, а крепкий кофе – само то, что надо. Положив в бокал чайную ложку с горкой растворимого порошка и немного сахара, залил кипятком и, вразвалочку расхаживая по кабинету, стал размешивать. Если начистоту, ни о чем ему не думается. Будет куда точнее, если сказать, что нет, думается и даже очень, но никак не о службе, а о том, как бы поскорее оказаться в кровати и сладко храпануть, не просыпаясь, часов так на десяток. Конечно, ночные бдения для него, опытного сыщика, не впервой. Однажды в засаде он, не сомкнув глаз, просидел двое суток. Правда, тогда был молод и жизненной энергии хоть отбавляй. Он, отпив из бокала, хмыкнул: тогдашние двадцать лет – не сегодняшние тридцать. Большая разница. Уйти и хотя бы часок вздремнуть в салоне машины? Нет, некогда. Долг всё-таки превыше всего. До появления на службе шефа, а это произойдет в девять ноль-ноль, тютелька в тютельку (аккуратист, каких поискать) ему надо успеть внимательно изучить рапорт оперативника Мосунова (документ, вон, лежит на столе), потом самому подготовить рапорт по результатам посещения клинической больницы №36 и оба документа (свой и Мосунова) передать начальнику уголовного розыска для принятия им соответствующего процессуального решения. Следует сделать безотлагательно еще и потому, что на него лично пала тень, свидетелями чего стали трое (лечащий врач, реаниматолог и медсестра), стало быть, предстоит объяснение, то есть убедить начальство, что умерший, показав пальцем и сказав «он», не имел в виду конкретно его, майора Ефимчика, а кого-то другого. Как бы то ни было, придется отмываться и он, опытный сотрудник уголовного розыска, это прекрасно осознает.

Он проворчал вслух, хотя находился в столь раннее утро в кабинете один:

– Предстоит внутренняя проверка… А шеф-то обрадуется! То-то насладится! Уж постарается!

Так думать у Антона Алексеевича есть основания: кто-то по отделу распускает слухи, будто он подсиживает начальника, готов его спихнуть и заполучить его должность. Клевета, понятное дело, но слухи множатся; как говорится, на каждый роток не накинешь платок. Получается, что есть недоброжелатели, а у кого, скажите, их нет? А что, если сплетни подогреваются самим шефом? Ефимчик пробурчал:

– С него и не того можно ожидать.

Покончив с кофе, почувствовав себя посвежее, прошел за стол, включил настольный светильник, придвинул поближе мелко исписанные бумажные листы и приступил к чтению.

4

« Заместителю начальника уголовного розыска Юго-Восточного ОВД Ефимчику А. А.

Рапорт

Докладываю: во исполнение вашего поручения, товарищ майор, посетил подстанцию «Скорой помощи», где встретился с дежурной бригадой, с каждого члена снял показания, из которых следует…

1. Оператором Евстафьевой К. И. в 23 часа 34 минуты принят по телефону вызов, явствующий, что в квартире №5 дома 12 по улице Восточной умирает старик. В 23 часа 36 минут (мною установлено по журналу регистрации вызовов) бригада, возглавляемая фельдшером Белоноговым, выехала по указанному адресу. Через десять минут прибыла на место.

2. Фельдшер Белоногов П. Е. сообщил, что их никто не встретил, хотя дверь подъезда была распахнута. Он, сопровождаемый медсестрой Савиновой М. М., поднялся на площадку второго этажа, где дверь пятой квартиры находилась в полуоткрытом состоянии. Вошли. В прихожей и на кухне никого не было и свет не горел. Фельдшер услышал стоны и горловые хрипы, доносившиеся из единственной комнаты. На кровати, когда включил свет, увидел старика, который находился в бессознательном состоянии. Одежда на нем была сильно испачкана кровью, а от брюк шел запах мочи. Пульс плохо прощупывался. Медсестра Савинова сделала обезболивающие и другие стимулирующие работу сердца уколы, в результате чего сердцебиение несколько участилось.

3. Фельдшер Белоногов П. Е., понимая, что мужчина находится в критическом состоянии, сначала хотел вызвать реанимационную бригаду, которая имеет соответствующее оборудование, но передумал: принял решение, понимая, что на это уйдет много времени, самим доставить больного в больницу. Созвонившись с приемным покоем клиники №36, получив согласие, доставил и передал в 24.00 на руки тамошним реаниматологам.

4. Из показаний фельдшера Белоногова и медсестры Савиновой вытекает, что в прихожей, на кухне и в комнате беспорядок, повсюду валяется мебель и вещи. Попытка установить личность, найти какие-либо документы не увенчалась успехом. Да и времени на это у медиков не было. Уходя, квартиру закрыли, поскольку на полу в прихожей нашли валявшуюся связку ключей, переданную впоследствии сотруднице названной больницы.

Лейтенант полиции Мосунов Е. С., сотрудник уголовного розыска.

» Екатеринбург, 18 мая 2020, 03.35

Дочитав до конца, майор удовлетворённо хмыкнул.

– Четко, по делу, оперативно, грамотно. Вот тебе и «Сонный Тетеря»! Теперь – дело остается за мной.

Включив компьютер, создав на рабочем столе монитора текстовый файл, стал набивать текст собственного рапорта. Дело у него шло не ахти, поэтому нервничал и постоянно исправлял ошибки, которые его злили. Лишь к восьми утра закончил набивку текста. Проверив несколько раз, обнаружив и исправив в очередной раз опечатки, отправил документ на принтер. Прочитав с листа, подписал. И лишь сейчас успокоился.

Собрав в стопку оба рапорта, отложил в сторону. Есть почти час времени. Должно быть, буфет для сотрудников уже открыт. Он решил спуститься на первый этаж, чтобы посмотреть на смену караула, то есть на передачу дежурства сменщикам. Вошел и что увидел? Храпящего «Сонного Тетерю». Ефимчик, постучав парня по плечу, шутливо сказал:

– Э, лейтенант! По домам пора!

На этот раз Мосунов тотчас же оказался на ногах.

– Что-то не так с рапортом, да?

– За рапорт – спасибо, лейтенант. С ним всё в порядке. А вот смена твоя закончилась и…

– Свободен, да?

Майор улыбнулся.

– Абсолютно!

Лейтенанта как ветром сдуло.

А майор завистливо посмотрел ему в след. Вздохнул, выходя из дежурной части, и подумал: «Я-то когда дома окажусь?» Он направился в буфет, чтобы чуть-чуть, как он любит выражаться, заморить червячка.

Глава 4. Шеф проводит служебное расследование

Ефимчик, взглянув на часы, понял: пришла его пора. Вышел в узкий и длинный коридор. Приёмная шефа – через дверь от него. Вошел. Златокудрая секретарша рылась в папках с деловыми бумагами.

– Привет, Ксюша. Шеф, – майор кивнул на плотно прикрытую дверь слева, – на месте?

Девушка улыбнулась.

– Могли бы и не спрашивать.

– Ну… Мало ли… Мог быть на вызове. Например, у полковника.

– У себя он… И имейте в виду: не в духе.

– С утра? Кто успел?

– Не имею представления.

– У себя один или?..

– Один… Сказал, чтобы я всех «отшивала».

– И… даже меня?

– В отношении вас, Антон Алексеевич, эта команда не действует.

Ефимчик усмехнулся.

– Какая-никакая, а привилегия. Ну, я пошел, Ксюша.

– Ни пуха! Не вставайте перед начальством на дыбы и все обойдется.

Майор вошел. Начальник районной уголовки сидел к нему вполоборота и разговаривал с кем-то по телефону. Судя по тональности, не с руководством, а с равным по чину себе.

– Разрешите?

Подполковник Мартиросян кивнул и жестом левой руки указал на стул. Ефимчик прошел и присел. Закончив разговор, хозяин кабинета отключил сотовый, положил на стол, с минуту смотрел на своего заместителя и молчал.

– С докладом? – наконец, спросил он. Ефимчик кивнул. – Слушаю, майор… Что-то серьёзное? Хотя не думаю: иначе, несмотря на ночное время, ты бы меня не оставил в покое.

– Вы, как всегда, правы. Рядовое, я так думаю, преступление… И мое присутствие было излишним: на данном этапе легко справился бы рядовой оперативник. Возник, правда, нюанс, неприятный, откровенно говоря, лично для меня.

Подполковник Мартиросян прищурился.

– В чем дело? Что случилось? Твои подчиненные напортачили?

– Ну, сколько мои, столько же и ваши подчиненные, – сдержанно заметил майор Ефимчик. – Вот мой рапорт. Ознакомьтесь и примите решения по существу.

– Прямо сейчас? Горит? Может, оставить до вечера и решения принять в конце работы, так сказать, оставить на закуску?

– Как вам угодно, Степан Ашотович, но я думаю…

– Все понятно: ты думаешь, как всегда, иначе.

– Но… Имеет место…

– Я понял, – пробурчал недовольно подполковник и уткнулся носом в рапорт. Прочитав, поднял глаза на майора. – Первое: ознакомлю руководство с ночным происшествием немедленно и, скорее всего, кому-то из дознавателей будет поручено провести первичные доследственные действия. Второе: с этим сложнее; вызывает удивление, нет, даже подозрение реакция доставленного в больницу на твое появление в палате; ох, не зря он показал на тебя, что-то за этим маячит. – Подполковник встал, одернул мундир, пригладил волосы на голове. – Иду к заму по оперативной работе. Доложу… Жди меня здесь. – Вернулся минут через пять. – По первой проблеме ты был прав. Первичные документы перейдут к дознавателю Марусевой, а потом, поскольку смерть наступила в результате насильственных действий в отношении потерпевшего, вероятнее всего, займётся следствие.

– А что в отношении меня?

– Черт тебя дернул высунуться!..

– Вы о чем?

– Мог бы и промолчать.

– Не по совести.

– Мало ли что мог нагородить мужик? Что-то и с кем-то перепутал. В его состоянии могло, что угодно показаться.

Ефимчик, слушая, думал о своем: «Проверочка… Ему бы было в радость, если бы скрыл важное обстоятельство. Мог подловить на нечестности, однако не получилось. И, похоже, разочарован». В слух же сказал другое:

– Обязан был.

– Да ладно тебе! Хочешь выглядеть святее Папы Римского?

– Никак нет. Хочу выглядеть всего-то самим собой.

– Да ради Бога!.. Тебе хуже, а мне без разницы. В общем, так: поручено, чтобы не разжигать преждевременно страсти, мне провести служебное расследование и о результатах доложить руководству.

– Я готов… Поспешите… Сутки без сна… Тяжело…

– Что ж, приступим…. Первый вопрос: ты был знаком с умершим?

– Нет, никогда.

– Так и запишем…

– Почему, увидев, как ты сам написал в рапорте, испугался и показал на тебя?

– Не знаю. Удивлен не меньше вашего.

– Может, бредил?

– Не похоже.

– Хм… Я предлагаю спасительную ниточку, тебе бы ухватиться, а ты…

– Не вижу смысла. Присутствовавшие доктора в голос утверждают, что он был в этот момент в сознании и отдавал отчет действиям и словам.

– Всё не просто так: тебя с этим мужиком что-то связывало – это аксиома. Будешь продолжать отрицать?

– Да. Повторяю: с ним никогда и нигде не встречался.

– Не верю в случайности. Ты опытный оперативник и сам всё прекрасно понимаешь.

– В отличие от вас, Степан Ашотович, я имел дело и со случайностями.

– Вопрос в лоб: ты имеешь отношение к нанесению тяжких телесных повреждений умершему в больнице?

– Нет, никакого.

– Так и запишем… Итак, ты был на выходном. Скажи, чем ты занимался вчерашним вечером?

– Вам нужно алиби?

– Да… В обязательном порядке и если алиби не будет, то грош цена твоим отрицаниям.

– Моя семья сейчас на даче, пережидает эпидемию. Мы где-то в тринадцать часов все вместе пообедали, потом я поковырялся на грядках, а вечером…

– Что вечером?!

– Пошли в театр оперы и балета… Билеты были куплены заранее на спектакль «Баядерка» Людвига Минкуса…

– Разве зрелищные мероприятия не отменены?

– Вчера после долгого перерыва вновь этот театр начал принимать зрителей.

– Ишь, какой балетоман…

Сарказм был замечен, но майор пропустил мимо ушей. Он лишь, будто оправдываясь, заметил:

– Не столько я, сколько жена.

– Следовательно, ты и жена были на вечернем спектакле?

– Да.

– Во сколько начался спектакль и во сколько закончился?

– Должен был начаться в половине восьмого и закончиться в пять минут одиннадцатого.

– «Должен», говоришь?

– Была задержка на двадцать минут… Так что домой вернулись в одиннадцать с минутами. Вот вам и алиби. Жена может засвидетельствовать… Да и билеты могу предъявить.

– Алиби, но слабые. Жена – не свидетель. Почему? Ты сам знаешь: близкая родственница и может скрыть проделки мужа, потому что заинтересованная сторона.

– Извините, но имею то, что имею.

– А что, если я прямо сейчас позвоню жене?

– Сделайте одолжение.

Подполковник позвонил. Он разочарован, потому что жена подтвердила информацию мужа. Даже привела дополнительные подробности.

– Всё равно жене нет веры. Могли договориться.

– Ну, извините.

– Скажи, майор, а в зрительном зале с другими балетоманами, знакомыми тебе, не встречался?

– В зале – нет, а вот, погодите-ка, у гардероба столкнулся с полковником Курбатовым…

– Из областной уголовки? Тот самый?

– Он, думаешь, подтвердит?

– Надеюсь. Вместе вышли из театра и на улице распрощались.

– Твое счастье, майор, если… – Мартиросян набрал номер. – Алло… Здравия желаю, товарищ полковник… Извините, но есть вопрос… Не удивляйтесь… Вы вчера были на спектакле «Баядерка»… Понял… Да так… И виделись с майором, моим замом?.. Вот как… Я понял… Извините… Да, нет, ничего серьезного… Он у меня в кабинете… Он слышит наш разговор… И он передает вам привет. – Положив трубку, тяжело вздохнул. – У вас есть железное алиби…

Ефимчик грустно усмехнулся.

– … И вы этим, как понимаю, огорчены?

– Нет-нет, что ты! Рад за тебя… Повезло… Но беда в том, что проблема остается: почему так среагировал умерший?.. Ты можешь ответить?

– Нет, не могу. Но хочу узнать.

– Мертвые не дают показания… Даже таким крутым оперативникам, как ты.

Подкол? Еще какой! Хорошо, что, проявив отменное самообладание, подумал майор, не прореагировал.

Глава 5. Несвоевременные и опасные дискуссии