Глава первая.
Тогда я был довольно юн, возрастом около двадцати лет, но уже активно публиковал свои рассказы, стремясь занять достойное место в литературном мире. Мягко говоря, у меня не особо получалось чего-то добиться. Множество рассказов, которые я клепал по несколько штук в неделю, получали смешанные отзывы от критиков и читателей. Конечно не мало было и отрицательных мнений по поводу моих работ, что довольно сильно огорчало. Я вечно был в поисках новых историй и идей, старался изменять авторский стиль, добавлял иронии и острых шуток для особо одаренных умов, но тщетно. Всё было тщетно. А отношения с моей возлюбленной были испорчены из-за того, что я постоянно был как на иголках. Вечно метался по городу, искал тишины, при этом попутно искал новых людей – и всё для вдохновения. Думал, что, если прекращу публикацию рукописей, мной перестанут интересоваться, газеты и журналы забудут обо мне напрочь.
Однако, в один день ко мне всё-таки сошёл здравый смысл, и я понял, что мне нужен отдых. Я решил покинуть свой родной город, покинуть всех тех, с кем я был связан. И тем самым наконец найти себе покой и вдохновение.
Помню, тогда была ночь. Я сидел перед окном под теплым светом лампы в комнате и глядел на улицу. Всё на ней у меня вызывало отвращение: этот дуб уродский я вижу каждый день, мимо этого забора чёрного пробегаю вечно, в том ларьке хлеб покупаю. Всё одно и то же… одно и то же! И именно после этих размышлений я стал действовать. Взял весь свой капитал, собрал дорожный несессер – рубашка, брюки и кофта про запас, карандаш и тетрадь – для записи или иллюстрации своих мыслей, носовой платок, расчёска и зеркало – на всякий случай, а также лекарства. Я накинул на себя пальто, обул свои излюбленные блестящие туфли, натянул шляпу и побежал прочь из дома!
На улице кинул презрительные взгляды дубу, ларьку и забору. Глубоко вздохнул и продолжил путь.
Спустя несколько минут я был на вокзале. Да, я не знал, какие рейсы вообще будут, смогу ли я купить билет, но во мне была такая надежда и вера в то, что уже сегодня я покину этот чёртов город, что у меня не было никаких сомнений. И везение не обошло стороной тот день – я купил билет на поезд, пребывающий на вокзал спустя час и отвозящий меня в соседний край, в старенький, но красивенький городок.
Кассир был очень вежливый, а запах свежей ночи вперемешку с паровозной гарью заставили меня окончательно расплыться в улыбке, сесть поудобнее на скамейке и ждать поезда. Я нетерпеливо подергивал ногой, осматривая вокзал и держа в руке билет. Помимо меня рейс ожидали ещё с десяток человек. И никто из нас даже не разговаривал, не курил. В ту ночь всё было слишком идеально.
Наконец час прошёл. Поезд ворвался на вокзал, окинул перрон едким дымом и, заскрипев тормозами, остановился, словно жеребец. И жеребца я этого с удовольствием оседлал, пропустив первее меня всех других пассажиров. Проверив билет, хиленький старичок и меня жестом руки пригласил в поезд. Я повиновался и вскоре раскладывался на своем месте в сидячем вагоне. Шляпу с несессером отправил на верхнюю полку для багажа, захватив с собой лишь тетрадь с карандашом.
Пассажиры перешептывались. Старичок оглядел нас, выглянул на вокзал, сверился со временем и причмокнул. Поезд загудел, вновь повалил дым и мой путь начался. Вагон легонько потрясывался, уходя от моего дома. Я открыл тетрадь, готовясь ловить любые образы из своей головы и посмотрел в окно, на природу. И только тогда я понял, что никого не предупредил о своём отъезде. Моё решение было спонтанно принято под властью давящих мыслей.
Но небольшая паника ушла, как только я оглядел вагон, пассажиров и полностью проникся этим прелестным ощущением движения. Спустя несколько минут я заснул, как-то неряшливо развалившись на кресле, положив под голову тетрадь. И спал я тогда очень даже крепко.
Глава вторая.
Проснулся я внезапно. Даже чуть ли не упал с сидения, испугавшись тетради под своей головой. Уже было утро, солнце слепило мне глаза, а каких-то два человека позади бодро общались в полголоса. Я пребывал в вроде как сонном состоянии духа, но при этом спокойно мог всё анализировать и понимать. Быстро нащупав карандаш в кармане и протерев глаза, я невольно прислонился к окну. Поезд пробегал мимо золотого поля ржи, расположившегося под голубым и ясным небом. Да, идеальные обстоятельства продолжали преследовать меня, это не могло не радовать.
Отклонившись от окна, я направил взор в тетрадь, на пустые листы. И что мне писать? О чём? Решил с балды описать поле. Его вид мой проснувшийся мозг закрепил сразу же. Прилагаю тот небольшой текст, что я бережно храню в своём доме:
"Поле. Золотое поле ржи. Колоски зерна преклоняются пред ветром, блестя на солнце. Поле большое, и над ним – чистейшее небо. Огромное пространство счастья, словно символ свободы – вот что это за поле!" – а после я это всё перечеркнул, написал вместо "золотое поле" почему-то "бриллиантовое", зачеркнул и эти слова, со злостью закрыв тетрадь. В мыслях мелькали образы своей же жалости как писателя. Хотя, может даже как человека… В голове появились вчерашние переживания… Бросил свой дом, испугавшись сложностей, думал я, а возлюбленная моя что скажет? Я исчез! Я же исчез! И спустя пару мгновений страха, принял решение написать письмо по приезде своей уважаемой и бесконечно любимой. Душа немного успокоилась, но стыд заставил вжаться в кресло. В груди была тяжесть. Поезд продолжал свой путь.
Уже совсем разочаровавшись в себе, вернул тетрадь с карандашом в несессер. Решил просто глядеть в окно. И это было не самое плохое развлечение.
Старичок опять вошёл в вагон, оглядев нас. Он открыл рот, почему-то помолчал, а потом заговорил дребезжащим и жалким голоском.
– Скоро приедем на станцию "ту самую", – старичок почему-то посмотрел на меня, – будьте готовы к выходу. Стоим десять минут, – и человек ушёл, махнув на нас рукой. Новость, которую старичок принёс с собой, меня обрадовала. Я взял с полки несессер и шляпу, которую нацепил на голову. Остальные тоже начали суетиться и собираться.
Поезд заскрипел и обдал уже второй вокзал дымом. Люди встали со своих мест и потопали к выходу. Я сначала опять всех пропустил, а после сам встал и, прежде чем спрыгнуть на перрон, попрощался со старичком, что стоял у выхода. Оказавшись на платформе, день обрёл загадочность и даже некоторое ощущения дежавю – хоть я был без понятия об этом городе и о том, что меня ждёт, но чувства после высадки из поезда и сам вокзал напоминали мне прошедшие моменты жизни.
Предстояли долгие прогулки и, возможно, разговоры с местными. Предвкушение от предстоящего облегчили тяжесть, но на миг.
Выйдя с вокзала вместе с кучкой людей, я сразу обратил внимание на загрязнённость улицы, что предстала передо мной. Дорога словно состояла из грязи, что явно повлияло, не в самую хорошую сторону, на блеск моих любимых туфлей. Зато радовала архитектура – здания стояли на основаниях из каменных кирпичей, а стены чаще всего состояли из различных досок, иногда окрашенных. Крыши – двускатные, с отваливающейся черепицей. Окна – прямоугольные, периодически с защитой в виде решётки. Здания стояли не на очень большом расстоянии друг от друга, иногда образуя тесные переулки. Но в целом широта улиц, хоть и не могла похвастаться большими размерами и высотами, была удовлетворительна.
Но вы не подумайте, увидев картину навозной дороги и интересных милых домиков, я сразу влюбился в этот город. Это было нечто новое для меня и для моего сердца.
Спустя мгновение я подошёл к каким-то вывескам на одном здании, запачкав свои туфли. Одна бумажка гласила о поиске грузчика, другая – о пропавшем псе Лауреате. Да, эту кличку я отчётливо запомнил, и дело даже не в её странности, а в том, что пёс Лауреат ещё появится в моём повествовании. Отойдя от стены, я побрёл по улице дальше, пока грязь хваталась уже и за брюки. Я оглядывался по сторонам, подмечая в этой низкой застройке местности всё более и более привлекательные для меня детали.
Некоторая старость и разрушенность домов гармонировала с чистенькими стенами и хорошими материалами, из которых и строили все эти здания. Этот пейзаж словно доносил одну мысль: "Этот город не беден, это просто такой стиль. Так задумали архитекторы, " – и я даже был согласен с этой мыслью. Уют, пронзавший меня в самое сердце от этих построек, заставлял соглашаться с немыми заявлениями пейзажа…