Avicii. Официальная биография

Ничего не смыслившие в этом, вероятно, воспринимали все песни как точные копии друг друга. Для непосвященных они были на одно лицо. Но в этом-то и прелесть! Именно монотонностью музыка и завораживала, затрагивая абсолютно все органы чувств. Это был океан, где постепенно начинался шторм.

На некое подобие сцены вышел парень в потертых джинсах, футболке и надетой задом наперед бейсболке с надписью LA Dodgers. Медленно переключая песню, он сорвал с себя бейсболку, обнажив туго перетянутый хвостик.

Вот он. Стив Анжелло. Из всех музыкантов Стокгольма, избравших своей стезей хаус, этот двадцатичетырехлетний парень был лучшим. В этом Филип Окессон не сомневался ни секунды. Достаточно на него взглянуть: в каждом жесте Анжелло чувствовалось, что ему абсолютно плевать на всех и вся. Казалось, из трудностей он всегда выходит с гордо поднятой головой. Шведская пресса, разумеется, не успевала за происходящим и даже не догадывалась, как за эти годы изменилась столичная музыкальная сцена. Но разве это важно, когда Анжелло встречается с модной блогершей? Давая советы по уходу за кожей и лаковым туфелькам, она рассказывала о том, когда ее парень встанет за пульт в клубах Стуреплана – тех самых, которые Филип Окессон мечтал посетить. Она писала о приветственных напитках в Grodan, F12 и Laroy, выкладывала фото Аксвелла и Себастьяна Ингроссо – двух продюсеров, с которыми сотрудничал Стив Анжелло.

Шутки ради, будто подчеркивая, сколь мала, но важна была шведская сцена, трио начало называть себя Swedish House Mafia. Летом они выступали на Ибице, средиземноморском острове, славящимся своими вечеринками. Филип уже успел понять, что это настоящий рай. На фотографиях в блоге Себастьян Ингроссо указывал на клуб Pacha, крепко держа выпивку. Там они выступали с самим Дэвидом Геттой! Нацепив соломенную шляпу, Стив Анжелло сидел на берегу с музыкальным журналом Mixmag и читал очередную статью о себе.

О такой жизни можно только мечтать!

Под гремящий бас, который отдавался в стенах, Филип Окессон принялся размахивать руками в такт музыке.

Это был его мир. Мир, в который он так долго жаждал попасть.

Тим Берглинг не ходил по клубам. Его это совершенно не привлекало. Вместо этого он провел четыре месяца перед компьютером, но результат, по его мнению, по-прежнему оставлял желать лучшего. В песнях явно чего-то не хватало.

Когда Тима просили описать жанр, в котором он работает, наступало замешательство. Что это за музыка? «Если честно, не знаю», – написал он однажды на форуме Studio, где неуверенные в себе новички соседствовали с именитыми музыкантами. «Что-то вроде подросткового-простецко-евродэнсовского техно», – решил он наконец. В конце января 2007 года он попросил совета о работе с программой FL Studio:

«Хотел узнать: может, у какого-нибудь знатока FL найдется немного времени, чтобы помочь мне с мелодией, которой я в целом вполне доволен. Дело в том, что я вот уже несколько ДНЕЙ колдую и с компрессором, и с усилителем баса, и с вокодером и пр., чтобы голос и бас хорошо звучали, но ничего не выходит:/. Никак не разберусь с этим компрессором и в песне дисторшн уже при увеличении громкости всего на 30 %…»

Советы Тим впитывал, словно губка. Смотрел новые ролики на YouTube, где объяснялись тонкости и настройки программы.

Судя по всему, многие начинали с ударных и баса. Если они вместе звучат хорошо – считай, полдела сделано. Это основа, хребет песни. Потом ее можно было приправить сэмплированием или небольшим стоном, но именно ударные и бас давали жизнь композиции.

Интуиция подсказывала Тиму нечто совсем другое.

Он начинал с мелодии.

Если она еще не звучала в его голове, то рождалась во время вырисовывания аккорда. Придумав мелодию, он переходил к следующему этапу. Тим подыскивал подходящий синтезированный звук, который доводил до ума. FL Studio позволяла превращать звук в совершенно неузнаваемый. Инструменты теряли традиционную роль: идеально настроенные струнные превращались в ритмичные; короткий агрессивный позывной трубы можно было переделать в мягкий бас.

Только когда аккорды звучали более-менее так, как хотелось Тиму, он переходил к ударным и дополнительным эффектам.

В YouTube играло видео Feel The Vibe (Til The Morning Comes) – композиция Аксвелла из Swedish House Mafia. Наклонившись к экрану, Тим внимательно изучал детали, стараясь уловить обволакивающую дорожку баса и элементы, придававшие песне какую-то теплоту. Он обратил внимание, как элегантно и воздушно бас перекликается с основной мелодией. Тиму нравилась эта мягкость, вызывавшая эйфорию, но не переходившая грань. Жизнерадостная музыка, которая не выходит из головы. И как Аксвеллу удалось добиться такого звучания? Ритмы Тима были словно начертаны острым карандашом, в то время как композиции Аксвелла – это картины, написанные разноцветной пастелью.

Ночи напролет Тим читал и задавал вопросы – в точности как раньше, когда был увлечен играми. Приходившим к нему друзьям было очевидно: он поглощен новым делом. Они предлагали ему посмотреть какой-нибудь фильм или устроить очередной рейд в World of Warcraft – но нет, Тим сидел, уткнувшись в экран, погрузившись в собственный мир. Так проходил час, иногда два. Тим словно не замечал товарищей.

Его затянул этот пазл, он понимал, что кусочек, сам по себе казавшийся незначительным, мог стать основополагающим, будучи объединенным с другим. В этом процессе была какая-то своя логика, дарующая ему успокоение.

Тим не думал о домашних заданиях, о еде и прыщах. Всего этого отныне не существовало.

Когда складывались два-три, а то и четыре кусочка пазла, Тим подскакивал на стуле. Подумать только: недавно на экране была лишь пустая сетка, а теперь в наушниках звучал бит. Да еще такой заводной!

Его распирало от счастья и гордости, когда он, размахивая руками, проигрывал получившуюся мелодию.

Если в соседней комнате слышалось шевеление – Анки шла в туалет, – он тут же выключал свет, чтобы она не догадалась, что он еще не спит.

По Эстермальму поползли слухи о музыканте, называвшем себя Moonboy. В коридоре гимназии Эстра-Реал из мобильников звучала композиция En låda, а Филип Окессон даже ставил ее на домашней вечеринке весной 2007 года, пришедшейся на весенний семестр второго курса.

Как-то один парень из класса Филипа рассказал, что Moonboy якобы учится в их же школе. «Не может быть», – подумал Окессон. Мелодия слишком профессиональна, никто в их возрасте не мог создать чего-то подобного.

Да ладно, неужели это парень из класса E2C? Тот, чья мать – актриса? Парень, что вечно торчал у столов рядом со шкафчиками и без умолку болтал о компьютерных играх? Тот, с пожелтевшими подошвами потертых адидасовских кроссовок?

Примечания