#ХОЛМЫ_ФЕЙРИ
Да, все деревенские знали, что в холмах меж холодных камней живут эльфы, это ни для кого не было секретом. Просто никто из местных не хотел с ними связываться, да и встречаться лишний раз не спешил. У эльфов специфическое чувство юмора, а шутки посмертельнее стихийного бедствия будут. Фейри не умеют любить и сострадать, не прощают обид и мстят за малейшую неучтивость. Они любят и присваивают себе все красивое. Фейри владеют чарами, не стареют, живут вечно и презирают людей. Вот с одним таким мерзавцем я и заключила сделку, чтобы спасти свою невинность.
***
«Холодные камни холодной рукой не трогай, не надо, и рядом не стой. Не слушай их песни, не пей их вино… Холодные камни утянут на дно!»
***
Что дно реки, что дно болота, да хоть подземные чертоги фейри – мне было уже все равно! Мои сокровенные мечты и робкие надежды разбились вдребезги. Впереди меня ничего не ждало.
Пачкая юбки в грязи, не разбирая дороги, я бежала в холмы. В лапы фейри, к гибели и смерти.
Да, все деревенские знали, что в холмах меж холодных камней живут эльфы, это ни для кого не было секретом. Просто никто из местных не хотел с ними связываться, да и встречаться лишний раз не спешил. У эльфов специфическое чувство юмора, а шутки посмертельнее стихийного бедствия будут. Фейри не умеют любить и сострадать, не прощают обид и мстят за малейшую неучтивость. Они любят и присваивают себе все красивое. Фейри владеют чарами, не стареют, живут вечно и презирают людей.
Деревенским кое-как удавалось откупиться от них мисками с молоком, мелкими подношениями, пропавшими вещами и скотом, угнанным на болота. Утолив жажду веселья, эльфы уходили, не трогая людей.
Сами же смертные редко ходили в холмы, старались избегать эльфийских болот, а на вересковые пустоши забирались только от самой безнадежной нужды. И то с оглядкой и боясь встретиться с хозяевами холодных камней. Местные давно смирились и привыкли так жить. В страхе.
Мало кто мог забыть, что фейри рядом. Никто из деревенских не смел просто так тревожить сказочный народ на их территории.
Одна я осмелилась пойти против всех правил.
Но мне было уже на все наплевать.
Пусть лучше жители холмов разгневаются на меня, превратят мое сердце в камень или затанцуют до смерти, сгубив в топях, или заманят в свои подземные чертоги, что прячутся средь холодных камней и вереска. Лучше стать болотным огнем, чем уготованная мне судьба.
Жизнь, даже такая трудная и горькая, что была у меня до сегодняшнего дня, потеряла всякий смысл. И я взбунтовалась.
С матушкой Мод жилось непросто. С детства она обращалась со мной больше как со служанкой, чем с дочерью. Я была ребенком-подкидышем, найденным в холмах, и умерла бы там, если бы старая Мод не подобрала меня и не вынесла к людям. Вылечила и выходила.
Об этом она никогда не забывала напоминать. Особенно ведьма напирала на то, что я должна быть ей безмерно благодарна за ту жизнь, которую она мне дала.
Потому что я подкидыш, без сомнения, внебрачный, нежеланный ребенок, а возможно, и эльфийское отродье. Но деревенские, хоть и держались со мной отчужденно, в это не верили. У меня не было никаких признаков фейри. Ни остроконечных ушей или сияющих глаз, ни божественной красоты, ни чар, ни бессмертия.
Хотя кое-чему волшебному у старой Мод я научилась. Ведьма не стремилась передавать мне знания, я сама невольно нахваталась от нее разных умений. В частности – навыков в защите от влияния фейри. Именно с такими проблемами обычно приходили к ведьме. Полечить зачарованную скотину, снять морок или проклятье, избавить от влияния эльфов.
К ней приходили незадачливые пастухи, случайно попавшие на пирушку к эльфам и попробовавшие их вино. Теперь они уже не могли забыть той стороны: чары фейри, как хищник, поймавший добычу в сети, тянули их обратно. За помощью приходили пастушки и доярки, у которых коровы вернулись с пастбищ без молока или скисло все надоенное. И просто недалекие деревенские дурни, что, заслышав музыку фей в холмах, пускались в пляс, а потом не могли остановиться. Они так и приплясывали на пороге старой Мод, пока та не снимала с них чары.
Реже к ней приходили, чтобы вернуть украденного ребенка или проверить своего несносного крикуна, не дававшего родителям ни минуты спокойствия, не подменыш ли?! А может быть, для того чтобы найти и вернуть человека, потерявшегося в холмах (пока он еще жив), или выкупить заключившего с эльфами сделку.
Поговаривали, что темными звездными ночами сами фейри приходят к матушке Мод за помощью. Если такое и было, то гости с той стороны исчезали с рассветом.
Мод занималась колдовством, и это единственное, что она делала. Все остальное хозяйство было на мне. Старуха ни разу не взяла в руку тряпки или кастрюлю с того момента, как мне исполнилось три года.
Я терла, скребла, готовила и убирала, ходила за скотиной. Даже варила зелья или, если самой Мод было лень, плела и мастерила обереги против сияющего народца. Все с неизменным покорным: «Да, матушка! Сию минуту, матушка! Как скажете, матушка!».
Но из года в год во мне копилась горькая обида. Ни разу я не услышала и слова благодарности.
Она не считала меня своим ребенком и наследницей, но при этом требовала, чтобы я непременно называла ее «матушкой» и благодарила за все, что она для меня сделала.
И хоть ведьма многое могла, поток людей, желающих помощи, мельчал, эльфы притихли и затаились в своих холмах (а может быть, и уснули). Наконец людской поток превратился в редкие частные визиты. Денег не стало вовсе, и тогда, чтобы хоть как-то заработать, Мод придумала сдавать меня в наем соседям.
Для того чтобы жать пшеницу или молотить зерно, я была слишком слаба, но вот с домашней живностью и хозяйством я ладила, как никто в деревне. В моем присутствии пироги поднимались выше, коровы телились легче, куры неслись чаще. Так я и подрабатывала служанкой то в одном доме, то в другом за еду и монеты для старой Мод, на которые она беззаботно жила.
Это продолжалось из года в год, пока на меня не положил глаз младший сын мельника и мой мир не перевернулся.
Впереди меня ждало еще большее горе. Боль, несправедливость и обида преследовали меня с самого рождения. Теперь к ним присоединились унижение и страх.
Как ни старалась я сохранить все в тайне, старая Мод сразу же узнала о том, что сын мельника не дает мне проходу. Мельник посулил за меня ведьме золота, и та, не моргнув глазом, продала меня, словно какую-то корову. А чтобы я не смогла уйти из дома мельника, меня решено было выдать замуж.
Старшие братья давно были оженены. Прислуживая в их доме, я видела их жен, двух тихих женщин неопределенного возраста, тощих, в серых бесформенных балахонах, вечно испуганных, смотрящих в пол и замотанных в платки до глаз. Они боялись даже своей тени и безропотно выполняли все приказы.
Замужество – далеко не то, о чем я мечтала.
Но ведьма и слова не дала мне сказать, резко отрезав:
– Мельник богаче всех в трех деревнях, свое огромное наследство он поделит между сыновьями. О таком муже каждая деревенская девка мечтает, да не про их зубы пряник. Даже слушать не собираюсь твои неблагодарные речи. Что такая, как ты, в этом может понимать? Вот помру, кто о тебе позаботится? А так будешь при муже в достатке и сытости! Да и возраст у тебя уже весь вышел, восемнадцать годков, того и гляди в старых девках останешься!
Сама Мод помирать и не собиралась, она планировала припеваючи жить на деньги от моей продажи.
Выбора мне не оставили, убедив, что для безродной сиротки свадьба с богачом – самый лучший вариант. Я смирилась, хотя внутренне вся кипела.
Старуха не дала ни медяка в приданое, заявив, что я сама сделаю все, что требуется для торжества, еще раз доказав, какое я выгодное приобретение для семьи мельника.
Оказалось, что в доме ведьмы мне ничего не принадлежит. Мод выдала самое старое и рваное платье и отправила в дом к мельнику.
Я смирилась и с этим в надежде обрести кров и семью. Меня продали, назад ведьма не пустит, больше не куда было идти.
Мне пришлось устраивать собственную свадьбу. Так много я никогда еще не работала, три дня, полные забот и хлопот, в конце которых меня запирали в сарае мельника, объясняя это тем, что жить под одной крышей с женихом до свадьбы грех. Но что об этом может знать распутная деревенская девка, как я?
«Если не выскочила замуж в четырнадцать – либо развратница и не девица, либо дефекты какие есть и никто взять не захотел! А раз такое дело, пусть эта безродная благодарна будет, что на нее хоть кто-то глаз положил, в особенности такой пригожий молодец, как сын мельника!» – судачили деревенские кумушки, с завистью перемывая мне косточки.
Ночью, накануне свадьбы, когда я, наработавшись за день, без сил и сна лежала на соломе, замок на двери сарая звякнул.
Внутрь тихо вошла одна из жен сыновей мельника, боязливо поставила фонарь на пол, и скользнула вон.
Я, испугавшаяся мести деревенских девиц, которые сами мечтали окрутить последнего свободного сына местного богача, сползла с рваного пледа и забралась на сеновал под самый потолок, притаившись в темноте.
Мало ли что могло прийти деревенским девкам в голову, например, избить меня перед свадьбой, а то и испортить лицо, изрезав кухонным ножом, в надежде, что жених от меня откажется.
Я не на шутку боялась разборок и расправы. Пригожих женихов в деревне мало, говорят, многих парней сманили и сгубили в холмах фейри, выбирать девицам не из чего, хватай последнее или позорно оставайся в девках. Так что деревенские невесты готовы были с особой жестокостью побороться за последних свободных парней.
К моему удивлению, в сарай вошли, озираясь и нетвердо стоя на ногах, сыновья мельника. Увидев пустой мою жалкую постель, навязанный мне жених и его братья завертели головами по сторонам. Не зная, чего ждать, я замерла, как мышь под веником, в своем тайнике и не ошиблась.
Не найдя меня на месте, братья рассредоточились и, поднимая фонари повыше, начали рыскать по сараю.
– Ей, ты где? – Сыновья мельника заглядывали во все углы, приподнимали мешки и ворошили солому. – Иди к нам, не стесняйся, развлечемся. Все равно завтра одной семьей станем. У нас с братьями все общее!
– Свадебку сыграем, с женами познакомим! С кем из нас жить захочешь, с тем и останешься, не забывая, конечно об остальных.
Они говорили достаточно громко, а это означало, что мы здесь одни и братья ничего не опасаются, потому-то и заявились все трое с таким недвусмысленным предложением.
Я в ужасе вспомнила тихих забитых женщин невзрачной наружности, неприметных и покорных своей судьбе. Видно, и с остальными своими женами братья поступили таким же образом, заставив жить со всеми тремя разом, подчинив общей воле. Для себя я такой участи не хотела.
– Не могла же она раствориться.
– Думаешь, все-таки дочь ведьмы?!
– Приемная!
– Эльфы ее, что ли, украли?
– Замолчи! – шикнул один брат на другого. Все трое перекрестились и сплюнули при упоминании веселого народца.
– Здесь она. Дурит просто. Цену набивает, – убежденно сообщил младший сын мельника, тыкая в солому вилами. – Думает, если больше кочевряжиться, ее за девицу примут.
– Всем известно, что ведьмы в холмы шастают. А старуха Мод никогда среди приличных не слыла. Говорят, и приемыша своего всякому научила.
Так вот как думает обо мне сын мельника? Вот почему он меня выбрал? Решил – соглашусь на разврат?!
От их речей у меня потемнело в глазах и закружилась голова, внутренности стиснуло льдом. Это был только первый удар.
Я была на грани обморока, но изо всех сил сражалась с небытием, с ужасом представляя, что будет, если меня найдут здесь без чувств. Замужество произойдет быстрее, чем я думала.
Засов на двери сарая оглушающе звякнул. Дверь открыли пинком. Но еще до того, как створка грохнула об стену, братья юркнули в солому, что твои мыши. Брошенные фонари упали на пол. Раздался звон, и мир погрузился в полумрак.
Пьяный, с красными навыкате глазами, мельник на ощупь полез на сеновал. У меня все замерло в груди.
– Эй, невестка? НЕВЕСТКА? – Возможно, пьяному казалось, что он шепчет тихо, но мельник ревел так, что тряслись стены сарая.
Мельник нащупал что-то в ворохе соломы и, развязав штаны, заерзал, пристраиваясь. Темная тень в соломе активно отбивалась от пьяного.
– Неве-е-естка! – Язык пьяницы заплетался. – Вот недотрога! Будь же ласковей!
Невестка не собиралась таковой быть и уже откровенно дралась и брыкалась.
Я в немом ужасе затаилась в своем убежище.
По углам шуршали сыновья мельника, стараясь тайно, под покровом тьмы выскользнуть из сарая. Судя по всему, они точно знали, что представляет из себя их отец в пьяном виде. По деревне ходили слухи, что он до смерти забил их мать. Хотя сам мельник уверял, что жену у него украли чертовы фейри.
– Невестка! Не будешь благоразумной, я расстрою свадьбу. Тогда не бывать безродной девке частью нашей семьи! Старуха тебя назад не пустит, деньги она уже взяла! На улицу пойдешь себя продавать!
Возня и молчаливая борьба продолжалась, пока я не услышала громкое ругательство, и все стихло.
Посмотрев вниз, я увидела мельника, стиравшего морок с лица, в ужасе смотрящего на сына.
Перед моими глазами померк мир, хотя солома, на которую бросили фонари, разгоралась ярче, озаряя все вокруг.
Я уже ничего не хотела! Лишь бы проснуться, лишь бы как-то очнуться от этого кошмара! Но ужасу не было предела.
– Вон она! – крикнул один из братьев, указывая на меня пальцем. Я резко открыла глаза и поняла – меня обнаружили. Четыре страшных, искаженных похотью и бешенством лица смотрели вверх, прямо мне в глаза.
– Я первый, не смейте влезать, щенки! Сливки я снимаю! – Мельник оттолкнул жадно смотревших сыновей и, приставив лестницу, полез наверх.
Глаза мельника бешено горели на почерневшем от ярости лице.
Я поняла: меня сейчас не только по очереди изнасилуют эти четверо, но и изобьют до смерти. А если я все-таки выживу, то завтра они сыграют свадьбу, окончательно закрепив все права на меня у этой гнилой семьи, и этому кошмару не будет конца.
Я в ужасе попятилась. Мне ясно представилось, какая меня ждет судьба, и внутри что-то хрустнуло, ломаясь.
Любой расхочет жить, если его и без того горькая жизнь переросла в сплошное унижение и не проходящий страх.
Я уперлась спиной в дверцу сарая, через которую забрасывали сено на верхний ярус.
Покрасневшая пьяная рожа мельника показалась над соломой. Хрипя от натуги, пьяница перевалился через край и, задыхаясь, протянул ко мне волосатые руки. Лестница позади мельника скрипела и билась о край, это сыновья лезли вслед за отцом, не желая отставать.
Что есть сил я прижалась к доскам, отворачиваясь и зажмуривая глаза, чтобы не видеть этих похотливых рыл на фоне жарко горящего сена.
За спиной хрустнуло, и мир встал с ног на голову. Головокружительное падение завершилось мягким приземлением в кучу раскиданной соломы. Хорошо, что мельниковы батраки так ленивы и не все сено подняли наверх! Возможно, эту работу они приберегали для меня, чтобы нагрузить после свадьбы.
Мельник, стремительно трезвея, с сыновьями в бешенстве смотрели то на меня, то на пылающий сарай.
Не помня себя от ужаса, я скатилась с соломы, спотыкаясь и путаясь в рваных юбках, побежала прочь.
Вслед мне понеслось:
– Стой, мерзавка, держите ее! Не дайте ей уйти! – Кажется, мельник окончательно протрезвел, потому что передумал прыгать вниз на крохотную кучку соломы, желая меня догнать.
– Куда ты, ненормальная, вернись. Зла держать не буду, прощу! – сулил мельник. Но кто в здравом уме поверит человеку, убившему мать своих детей?
Пожар поджимал обманщика со всех сторон. Мельник с сыновьями метались по сараю в поисках выхода.
– Стой! Куда? – Какая-то деревенская женщина, увидев пылающее зарево, попыталась меня остановить, но только сорвала с плеч драный платок, в который я куталась, и вырвала из прически прядь волос.
Я была настроена более реалистично. Никто за меня не заступится. Ведьма не пустит обратно, ведь это означало вернуть деньги. Старуха удавится за них. Деревенские мне не поверят, посчитав, что я сама попыталась соблазнить трех братьев разом и отца в придачу. А все потому, что я сирота.
– Мерзавка, сарай подожгла! – вопил в полумраке обгоревший мельник, созывая соседей. – Держи ее! Хватай! – вопили его сыновья.
– Она с ума сошла! Ее эльфы прокляли.
От воплей «Пожар!» и «Эльфы!» вся деревня встала на уши.
– Куда ты?
– Стой!
– Что это с ней?
– Предсвадебный мандраж! – авторитетно заявила какая-то старуха, но я уже никого из них не слышала, более того не желала даже видеть. В их мире мне больше не было места.
У меня остался единственный, тонкий, как иголка, шанс. Мне и вправду некуда пойти, никто не возьмет в услужение безродную сироту без рекомендаций и связей. Выхода не оставалось: или продавать себя, или возвращаться в деревню, в лапы к мельнику, что для меня едино и равносильно смерти.
Оставалось надеяться только на волшебство.
Среди деревенских ходили слухи, что с фейри можно заключить сделку.
И получить золото, серебро, власть, свободу, все, что хочешь взамен за службу или какую-то услугу. Главное – держать уши востро и не дать себя обмануть, фейри напрямую врать не могут, но обвести вокруг пальца – легко. Сделка должна быть равноценна и выгодна обеим сторонам.
Я сама никогда не сталкивалась с эльфами, но многие уходили в холмы и даже возвращались, заключив вполне выгодные сделки. Поговаривали, сам мельник в сговоре с фейри, нет-нет да и поставляет муку ко двору эльфийского короля, на чем сильно разбогател. Вот откуда у него столько денег, власть и наглость творить все, что вздумается.
В моем представлении звездные люди не могли питаться таким банальным блюдом, как деревенский серый хлеб, но кто этих фейри знает. Должны же они что-то есть. А я могу готовить, убирать и ходить за скотиной.
Еще девицы шептались о спящем в холмах принце. Эльфов можно искать до посинения, аукая меж холодных камней, и неизвестно, ответят ли они на зов или начнут водить по болотам, а вот принц – он сто процентов где-то там в холмах.
Уже не первый час я бродила по топям, спускаясь и карабкаясь на холмы. За моей спиной пылало зарево горящей деревни, где огонь перекинулся без малого на пяток домов. Дороги назад не было, только вперед – к эльфам в болото. Холодный пронзительный ветер продувал до костей, но не холод заставил перевернуться все внутри. Где-то далеко в холмах заунывно запели рога, призывая к охоте, а может быть, сообщая: добыча обнаружена, преследование началось. Сердце болезненно стиснуло в груди. Звуки навевали осеннюю тоску, хотя для эльфов, преследовавших добычу, они наверняка означали веселье.
Значит, не все фейри уснули в своих холмах. Еще несколько раз с замиранием сердца я слышала звуки рога, охота то приближалась, то отдалялась.
Когда окончательно стемнело, я увидела то, что хотела, – блуждающие огоньки. Призрачные, колеблющиеся, они мерцали, маня меня.
Деревенские верят в то, что болотные огни укажут дорогу к своей судьбе. И если будешь смел и отважен, с тобой ничего плохого не случится, ты преодолеешь все преграды и получишь желаемое.
Между смертью в топях и смертью в доме у мельника для меня не было никакой разницы. Я отважно свернула в глубь болот.
Призрачные огоньки вспыхивали один за другим, ускоряя бег, и я, не разбирая дороги, неслась вслед за ними. Огни не давались в руки, исчезая при приближении, и каждый раз загорались на новом месте.
Пока я, с разбегу взлетев на холм, чуть не поймала один. Огонек погас прямо у меня в руках, а я поехала вниз вместе со склоном.
Чудом мне удалось не упасть и не погибнуть под обвалом. Приземлившись на колени, я затормозила у подножья холма и обнаружила еще одно светящиеся пятно впереди. Светлячок был какой-то не такой, будто отражал свет звезд. Он манил, не собираясь гаснуть.
Я несмело приблизилась и обнаружила лежащего на лишайниках и мхах человека, он мерцал в темноте, будто звезды. Бледная кожа словно светилась изнутри, в тонком худом лице не было ни кровинки. Тонкие веки слегка подрагивали.
Белая, как и лицо спящего, рубашка была небрежно распахнута на груди, а рука незнакомца лежала поперек тела, прячась на боку в мятых кружевах и складках тончайшей ткани.
Черные бриджи и высокие кожаные сапоги искусной выделки забрызганы тиной и болотной грязью.
На черных волосах с синим отливом воронова крыла поблескивали, словно брильянты, капельки росы. А вокруг головы росли мелкие кустики морошки и черники. Губы неизвестного были испачканы соком. Вероятно, юноша собирал ягоды губами, прямо с веток, да так и уснул, сраженный колдовством.
Казалось, он спит на постели из мхов и папоротников.
Не сразу я поняла, что это вовсе не человек! Эльф! Острые уши и неземная красота выдали незнакомца с потрохами. Сонный рыцарь, уснувший в холмах.
Значит, все, о чем говорят, правда! Если разбудить его поцелуем…
Я замерла в нерешительности. Никогда еще я не целовала парней.
Но фейри был прекрасен, ни разу в своей жизни я не видела столь чарующей красоты. Настоящий сказочный рыцарь. Он был смазливее любой деревенской девушки, которую я когда-либо видела. Меня тянуло к нему, словно магнитом.
Я наклонилась, внутренне замирая, и несмело дотронулась до губ спящего, почувствовав сладкий вкус болотных ягод с горьким привкусом.
Отстранилась, глядя на то, как задрожали черные, будто смоль, ресницы.
И осмелев, еще раз припала к мягким губам рыцаря. Но ничего не произошло, зачарованный принц все еще спал.
Я заметила капельки пота на висках фейри, растрепанные волосы и подозрительно бледные губы с синеватым оттенком, словно у мертвеца.
И только после того, как спящий пошевелился, я вновь прикоснулась к губам юноши в надежде разбудить его, и мне, к несчастью, удалось это.
Веки фейри дрогнули. Ярко-синие глаза широко открылись как раз в тот момент, когда я все еще прижималась губами к его губам. Секундное замешательство отразилось на лице парня.
А потом эльф взвился до небес, а я отшатнулась от него. Парень тер губы рукавом и отплевывался, тряся головой, от чего его черные волосы еще сильнее растрепались.
– Тьфу-тьфу-тьфу! ТЬФУ! Что ты позволяешь себе, смертная?! – вопил он так, что голос его далеко разносился над вересковыми топями. Подробнее рассмотрев меня, мое грязное рваное платье и испачканные болотной жижей щеки, незнакомец разозлился так, что его прекрасное лицо покраснело от гнева и он уже не мог вопить, а только по-змеиному шипел. – С-совсем с-сдурела? С-смертная?
– Я… Я только… – потеряла дар речи я, увидев, насколько исказилось лицо фейри от ярости.
Гневу эльфийского рыцаря не было предела. Злые глаза под густыми черными, будто нарисованные стрелки, ресницам сверкали нечеловеческой синевой и метали в меня молнии. Мне показалось, он сейчас меня заколдует или убьет, тем более на поясе незнакомца висел меч в золотых ножнах.
Внезапно страсть как захотелось жить. Ведь это был последний шанс на нормальную жизнь! Внешний вид эльфа подсказал мне, что в этом мире может быть нечто большее, кроме крохотной деревни и непосильного труда.
– Мне рассказывали о зачарованном принце, спящем в холмах, – поспешно начала оправдываться я, потому что этот «принц» уже покачиваясь встал на ноги и схватился за рукоять меча. – Если разбудить его, то можно попросить у него награду за избавление от столетнего сна!
Я надеялась, незнакомец поймет мои доводы, но он по-прежнему смотрел на меня бешеным взглядом. Только, похоже, от запредельной ненависти ко мне он окончательно потерял дар речи.
Глаз и бровь фейри дернулись, рот исказила злая кривая улыбка.
– Сейчас я вознагражу тебя! – очень убедительно пообещал фейри, – За то, что посмела оскорбить меня своими грязными… – Договорить эльф не смог, его трясло от ненависти, а вот рука, вытащившая меч из ножен, была чудовищно тверда.
Я с криком поспешно вскочила. Ноги вязли в болотной жиже и путались в драных юбках. Но мне удалось-таки увернуться от рубящего удара. Эльф по инерции крутанулся вокруг своей оси вслед за рукой с мечом, ноги его заплелись друг об друга, и он пошатнулся, однако устоял и ринулся на меня. Я с визгом бросилась наутек.
– Мерзкие людишки! – хрипел фейри, размахивая мечом, я боялась даже пикнуть, только тихо про себя молилась о том, чтобы уйти от рыцаря живой. Эльф бросался на меня с мечом, раз за разом промахиваясь.
– Ненавижу вас, смертных, вы слабы, ничтожны и презренны! Если кто-нибудь узнает… – Фейри не договорил. Но я и так поняла, что он хотел сказать: если кто-нибудь узнает, что он целовался со смертной, его засмеют. Это и так понятно.
Я готова была пообещать рыцарю все что угодно. Что буду молчать как рыба. Что исчезну с глаз его долой. Сейчас участь продавать себя не казалась настолько унизительной. Меня останавливал только страх перед чарами фейри.
Ведь веселый народец обладал волшебством и с легкостью пускал его в ход, лишь бы было весело. Увы, не вам. Эльфы могли заколдовать твои глаза так, чтобы они видели твой собственный затылок, а уши слышали только биение твоего сердца и ничего больше. Фейри ничего не стоило заколдовать тебя таким образом и отпустить на все четыре стороны, глухого и слепого. И все это исключительно из озорства и неуемной жажды веселья! Да мало ли всяких «веселых» вещей они могли сотворить со смертными? У людей против чар не было ни единого шанса.
Рыдая от ужаса, я попыталась убежать от разозленного рыцаря. Было поздно, твердая земля ушла из-под ног, и я в единое мгновенье погрузилась в трясину по пояс. Не помня себя, я попыталась выбраться, но только провалилась глубже по грудь.
Фейри, пошатываясь и тяжело дыша, подошел к трясине и присел на корточки, упершись руками в колени.
– Как ты смела, презренная смертная, тревожить эльфов в их холмах?! – не унимался злой эльф, размахивая мечом над моей головой. – Кем ты себя возомнила?
– Я хотела заключить сделку! – Крупные слезы лились из моих глаз, смешиваясь с болотной жижей. Кажется, у меня начиналась истерика.
– Что такая, как ты, может предложить народу?
– Службу! Службу!
На секунду мне показалось, что рыцарь сейчас одним ударом отрубит мне голову. Но меч безжизненно повис в расслабленной ладони.
– Да что ты умеешь? – с презрением бросил эльфийский рыцарь.
– Стирать-готовить-убирать! Все! Все умею! – визжала я, потому как болотная жижа уже доходила мне до подбородка.
– Лечить! – взревела я, не зная, что еще предложить фейри.
– Лечить? – Казалось, в голосе фейри появился тщательно скрываемый интерес.
Фраза «лечить скотину» застряла у меня в горле, тем более болото уже плескалось на уровне губ, и я, плотнее сжав их, затрясла головой, подтверждая свои умения.
– Да, да! Лечить! – Я уже отплевывалась от грязи и неумолимо шла на дно. Если мне сейчас не удастся заключить сделку – я погибла! И молить о пощаде бесполезно. С точки зрения безжалостных эльфов мой рот, полный болотной жижи, будет вполне заслуженным наказанием за то, что я посмела осквернить его сияющее величество своим поцелуем. А моя смерть – как бесплатное дополнение, маленький приятный бонус. Любой представитель народа живет вечно, а люди смертны, и фейри это знают.
– Хм… – задумался эльф, потирая подбородок. Я уже пускала пузыри.
Безразличие накатило внезапно, словно смерть накрыла своим саваном.
Зачем бороться? Зачем трепыхаться? Не проще ли тихо опуститься на дно болота, где покой и безмолвие? Где время течет медленно, словно ядовитая патока?
Я мотнула головой, но не смогла прогнать морок. Болотная тина накрыла меня с маковкой.
Жесткая рука с золотыми кольцами на длинных пальцах схватила меня за шиворот и с усилием вытянула из трясины. Голос, призывающий к смерти, притих, но не замолчал совсем.
Сплевывая грязь, я висела на ветке орешника, растущего на краю бочага, и болтала ногами в болотной топи. С меня ручьями стекала тина и остатки прелых растений.
– Так значит, ты хочешь заключить сделку? – Кажется, такая постановка вопроса была больше всего понятна рыцарю.
Видимо, у фейри есть только один вид отношений: ты мне, а я тебе. Договоренности, контракты, уговоры и обязательства сторон. В общем, деловые соглашения.
Фейри все-таки решил меня спасти, жаль, что мне уже жить расхотелось.
– Хорошо, заключим сделку, – продолжал развивать тему эльфийский рыцарь. Сроком на один год и час. Ты обязуешься служить мне. Будешь исполнять все мои приказы и поручения. И никогда не нанесешь непоправимого вреда своими действиями, иначе умрешь сама.
– А что я получу взамен? – болтаясь на суку, возмутилась такой наглости. С меня в единый миг слетела вся тоска, а нежелание жить ушло куда-то на второй план. Больно хитер и лукав этот эльф и явно старается меня обмануть.
– Что хочешь, – беспечно посулил фейри. – Вечную жизнь, бесконечное счастье, золото, богатство, власть. Любое твое желание.
– Нетушки! – отрезала я и возмущенно закачалась на суку. Орешник протестующе скрипнул.
Эти эльфийские штучки мне хорошо знакомы. Мы с матушкой Мод не одного деревенского дурачка спасли от таких вот желаний!
– Что же ты хочешь, смертная? – скрипя зубами, спросил рыцарь.
Наверно, эльфа разозлило то, что он не смог так просто меня обдурить.
– Защиты! Чтобы ты защитил меня!
– От чего?! – возмутился эльфийский рыцарь.
– От всего. И позаботился обо мне! – быстро добавила я, опасаясь, что эльф так и оставит меня висеть на суку посреди болота.
На бледном лице фейри проступили тени. Под глазами залегли синие круги. Виски и белоснежный лоб покрылись бисеринками пота.
– Это какая-то расплывчатая формулировка, – с сомнением произнес рыцарь. – Сдается, ты меня обдурить хочешь, – сухо сказал фейри.
– Ладно, ладно… – Я что есть сил соображала, как половчее заключить сделку, не дав обмануть себя. – Защищай меня от смерти и посягательства на мою честь. И заботься обо мне, как о самом себе. Сроком один год и один час!
Уф, кажется, все правильно сказала. Убить он меня не сможет и оставить в болоте тоже. Да и относиться он ко мне будет хорошо, от мельника и сыновей защитит, а то, что я только коров и кур лечить умею, так эльф не спрашивает, кого именно я лечу. У него наверняка есть лошади и прочая живность, за которой нужен уход. Тут-то я и пригожусь.
– Хорошо, – сказал фейри, все обдумав, – тогда ты тоже заботься обо мне, как о самой себе, и служи мне, как себе, сроком один год и один час!
Я неуверенно кивнула, не найдя подвоха.
– Я, Робин из рода Блэктерн, клянусь соблюдать наше соглашение сроком один год и один час!
Всем известно, что фейри не умеют лгать. Хоть и могут юлить и неявно обманывать, но сделка проведена была честно. Я выдохнула, готовясь изменить свою жизнь: хуже, чем было, не станет. Мне одна дорога в топь или меня до смерти забьют сыновья мельника за сожженный сарай, хотя к пожару руку не я прилагала. Но кто будет слушать сиротку?! Правильно, никто.