Купеческий дом

Часы показывали без двух минут половину шестого утра. В комнате царил плотный сумрак, особенно густой по углам и жидко-серый возле тумбочки, где лежал телефон.

Она не поняла, что ее разбудило. Просто проснулась и все. Резко открыла глаза, ощущая… что-то. И больше не смогла уснуть. Ворочалась с боку на бок, считала овечек, утыкалась лицом в подушку, накрывалась одеялом с головой, и только когда затылок начал пульсировать тупой болью, смирилась с тем, что сон ушел. Тогда она поднялась с кровати и отправилась в ванную. Умыться, принять душ, а потом – кофе. Подумаешь, день начался раньше на два часа! Зато можно успеть подбить хвосты по работе – проверить пару статей, что скинули припозднившиеся копирайтеры, написать письмо дизайнеру, а то задержал сдачу макета на сутки. Она поставила на стол кружку с кофе, долила в него молока, а потом села и придвинула поближе ноутбук.

За окном разливался мазутный мрак, холодный мартовский ветер трепал обнаженные ветви деревьев, наст глянцево блестел в огнях фонарей, а дома было светло, тепло и сухо. Золотистый уют прогонял смутные и тревожные воспоминания о сне, где был старый дом, разбитый забор, а за ним – дрожащие фигуры пожилых женщин, сцепившихся не то в объятиях, не то в борьбе.

Дело спорилось: от копирайтеров и дизайнера она перешла к аналитике по сайту, потом к планированию, потом к проверке фотоконтента – сама не заметила, как ушла в работу с головой, поэтому тихое жужжание телефона напугало. На экране высветилось: «Мама». Слегка поморщившись, она приняла вызов, щелкнула по значку громкой связи и отпила кофе. Холодный! Ну и гадость!

– Любочка! – голос матери звучал почти как всегда, но это самое «почти» заставило волоски на руках тревожно приподняться. К возмущенно-обвинительной интонации добавились истерические нотки. – Любочка! Бабушка умерла!

– Когда?

Маму, да и не только, всегда злило, что Люба скрывала свои эмоции, кричишь на нее – а она спокойна, ни румянца ни слезинки; замахнешься – даже не моргнет. Вот и сейчас тон ее не выражал ни ужаса, ни страха, ни шока, ничего из того, что от нее ждали.

– Тебе что, совсем все равно?! – не то взвизгнула, не то всхлипнула мать.

Любе все равно не было. Было больно. И страшно. И виновато. Ведь она раз за разом откладывала звонок бабушке, хотя та очень хотела поговорить. Но Люба все отговаривалась: занята, на работе, на встрече, в душе и еще с десяток причин, почему именно сейчас она поговорить не может.

А теперь поздно.

– Когда? – повторила Люба.

– В шестом часу, – ответила мать, и у девушки похолодели ладони. – На похороны приедешь?

– Приеду.

Люба нажала отбой, не прощаясь. Внутри у нее все дрожало, но она волевым усилием отодвинула все эмоции в сторону: сейчас важно разобраться с рабочими вопросами, оплатить билеты на самолет, собрать вещи. Плакать и горевать – потом. Получалось плохо: Люба вспоминала разговор с бабушкой недельной давности.

День был пасмурный, но теплый – в окно стучал первый весенний дождь, а сама девушка сидела в офисе, в своем закутке, и занималась составлением контент-плана. Работа ладилась, и звонок, отвлекший от нее, конечно, вызвал раздражение. Люба поставила телефон на беззвучный, но бабушка продолжала набирать ее раз за разом, так что ответить все-таки пришлось.

– Ну что такое-то?! – вместо приветствия прошипела Люба.

– Любочка, – бабушкин голос, такой растерянный и тихий, пристыдил ee.

Люба закусила губу, чувствуя, как щеки заливает жаркий румянец, и заговорила мягче:

– Ну, ба… Я же на работе! Срочное что?

– Надо, чтобы приехала ты, – после долгой паузы, изгнавшей остатки стыда, произнесла бабушка.

Люба фыркнула:

– До отпуска еще полгода, а там посмотрим. Целую, ба! – и нажала отбой.

Положив смартфон на край стола, девушка покачала головой: ну, надо же, как соскучилась! И все-таки… Просьба звучала странно: не то мольба, не то приказ – так ба говорила с ней лишь однажды. Люба даже думать не хотела о том случае, старательно изгоняя его из памяти. Со временем воспоминания поблекли, перестали тревожить, а сейчас вот – всколыхнулись, окатив волной неясного, мутного и липкого страха.

В тот день она так и не смогла его прогнать – ни работой, ни тренировкой до изнеможения, ни посиделками в баре с подругой…

Люба почесала бровь, критически оглядывая разложенные на кровати вещи: три футболки, двое джинс, черный пиджак, черная рубашка, белье, носки. Хватит ли? А если придется задержаться? Ответов не было. «Ладно, просто докуплю, если что», – решила девушка и принялась перекладывать все это в рюкзак. Эти простые действия – отобрать одежду, собрать сумку – немного ослабили завязавшийся в груди узел, но Любу не покидала смутная тревога. Она маячила на самой границе восприятия, словно тень на краю зрения, словно звук, который ощущается не слухом, но – кожей. Казалось, что-то приближается, но все вокруг оставалось неизменным – ночник на тумбочке, золотистые полоски на обоях, плед на кровати. Черно-синий, плотный мрак не заползал с улицы через окно, пол под ногами не исчезал, а Любе неожиданно стало страшно даже дышать. Чувство было столь сильным, что она осторожно присела на краешек кровати и провела так несколько минут, осторожно и медленно вдыхая и выдыхая, фокусируясь на этом простом действии. Только когда страх отступил, девушка продолжила сборы.

Спустя несколько часов такси везло ее в аэропорт. Мимо проплывал город: золоченые купола церквей, озябшие деревья, длинные троллейбусы, звонкие трамваи, спешащие по своим делам люди – все это появлялось и пропадало, оставаясь позади. Люба смотрела в окно и крутила маленький красный мешочек. Пальцы привычно ощущали мягкость бархата, его гладкость там, где ткань вытерлась от времени. Внутри перекатывались кристаллики ладана, распространяя тяжелый аромат, в который примешивалось что-то еще, горчащее травами и дымом.

– А что это у вас, а? – не выдержал таксист, скосив взгляд на любины руки.

– Подарок, – холодно произнесла она и сжала ладонь в кулак, скрывая мешочек.

Водитель поджал губы, но приставать с уточнениями, вроде «от кого?», не стал, а девушка прикрыла глаза. Ладанку подарила бабушка, когда Люба училась в восьмом классе, и с тех пор она носила ее, не снимая, почти двенадцать лет. А сегодня шнурок порвался, и мешочек упал на пол. «Это от старости, столько лет прослужил!» – подумала Люба, но в душе поселилась тревога.

Она становилась тем сильнее, чем ближе девушка была к аэропорту, поэтому когда таксист остановился, и пришло время выбираться из машины, Люба едва смогла открыть дверь – пальцы дрожали и не слушались. Почему-то казалось, что если она сделает еще шаг, если сядет в самолет, если зайдет в родительский дом, то случится что-то ужасное. Но она сделала этот шаг. Вышла из авто, поблагодарив водителя за поездку и улыбнувшись ему дрожащими губами. Прошла регистрацию, стараясь думать только о текущих действиях: достать паспорт, забрать посадочный талон, пройти в зал ожидания. Села в самолет, кивнув на вежливое приветствие стюардессы, нашла свое место, и только тогда узел в груди ослаб. Но не потому, что страх ушел, просто пути назад уже не было. Люба чувствовала это так же явно, как неудобство кресла, слишком тесного, слишком близкого к предыдущему. Убрав рюкзак под ноги, девушка пристегнулась, откинула голову назад и прикрыла глаза.

Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, и листала журнал. С глянцевых страниц улыбались звезды, пахло типографской краской и немного пылью от ковра, что висел на стене. За окном разливалось чернично-розовое утро, темнота отступала, растворяясь в свете нового дня.

– Любочка, – бабушка возникла на пороге комнаты неслышно, словно не шла по коридору, шаркая тапочками, а материализовалась из воздуха. – Завтрак готовый, иди покушай, и в школу собираться будешь.

– Еще пять минут, ба! – не поднимая головы, отозвалась Люба и продолжила изучать платье певицы – яркое, усыпанное пайетками. Вот бы такое на выпускной!

– Остынет же, – ласково произнесла бабушка.

Люба услышала, как она пошла обратно на кухню, и тогда отложила журнал. Зажмурилась, потянулась, а когда открыла глаза, вновь увидела на пороге бабушку. Она не шевелилась и будто бы даже не дышала, в глазах клубился белый туман, губы посинели.

– Осты-ы-ы-ынет, – голос ввонзился в уши тонким и одновременно низким воем. – Тело мое осты-ы-ынет!

Бабушка медленно встала на цыпочки, потом воспарила над полом, подергиваясь, будто бы сопротивлялась неведомой силе. Люба почувствовала, как волоски на руках от ужаса встали дыбом, а ба двинулась к ней – с усилием, как если бы ей приходилось преодолевать сильный, бьющий в лицо ветер. Девушка поджала ноги, начала отползать, и вскоре уткнулась в стену, а бабушка остановилась перед кроватью, поводила руками перед собой, как слепая. Люба зажала рот руками, чтобы даже дыхание ее не выдавало, но хватило и шороха одежды. Ба рывком схватила ее за плечо, девушка с криком дернулась назад и…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.