О вреде несоблюдения рождественских традиций

- -
- 100%
- +

О вреде несоблюдения рождественских традиций
Глава 1
Письмо от сэра Альберта пришло в начале декабря: легкий морозец прихватил раскисшие дороги, но снежный покров еще не лег, и почтовые кареты могли посоревноваться в скорости с поездами. Я ждал этого письма три месяца – с того момента, как узнал, что у старого друга семьи хранится древний том по истории волшебства, подаренный моим дедом его отцу. Я нашел упоминание о книге в описи семейной библиотеки, когда разбирал документы, перешедшие мне по наследству.
В тот ненастный день на исходе августа я впервые после долгого отсутствия вошел в двери опустошенного заразой особняка. Казалось, время в нем застыло: все было в точности так, как я помнил. Белели колонны поддерживающие балкон над входом, гулко отзывалась на шаги узорчатая плитка в холле, изящно изгибались, уходя вверх, перила лестницы… И все же я ощутил какую-то… неправильность. Нечто тревожное проросло в душе, заставив сердце на миг сбиться с ритма.
– Здесь пыль. – Недовольный голос Эбигейл расколол тишину, заставив меня обернуться.
Она вошла следом, моя волшебная леди, безупречная в своем модном наряде, и своей безупречностью только подчеркнула унылое запустение родового гнезда. Я дернул уголком губ и ответил:
– Слуги приведут все в порядок.
– Уж мы постараемся, сэр, – миссис Кук важно кивнула в подтверждение своих слов и удивительно тепло, почти по-матерински, улыбнулась мне.
И все же я не мог не заметить, как больно ей видеть Мэллоун-холл таким, как страшно в него возвращаться. Бессменная властительница очага хмурилась и поджимала губы, опасливо поглядывая по сторонам. Словно боялась, что зараза убившая мою семью все еще здесь.
– Все хорошо, миссис Кук? – решился спросить я и услышал, как ехидно фыркнула Эбигейл.
– Конечно, милорд. С вашего позволения.
Я проследил за неловкими, торопливыми шагами кухарки, за которой последовали столпившиеся на пороге горничные, и покачал головой.
– Эбигейл, ты не могла бы…
– Не могла бы.
– …вести себя прилично. – Все-таки закончил я.
С каждым днем она становилась все невыносимее. Колкости, замечания, молчание в ответ на мои вопросы, неуместные комментарии при посторонних и прислуге – вот неполный список самых безобидных проявлений дурного нрава разочарованной фэйри. Ее настроение переменилось в тот вечер, когда я отказался немедленно отправиться к Источнику Истинного Волшебства, и с тех пор становилось все хуже.
– Зачем? – Эбигейл вздернула нос и решительно направилась вверх по лестнице, показывая, что мой ответ ей не интересен.
Я только вздохнул и потер переносицу, что с ней делать, я не представлял. Впрочем, меня ждали дела куда более определенные и понятные, чем попытки растопить сердце фэйри. В них я и погрузился…
Мы прибыли в Мэллоун-холл утром – солнце едва встало и разогнало ночную темноту, превратив ее в серость дня – но стоило мне зайти в кабинет отца и приняться за бумаги, как время будто бы ускорилось. Мне показалось, что я моргнул и вдруг обнаружил себя в комнате, полной сизых, пусть пока и прозрачных сумерек. Еще немного и без свечей ничего будет не разобрать… На письменном столе выросли стопки писем, расписок, журналов, лежали какие-то клочки бумаги (непременно с важными заметками!); у стола высилось несколько разномастных кучек того, что я посчитал мусором, а на стуле ждало то, что я собирался внимательно изучить перед сном, уже в комнате, после того, как внесу в дневник записи о сегодняшнем дне.
В спальне успели прибраться и проветрить ее, и хотя сквозь ароматы сушеной лаванды и нагретого солнцем сада все-таки пробивался тонкий душок пыльного запустения, я почувствовал привычный уют. Словно бы я вернулся не спустя год, не в пустой дом, не в сопровождении новых слуг и вредной фэйри, а после завершения очередного курса в университете… Словно был я не полноценным хозяином поместья, тринадцатым графом Мэллоуном, а все еще младшим сыном, и внизу меня ждал праздничный ужин, на котором отец, сидя во главе стола, произнесет речь, мать тепло улыбнется, Джозеф отпустит пару очаровательных колкостей, Маргарет, конечно, им рассмеется, а после, когда я вновь вернусь в спальню, меня будет ждать Дали… Я сжал зубы, и, переложив на стол принесенные с собой описи, вцепился в спинку стула, до боли и судороги стиснув пальцы. Может, этого я и боялся, когда день за днем оттягивал возвращение домой? Всех этих воспоминаний: об отце и матери, о хотевшем убить меня брате, о сестре, что готова была пойти по его стопам, о Дали, не остановившейся ни перед чем, чтобы меня защитить…
…О том, что я их всех потерял.
– Я обнаружила любопытную вещь.
Я обернулся. Эбигейл стояла в дверях, прислонившись плечом к косяку, и внимательно изучала комнату. Взгляд ее на миг задержался на принесенных из кабинета бумагах, проказливо вспыхнул, когда она оценила размер кровати, а потом остановился на моем лице.
– Ты бледен…
– По-твоему, это любопытная вещь? – криво усмехнулся я в ответ, не без труда разжав побелевшие пальцы.
– М-м, не очень… – Эбигейл чуть сморщила нос.
– Тогда о чем ты?
На меня неожиданно накатила усталость. Все это время, с самого утра, я не позволял себе ее чувствовать, с головой погрузился в дела, отрешился и от мыслей и от физических ощущений – а теперь они меня настигли, ударили прямо в грудь, стиснули голову железными обручами, и я…
– Выглядишь утомлённым, – вместо ответа заметила Эбигейл и подошла ко мне так близко, что я уловил тонкий ванильный флёр. Прохладные пальцы коснулись моего лба, очертили скулы. – Прикажу слугам подготовить ванну, а потом добавлю в нее немного полезных трав.
Стоило последнему слову прозвучать, как она исчезла, а спустя пару минут – я только и успел, что избавиться от шейного платка – появился слуга.
– Милорд, – старательно скрывая раздражение, произнес он, – леди приказала подготовить ванну, но…
– Наполните чистой водой и оставьте.
Брови слуги удивленно дернулись:
– Но…
– Обычной прохладной чистой водой. Не нужно греть.
– Как скажете, милорд.
Когда за ним закрылась дверь, я сначала сел на кровать, а потом откинулся на спину. В детстве я любил разглядывать вырезанные на опорах и потолке орнаменты: цветы клевера переплетались со стеблями вереска, эвкалиптовые листочки едва не трепетали на невидимом ветру, неизвестные мне прекрасные цветы и травы оплетали все – от изножья до изголовья, а между ними то там, то тут прятались пушистые шмелиные тельца. «Шмели – проводники в Дивный Край, – как-то сказала Дали, когда заметила мой интерес, – а еще Кристофер Синеокий с помощью шмеля смог вовремя предупредить короля о нападении врагов. С тех пор шмель поселился на гербе семьи…»
На гербе, на навершии меча, в орнаментах и отделке… Шмели были везде, но талант общения с ними умер вместе с Синеоким. А что умрет со мной? Прошлой ночью мне вновь снился замок эльфа, но в этот раз не пустынные коридоры и даже не тронный зал, нет. Мне снилась темница. Холодный пол, металлические кандалы, шершавые стены и острый запах крови…
– Ванна готова, милорд.
Со вздохом я поднялся, кивком отпустил слугу и прошел в смежную со спальней ванную. Здесь было на удивление прохладно; на стойке висели широкие льняные полотна, а на специальной полочке выстроился целый ряд баночек, завершаемый бруском хвойного мыла. Невольно я улыбнулся – мой камердинер повторил их порядок в точности так, как делал в Нодноле. Все-таки, не зря я решил взять Билли с собой в имение! Скинув рубашку, я пробормотал короткое заклинание, а потом еще одно: воздух потеплел, а над водой закурился легкий парок.
– Для трав нужно погорячее.
Домашние феи тоже часто возникали словно из ниоткуда, но у Эбигейл это получалось по-особенному. Присутствие Дали или томтэ, или брауни, да даже малышек файет ощущалось заранее – они словно предупреждали: «Я рядом, сейчас ты меня увидишь!», Эбигейл же была выше этого.
– Неужели? – я обернулся.
Фэйри хмыкнула и коснулась пальцами воды. Пар стал гуще. Я покачал головой, наблюдая, как она развязывает тесемки простого холщового мешочка и достает из него щепоть перемолотых в пудру трав.
– Снимают усталость, успокаивают… – негромко произнесла она и с полуулыбкой добавила: – приносят добрые сны…
Я дернул уголком губ. Рассказывать ей о своих кошмарах и тревогах я не торопился. Мне хотелось самому убедиться в том, что эльфы надежно заточены, что ее… – наша! – затея увенчается успехом и не станет причиной нового кровопролития, но, кажется, Эбигейл оказалась внимательнее, чем я думал. И теперь она выжидающе смотрела на меня, а я – на нее. Пламя свечей заставляло ее волосы, спадающие волнами на скрытые тонкой сорочкой плечи, мягко мерцать золотым, а сама сорочка, пошитая на мужской манер и с распущенной у ворота шнуровкой, обнажала ключицы. Эбигейл вновь надела штаны, на этот раз не облегающие, а широкие и мягкие, но проигнорировала обувь. Она словно бы не замечала холода, идущего от пола, а я чувствовал его даже сквозь подошву домашних туфель.
– Ну? – выгнула она бровь, когда пауза затянулась. – Чего же ты ждешь? Забирайся в воду!
Я едва не поперхнулся, не в силах сдержать удивления.
– Что прости?!
– Ох, Крис! – Эбигейл закатила глаза и отвернулась. – Я не буду смотреть!
– Нет уж! – Я взял ее за руку и вывел прочь из ванной. – Если хочешь, можешь подождать меня в спальне или в своей комнате, но точно не здесь!
– Разве тебе не любопытно узнать, о чем я…
– Я в силах потерпеть!
Дверь захлопнулась прямо перед лицом Эбигейл, и пусть это было невежливо, но она собиралась нарушить нормы уже не вежливости, а приличия! Допустить подобное настоящий джентльмен просто не мог.
Я скинул одежду, сложив ее на полочке для грязного белья, и опустился в воду. Тепло накрыло меня, окутало ароматами ромашки, мяты и чего-то горьковато-острого, притягательного. Мышцы сладко заныли, и я прикрыл глаза от наслаждения. Перед внутренним взглядом тут же встала картина, от которой у меня вспыхнули стыдом щеки. Эбигейл… С этими ее тонкими ключицами, сияющими лукавством глазами и тонкими прохладными пальцами на моих плечах…
– А если кто-то из слуг зайдет? – стараясь сдержать дрожь в голосе, как можно безразличнее уточнил я и почувствовал, как по коже скользнули уже ее ладони.
– Не зайдет, я слегка заморочила их, – наверное, она улыбалась.
– Эбигейл, это…
– Прекрати, Крис. Не будь занудой! Ты и без того испытываешь мое терпение этими своими «подожди еще немного», «все ли ты проверила», «мне нужно сверить карты». Мы прошли бы половину Дивного Края и ступили на Старые Дороги, если бы ты перестал прятаться за книгами и доверился мне! – в плечи вонзились острые ноготки, причиняя легкую боль.
Может, действительно стоило уступать ей хотя бы в мелочах, и тогда ее дурное настроение станет хотя бы чуточку лучше? Ведь долг джентльмена еще и в том, чтобы леди было комфортно. Кончиками пальцев я дотронулся до ее запястья и примирительно спросил:
– Что же любопытного ты заметила?
– Другое дело, – фыркнула она, и боль исчезла вместе с ощущением ее прикосновения. – В прошлый мой визит дом был полон… – Эбигейл помолчала, подбирая слова, – …магии. Присутствие ее и волшебных существ ощущалось очень четко, хотя домашние феи и не торопились показываться мне на глаза… А в этот раз…
Так вот что это было. То самое чувство, что я испытал, едва войдя в двери.
– Особняк опустел.
– Да.
Я опустил взгляд на свои руки, они казались слегка зеленоватыми из-за растворенных в воде трав. Как бы мало мне не было известно о доме и его обитателях, об их связях, я понимал – все дело в смерти Дали. Защитница носителя волшебной крови, главная из фей Мэллоун-холла, крата могла быть главным звеном цепи, привязавшей томтэ, брауни, винки и других к особняку.
– Теперь в доме не осталось магии?
Эбигейл за моей спиной прошлась туда обратно, зачем-то выглянула в окно – я услышал шелест портьер.
– Не совсем… Скорее… – Она вздохнула, и я с легкостью представил ее недовольно поджатые губы. – Часть магии ушла, это правда, а часть уснула, и поэтому Мэллоун-холл сейчас совсем не похож на оплот семьи Лордов Основателей… Но я думаю, со временем ее можно будет пробудить и вернуть расположение тех домашних фей, что не ушли после смерти краты.
Ее слова подтвердили мои догадки.
– Ты поможешь мне? – спросил я и уточнил: – вернуть магию Мэллоун-холла.
«В конце концов, причиной смерти Дали стала именно ты», – конечно, произносить этого вслух я не стал, да и справедливость утверждения была сомнительной, ведь на мне лежала вина не меньшая. Эбигейл молчала, и от этого, казалось, воздух в комнате остывал.
– Не раньше, чем ты – мне. – Наконец произнесла она, и в лицо меня ударил порыв ледяного ветра.
– Эбигейл!
Тишина.
Фэйри ушла.
Я щелкнул пальцами, высекая крохотные искры волшебства и возвращая в ванную тепло. Настроение нежиться в воде пропало, на смену ему пришло желание как можно быстрее разобраться с описями и проверить есть ли в библиотеке семьи что-то, что может мне помочь…
…Таких книг нашлось несколько: одна все еще принадлежала Мэллоунам, вторая числилась потерянной, а третью мой дед подарил сэру Уильяму Хокстону, графу Оркини. Я не знал, жив ли еще сэр Уильям, но решил не откладывать и написать ему утром по указанному в заметках адресу. Если книга сохранилась, я должен был ее увидеть.
Глава 2
День мой, как я и планировал, начался с письма. Едва проснувшись, я сел за стол и написал короткое, но вежливое послание семье Хокстонов, в котором не стал скрывать предмет своего интереса, и только после этого отправился умываться и приводить себя в порядок.
Когда я спустился к завтраку, Эбигейл еще спала, и стол накрыли для меня одного. Миссис Кук сделала свои традиционные булочки, заварила кофе, служанка принесла к ним мисочки с джемами и маслом, а мне почему-то вспомнилось утро с Икабодом Роудвудом, и вместо приятной горечи кофе наполнил рот противным кислым привкусом. В тот день я был у могилы брата последний раз, а ведь теперь там покоилась вся моя семья… Стоило, наверное, навестить усыпальницу. Посмотреть правде в глаза. Принять ее.
Донце фарфоровой чашечки скорбно дзинькнуло о край блюдца, я отложил на край тарелки надкусанную булочку и поднялся. Находиться в пустой столовой было невыносимо: мне чудились призрак матери и тень отца, казалось, что вот-вот я услышу тихие шаги Маргарет и шелест ее платья… Лоб словно сдавило железным обручем, а грудь – каменной плитой. Нет, больше завтракать в одиночестве я не стану! Лучше дождусь Эбигейл, и даже ее дурное настроение будет лучше, чем трясина из воспоминаний!
На свежем воздухе мне стало легче, и пусть вискИ промокли от пота, я снова мог нормально дышать. Вчерашнее ненастье осталось позади, солнце поднялось и заливало двор прозрачно-золотым, высвечивая увешанные росой паутинки, отражаясь в окнах, согревая старые стены. Особняк на самом деле не был единым зданием, он состоял из нового корпуса, оранжереи и того, что я любил больше всего. Донжона и опоясывающей его галереи, столь древних, что они помнили времена, когда о Едином Королевстве еще ни шло и речи. Когда-то они были частью замка, но кто-то из моих предков – не помню, кто именно – снес укрепления и стены, построил рядом новое здание и соединил с донжоном крытым переходом. Дом впоследствии не раз перестраивали, но «сердце» Мэллоун-холла больше не беспокоили, разве что ради ремонта… Сейчас в нем располагалась библиотека. Сколько радостных дней я провел в ней, читая легенды о рыцарях, королях, магическом искусстве и коварстве колдунов! Сколько бессонных ночей я тонул здесь в ярости и страхе, пытаясь найти способ снять метку фэйри! Теперь эта фэйри жила в моем доме, магия прочно вошла в мою жизнь, а волшебство…
…Волшебство мы собирались вернуть.
Я хмыкнул и направился к конюшне, сколь бы велико не было мое желание взяться за книги, сначала стоило отвезти письмо на почту. И зайти на кладбище.
Поместье стояло в некотором отдалении от города: едва ли больше получаса пешком, а верхом и того быстрее. Лошадка бодро трусИла вдоль изгороди, увитой плющом и диким виноградом, первый багрянец тронул его листья, залил чернильно-синим ягоды, а вот плющ только зацвел, и над бледными зонтиками его соцветий вились бабочки. Павлиний глаз, красный адмирал, малая черепаховая, расписная леди – они кружились, легко взлетая, перепархивая с цветка на цветок, и, казалось, что пыльца на их хрупких крыльях сияет. Когда Маргарет была маленькой, она часы напролет проводила за альбомами с бабочками, разглядывала их, запоминала, а потом рассказывала каждому, кто готов был ее слушать… Танец нимфалид вдруг показался мне жутким, и я отвернулся, пришпорив лошадь. Все вокруг было родным и знакомым, и все вокруг причиняло мне боль. Может, права была Эбигейл, и мне не стоило задерживаться здесь, возвращаться домой, искать книги? Может быть, открыв Источник Истинного Волшебства, я вошел бы в двери Мэллоун-холла тем, кем всегда мечтал – героем, а не растерянным мальчишкой, пережившим предательство семьи? В каждой легенде финал приключения дарил рыцарю жизнь в ореоле славы и радости, так может… Дорога вильнула, впереди показались каменные стены, а за ними серые черепичные крыши домов, и сердце мое пропустило удар – мне почудилось, что город объят пламенем. Видение схлынуло, не продлившись и миг, но сомнения исчезли: если с возвращением волшебства вернутся и эльфы, то меня будут ждать отнюдь не слава и совсем не радость, а значит я прав. Прав в своем стремлении проверить все ли идет так, как нужно!
– Доброе утро, мистер Мэллоун, сэр! – работник почты, пожилой седовласый мужчина с пышными бакенбардами отложил газету и широко мне улыбнулся. – Рад вас видеть!
Он работал здесь столько, сколько я себя помнил, и работу свою любил: чистые полы, блестящие стойки, ровным рядком поставленные справочники, всегда полная чернильница и заточенное перо для посетителей – не каждое отделение в Нодноле могло таким похвастаться!
– Доброе, мистер Леткар, – я вернул ему улыбку и достал письмо.
– Оркинийские острова? Хмф… – служащий нахмурился, от чего его седые брови слегка встопорщились.
Он отошел от стойки, достал потрепанную книжицу и принялся листать тихо шуршащие страницы. Я терпеливо ждал. Наконец, мистер Леткар нашел, что требовалось, и вернулся ко мне.
– Нечасто мы отправляем письма на острова, – произнес он. – Оплачиваете вы или получатель?
– Я.
Вряд ли Хокстоны настолько бедны, чтобы отказаться от расчета с почтой, но лучше уж заплатить самому и быть уверенным в том, что письмо они получат. Том «Сравнение запирающих чар: волшебство, колдовство, магия», да еще написанный несколько столетий назад, во времена, когда волшебники и фэйри все еще жили среди смертных, это ли не лучшая возможность понять безопасно ли то, что мы задумали?
– Отлично, сэр… Что же, посмотрим, сколько это будет стоить…
Когда я вышел из почтового отделения, солнце едва ли сдвинулось над горизонтом, но горьковатая осенняя прохлада почти растаяла, сменившись душистым теплом. В пышных кустах боярышника тинькали синицы. Я улыбнулся и, отвязав лошадь, скормил ей прихваченный кусочек сахара. Верховая езда – важная часть жизни каждого джентльмена – всегда оставалась вне моих интересов: породы лошадей, скачки, ставки – я ничего в этом не смыслил и не собирался, но не упускал случая побаловать своих коня или кобылку чем-то вкусным. Джозеф смеялся над этим. Член Жокей-клуба, победитель соревнований, он относился к животным, как к способу добиться результата, и превозносил саму традицию Королевских Скачек и всего с ними связанного. Я дернул уголком губ и вскочил в седло, пустив довольную угощением лошадку быстрым шагом. Так уж ли сильно мы различались, чтобы он решился на мое убийство?..
Вид старой церкви – толстых каменных стен в пятнах лишайника, стертых ступеней, распахнутых резных дверей – заставил мое сердце пуститься вскачь. На крыльце мне почудился призрак Доуса, каким он был до обращения: внимательные карие глаза, безупречно чистая ряса, тонкие губы с участливой полуулыбкой… Я сжал поводья, не в силах вдохнуть, но тут из полутьмы выступил другой, реальный человек.
– Доброе утро, сэр. Вы пришли, чтобы обратиться к Спасителю?
Я вежливо улыбнулся, хотя кривая усмешка так и рвалась изнутри. Откуда бы новому пастору знать кто я? Меня не было здесь с прошлого августа, поместье стояло закрытым и некому было рассказать ему о графе Мэллоуне. Я спешился и снял шляпу, чтобы ее поля не закрывали мое лицо.
– Нет, святой отец, я пришел навестить семью.
Пастор взглянул мне в глаза, и румянец на его щеках выцвел. Доус не делал различий между обычными людьми и теми, в ком текла волшебная кровь, а этот, видимо, делал.
– Кристофер Мэллоун. – Представился я, наблюдая за тем, как святой отец пытается вернуть вежливое выражение лица.
– Аластор Парнсон.
Даже голос его изменился: теплота исчезла, словно унесенная зимним ветром, осталась холодная, почти враждебная деловитость, и она напомнила мне Роудвуда. Интересно, мистер Парнсон презирал богачей или наследников Лордов Основателей? Впрочем, не важно. Он не смог скрыть неприязни, и поэтому я пренебрег правилами вежливости, не став говорить ему, что рад знакомству, просто кивнул и прошел мимо.
Кладбище ничуть не изменилось с прошлого моего визита сюда. Все тот же прозрачный свет, все те же легкие тени, но к песне ветра в кронах добавился тихий шепот опавших листьев; каштаны окрасились в ржавый и бурый, и, не пройдет и месяца, как в траву начнут опадать плоды. Я улыбнулся, вспомнив, как убегал сюда, чтобы собрать каштанов для томтэ, который очень их любил. Он, как и другие домашние феи, сейчас избегал меня, но почему бы не попробовать помириться с ним, предложив любимое лакомство? Нужно будет прислать слуг, когда начнется сезон, а еще подумать над тем, что можно найти для брауни и винки. Миссис Кук всегда оставляла для первого блюдце со свежими сливками, но вот что нравилось маленьким феям снов, я не знал. Молоко? Мед? Может, сахар?..
Я и сам не заметил, как пришел к семейной усыпальнице – так увлекся размышлениями. Она появилась среди деревьев неожиданно, словно с нее спали скрывающие чары, и я остановился. Призраки прошлого вновь обступили меня. Я словно бы перенесся в тот день, когда увидел сорванную с петель дверь, разбитые вазы, обломки крышки саркофага на полу, где бурое мешалось с лилейно-белым… К горлу подкатила тошнота. Я зажмурился так крепко, что мир погас, сменившись цветными пятнами, остались лишь звуки: мое прерывистое дыхание, шум деревьев, редкий птичий посвист – а когда открыл глаза, все вернулось на свои места. Новая дубовая дверь с вездесущим шмелиным орнаментом была закрыта, и, толкнув ее, я увидел целые, пусть и пустые вазы, чистый пол и четыре стоящих в ряд саркофага.
Джозеф. Отец. Мать.
…Маргарет…
Свет, льющийся из витражных окошек укрывал ее гробницу прозрачным цветным покрывалом, и пылинки, кружившие над ней, казались волшебной пыльцой. Я подошел ближе и, стянув перчатку, коснулся резной «М» на крышке саркофага. Вопреки ожиданиям, камень оказался не холодным, а теплым, словно живое дыхание согревало его изнутри, но это была иллюзия. Маргарет умерла. Умерли отец и мать. Я больше не был наследником, младшим сыном – я стал графом Мэллоуном, главой семьи.
– Так и знала, что найду тебя здесь, – звонкий голос Эбигейл пронесся по усыпальнице свежим ветром и принес с собой тонкий аромат ванили. – Кстати, почему твоя семья покоится здесь, на кладбище, а не в церкви, как положено всем аристократам, ведущим свой род от Лордов Основателей?
Я прикрыл глаза, мысленно прощаясь с сестрой, и надел перчатку. Эбигейл ждала моего ответа со скучающим видом разглядывая рельефное изображение над порталом дверей напротив. За ними покоились мои дед, бабушка и трое их дочерей умерших во младенчестве.
– Это все, что тебя сейчас интересует? Даже не выразишь соболезнования?
Фэйри посмотрела на меня, слегка изогнув бровь. Ее глаза с узким кошачьим зрачком блеснули, будто бы отразив свет солнца Той Стороны, и она подошла ближе.
– А ты скорбишь по ним? – изящный пальчик коснулся таблички с именем «Джозеф Артур Мэллоун». – По брату, задумавшему тебя убить? – Эбигейл перевела взгляд на саркофаг Маргарет. – Или по ней? Хотевшей ударить тебя в спину, не испытывавшей к тебе ни любви, ни сочувствия?
– Я скорблю по тому времени, когда все это если и могло быть, то только в дурном сне. По времени, когда ответственность за все наследие рода лежала на чужих плечах. По времени, когда я…