Цветок Исгарны

Я замер. Её прикосновение обожгло меня, но не огнём, а самой жизнью. Её ладони, тёплые и удивительно мягкие, удерживали моё лицо, не позволяя снова провалиться в тот кромешный ад, что остался позади, в Пещере. Перед глазами снова поплыли тени, крики, отголоски моего собственного страха. Я сжал веки, пытаясь стереть этот кошмар, но он въелся в меня слишком глубоко.

– Кассий, скажи что-нибудь! Ты весь в ранах… – её голос снова прервался всхлипом. – Ты ведь не умираешь? – прошептала она почти неслышно.

– Я в порядке. Просто нет сил, – признался я, хотя и не хотел показывать свою слабость. Мне не хотелось предстать перед ней немощным и жалким.

– Я так испугалась… – она склонила голову, но её ладони по-прежнему не отпускали моего лица.

Я потерся щекой о её ладонь, и это простое прикосновение оказалось на удивление приятным. Лира подняла голову, и наши взгляды встретились.

– Всё кончилось, – прозвучал мой голос тихо, но твёрдо. – Я вернулся. Я здесь.

С этими словами воспоминания с новой силой попытались поглотить моё сознание. Дыхание участилось, грудь сжалась.

– Эти стены… эти голоса… – мой голос сорвался на хриплый шёпот.

Я попытался вырваться, но её руки не позволяли мне пошевелиться. Вместо того чтобы отпустить, она прижала мою голову к своей груди. Я сделал глубокий вдох, вбирая её запах – цветов и дождя, который медленно вытеснял из ноздрей привкус пыли, крови и страха. Спокойствие. Именно это я ощущал рядом с ней. Будто яростный змей внутри меня готов был послушно склонить голову только перед ней.

– Тшшш, – она провела ладонью по моим волосам, и её прикосновение было таким нежным, что по коже побежали мурашки. – Всё хорошо. Я рядом.

Она замолчала на мгновение, словно что-то обдумывая, а потом тихо, почти неслышно, начала напевать. Сначала это был просто набор нот, лёгкий и убаюкивающий. Но чем дальше, тем яснее проступала мелодия. Старая, знакомая до боли, будто из самого детства.

Моё сердце пропустило удар. Я замер, не в силах пошевелиться, вслушиваясь в каждый звук. Это была та самая колыбельная. Та, что пела мне Элайза в те редкие ночи, когда кошмары пробирались сквозь сон и я просыпался в слезах. Та, что звучала на её странном, певучем языке, который я тогда не понимал, но чувствовал всей душой.

Если она знает эту песню… значит, в видениях Элайза сказала правду? Лира – её дочь.

Я открыл глаза и отодвинулся от неё. Всматриваясь в её лицо, я пытался найти подтверждение в её глазах, полных слёз и нежности.

– Ты… откуда ты знаешь эту песню? – прошептал я, и мой голос прозвучал грубо и поражённо.

Лира на мгновение смутилась, её пальцы дрогнули на моём лице.

– Моя мама… она пела её мне, когда я была маленькой. Она говорила, что это очень древняя песня, из далёких краёв.

Элайза. Она пела её мне. И пела Лире. Она стала тем мостом, что соединял наши миры ещё до того, как мы встретились. Судьба ли это? Или насмешка? Но в тот момент это казалось чудом. Ещё одной нитью, что незримо связывала нас.

Я не смог сдержаться. Поднял свою окровавленную, израненную руку и осторожно, словно боясь спугнуть, прикрыл её ладони своими. Разница была разительной – её нежная, светлая кожа и мои пальцы, покрытые шрамами и чешуёй. Но в тот момент это не имело никакого значения.

– Спасибо, – выдохнул я, и это было единственное, что я мог сказать. Благодарность за песню. За то, что она здесь. За то, что она есть.

Наши взгляды встретились и сцепились, и в её зелёных глазах я увидел не жалость, а понимание. И что-то ещё, что заставило моё израненное сердце биться чаще.

Я медленно, давая ей время отстраниться, приподнялся. Каждый мускул кричал от протеста, рваные раны на груди пылали огнём, но вся боль отступила на второй план, затянутая тяжёлым биением сердца. Всё моё существо, всё, что осталось во мне живого после Пещеры, было приковано к ней. К её глазам, в которых плескались слёзы, отражались джунгли и – непостижимая глубина. Глубина, от которой перехватывало дух с силой, неведомой самой смерти.

Я приблизил лицо к её лицу, чувствуя, как её тёплое, прерывистое дыхание смешивалось с моим тяжёлым. Воздух между нами загустел, наполнившись трепетным ожиданием и сладковатым запахом её кожи, который перебивал металлический запах крови.

– Лира… – прошептал я её имя, и оно сорвалось с моих губ хриплым, чужим звуком, больше похожим на стон, на молитву.

Она не отодвинулась. Её ресницы дрогнули, но взгляд не отвела. В её зелёных глазах не было ни страха, ни отвращения к моему израненному, окровавленному виду. Было лишь понимание, тихая печаль и – ответное томление. Её губы, влажные от слёз, приоткрылись в лёгком, едва слышном вздохе.

Это было всё, что мне было нужно. Последняя грань, которую я пересёк.

Я закрыл глаза и стёр дистанцию между нами.

Первый миг был просто прикосновением. Шероховатая, потрескавшаяся от усталости и боли поверхность моих губ коснулась невероятно мягкой, податливой нежности её рта. Это было подобно падению в тёплую, целительную воду после долгого пути по раскалённым углям. Я замер, боясь пошевелиться, боясь спугнуть это хрупкое чудо.

Но она не отпрянула. Наоборот, её пальцы, всё ещё лежавшие на моих щеках, дрогнули и слабо притянули мою голову ближе. Это крошечное движение, этот безмолвный ответ снёс все последние преграды.

Второй поцелуй был уже не вопросом, а утверждением. Глубоким, медленным, бесконечно жаждущим. Я чувствовал солёный вкус её слёз на своих губах и отдавал ей вкус своей борьбы, своей боли и своей победы. Моя рука, всё ещё сжатая в кулак от недавнего напряжения, разжалась и поднялась, чтобы коснуться её шеи. Я вёл пальцы по её коже с благоговейной осторожностью, боясь оставить на ней малейшую царапину, чувствуя под подушечками пальцев бешеный стук её пульса, который теперь бился в унисон с моим.

Мир растворился, сузившись до тёплой темноты под веками, до звука нашего общего дыхания. И лишь очертания её тела – хрупкие и в то же время незыблемые – оставались единственной опорой, якорем, удерживающим меня в реальности. Всё остальное – призраки Пещеры, боль, измождение – отступило без следа, затопленное всепоглощающей, чистой волной нового чувства.

И в тишине джунглей, под сенью древних деревьев, с болью в каждом дюйме тела и с миром в душе, я знал, что всё, через что прошёл – это того стоило. Всё это – ради вот этого мига. Ради этого тихого, исцеляющего прикосновения. Ради неё.

Боль продолжала тлеть под кожей, а тени Пещеры, словно незваные гости, маячили на пороге сознания. Но теперь у меня был ориентир. Не просто точка опоры, а сама суть жизни, к которой я мог прикоснуться. Её дыхание смешивалось с моим, становясь тем ритмом, что заглушал любое эхо прошлого. А её вкус на моих губах был той единственной клятвой, которую я был намерен сберечь.

Мы оторвались друг от друга одновременно, чтобы судорожно глотнуть воздух. Лбы наши по-прежнему были прижаты друг к другу, глаза закрыты. Её дыхание было частым и тёплым на моём лице.

– Я скучала, – прошептала она, и её голос обрёл ровную, бездонную умиротворённость.

Я хотел ответить. Хотел сказать, что теперь ничто не разлучит нас. Но слова застряли в горле, сдавленные внезапной, сокрушительной волной усталости. Радость от встречи, на мгновение затмившая боль, отступила, и реальность навалилась на меня всей своей тяжестью.

– Я… – начал я, но голос сорвался.

Сердце забилось неровно, с перебоями. Голова закружилась, а в ушах зазвенело. Силы, которые я собирал по крупицам, чтобы добраться до неё, чтобы прикоснуться, иссякли разом. Картина перед глазами поплыла, очертания Лиры расплылись, стали размытыми.

– Кассий?

Звук её голоса становился всё дальше, будто кто-то задраил люк в моём сознании, отсекая внешний мир. Я почувствовал, как моё тело стало невыносимо тяжёлым, больше не подчиняясь мне.

– Кассий!

В её голосе прозвучала уже отчётливая паника. Её руки схватили меня за плечи, пытаясь удержать, но я уже падал. В сторону. На мягкий, пахнущий сыростью и мхом ковёр джунглей.

Тёмные пятна поплыли перед глазами, поглощая последние образы: её испуганное лицо, её расширенные зрачки, её губы, что только что были так близко.

– Прости… – промелькнула последняя связная мысль.

Мне отчаянно не хотелось покидать её, но тело решило иначе. Оно отключилось, требуя покоя, чтобы начать исцеление. Я не чувствовал удара о землю. Только мягкую, влажную тьму, которая накрыла меня с головой, унося прочь от боли, от страха, от всего.