Цветок Исгарны
- -
- 100%
- +
Я резко отдёрнул руку, будто обжёгшись. Что? О чём я думаю? Сердце заколотилось где-то в горле, сжимаясь от осознания собственного безумия. Она – человек. Я – наг. Между нами – пропасть из крови, ненависти и памяти моего народа. Её сородичи убивали моих. Мои – её.
Я отпрянул назад, в тень, подальше от этого сладкого искушения, что манило теплом и беззащитностью её сна. Гнев на себя, на нелепую ситуацию, на слепую игру судьбы закипел во мне с новой силой. Как я мог даже на мгновение забыть, кто она? Кто я?
Я поднялся и отошёл к самой кромке воды, вглядываясь в ночную даль. Но даже бескрайний тёмный горизонт не мог поглотить бурю, бушевавшую внутри. Её образ, её запах, её доверчивость – всё это цеплялось за сознание, сбивая с толку, лишая привычной ясности.
Я – будущий вождь. Мой долг – защищать свой народ, а не предаваться мечтам о той, что по праву крови должна быть врагом. Завтра мне предстоит доложить старейшинам о ней. И я всё ещё не знал, что скажу. Как расскажу о пленнице, что пахнет… как сама судьба. Моей истинной.
Я сжал кулаки, чувствуя, как под кожей снова проступает знакомая чешуя – холодная и твёрдая, вечное напоминание о том, кто я есть. Но даже её прикосновение уже не могло стереть память о тепле её кожи.
Нужно было поспать. Все решения – только на свежую голову. Я растянулся на песке почти у самой воды, на почтительном расстоянии от костра, и от неё. Долго ворочался, пытаясь найти покой, и лишь перевернувшись на спину, заметил над головой ясное небо, усыпанное бесчисленными звёздами. Стал искать знакомые созвездия – Охотника, Змееносца, Скорпиона… И не заметил, как тяжёлые веки сами собой сомкнулись, погружая в глубокий сон.
Сон.
Тепло и солнечно. Воздух густой и сладкий, пахнет влажной землёй, цветущими лианами и… чернилами.
– Вот видишь, Кассий, – её голос тихий, мелодичный звучит как журчание ручья. Её палец, нежный и лишённый чешуи, скользит по пергаменту, под которым скрывается аккуратная строка. – Это слово – «мир». Оно означает, когда нет войны. Когда всё спокойно и… все счастливы.
Мне около трёх зим. По их меркам – восемь лет. Я сижу, поджав под себя чешуйчатые ноги, и старательно вожу заострённой палочкой по пергаменту, выводя корявые закорючки человеческих букв. Получается плохо, линии выходят угловатыми, неровными. Я злюсь на себя, и брови сами собой хмурятся.
– Не торопись, – её рука мягко ложится мне на запястье, останавливая дрожь нетерпения. Её кожа такая тёплая, как и у всех людей. – Всё придёт с практикой. Особенно у такого способного ученика, как ты.
Она улыбается, и в её зелёных, без вертикальных зрачков, глазах я вижу искреннюю гордость, словно я её собственный ребёнок. Она не боится меня. Не смотрит с опаской, как некоторые другие её сородичи. Для неё я просто… Кассий.
Её зовут Элайза. Она была моим наставником, учила меня своему языку и этикету, а также занималась изучением местной фауны нашего острова. Но для меня она быстро превратилась в кого-то очень дорого.
Я не помнил своей матери – она умерла от болезни, когда я был ещё совсем детёнышем. Отец, суровый воин, растил меня один, и его любовь была молчаливой, проявляясь в строгих уроках выживания. А Элайза… Элайза стала тем теплом, той нежностью, которой мне так не хватало. Её приезды я ждал с трепетом, а её одобрение значило для меня больше, чем похвала любого из старейшин. Невольно, сама того не ведая, она заняла в моём сердце пустоту, оставленную матерью.
С самого рождения я помнил, что всегда был среди людей, которые спокойно ходили по нашей земле. Среди них было много учителей, учёных. Они обучали нас, а мы – их. Всё это было ради одного – лучше понимать друг друга и жить во взаимном уважении.
Было и много людей, нашедших свою пару среди нас. Так образовались межрасовые семьи. Мои родители были нагами, но моя бабушка по отцу была человеком, полюбившим нага. Застать её я не успел, и мне всегда было любопытно, как она, человек, смогла полюбить моего деда-нага.
Несмотря на человеческую кровь в роду, я всё равно с опаской относился к чужакам. Не все были рады союзу с нами. Всегда находились те, кто был против. Однако Элайза была другой. С каждым приездом она привозила странные книги с яркими картинками и сладкие леденцы, таявшие на языке. Всё это было так непохоже на наше, что будило во мне жгучее любопытство узнать, что же там, за горизонтом.
Я был не единственным её учеником, но именно я привязался к ней сильнее всех, стараясь не отходить ни на шаг, жадно впитывая каждое слово о мире людей. Она учила меня не только письму, но и тому, как вырасти достойным. А по вечерам, когда мы вместе наблюдали за созвездиями, она часто пела мне тихие, убаюкивающие песни, которые в мире людей назывались «колыбельными».
И вот я уже почти вывожу неуклюжую, но узнаваемую букву «м»… как вдруг – грохот!
Резкий, оглушительный, разорвавший тишину на клочья. Такой громкий, что уши закладывает. Он раздаётся совсем близко. Птицы разом умолкают, и воцаряется мёртвая, звенящая тишина.
Элайза вздрагивает. Её улыбка гаснет, а глаза, только что такие спокойные, наполняются ужасом. Она резко поворачивается ко мне.
– Кассий, – её голос срывается, становясь резким и повелительным. Она схватывает меня за руку и резко тянет за собой, к груде старых, покрытых мхом камней у подножия скалы. – Быстро!
Я не понимаю, что происходит, и изо всех сил стараюсь бежать, как того требует Элайза. Затем – ещё один оглушительный грохот. Крики. Не наши. Человеческие. Громкие, злые. И наши – отрывистые, полные боли и непонимания.
Она заталкивает меня в узкую расщелину между камнями, тёмную и сырую.
– Сиди тут! И не выходи, пока я не вернусь! – её пальцы дрожат, сжимая мои плечи. Лицо белеет, а в глазах бушует паника, которую она отчаянно пытается скрыть. В её взгляде читается та же первобытная, жертвенная тревога, с какой, должно быть, смотрела на меня моя настоящая мать в последние мгновения своей жизни. – Ни при каких обстоятельствах, понял? Клянись!
– Я… клянусь, – выдыхаю я. Сердце колотится где-то в горле, мешая дышать.
Она ещё секунду смотрит на меня, и в её взгляде мелькает что-то бесконечно печальное и нежное. Она поправляет прядь моих чёрных волос и резко оборачивается.
– Я вернусь, – бросает она через плечо и выскальзывает из укрытия. Её нежно-жёлтое платье мелькает в листве и пропадает.
Я замираю, вжавшись в камни. Прикрываю уши ладонями, но не могу заглушить звуки, доносящиеся из деревни. Теперь это уже не отдельный грохот, а сплошной оглушительный гул. Крики. Лязг металла. Треск горящего дерева. И запах… Сладковатый, удушающий запах гари и… крови.
Время теряет смысл. Не знаю, сколько я просидел в своей каменной ловушке, боясь даже пошевелиться. Шум постепенно начинает стихать. Сначала смолкают выстрелы, потом крики. Остаётся только треск пожара и нарастающий, всепоглощающий звон в ушах.
Тишина становится страшнее звуков битвы.
И она пугает настолько, что я решаю нарушить клятву. Выползаю из укрытия. Воздух горький и едкий, щиплет глаза и горло. Небо чернеет от дыма.
Несмотря на страх, я бросаюсь к деревне. Ноги сами несут меня, спотыкаясь о корни и обломки.
Первое, что я вижу – наш старый тотем, поверженный, обугленный. Потом… тела. Повсюду. Старейшина Дорон, учивший меня охотиться… Девочки, которые ещё вчера смеялись, заплетая друг другу косы… Они лежат бездыханные. Их чешуя, такая красивая и прочная, не спасла их.
Я шагаю вперёд, оцепенев, думая, что это лишь кошмарный сон. Их много. Слишком много. Особенно женщин. Матери, сёстры, дочери.
А потом я вижу их. Её. Элайзу. А рядом с ней – наг Хизар, крепко держащий её за руку и уткнувшийся в неё лбом. Он был весь в ранах, а её нежно-жёлтое платье пропиталось алой кровью.
Они лежат на краю почти возле берега. Их глаза закрыты, но лица обращены друг к другу. Возможно, когда-то смотревшие с радостью, теперь —пустые, бездонные.
Мир. То самое слово, которому она меня учила. Оно означало, когда нет войны.
Ложь.
Вся её человеческая мудрость, её книги, её тёплые руки и ласковый голос – всё это оказалось ложью. Хрупкой, как сухой лист, и бесполезной против человеческой жестокости. Они убили не просто наставника. Они убили ту, что заменила мне мать, ту, что дарила мне ту самую нежность, о которой я лишь смутно догадывался. Они отняли её у меня дважды.
Что-то горячее и солёное начинает течь по моим щекам. Во мне что-то рвётся, ломается, превращается в пепел. Любопытство, доверие, все те тёплые чувства, что я испытывал к ней, к её миру, – сгорают в одночасье, оставив после себя только всепоглощающую, ледяную ненависть.
Я падаю на колени рядом с ними и кричу во всё горло что есть сил. Мой крик выжигает всё внутри.
Я поднимаю голову и смотрю в сторону моря, откуда пришли убийцы. И тогда я даю свою клятву. Ей. Им всем. И себе.
Я отомщу. Всем им. Каждому, кто посмеет приплыть к нашим берегам. Каждому, у кого тёплая кожа и нет чешуи. Каждому, кто дышит тем же воздухом, что и она, но несёт с собой не слова, а смерть.
Я отомщу.
…
– Кассий… – где-то вдали прозвучал голос, такой же нежный, как у Элайзы. – Кассий, проснись.
Что-то тёплое прикоснулось к моей груди, и я резко распахнул глаза, инстинктивно впиваясь пальцами в чужое запястье.
На меня испуганно смотрела Лира, сидевшая на корточках совсем рядом. Солнце, только-только пробуждаясь, золотило контур её щеки, делая страх на её лице ещё более хрупким и пронзительным.
– Что ты делаешь? – шипящий звук сорвался с моих губ, наполненный спросонья ненавистью и страхом.
– Т-ты ворочался и говорил во сне, – прошептала она. – Я… я решила разбудить тебя.
Я смотрел на неё, пытаясь перевести дыхание и отогнать остатки кошмара. Воздух вокруг меня пах её цветочным ароматом, таким чужим и манящим.
– Мне… больно… – она опустила взгляд, и я наконец увидел, что сжимаю её хрупкое запястье так, что кожа побелела под моими пальцами. Громко выдохнув, я разжал руку, и резко поднялся, отворачиваясь к остывшему костру.
Проклятый сон. Почему сейчас? Я уже давно не видел его. Неужели её появление всколыхнуло ту боль, что я так тщательно хоронил в себе? Было невыносимо стыдно, что я потерял контроль, и позволил старым страхам вырваться наружу.
– Тебе приснился кошмар? – спросила она, и в её голосе не было осуждения, только тихое участие.
Я стиснул зубы, не в силах заставить себя ответить. Не хотел, не мог говорить об этом. Ни с кем, а особенно – с ней.
– Мне тоже приснился кошмар… я почти не спала, – тихо призналась она, и в её голосе зазвучала такая тоска, что мне стало физически больно. – Я впервые так далеко от дома… В незнакомом мне месте.
Я понимал её страх. Этот леденящий ужас перед неизвестностью, перед осознанием, что прежняя жизнь, возможно, закончилась навсегда.
– Кассий, ты ведь поможешь мне вернуться домой? – её голос прозвучал совсем рядом, неуверенно, почти робко, полный хрупкой надежды, которую так легко было раздавить.
До этого мне не хватало смелости повернуться и посмотреть на неё, но этот вопрос заставил меня это сделать. Домой?
И в этот миг что-то щёлкнуло внутри. Какая-то тёмная, древняя сила, дремавшая в крови, вдруг проснулась и вырвалась на свободу.
– Твой дом теперь здесь! – прорычал я, и голос прозвучал низко и грубо, будто принадлежал не мне, а тому первобытному зверю, что сидел у меня в груди.
Я столкнулся с её взглядом – полным растерянности, горечи и чистого, животного страха. Она боялась меня. Именно этого я желал меньше всего на свете. Но не мог позволить ей уйти. Она – моя! Моя судьба! Я не позволю!
– Но я хочу вернуться домой! – её голос сорвался на отчаянный крик, а слёзы текли по её щекам, оставляя блестящие дорожки в утреннем свете. – Ты же спас меня! Я ответила на все твои вопросы! Я думала… я надеялась…
Каждая её слеза обжигала меня больнее раскалённого металла. Я сделал шаг вперёд, и хруст ветки под ногой разорвал хрупкую тишину между нами. Внутри бушевала борьба – последние остатки разума против всепоглощающего инстинкта.
– Не подходи! – она отпрянула, и в её движении была паника загнанного зверька.
Её отступление, её страх вонзились в меня острее заточенного клинка. Древний инстинкт, слепой и неумолимый, затмил разум, выжег всё человеческое, оставив лишь первобытную, всепоглощающую потребность – утвердить свою власть. Подчинить. Заставить принять.
Обними. Сожми. Крепко. Выжми из неё воздух, чтобы забыла, как пахнет свобода. Пусть её крики разорвут тишину, пусть бьётся в твоих руках – но узнает, наконец, чья она. Навсегда, – шипело что-то внутри, голос моего змея, низкий и властный, сплетаясь с бешеным стуком крови в висках.
Каждая мышца моего тела напряглась, готовясь к броску, чтобы вцепиться, приковать к себе, заставить этот хрупкий страх замолкнуть в безоговорочном принятии.
Но в тот миг я увидел её – совсем не такую, как в моём ослеплённом яростью воображении. Она не металась. Она застыла, вжавшись в себя, и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых не было ничего, кроме чистейшего, обнажённого ужаса.
И этот её ожидающий боли взгляд обрушился на меня с сокрушительной тяжестью, смывшей весь пыл ярости.
Что я делаю? – мысль пронзила мозг.
Я смотрел на неё – на это существо, которое доверилось мне у огня, – и видел не свою судьбу, не добычу, не собственность. Я видел её страх. И его причину.
Себя.
Сдавленный рык вырвался из моей груди – звук ярости, обращённой на самого себя. Я больше не мог выносить её испуганный взгляд, её слёзы, это чудовище, которым я становился рядом с ней.
Я резко развернулся и бросился прочь. Бежал вглубь джунглей, сквозь колючие ветви, которые хлестали меня по лицу и рукам, не в силах причинить боль, сравнимую с той, что разрывала меня изнутри. Я бежал от неё, от себя, от воспоминаний, что вырвались на свободу вместе с этим проклятым сном.
Осознание чудовищности того, что я едва не совершил, жгло изнутри, словно я проглотил раскалённые угли. Я опустился на колени у подножия старого дерева, и моё тело содрогнулось от беззвучных рыданий. Как я теперь посмотрю ей в глаза?
Джунгли поглотили меня, и в их густой, живой темноте я остался наедине со своим стыдом, своим горем и своей сокрушительной ненавистью – к себе, к судьбе, что подарила мне мою истинную пару лишь для того, чтобы я сам же её и сломал.
Глава 9. Приговор старейшин
После того как Кассий сбежал в джунгли, я осталась одна, сидя на песке у безмятежного моря. Слёзы лились по моим щекам, и я даже не пыталась их смахнуть.
Достаточно было просто спросить о возвращении домой – и он изменился в лице, голос его огрубел. Мне стало до ужаса страшно.
Я не понимала, почему он так разозлился. Неужели он навсегда оставит меня здесь, сделает своей рабыней? Одна только мысль об этом переворачивала всё внутри. Хоть мы были знакомы недолго, мне всё ещё хотелось верить, что он не жестокий, и что он не способен на такое.
Он спас меня, позаботился – это говорило о том, что в нём есть доброта. Но эти слова: «Твой дом теперь здесь» – заставили усомниться во всём.
Вместе с благодарностью за спасение во мне росла и ненависть к нему. Я не стану покорно ждать своей участи на этом проклятом острове. Я выберусь отсюда. Любой ценой!
Смахнув последние слёзы, я поднялась. Немного пошатнулась, но удержала равновесие.
Да, сейчас я была слабой. Но я стану сильной. Ради себя. Ради отца, который наверняка уже ищет меня.
Первым делом я решила укоротить своё длинное платье так как его подол постоянно мешал двигаться. А потом нужно было найти еду. С голодным желудком любое сопротивление было бы бесполезным. Кассий вчера ловил рыбу – думаю, и я смогу.
Только я собралась идти к берегу, как заметила приближающуюся тень. Всмотревшись, я увидела молодую девушку, уверенно шагающую в мою сторону. Она выглядела младше меня. Её руки были покрыты чешуёй, как у Кассия, только медного оттенка.
– Доброе утро! – поприветствовала она меня, держа в руках небольшую корзину, полную фруктов.
Я внимательно разглядывала её, потеряв дар речи. Это был тот самый голос, который я слышала ночью – тот, что разговаривал с Кассием. Её ярко-зелёные глаза с любопытством изучали меня. Я застыла на месте, не зная, чего от неё ожидать.
– Ты понимаешь меня? – спросила она.
– Да, – неуверенно ответила я. – Ты… тоже наг?
– Верно. Не бойся, я не причиню тебе вреда, – сказала она, но во мне всё ещё бушевало недоверие. – Ты, наверное, голодна? Я принесла тебе фруктов.
Она протянула мне один из них – необычный, с ярко-розовой кожурой, овальный, с листовидными наростами, напоминающими чешую.
– Это точно съедобно? – скептически спросила я.
– Конечно! – она рассмеялась. – Давай, я помогу тебе его почистить.
Я вернула ей фрукт и завороженно наблюдала, как ловко она справляется с кожурой, а затем снова протягивает его мне. Я поднесла очищенную мякоть к носу, но не почувствовала почти никакого запаха.
– Не бойся, – ободряюще сказала девушка. – Пахнет он слабо, но на вкус очень приятный.
Я нерешительно откусила кусочек белой мякоти и изумилась от того насколько он был восхитителен. Не приторный, с лёгкой свежестью и очень сытный.
– Правда вкусно, спасибо, – сказала я, доедая последний кусочек этого необычного фрукта.
– Бери ещё, – улыбнулась она, протягивая корзину. – Я принесла разных, не знала, что тебе понравится больше.
Я разглядывала её, и не могла не отметить, насколько её тело отличалось от тела Кассия. Чешуя покрывала лишь руки от кистей до плеч, красиво переливаясь на солнце медным блеском. Платье средней длины открывало гладкие, загорелые плечи и ноги, которые выглядели почти как мои – разве что чуть темнее от солнца. Она была удивительно красива, совсем не такой, как я представляла себе нагов.
Я пыталась найти в ней черты, похожие на Кассия, но её доброта и открытость разительно контрастировали с его суровостью.
– Сестрица, ты так пристально смотришь, скоро в моей чешуе дыра появится, – улыбнулась она, и я смутилась.
– Прости… просто ты такая иная, – призналась я.
– Иная? – она склонила голову набок. – Моя чешуя пугает тебя?
Её вопрос застал меня врасплох. Не знаю пугало ли это меня. Но ненавистный взгляд Кассия пугал меня намного больше, чем его необычное тело, покрытое чешуёй.
– Нет, ты очень красивая, – искренне сказала я.
– Правда? – её глаза засияли. – А я думаю, что ты куда красивее. Хотела бы я быть такой же, когда вырасту.
Её слова тронули меня.
– Спасибо. Но поверь, ты уже очень милая и красивая.
Мне было так легко с ней, будто мы знали друг друга всегда. Она была похожа на сестру, о которой я всегда мечтала. Мы говорили так долго, что я совсем забыла спросить её имя.
– Могу я узнать, как тебя зовут? – наконец спросила я.
– Ой, я совсем забыла представиться! Меня зовут Сонора, – она протянула мне свою чешуйчатую руку.
Несмотря на лёгкий страх, я приняла её руку. Её прикосновение было странным. Рука оказалась холодной, почти ледяной, и на мгновение мне показалось, будто сама смерть пожала мне руку.
– Приятно познакомиться. Меня зовут Лира, – улыбнулась я, и поспешила отпустить её руку, стараясь скрыть свою дрожь.
Но в нашем рукопожатие было что-то большее, чем простой жест знакомства.
– Мне тоже. Я очень рада, что могу поговорить с девушкой такой же как я, – сказала она и склонила голову.
И я почувствовала, как её игривое настроение быстро сменилось грустью. Я не была уверена доверится ли она мне, но решила рискнуть и осторожно спросила:
– Почему? Разве у тебя нет подруг?
– Нету, – коротко ответила она, и я поняла, что тема ей неприятна. Больше она ничего не добавила, лишь внезапно вскочила и начала оглядываться по сторонам.
– А где братец Кассий? – неожиданно сменила она тему.
– Братец? – удивилась я. Они выглядели так по-разному, что я не могла представить их родственниками.
– Да, младшие всегда обращаются к старшим нагам как к братьям, – пояснила она.
Значит, они не родные. Но если есть младшие и старшие, значит, нагов куда больше, чем я думала. Мысль заставила меня насторожиться.
– Ну так, где он? – Сонора замолчала, а затем резко отпрянула. – Ты ведь не убила его?
– Что? Нет, конечно, нет! – я широко раскрыла глаза. – Он просто ушёл в джунгли.
– Правда? – она всё ещё смотрела с недоверием.
– Правда. В конце концов, он спас мне жизнь.
– Но ты ведь ранила его, – её брови гневно сдвинулись.
– Я не хотела! Он сильно напугал меня, и я просто защищалась. Не переживай, он скоро вернётся.
Мои слова немного успокоили её, но теперь она смотрела на меня с осторожностью.
– Побыстрее бы, а то старейшины уже обыскались его, – пробормотала Сонора.
Старейшины? Значит, у них есть своя иерархия. Я вспомнила, как Кассий говорил, что он будущий глава клана. Это многое объясняло.
– И как он мог оставить тебя одну? Здесь повсюду хищники, – покачала головой она.
Я замялась, не зная, что ответить. Воспоминания о нашем разговоре, о том, как его голос стал чужим и грозным, снова накатили на меня. По коже побежали мурашки. Я не могла перестать думать об этом.
Внезапно прикосновение Соноры к моей руке вернуло меня в реальность.
– Сестрица, ты вся побледнела. Ты в порядке?
Я уже собиралась ответить, как сзади раздался знакомый низкий голос.
– Ты заболела?
Обернувшись, увидела, что это был Кассий.
– Братец! – Сонора радостно бросилась к нему, широко раскинув руки. – Где ты пропадал? Пошли скорее в поселение, старейшины уже замучили меня расспросами!
– Мне… нужно было поохотиться, – ответил он, мягко погладив её по плечу.
Потом он поднял голову, и наши взгляды встретились. Его жёлтые глаза уже не пылали тем диким огнём, но всё равно заставили меня содрогнуться. Я резко отвела взгляд в сторону.
– Так что у тебя болит? – снова спросил он, и в его голосе прозвучала натянутая забота.
– Ничего, – буркнула я, всё ещё не в силах сдержать обиду.
– Раз всё в порядке, тогда мы возвращаемся в поселение, – его тон мгновенно сменился на приказной, и капелька заботы, мелькнувшая секунду назад, исчезла без следа. – Ты идёшь с нами, – коротко кивнул он в мою сторону.
Мы двинулись через густые джунгли, где я одна непременно заблудилась бы. Но даже в компании этих двоих я не чувствовала себя в безопасности. Я всё ещё не понимала, чего от меня ждут и что вообще им от меня нужно. Каждый шаг вглубь неизвестности отзывался в сердце тревогой.
* * *
Поселение нагов оказалось совсем не таким, как я себе представляла. Вместо примитивных хижин или пещер, передо мной предстали прочные бамбуковые хижины под высокими соломенными крышами, настолько искусно вписанные в пышную зелень, что казались её естественным продолжением. Они стояли на сваях, и к входу в ближнюю из них вели несколько грубоватых, но прочных деревянных ступеней.
Воздух был наполнен странным, но не отталкивающим запахом – густой смесью влажной земли, цветущих лиан и чего-то ещё, незнакомого и терпкого.
Моё внимание привлекли фасады хижин. Они были украшены вырезанными орнаментами. Эти символы выглядели древними и полными скрытого смысла, словно язык, который я не могла прочесть.
Именно из-под тёмных дверных проёмов и из-за стволов гигантских деревьев, нас и встретили десятки глаз. Наги – все мужского пола, разного возраста – выглядывали отовсюду. Их чешуя переливалась всеми оттенками чёрного, зелёного, медного и даже синего, сливаясь с зеленью джунглей. Некоторые смотрели с любопытством, но большинство – с открытой враждебностью. Под их пристальными взглядами я чувствовала себя чужеземным зверем в клетке, хотя так всё и было.
Оглядываясь по сторонам, я не заметила ни одной женщины, девушки или даже девочки. Теперь я понимала слова Соноры. Здесь действительно не было женщин. Но где же они все? Почему только она одна? Это маленькое, спрятанное в чаще поселение хранило свою главную тайну не в символах на стенах, а в этой звенящей, настораживающей пустоте.
– Сонора, иди и скажи Сайрусу, чтобы подошёл к нам, – приказал Кассий, и она мигом умчалась в противоположную сторону.
Внутри меня всё сжалось от предчувствия беды. Я чувствовала, что должно произойти что-то ужасное.
Мы вышли на центральную площадь, где под навесом у очага сидели трое древних нагов. Их чешуя была потускневшей и выглядела грубой, а жёлтые глаза, такие же, как у Кассия, светились холодной мудростью.
Пространство перед ними было пустым, образуя естественный судилищный круг. Кассий закрыл меня собой, но я всё равно чувствовала на себе тяжёлый, ненавидящий взгляд старейшины-мужчины, покрытого в шрамах на своей красной чешуе.