Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914

Глава I

Крестовый поход Священной лиги четырех держав. Трагедия на реке Прут

1683 год – дата, знаменательная в истории Османской империи, Европы и всего тогдашнего мира: на эту дату приходится последнее восточное нашествие в османском варианте на континент. Турецкие завоеватели осадили Вену, добрались до сердца Европы и собирались утвердиться здесь прочно и надолго. В соседней Венгрии они хозяйничали уже полтора века, со времени правления султана Сулеймана Великолепного, учредив в стране Будайский эялет. Но терпение христианского мира иссякло, в 1684 году появилась Священная лига в составе Римской империи германской нации, Польского королевства и Венеции. Начался последний крестовый поход против представлявшейся безудержной османской экспансии. Собрались лучшие воинские силы того времени во главе с великим полководцем Евгением Савойским и лихим польским королем Яном Собеским. Венецианский флот господствовал в Средиземном море.

Русь не могла остаться в стороне от начавшегося противоборства. Она уже скрещивала оружие с Османской империей, а еще чаще с войском Крымского ханства, вассального владения Турецкой державы. Настал великий перелом, Европа из стороны обороняющейся превратилась в наступающую. Случались, особенно в веке восемнадцатом, и осечки на этом пути, приходилось и отступать, и выжидать, но если турки и достигали успеха, то лишь местного и временного. В XIX столетии от единого христианского лагеря остались одни воспоминания, в связи с усилением могущества России былые союзники превратились в соперников, покровителей и защитников султанской державы. Великую миссию освобождения балканских христиан от османского ига России пришлось выполнять в одиночестве и в борении не только с Высокой Портой, но и ее западными патронами. Если взять за точку отсчета 1683 год, то понадобилось 235 лет, чтобы прежняя многонациональная и поликонфессиональная империя превратилась в Турецкую республику. Но начало этого процесса пришлось на 80-ые годы семнадцатого века. 1683 год представляется нам обоснованной и достойной датой для начала труда о балканской политике России, в котором автор использует материалы своих прежних исследований. Итак, двуглавый орел на Балканах, 1683–1914.

Еще в 1475 году произошло событие, имевшее последствия поистине неисчислимые, предопределившее неизбежность русско-турецких войн: в Крыму высадились османские войска, ханство превратилось в вассала Турецкой державы, а Черное море – в ее внутреннее озеро. Произошло это накануне падения татаро-монгольского ига (1480 год), во время колоссального усиления Великого княжества Московского при Иване III Васильевиче, присоединившем к своим владениям псковские, ростовские, новгородские, тверские, вятские земли, распространившем свою власть на удельные княжества. Не упускал он возможности и сеять раздоры между татарами. В 1502 году его союзник, крымский хан Менгли Гирей разгромил Большую орду, наследницу Золотой, в результате чего необходимость лавирования между ордами отпала и соседство с Крымом обернулось своими неприятными сторонами, которых было множество. Разбойничьи набеги на порубежные русские земли крымчане превратили в государственную политику, грабя жителей, сжигая села и города, уводя в полон население для продажи на невольничьих рынках Востока, только в первой половине XVII века – 200 тысяч душ. Княжеская, а потом и царская власть пошла на разорительные траты, соорудив Засечную черту, систему укреплений из лесных завалов и крепостей на стратегически важных направлениях по всему южному пограничью. Гиреев задабривали «поминками» (подарками), и немалыми, по сути – данью. «Поминки» принимались – набеги продолжались. К югу от черты лежало Дикое поле – широкая полоса плодородного чернозема, не знавшая сохи пахаря и заросшая высокой травой. И никакие набеги не могли пресечь «вторжение» крестьян на эти земли и их усилий превратить Дикое поле в обрабатываемое и цивилизованное. Это не рассматривалось как поползновение на нечто чужое. В историческом сознании не только в России, но и в Польше Причерноморье воспринималось как древнерусское владение. Опубликованный в конце XVI века трактат Ю. Верещиньского был посвящен заселению земель в русских краях. По договору гетмана И. А. Выгодского (1658 год) они входили в состав Речи Посполитой как великое княжество Русское[1].

Движение на юг являлось закономерностью отечественной истории, и инициатива принадлежала пахарю. Южное направление внешней политики зародилось не только в царском дворце, но и в крестьянской избе. Отнюдь не случайным представляется эпизод, произошедший в 1637 году и поставивший на ноги дипломатию Турции, Польши и России. Донские казаки лихим налетом захватили крепость Азов в устье Дона, ибо, как справедливо заметил войсковой круг, «и с того де града Азова чинитца многие пакости Российскому государству». В ожидании неизбежного ответного удара со стороны османов донцы сели в осаду и послали гонца к царю Михаилу Федоровичу с радостной вестью о присовокуплении города к его державе.

В Боярской думе и Посольском приказе воцарилась не радость, а тревога: еще не зажили раны Смутного времени, очередная война с Польшей закончилась неудачей, Смоленск вернуть не удалось, а тут атаманы вовлекают в ссору с Османской империей. На созванном Земском соборе голоса разделились, возобладало мнение благоразумных и осторожных: конфликт следует погасить[2]. Пять лет длились переговоры с Высокой Портой, столько времени потребовалось, чтобы распутать завязанный предприимчивыми казаками в одночасье узел. Думе удалось, задобрив донцов ружьями, порохом и сукном на кафтаны, уговорить их покинуть полуразрушенный Азов. До вооруженного столкновения с турками тогда дело не дошло. Одолевали заботы и хлопоты в другом направлении. За вхождением Левобережной Украины в состав России (1654 год) последовала тринадцатилетняя война с Польшей (1654–1667 годы), в которой в 1656–1658 годах пришлось сражаться и со Швецией. Война выдалась затяжная, изматывающая, сопровождавшаяся татарскими набегами. Гетман Юрий Хмельницкий, сын Богдана, переметнулся на польскую сторону. И все же по Андрусовскому договору Москве удалось добиться возвращения Смоленска, Дорогобужа, Невеля, Чернигова, Стародуба. Польша признала вхождение Левобережной Украины в состав России[3], но ее обладание Киевом ограничивалось двумя годами, а Запорожье подлежало совместному управлению двух государств. Обе стороны давали себе отчет в том, что в плане стратегическом они заинтересованы в отпоре османской экспансии. Идя по этому пути, Москва в 1681 году, после новой войны с турками, добилась согласия Порты на присоединение Левобережной Украины и Киева к России. Но обусловленный Андрусовским договором срок владения Киевом истек, передача его Польше не состоялась, и в отношениях Москвы и Варшавы появилось яблоко раздора. А в России после смерти Алексея Михайловича и его сына Федора десятилетний царь Петр делил престол со слабым телом и хилым умом братом Иваном, бразды правления взяла в свои руки сестра Софья, клан Нарышкиных ссорился с кланом Милославских, стрельцы своевольничали и бунтовали.

В это время на Западе готовилось великое – последний крестовый поход христианской Европы, назревала война с Османской империей, раздвинувшей свои границы до Венгрии. Россия была кровно заинтересована в отпоре Турецкой державе, но не готова к участию в коалиции по причине напряженных отношений с Польшей.

Инициатива в развязывании конфликта принадлежала турецкой стороне. Ситуация представлялась великому везиру Кара Мустафе, человеку решительному, честолюбивому и тщеславному, вполне благоприятной для нанесения удара: Венеция еще не оправилась от поражения в ходе долголетней войны (1645–1669 годы) с османами, в которой утратила остров Крит; Венгрии как единого целого не существовало, ее делили Турция, Римский император и мятежный магнат Имре Теколи. Могущественный король Франции Людовик XIV являлся смертельным врагом австрийского кайзера Леопольда и потенциальным союзником Высокой Порты. Войска во главе со знаменитыми полководцами А. Тюренном, С. Вобаном и А. Конде сражались в разных комбинациях с армиями Англии, Голландии, Швеции, Испании, Бранденбурга, Австрии и отдельных немецких княжеств. Людовику в это время удалось присоединить Лилль, 9 бельгийских городов, Мец, Туль, Верден, столицу Эльзаса Страсбург, он выгнал из Нанси герцога Лотарингии, входившей тогда в Германскую империю, и был заинтересован в том, чтобы отвлечь силы императора Леопольда на восток. Тайком он науськивал Порту на Австрию и писал своему послу Стамбул: «Решение султана выступить против Венгрии может прекрасно способствовать сохранению мира во всей Германии, или, по крайней мере, воспрепятствует тому, чтобы император бросил все войска на Рейн»[4].

Не от хорошей жизни османы ринулись вперед. Империя находилась в жесточайшем системном кризисе, разваливалась тимарная система землевладения – основа основ хозяйственной жизни государства и экономический фундамент вооруженных сил султаната. Вся земля принадлежала падишаху и делилась на участки, тимары и зеаметы, которые предоставлялись сипахи, кавалеристам, за службу в войске и на ее срок. Крестьян с земли не сгоняли, их обязанности по отношению к тимариоту в классический период истории (до конца XVI века) были строго регламентированы: трудовая повинность – три дня в год. При приезде «хозяина» община содержала его самого и его боевого коня три дня, на слуг эта повинность не распространялась. В его пользу шла также часть взимаемых с крестьян налогов. Система функционировала гладко, пока империя распространялась: завоевывались все новые и новые земли, нарезались тысячи и тысячи тимаров. В XVII столетии завоевания стали сокращаться, а потом и прекращаться, и сельское хозяйство, базировавшееся на сохе, косе и мотыге, забуксовало. Поскольку все сущее устанавливалось Аллахом и смене не подлежало, идея эволюции, в том числе развития и усовершенствования средств производства, застревала в закоулках мысли, понятия прогресса и обновления отсутствовали. Ревнители старины давали отпор любой попытке выйти за рамки привычных представлений, рассматривая это как посягательство на предначертания свыше. Усомнившихся в истинах Корана ожидала смерть.

Экономический прогресс обошел Османскую империю стороной. Открытие Ост-Индии и Америки переместило основные пути транзитной торговли из Средиземного моря в Атлантический и Тихий океаны. Таможенные поступления снизились вдвое. Поток золота и серебра, хлынувший из Латинской Америки, привел к революции цен. Началась порча монеты. Поступления в казну упали, то же самое, в миниатюре, происходило в хозяйстве каждого тимариота, получавшего фиксированную и пересматривавшуюся раз в 20–30 лет ренту. И конные сипахи утрачивали интерес к походам – ни побед, ни завоеваний, ни добычи, и стремились превратить тимар в частную собственность, в чифтлик, отлынивали от военной службы, превращались в домоседов. В XVI веке Порта могла выставить на поле боя 230 тысяч первоклассных кавалеристов, в XVIII веке – всего 50 тысяч[5], которые по-прежнему предпочитали сражаться холодным оружием и неохотно переходили на чадящий самопал. Их эффективность в боях с вымуштрованной, обученной строю немецкой и венгерской пехотой резко упала. Изживал себя страшный налог на мальчиков из христианских семей, девширме, которых воспитывали в духе мусульманского фанатизма и превращали в янычар, составлявших ударную силу пехоты. К середине XVII столетия к девширме стали прибегать все реже. Могучее янычарское войско переродилось. Был предан забвению обет безбрачия. В корпус хлынули турки в погоне за полагавшимися привилегиями, включая освобождение от налогов. Жалование выдавалось нерегулярно, янычары стали обзаводиться лавочками и мастерскими, многие из них увиливали даже от явки на смотры, не говоря уже об участии в походах. При Селиме III в списках числилось 400 тысяч янычар, а служили едва 50 тысяч[6].

Но Высокая Порта не видела иного способа восстановить боеспособность войска, кроме как расширив его состав, пополнив запас тимарных земель, так что страсть к завоеваниям имела под собой материальную почву. В качестве добычи особо лакомыми представлялись австрийские владения – хорошо обработанные, тщательно ухоженные земли: приходи и устанавливай свои порядки! Раем для гяуров называл хронист X. Хезарфен окрестности Вены. Попытки насадить тимарную систему в малонаселенной Подолии с целинными землями с треском провалились, поскольку слишком много труда и денег они требовали. Предаваясь завоевательным расчетам, сочинители как-то забывали, что даже на прежнем пространстве империи не хватало сил для установления прямого султанского правления и распространения тимарной системы по всему периметру соприкосновения с внешним миром. В Европе той или иной степенью автономии и самостоятельности обладали Дубровник (Рагуза), Дунайские княжества, Молдавия и Валахия, Трансильвания. Черногорцы упорно отстаивали свою фактическую независимость, жители горных районов Греции вообще редко соприкасались с турецкими властями. Существование православного миллета (общины) признавалось официально, и главой ее являлся Константинопольский патриарх, имевший чин трехбунчужного паши (полного генерала по-европейски) и звание везира. Но духовно христиане никогда не смирялись с мусульманским владычеством. Весь прежний строй жизни, верований и идеалов по заветам Евангелия и нормам обычного права оставался в силе. Великая заслуга православной церкви заключалась в том, что она способствовала сохранению языка, культуры, этнического лица сербов, болгар, греков, молдаван и валахов. Они слышали в храмах проповеди и молились на родном языке. В монастырях составлялись летописи, напоминавшие о былом величии, о Византийской империи, о двух болгарских царствах, о державе Неманичей у сербов, о правлении Штефана Великого в Молдавии и Михая Витязя в Валахии. А теперь же они – райа (стадо по-арабски) у агареян. И когда пришло время восстаний, пастыри с крестом в руке шли в рядах борцов. И не случайно очаги волнений возникали прежде всего в контактных с внешним миром зонах – у сербов, многочисленные сородичи которых проживали в австрийских владениях, у греков, чьи колонии раскинулись по всей Европе от Лондона до Нежина, у молдаван и валахов, мечтавших скрыться под крылом двуглавого российского орла.

Внимательно следя за непрекращающимися междоусобицами в христианском лагере, в Стамбуле пришли к выводу, что объединенного отпора опасаться нечего. И в этом заключался грубейший просчет. Утверждения знамени пророка в Вене, хозяйничанья османов в сердце Европы не желал допускать никто. Даже Людовик XIV опасался выступать в амплуа их пособника и отклонил предложение Порты о союзе. Кайзер Леопольд предпринял в 1682 году осторожный мирный зондаж в Стамбуле. Турки в качестве платы за сохранение мира потребовали передать им ряд пограничных крепостей, в том числе твердыню Дьер на пути к Вене.

31 марта 1683 года император Леопольд и польский король Ян III Собеский заключили оборонительный и наступательный союз против Высокой Порты, согласно которому они выставляли армии в 60 и 40 тысяч человек. Действовать стороны предполагали на разных участках, совместные операции предусматривались лишь в случае угрозы Вене или Варшаве. И, что важно отметить, договор содержал статью, запрещавшую заключение сепаратного мира.

Кипучую деятельность по сплочению сил христианского мира развил папа Иннокентий XI, в молодости сражавшийся с османами с мечом в руке. Его можно назвать крестным отцом Священной лиги. Папские легаты способствовали сближению между Леопольдом и Яном Собеским, рассеивали недоверие между Австрией и Венецией, примиряли Речь Посполитую с Московским государством. Иннокентий щедро финансировал союзников: Леопольд получил по подписании договора 400 тысяч талеров, Собеский – на 100 тысяч больше[7]. Папа разрешил продажу трети церковного имущества в габсбургских землях и получал кредиты от итальянских, немецких и нидерландских банкиров под церковные доходы.

В самый день заключения австро-польского союза Высокая Порта объявила ему войну с соблюдением всего полагавшегося церемониала: чтением фетвы шейх-уль-ислама, вручением Кара-Мустафе зеленого знамени пророка. Вену весть застала врасплох, шли споры насчет жалования солдатам и хлебных рационов, а также, что еще важнее, фигуры главнокомандующего. У Леопольда хватило благоразумия не искать лавров полководца, в военном деле он слыл полным профаном. Выбор пал на Карла Лотарингского, изгнанного Людовиком XIV из своих владений, – выдающегося стратега и военачальника, обладавшего обманчивой внешностью: невысокий, тщедушный, длинный нос нависал у него над подбородком, ходил обычно с скромном коричневом костюме.

Двухсоттысячная армия Кара-Мустафы представлялась грозной силой, он спешил (воевали тогда только по октябрь, и отправлялись на зимние квартиры) и двинулся прямо на Вену, не обременяя себя осадой попутных крепостей. Стамбульские стратеги недооценили преобразований европейцев в военном деле. На смену тяжелому, редко стрелявшему мушкету пришло кремневое ружье со штыком. Прежнее деление пехоты на стрелков и копейщиков изжило себя. Широкое распространение получили ручные гранаты, в полках появились рослые солдаты-гренадеры. Облегчались и усовершенствовались пушки. Высокой степени развития достигло фортификационное искусство, вокруг крепостных стен сооружались редуты и бастионы. Бешеному натиску кавалерии сипахи стали противопоставлять эшелонированную в четыре ряда пехоту, поддерживаемую с флангов перекрестным артиллерийским огнем. Против янычар использовалась тяжелая кавалерия кирасиров.

Османское войско впечатляло своей численностью, но на нем лежала печать тления державы. Исследователи полагают, что боеспособного состава насчитывалось 90 тысяч человек. В арьергарде шли вспомогательные отряды молдаван и валахов, несшие хоругви с изображением Богородицы, не расположенные защищать знамя с полумесяцем. Фланги охранялись крымской конницей, опустошавшей окрестности на много верст вокруг и лишавшей тем самым войско необходимого ему продовольствия и фуража.

Император Леопольд с семьей загодя покинул столицу, провожаемый недобрыми взглядами, а то и язвительными замечаниями подданных. Августейшие беглецы погостили в Линце, а затем перебрались в Пассау Оставшимся в Вене гарнизоном командовал опытный и отважный граф Р. Штаремберг. Сердца жителей дрогнули, когда они с высоты крепостных стен увидели десятки тысяч костров и палаток.

Осада началась в июле, один приступ следовал за другим, Кара-Мустафа хотел одержать победу до того, как к Вене подтянутся союзные силы. 3 августа удалось пробить брешь в стене, Штаремберг стал готовиться к уличным боям. Но и турки устали от траншейных работ, постоянных схваток, болезни уносили больше людей, чем сражения, убыль в личном составе достигла 50 тысяч человек, но в строю еще оставались 150 тысяч. А к союзникам подтягивались полки саксонцев, баварцев, баденцев, швабов, франконцев, всего удалось собрать 70 тысяч солдат и офицеров. 12 сентября Карл Лотарингский и Ян Собеский дали бой. Карл пробился к лагерю осаждавших, разметав охранявших подступы к нему татар, молдаван и валахов, особого упорства не проявивших. Решающую роль сыграла атака польской кавалерии во главе с удалым королем, врезавшаяся в ряды янычар и опрокинувшая их строй. Кара-Мустафа отступал до Белграда, где его ждали палачи. Казнили его, как полагалось казнить особу столь высокого ранга, – задушив шелковым шнурком.

В Европе воцарилось воодушевление: неужели рассеялся кошмар нашествий, висевший над христианами 300 лет? А фронт союзников стал давать трещины, всплыли старые ссоры и раздоры. Поляки, баварцы и саксонцы удалились в свои края. Испанские Габсбурги оказывали сильное давление на Леопольда, требуя замирения с турками – авось те после разгрома успокоятся, надо сосредоточить силы на Рейне для противодействия притязаниям Людовика XIV. Антиосманское крыло в австрийской правящей элите имело сильного покровителя в лице папы Иннокентия XI. После долгих колебаний император принял судьбоносное решение – продолжать борьбу. К союзу удалось привлечь Венецию.

5 марта 1684 года в Линце был подписан договор между Австрией, Польшей и Венецианской республикой, четвертым участником выступал римский папа. Родилась Священная лига. Ее члены обязались воевать против Высокой Порты до подписания с ней почетного мира и не идти на сепаратные сделки. Австрийцы должны были вести операции в Венгрии, поляки – в Подолии, венецианцы – в Адриатическом и Эгейском морях и в Далмации. Иннокентий XI участвовал в войне своими галерами, а главное – деньгами и авторитетом. Россия примкнула к лиге через два года, уладив дела с Польшей.

Целью операций в Венгрии являлось взятие Буды, оплота турок в Центральной Европе, стратегической позиции, на которую опиралась цепь крепостей. С ее взятием выходила из строя вся система османской обороны, а австрийцы становились хозяевами судоходства по Дунаю. Леопольд устанавливал контроль над всей Венгрией и выполнял обещание своего предка Фердинанда, данное за полтора столетия до описываемых событий, – изгнать турок из страны и объединить ее.

Бои затянулись, взять с ходу Буду не удалось. Потеряв 24 тысячи человек убитыми, ранеными и умершими от болезней, австрийцы и баварцы сняли осаду крепости. Не принес успеха и 1685 год, хотя имперские войска получили пополнения из немецких княжеств и их численность достигла 120 тысяч. Контингент польских войск, действовавших на Украине и в Молдавии, напротив, уменьшился до 20–25 тысяч по причине финансовой слабости Речи Посполитой и раздорам между короной и магнатами, а также особой позиции литовской знати, выступавшей за мир и союз с Москвой. Венгрия подверглась страшному опустошению, армии обеих сторон как бы состязались в жестокости и лихоимстве. Особенно свирепствовал имперский генерал Э. Караффа, называвший себя «бичом мадьяр». Его солдаты «предавали всех мечу, не разбирая возраста и пола, не обращая внимания на стоны и слезы, не щадя несчастных, умолявших их на коленях о пощаде»[8].

Решающие успехи принес 1686 год, удача избрала Карла Лотарингского своим фаворитом. Имперский рейхстаг выделил Леопольду «турецкую помощь» в 2 миллиона 750 тысяч флоринов. К лиге примкнула Россия. Военная слабость и внутренние раздоры в Речи Посполитой привели к тому, что союзники все менее считались с королем Яном Собеским. В Варшаве росло стремление урегулировать отношения с восточным соседом и с его помощью оторвать Крымское ханство от Высокой Порты и прекратить татарские набеги. Пришлось пойти навстречу требованиям Москвы. В апреле был подписан договор о «вечном мире» между Россией и Польшей, по которому Варшава согласилась наконец признать не временный, а безусловный переход Киева с округой в состав Российского государства. Москва закрепляла за собой Смоленск, Левобережную Украину, Киев с землями между реками Ирпенем и Стугной с городками Васильков, Стайки, Триполье, Запорожье. Россия выплачивала Речи Посполитой 146 тысяч рублей. Православные епископы в Польше и Литве подчинялись киевскому митрополиту, предусматривалась свобода православия в Речи Посполитой. Что касается католиков в России, их права обрисовывались скромнее, говорилось о свободе отправления культа в домашней обстановке. Стороны заключили наступательный союз против Крымского ханства и Османской империи на время войны и оборонительный навечно. Попытки Яна Собеского побудить царевну Софью и князя Василия Васильевича Голицына предпринять в том же 1686 году поход против Крыма успехом не увенчались: они ссылались на необходимость тщательной подготовки операции и обещали лишь препятствовать татарским набегам на польско-литовские земли. Полномасштабное выступление против Крыма намечалось на 1687 год, что и было зафиксировано в договоре[9].

В июне 1686 года Карл Лотарингский двинулся к Буде во главе армии в 40 тысяч штыков, состоявшей из имперских контингентов, бранденбургских, швабских и франконских полков. Отдельной колонной и по другой дороге шел баварский корпус (22 тысячи бойцов) Макса-Эммануила, не желавшего подчиняться Карлу. Прибывали волонтеры – итальянцы, испанцы, португальцы, французы, голландцы, англичане. Английский король Яков II приказал своему сыну прервать учебу в Сорбонне и надеть мундир.

18 июня союзные войска окружили Буду. Кольцо осады постепенно сжималось. Удалось захватить господствующую над городом высоту Геллерт. Крепостные стены были разрушены артиллерийским огнем до такой степени, что турки не решались устанавливать на них пушки. Великий везир Сулейман, двигавшийся с войском на выручку городу, по пути потерпел поражение, пробиваться к Буде не решился и в бессилии наблюдал за общим штурмом 2 сентября.

Хотя от гарнизона осталось всего 5 тысяч человек, он сопротивлялся упорно; резня на улицах произошла страшная, комендант Абдурахман с горсткой уцелевших сражался до конца и пал с саблей в руке.