Период полураспада группы «Хибина». Том первый

Том первый

Радиозонд специального назначения

Non-fiction

Об авторе

Нагаев Владимир Михайлович – родился 10 ноября 1962 года в селе Джал Сокулукского района Киргизской ССР. В последующие годы моя малая Родина претерпевала различные названия. Сначала это был садоводческий совхоз имени С.М.Кирова, а сейчас – село Кунтуу, центр аильного округа Сокулукского района Чуйской области Республики Кыргызстан. Родился в семье служащих, если писать языком анкеты. Мама – Синькова Полина Павловна, долгие годы работала учительницей русского языка и литературы в киргизских классах Кенешской средней школы. К большому моему огорчению, мама так и не узнала, чем был занят последние годы ее младший сын. В начале октября 2017 года мамы не стало. Мне не хватило всего одного месяца, чтобы втайне от всех окружающих завершить написание первого тома научно-документальной эпопеи.

Отец – Нагаев Михаил Алексеевич, работал трактористом и механиком в совхозной машинно-тракторной станции. В летне-осенний период возле дома в обеденный перерыв часто стоял трактор семейства Беларусь. Несколько раз мне доверялось порулить трактором на бескрайних пыльных дорогах среди яблоневых кварталов садоводческого хозяйства. К сожалению, отец рано ушел из семьи.

В 1969 году пошел в первый класс Кенешской средней школы совхоза имени Кирова Сокулукского района. Учился на хорошо и отлично. С восьмого класса во время летних каникул подрабатывал в садоводческих бригадах сборщиком ягод (черешня, вишня) и фруктов (яблоки, груши). В совхозе функционировал крупнейший в районе консервный завод по производству яблочного и томатного соков, компотов, маринадов, солений и плодово-ягодного вина. В один из сезонов устроился грузчиком в рабочую бригаду. Заработанные деньги были неплохим подспорьем для семейного бюджета. В нашей семье было пятеро детей, помимо меня два брата и две сестры.

Во время учебы активно занимался спортом. В восьмом классе в нашу школу из столицы республики Фрунзе приехал патриарх малого отечественного ринга, Заслуженный тренер Кыргызстана по боксу Юрий Павлович Катулевский и организовал секцию бокса. В цокольном этаже школы собственными силами оборудовали боксерский ринг, раздевалку и душевую. В секции бокса занимался три года, потом покинул этот вид спорта, хотя тренер был против моего решения, долго уговаривал остаться. Переманили в секцию по легкой атлетике, неплохо бегал на дистанции 400 и 800 метров. На районных межшкольных соревнованиях на дистанции 800 метров занимал первые места. На дистанции 400 метров был вторым. Скромные по тем временам медали и дипломы пылятся в домашнем архиве. И, конечно же, любил играть в футбол.

В 1979 году окончил среднюю школу и подал документы для поступления на педиатрический факультет в Киргизский государственный медицинский институт (КГМИ). Поскольку в школьном аттестате было более 4,75 баллов – получил право сдавать два вступительных экзамена вместо четырех. Химию сдал на «отлично», биологию на «хорошо» и стал студентом КГМИ. В мои планы входило проучиться 4 года, после чего перевестись на Военно-медицинский факультет при Томском медицинском институте и стать военным врачом.

В те далекие годы учебный год в советских вузах начинался с сельхозработ. Надо же было такому случиться, что первый курс педиатрического факультета КГМИ отправили на уборку урожая в садоводческий совхоз имени Кирова. На мою малую Родину. Одни группы студентов занимались сбором яблок, другие группы, среди которых оказалась и моя, если память не изменяет седьмая учебная группа, работали посменно на консервном заводе в цеху по производству натурального яблочного сока. В свободное время по вечерам играли на местном стадионе в футбол с командой сборной совхоза. Мне приходилось играть против своих односельчан, поскольку выступал за сборную КГМИ. Сельхозпрактика подходила к своему завершению, и капитаны сборных договорились провести прощальный матч. 28 сентября 1979 года сборная КГМИ со счетом 3:2 победила сборную совхоза имени Кирова. На моем счету один гол. После матча наша учебная группа заступила в ночную смену на заводе в цеху по производству натурального яблочного сока. Студенты мужского пола работали в прессовом помещении, где происходила выжимка яблок в салфетках из мешковины. В наши обязанности входило выносить салфетки на сушку. Выходили из прессового хозяйства через площадку, под которой проходил шнековый транспортер по удалению яблочной выжимки. Во время моей смены слесарь завода, проводя ремонт шнекового транспортера, закрепил крышку люка на одном шарнире. Когда я в очередной раз понес салфетки на сушку, крышка люка сползла от вибрации и моя правая нога попала в люк шнека с работающим винтом транспортера. В считанные секунды правую стопу намотало на винт, подобно тому, как палец руки наматывается на винт мясорубки. Проходящий в этот момент рабочий завода сообразил выключить электрический рубильник транспортера. Прибежавшие на помощь заводские работники стали вручную раскручивать обратно винт, чтобы высвободить стопу. Я находился в состоянии травматического шока, мне наложили жгут для остановки кровотечения и на машине повезли в городскую больницу. Честно говоря, я мысленно уже попрощался со своей правой стопой. Только и оставалось рассуждать, на каком же уровне мне ампутируют правую голень. В ближайшей 4-й городской больнице дежурный хирург сразу вынес вердикт – ампутация, поскольку раздробленная стопа была вся усеяна яблочным жмыхом. Уже и не помню, кто принял решение отвезти меня в городскую клиническую больницу №1, где находилась кафедра травматологии и ортопедии мединститута. Буквально накануне моего поступления с августа 1979 года кафедрой стал заведовать доктор медицинских наук, профессор Марк Михайлович Рожинский. Оперировал меня заведующий отделением доктор медицинских наук, профессор Сатынды Кожокматович Кожокматов. Всегда с большим уважением и благодарностью вспоминаю этого гениального хирурга. Я до сих пор помню прения врачей хирургической бригады возле операционного стола. Большинство считали ампутацию наиболее правильным решением. И только Кожокматов сказал, что ампутировать всегда успеем. «Это же студент-медик, будущий наш коллега». Операция шла несколько часов под местным наркозом, потому что хирург проводил очистку ран, сшивал сухожилия и постоянно меня спрашивал о чувствительности пальцев стопы. В сущности, перед операцией моя правая стопа подвисала на лоскуте ахиллова сухожилия. Все резаные раны были утыканы яблочным жмыхом. Сатынды Кожокматович провел первичную хирургическую обработку раны с ушиванием сухожилий и вычистил все ошметки яблочной кожуры. Рана заживала вторичным натяжением без осложнений. После перенесенной операции пролежал два месяца в гипсе и несколько месяцев проходил лечение в разных клиниках. По этой причине вынужден был взять академический отпуск до начала нового учебного года. Все время академотпуска было уделено вопросам реабилитации. И своей цели по восстановлению работоспособности стопы я все-таки добился. Со стороны никто и никогда не сказал бы, что у меня была тяжелая травма.

Начался новый учебный год и меня снова потянуло в секцию футбола. Тренером сборной КГМИ работал один из преподавателей института. Тренировки проходили на спортивной площадке слева от главного корпуса. Во время обучения на втором курсе (1982) в городе проходила межвузовская универсиада. Мне довелось выступать за сборную КГМИ по футболу. Однажды наша команда играла с фаворитом среди студенческих команд – сборной Киргизского государственного института физкультуры (КГИФК). Понятное дело, наша команда проиграла, причем крупно 1:6. Но единственный гол в ворота КГИФК был забит мною. Вышел на замену и забил, не позволил сборной КГМИ проиграть с сухим счетом. До сих пор горжусь забитым голом, поскольку в воротах стоял Олег Караваев, вратарь столичной команды «Алга» и молодежной сборной СССР. В 90-е годы прошлого столетия Караваев длительное время выступал за национальную сборную Латвии. На этом моя футбольная карьера завершилась. Кто-то «шепнул» тренеру про мою травму и после непростой беседы с ним мне пришлось секцию покинуть. Возможно это и к лучшему. Но с футболом как болельщик не расстался. В процессе работы над первым томом книги пришел к курьезному, но закономерному выводу об истинной причине мельдониевого скандала и провала российского спорта, в том числе и футбола. Международные политические декорации никакой роли не играют. Но об этом отдельная история.

В январе 1984 года на 4-м курсе обучения подал документы на перевод в Томский Военно-медицинский факультет. По вполне понятным причинам на военной кафедре КГМИ мне было отказано. Тогда написал письмо в адрес начальника факультета, пришел ответ, что вопрос о зачислении будет решать представитель факультета в марте 1984 года. В качестве уполномоченного приехал сам начальник факультета полковник медицинской службы Модест Степанович Шелест. Состоялась беседа, на которой полковник м/с Шелест показал приказ Министерства обороны и сказал, что ничем помочь не может. В моей медицинской карте веские противопоказания для прохождения военной службы. Но я не стал отчаиваться, впадать в уныние и с личным письмом обратился на имя Министра обороны СССР маршала Д.Ф.Устинова. В своем обращение ссылался на подвиг легендарного советского летчика Алексея Маресьева в годы Великой Отечественной войны. В начале июня 1984 получаю ответ за подписью начальника отдела кадров Центрального Военно-медицинского управления МО СССР полковника медицинской службы Адонина. Из сообщения было понятно, что мое обращение к Министру обороны было направлено в адрес начальника Военно-медицинского факультета при Томском мединституте. Ну, вот подумалось мне, бюрократический круг замкнулся. Видимо никто не захотел брать на себя ответственность. Однако спустя месяц ректору КГМИ приходит письмо от начальника Военмедфакультета с просьбой оформить и выслать мое личное дело для зачисления на факультет. По всей видимости, на депеше направленной из ЦВМУ МО СССР в адрес начальника Военмедфакультета была наложена соответствующая резолюция, содержащая принятое решение. В августе 1984 года прибыл в Томск и стал слушателем Военно-медицинского факультета. Конечно, на первых порах было очень трудно, поскольку занятиям по физической подготовке уделялось большое внимание. Кроме того, итоговая аттестация по этой дисциплине проводилась в форме государственного экзамена.

Перед началом осенне-зимнего периода обучения командир учебного взвода старший сержант Демин распределял между слушателями общественную нагрузку. Мне была поручена миссия, не подлежащая разглашению – секретчика учебного отделения. На протяжении двух лет отвечал за сохранность прошнурованных, пронумерованных спецтетрадей и спецлитературы по спецдисциплинам при изучении военно-медицинской проблематики с грифом «За семью печатями».

Первые две недели обучения читались курсы лекций. По военной токсикологии в качестве лектора выступал начальник кафедры полковник Е.М.Семенчук. В конце лекции Семенчук стал приглашать слушателей в научный кружок, обещая радужные перспективы продолжения военной службы в закрытом НИИ, расположенном в городе Киров. Забегая вперед скажу, что никто из нашего выпуска в этот НИИ не распределился. Я записался одним из первых и стал членом военно-научного общества слушателей (ВНОС) кафедры военной токсикологии, радиологии и медицинской защиты (ТРиМЗ). Основными научными направлениями ВНОС были оценка влияния на организм животных фосфорорганических соединений, ядов и проникающей радиации. Все исследования проводили в лабораториях кафедры в эксперименте на животных.

В конце 1984 года перед лекцией в аудиторию пришел начальник курса майор м/с Радионов и сказал, что объявляется спецнабор в количестве 50 человек в войска КГБ. Прохождение военной службы в крупных городах, областных и районных центрах. Причем было четко сказано «войска КГБ», слово «пограничные» даже не упоминалось. Я призадумался, поскольку я секретчик в учебном взводе, значит мне прямая дорога в КГБ. Какие же мы были наивными. Все стало ясно, когда летом 1985 года все подавшие рапорта в КГБ были направлены на войсковую стажировку в Восточный, Забайкальский и Дальневосточный пограничные округа. После окончания стажировки подавляющее большинство слушателей оказавшихся в Забайкальском пограничном округе свои рапорта отозвали. «Крупные города» Даурия, Приаргунск и Борзя видимо оставили особое впечатление. Мне в этом плане повезло, войсковую стажировку проходил в Дальневосточном пограничном округе, в пограничном отряде, размещенном в городе Райчихинск. Шахтерский городок с московским уровнем обеспечения в местных объектах торгового назначения. Накануне предстоящей свадьбы прибарахлился, купил костюм производства ГДР и чешские цебовские туфли. Мне показалось, что такое изобилие товаров царит во всех населенных пунктах, где дислоцируются пограничные отряды.

На факультете в учебе и дисциплине преуспевал, по окончанию обучения попал в списки выпускников имеющих право свободного распределения. В ночь перед распределением мне приснился сон, будто стою я в кабинете начальника курса майора м/с Радионова, члены комиссии подводят меня к географической карте СССР и предлагают выбрать пограничный округ для дальнейшего прохождения военной службы. Перед моими глазами замелькали города Одесса, Киев, Львов, Брест, Минск, Рига, Ленинград…. Просыпаюсь и думаю, почему же мне не предлагали 105 отдельный пограничный полк в Берлине в Группе советских войск в Германии. Наступило время моего «свободного» распределения. Захожу в кабинет начальника курса и по военному докладываю майору КГБ в зеленой фуражке: «Лейтенант медицинской службы Нагаев для свободного распределения прибыл». Если мне память не изменяет, в кабинете находился представитель Военно-медицинского отдела ГУПВ КГБ майор м/с Сушков. Все члены комиссии посмотрели на меня с удивлением, оказывается, входящие передо мною новоиспеченные офицеры были поскромнее и слово «свободного» не произносили. После нескольких вопросов майор Сушков мне говорит: «Товарищ лейтенант, поскольку вы на факультете учились хорошо, мы вам на выбор предлагаем три пограничных округа – Среднеазиатский, Восточный и Забайкальский. Куда бы вы хотели поехать служить?» Кабинет начальника курса был не большой и стол, за которым сидел майор в зеленой фуражке находился прямо передо мною. На то я и был секретчиком во 2-м учебном взводе, чтобы тайны быстро выведывать. От моего беглого взгляда по спецтетради представителя ВМО ГУПВ КГБ СССР в тексте крупной прописью замелькали округа: Северо-Западный пограничный округ, а напротив стоит фамилия – Затыльников, хотя этого человека в списках «свободного» распределения не было. Западный пограничный округ…. 105 отдельный пограничный полк…. В общем, все стало ясно как божий день… Недолго думая я выбрал Восточный пограничный округ. А почему? – последовал встречный вопрос. Родом из Киргизии, – отвечаю, хочу служить в родных краях среди гор и долин. И вот здесь майор КГБ в зеленой фуражке задал мне весьма странный вопрос: «А не получится ли так, что к вам в пограничный отряд родственники табунами начнут приезжать?» На нелепый вопрос последовал такой же ответ: «Товарищ майор в табунном хозяйстве родственников не имею». Вот так начиналась моя военная служба в пограничных войсках КГБ СССР и никогда об этом не жалел.

В августе 1986 года прибыл в штаб Краснознаменного Восточного пограничного округа (г. Алма-Ата, Казахская ССР). Начальник Военно-медицинского отдела полковник м/с Ларьков вручает предписание для убытия в Чунджинский пограничный отряд на должность врача-инфекциониста пункта медицинской помощи. Все, как и обещал начальник курса Радионов, моя служба в пограничных войсках КГБ СССР начиналась в столице областного уезда. Село Чунджа, столица Уйгурского района Алма-Атинской области Казахской ССР. Пограничные заставы погранотряда дислоцировались вдоль границы с величественным Китаем.

Как правило, все свои перемещения по службе в погранвойсках я начинал с детального изучения истории краеведения. В ходе командировок по заставам Кольжатского и Нарынкольского направлений обратил внимание на работающие и заброшенные штольни и шахты. Причем некоторые из них располагались «за системой», т.е. совсем недалеко от линии границы. Одна из пограничных застав носила название «Геопартия». Начальники застав шепотом произносили, что «за системой» добывают уголь и, наверное, чего-то ищут. Неужели, думалось мне, угля не хватает в глубине страны, что шахтеры копошатся в земных недрах практически на самой границе. На некоторых участках границы встречались термальные радоновые и сероводородные источники. В районе погранзаставы «Будуты» находится бьющий из-под земли ключ и небольшой бассейн, наполненный природной радоновой водой. Однажды мне довелось испытать омовение тела внучатым рассолом урана. Скажу честно – ничего благостного после купания не испытал. Только неприятная дрожь и слабость во всем теле. Спустя годы, когда детально изучал историю трагедии группы «Хибина» в одной из книг по разведке и поиску урана прочитал, что в районе Кольжата и Нарынкола сосредоточены залежи урановой руды. В общем, пограничные заставы Чунджинского пограничного отряда располагались на огромной рудной линзе урана. Совершенно не случайно ближайший сподвижник великого дела самого таинственного участника трагического похода Семена Золотарева за выдачу немецкой разведке государственной тайны, хранящейся в недрах зоны ответственности Чунджинского пограничного отряда, едва не сгинул в застенках Лубянки…

Военная карьера развивалась стремительными темпами. После прохождения в первой половине 1987 года специализации по эпидемиологии в Киевском институте усовершенствования врачей вскоре был переведен в Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ (КСАПО). С теплыми напутствиями провожал меня в соседний округ начальник Военно-медицинского отдела Восточного пограничного округа майор м/с Роман Викторович Большедворов. Новое место службы в КСАПО – окружной госпиталь пограничных войск КГБ СССР в городе Душанбе, врач-эпидемиолог группы медицинского усиления. В сферу моих должностных обязанностей входила организация и проведение санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий в спецподразделениях советских погранвойск дислоцированных в глубине 100-километровой зоны Республики Афганистан. В общем, служил я на границе СССР «летающим за кордон эпидемиологом». В 1988 году врач-хирург полевого хирургического отделения госпиталя майор м/с Сергей Палтусов удалил мне последний воспалившийся лигатурный шов на правой стопе от былой производственной травмы. Все допытывался, откуда у меня на ноге «минно-взрывные» шрамы.

После окончания афганской эпопеи летающего за границу санитарного врача по штату перевели на должность врача-эпидемиолога в окружной санитарно-эпидемиологический отряд КСАПО в городе Душанбе. Как творческую личность меня постоянно тянуло в науку, в которой можно работать одному и отвечать только за самого себя. Однажды мне позвонил начальник медицинской службы Душанбинской оперативной группы полковник м/с В.А.Ткачев и сказал, что меня включили в состав группы ученых НИИ медицинской паразитологии, тропических и трансмиссивных заболеваний имени Марциновского. Летом 1989 года в течение двух недель совместно с младшим научным сотрудником НИИ Сергеем Ефремовым колесили по заставам Московского пограничного отряда. Ефремов производил отбор крови у пограничников для проведения ретроспективного анализа эпидемиологической ситуации по малярии. Попутно при помощи автомакса производства Великобритании и новейших зарубежных инсектицидов осуществлял обработку зданий пограничных застав от кровососущих насекомых. Не помню, насколько это помогало от комаров, но тараканов на заставах не было полгода…

Спустя несколько лет в конце весны 1992 года, после развала советской ядерной державы, я находился на специализации по иммунологии в Центральном институте усовершенствования врачей (ЦОЛИУВ) и неожиданно нагрянул в гости к своему старому знакомому из НИИ тропической медицины. Каково же было мое удивление, когда увидел маститых сотрудников с учеными степенями ведущего мирового научного учреждения с английскими автомаксами за спиной направляющихся в подвалы московских многоэтажек для обработки от комаров. Vip-коммунисты, перевоплотившиеся в одно мгновение в демократы, месяцами не платили российским гражданам заработную плату, сотрудникам НИИ надо было как-то выживать…

В ходе научной экспедиции Ефремов многое рассказал про тонкости процесса развития малярийных плазмодиев, виды малярийных комаров, а перед отъездом подарил мне несколько ценных научных сборников и монографий по малярии. Однажды осенью 1989 года во время командировки в Московском пограничном отряде начмед отряда старший лейтенант м/с Михаил Булдаков попросил меня посмотреть трех больных пограничников, находящихся в изоляторе медицинского пункта. После детального изучения анамнеза и истории болезни сомнений не возникало – у всех погранцов с заставы «Баг» и «Бахорак» признаки тропической малярии. Булдаков срочно заказал санитарный авиарейс и больных отправили в Душанбинский госпиталь. Через несколько часов диагноз тропической малярии был подтвержден в паразитологическом отделе Республиканской санэпидстанции. Пограничники были спасены. Это были первые ласточки. Ранее случаи тропической малярии не регистрировались. Трехдневная малярия, несмотря на химиопрофилактику периодически появлялась, но тропической не было. Причины появления тропической малярии среди пограничников оказались закономерными. После вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана талибаны (жители южных регионов) устремились в северные провинции и принесли в своих организмах плазмодии тропической малярии. Комару ведь без разницы, чей кровью питаться, укусил талибана, напился его зараженной кровушки, перелетел через реку Пяндж и вот тебе притаившийся в засаде советский пограничник, и не один. Ну и как же не присесть на нежные кожные покровы погранцов с едва уловимым запахом диметилфталата. Бойцы проигнорировали рекомендации начмеда Булдакова, не выпили в понедельник иммунодепрессанта и заполучили возбудителей тропической малярии, при которой летальность достигает от 10 до 40%.

В одной из подаренных мне Ефремовым монографий прочитал любопытные вещи про один необычный вид комариного семейства. Помнится, когда читал, вспоминал строчки стихотворения русского поэта Корнея Чуковского «А за ним комарики на воздушном шарике». Прочитал и забыл, поскольку в Средней Азии таковые не встречались. Однако спустя годы в процессе изучения трагедии с туристами группы «Хибина» мне пришлось копаться в домашнем архиве в поисках научного источника с описанием необычного насекомого. И какова же причина зададутся вопросом читатели и дятловцеведы? Вы не поверите, но именно с необычными насекомыми связана последняя поездка писателя Юрия Ярового в Дагестан, после которой вернуться ни ему, ни его жене, журналисту по профессии, было не суждено…

В феврале 1991 года получаю новое назначение и перевожусь в столицу солнечной Туркмении Ашхабад на должность главного эпидемиолога округа – начальника окружного санитарно-эпидемиологического отряда КСАПО. В Ашхабаде встретил полный распад великой ядерной державы СССР. В один из дней путча 20 августа 1991 года был ответственным по Военно-медицинскому отделу округа и смотрел по телевизору цирковое шоу – заседание Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП). Кто же главный режиссер спектакля полного распада советского государства? На телеэкране в политическом ложе среди зачинщиков государственного военного переворота восседал секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам Олег Бакланов. В 1958 году Бакланов окончил радиотехнический факультет Всесоюзного заочного энергетического института. В 70-е годы руководил двумя управлениями Министерства общего машиностроения, в которых было сосредоточено создание систем управления ракетно-космическими объектами.