Элиминация души

Дизайнер обложки Антон Кравченко

© Карина Нагорная, 2020

© Антон Кравченко, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4496-7747-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

В небесах ангел не представляет собой ничего особенного.

Джордж Бернард Шоу

Вы когда-нибудь встречали ангела? Не человека, чьи помыслы чисты, порывы полны добродетели и великодушия, кто ведёт тихую скромную жизнь, любому пагубному деянию найдёт оправдание, даст приют путнику и накормит голодного. Настоящего ангела? Вряд ли, но знайте, я существую.

Мне всегда было любопытно наблюдать за воображением людей, пытающихся придать нам облик. Что они обычно представляют? Милое лицо, нимб, крылья за спиной, белоснежное платье и дымку, окружающую фигуру? Мозаики, картины, книги – большинство источников рисуют нас именно такими. Они одновременно лживы и правдивы, ведь ангелы бывают разными.

Одни, которым дарована ответственность за моральный облик человечества, сидящие на плече, охраняющие, наставляющие на истинный путь, призывающие к благости и благородству, действительно как с картинки. От них исходит особый свет и очень приятный аромат – правильный аромат, как и вся их жизнь. А есть ангелы, которые только учатся быть таковыми. Они ещё не смогли полностью избавиться от мирского, поэтому выглядят как обычные девчонки и мальчишки, парни и девушки, женщины и мужчины, одетые так, как привыкли одеваться до небесной жизни. Они навещают знакомые места, следят за близкими и не очень людьми, предаются воспоминаниям и ностальгии, периодически впадают в уныние и теряют интерес к потенциально возложенной на них миссии. Их никто не видел, о них никто не знает. Я один из них, меня зовут Алекс, мне двадцать три года.

Вообще, я – Алексей, имя моё сократилось уже здесь, но я никак не могу вспомнить, при каких обстоятельствах и кто впервые меня так назвал, сколько времени потребовалось для выработки привычки и условного рефлекса для реакции.

На небесах не представляются. Каким-то непостижимым образом ты всегда знаешь имя того, кого встречаешь, будто список всех возможных имён, которыми могут зваться люди любой расы, национальной принадлежности и вероисповедания, записаны на подкорку, и ты всего лишь сопоставляешь конкретные черты лица, цвет глаз, волос, голос и жесты с одним из них и никогда не ошибаешься. Не знаю, как это работает, правда.

Конец мой не был трагичным. В том плане, что я не погиб в автокатастрофе, не свёл счёты с жизнью путём суицида, меня не придавило бетонной плитой средь погожего летнего дня – я болел. Долго, серьёзно, без шансов на излечение. Я, как и мои родные, за долгое время моей болезни смогли свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь уйду. Надо отметить, что хоть мой диагноз и был редким и не имел противников в виде дорогостоящих медицинских препаратов, да и в нашем с ним бою он был бесспорным победителем, жить он мне не мешал. В моей жизни было беззаботное детство, интересная юность, чудесная семья, весёлые друзья, любовь, спорт и книги. Ох, как же я любил читать.

Теперь я – ангел. У меня нет нимба, нет крыльев, облачён я в поло и голубые джинсы, у меня светлые волосы, зелёные глаза, слишком большие, как мне кажется, для моего лица, я чуть выше среднего и единственное, что я могу пока делать в новом качестве – наблюдать за действиями и мыслями любого человека.

Я не могу говорить с вами, не могу даже косвенно влиять на вашу жизнь, мой удел – незримое присутствие. Мне предстоит долгий путь, прежде чем я стану чем-то большим, значимым, необходимым. Но даже осознание этого благородного шага, все те улучшения, которые произойдут, окажись я выше, видимо, не стимулируют меня настолько, раз я до сих пор не могу отказаться от праздного скитания.

Если бы кто-то спросил меня, сколько дней прошло с того момента, как я попал сюда, я бы не ответил. На небесах времени нет. Как ни старайся, ни за что не получится его ощутить. Поэтому я чаще бываю на Земле, слежу за тем, как Луна сменяет Солнце, считаю дни, месяцы и годы, проведённые там, и никогда не устаю. Могу сказать, что давно перестал посещать свой дом и родных. Для этого мне хватило уверенности, что они смогли окончательно примириться с утратой, и жизнь их продолжилась. Пусть у каждого из них и была небольшая, но неподдающаяся восполнению брешь в душе, они жили. С улыбками, слезами, счастьем и невзгодами – жили так, как и подобает людям.

Я наблюдал, как каждый из моих друзей находит свой путь к собственному пониманию успеха, встречает свою судьбу, дарит миру новую жизнь, заводит собаку или кошку и проводит гаражные распродажи, избавляясь от старого, освобождая место для нового. Я видел, как моя девушка, наконец переболев и отпустив меня, обрела новое счастье. Я перестал заглядывать к старым знакомым, перестал наведываться в места былой памяти, я даже перестал следить за реалиями тех, чья жизнь раньше мне казалась картинкой глянца, полной побед, свершений, красоты и роскоши. Я всякий раз убеждался, что не стоит принимать всё на веру, абсолютно счастливых, как и абсолютно несчастных на свете не бывает. Какое-то время я наблюдал за оскорбленными жизнью, пытаясь понять, как, терпя все лишения, можно остаться человеком, сохранить добродетель и веру во что-то светлое. Потом за сильными мира сего, убеждаясь, что их жизнь, несмотря на весь мыслимый и немыслимый достаток, тоже не обходится без боли и негатива. Потом я где-то услышал, что самые счастливые люди живут в Дании, и поселился там. Мне потребовалось несколько лет, чтобы сделать простой вывод: счастливые люди живут не только на юге полуострова Ютландия.

А ещё я перестал делать всё выше перечисленное после того, как понял, сколько судеб открыто моему взору, каков присущий каждой из них спектр чувств и эмоций. Повороты, переплетения, преграды и взлёты – всё это переживается, пропускается сквозь нутро и вытекает мыслями в виде цветов и запахов. Иногда я вижу всё именно так. Как бы объяснить? Например, когда человек плачет, в его мыслях я вижу главным образом не обидчика, не причину расстройства, я вижу его уязвлённую душу. Очертания становятся расплывчатыми, действительность выкрашена пастельными тонами с редкими вкраплениями ярких красок, и всё вокруг пропитано едва уловимым запахом моря во время дождя.

Ну а потом меня стали привлекать совершенно разбросанные судьбы, я проживал с ними их жизни, их успех и поражения, моменты радости и огорчений, ввязывался в потасовки и слагал монологи полные морали, совершал преступления и мнил себя филантропом. Если задуматься, я прожил столько жизней, столько зим прошло, а я всё тот же – всё тот же Алекс, всё тех же двадцати трёх лет.

Вы, должно быть, подумали, что книга обо мне? Возможно, я вас разочарую, но это не так. Я мог бы, конечно, рассказать вам уклад небесной жизни, познакомить с главными действующими лицами, поведать про новых друзей, о том, как оборвались их пути и как быстро им удалось принять это, но об этом как-нибудь в другой раз, а сейчас я расскажу историю одной обычной жизни.

После прочтения многие из вас не поймут, почему рассказана именно эта история, неужели нет интереснее, насыщеннее? Есть, конечно же. Как и у всего, что кажется самым-самым, есть альтернатива в виде чего-то лучшего, большего. Но мне всегда казалось, что сама человеческая жизнь и есть предмет особого и часто скрываемого интереса большинства из нас. В противном случае сплетники давно бы вымерли. И поэтому не всё ли равно, кому именно эта история принадлежит?

Глава вторая

Где умирает надежда, там возникает пустота.

Леонардо да Винчи

Тесно, очень-очень тесно. С вами бывает такое, что всё нутро наружу рвётся? Вы чувствуете, как повышается температура содержимого под кожей, немой крик и никаких внешних признаков, кроме обжигающей испарины. Нет смысла хвататься за телефон, некуда бежать, некому излить душу, нет сил что-то менять и есть масса причин оставить всё, как есть.

Двенадцатое декабря. В припаркованном у большого коттеджа внедорожнике сидит мужчина. Сегодня ему исполняется шестьдесят, и даже в эти шестьдесят для всех он просто Макс.

В его жизни есть всё, о чём только можно мечтать: любимая жена, двое детей, огромный пёс, достаток, путешествия по самым нетронутым уголкам планеты, работа, приносящая удовольствие, спорт, а теперь ещё и свободное время, которое он тратил на то, что раньше приходилось откладывать в долгий ящик: он смог сыграть партию в гольф до конца, впервые за долгое время посетил театр и наконец, собрал и разукрасил модель самолёта, начатую ещё несколько лет назад.

Он полон сил, красив, зрел, спокоен, опытен. Он должен быть счастлив, но сейчас он не может пошевелиться. Его руки сжимают руль так, что на алькантаре остаются вмятины. Он смотрит на свой дом, окрашенный в белый цвет, на пустое крыльцо, садовая мебель с которого давно убрана, следит за миганием развешенных повсюду гирлянд, наконец замечает, что венок, украшающий входную дверь, в этом году другой – супруга давно просила обратить на него внимание, ведь это плоды её кропотливых трудов.

Потом он заглянул в окно и увидел старательно накрытый стол и своих близких, собравшихся в гостиной в ожидании его прихода – сегодня же праздник. Он перевёл взгляд на качели, вспомнил, как старательно мастерил и заботливо вешал их в первый месяц рождения сына, как менялась листва на дереве, на котором они висели. Он видел, как его уже такая взрослая дочь украшает на кухне торт – она испекла его сама специально для него, и слегка улыбнулся, глядя как скачет вокруг неё пёс в надежде урвать побольше еды со стола. Сидя с выключенными фарами, он смотрит на то, как кипит его счастливая жизнь, на свой дом – полную чашу. И ему давно пора бы переступить порог, но пока он не может покинуть сиденье машины.

Его сердце сжимается в тисках, хоровод мыслей до тошноты кружит голову. Фантазии, ожидания, все эти «что, если» накрывают невидимой лавиной, не оставляя шанса выбраться из неё без посторонней помощи. Под прессом собственных мыслей он уже который раз пытается представить жизнь, которой не суждено случиться, и вновь прийти к спасительному выводу, что все принятые им решения, каждый сделанный выбор и взятое на себя обязательство были верными, что никак иначе не могло произойти, и он по-настоящему доволен своей жизнью.

Всё-таки шестьдесят совсем немного для мужчины, состоявшегося и не имеющего проблем со здоровьем, но к подобным умозаключениям уже давно пора было прийти.

Видимо, так устроено, что людям, чья жизнь на самом деле весьма благополучна, кто обладает многим и должен уметь ценить это и быть преисполненным благодарности, часто не хватает приключений, драмы или ещё чего-нибудь отсутствующего в их повседневности. Выбор зависит от склада характера и темперамента. Макс натура романтичная. Хоть способность на безрассудства тщательно скрывалась, а с годами он и вовсе обзавёлся бронёй, ограждающей от чувственных проявлений, он влюблялся. Правда, влюблялся он каждый раз в одну и ту же. Это чувство преследовало его многие годы перманентно, фоном, а иногда перетекало в коматоз, лишая возможности мыслить рационально.

Нет, это не мешало ему любить свою жену, и да, он разделял и никак не смешивал чувства к обеим небезразличным ему женщинам. Так бывает, что большое сердце способно на такого рода мутации.

Жену он любил по-настоящему. Моралисты возразят, затопают ногами и скажут, что любовь подразумевает верность, особенно духовную. Я не стану принимать чью-то сторону, давно научился не фонтанировать идеями в стиле максимализма и понял, что жизнь многогранна и оттенков в ней не счесть, поэтому и вы не спешите судить. С женой он прошёл через многое, их отношения всегда были и остаются живыми, она родила ему двоих чудесных детей, он делал всё возможное и нет, чтобы она ни в чём не нуждалась, он позволял ей быть собой, даже когда в её голове черти отплясывали джайв, создал все условия, чтобы она могла наслаждаться каждым днём. Он не мог представить свою жизнь без неё, никогда не помышлял об уходе и за все годы не позволил себе даже лёгкого флирта ни с кем, кроме одной. Удивительно, но он искренне не считал это изменой. Может быть, потому, что каждый раз принимал это за помутнение рассудка, сбой программы, что-то несвойственное его реальной жизни. Он подсознательно не верил, что эти отношения могут к чему-нибудь привести. Но если это так, почему после каждой их случайной встречи, в моменты, когда их эфемерный корабль вдребезги разбивался о несуществующие скалы, ему было так больно? Почему он неделями вспоминает время, проведённое с ней, ищет иной смысл в словах, порой тешит себя несбыточными надеждами и задаётся вопросами, на которые не существует ответов? Каждый раз один и тот же набор из душевных мук, отсутствующего аппетита, бессонных ночей, меланхоличной музыки и волнами накрывающих воспоминаний. Единственное отличие – новая депрессия пополнялась ещё одной страницей их истории. Но это уже давно стало ритуалом – он так очищался и освобождался.

Да, ему давно пора бы переступить порог, но он знает, что не сделает этого до тех пор, пока не вспомнит каждый эпизод, заново не переживёт тех эмоций, не извратит обстоятельств, и, когда подсознание сделает последний мазок по холсту с изображением их романа, он наконец-то отпустит её. И в этот раз отпустит не временно, а точно навсегда.

Глава третья

Невысказанная любовь – тяжкое бремя.

Дэнни Шейнман

Наблюдая за людьми, я заметил, что совсем немногие говорят о любви к дождю, ведь большинство не испытывает к нему даже лёгкой симпатии. Женщин раздражают испорченные причёски, мужчин – грязная обувь и забрызганные брюки. Дождь любят, как правило, дети. Малыши практически ко всему питают интерес, а тут лужи, ручейки, непонятный, но удивительно приятный шум, капли на траве, потяжелевший песок и потемневший от сырости асфальт – столько всего, ну как это можно не любить? Взрослым просто необходимо научиться хотя бы иногда смотреть на привычные им вещи глазами ребёнка – навык покруче любого курса психотерапии.

Лично я обожаю дождь. Смотреть на мокрые улицы, разглядывать пешеходов, прячущихся под зонтами, а после жадно вдыхать запах прибитой пыли – да, это определённо по мне. Дождь парадоксален – наводя серость, он очищает город, питает почву и в конце дарит радугу.

В небольшой школе одного из пригородов Санкт-Петербурга, в одном из классов за партой сидит Макс. Он не слышит учителя, не замечает шуточек соседа, а сквозь прилипший к окну кленовый лист смотрит на пустое футбольное поле, поливаемое с неба. Хорошо, что сегодня нет физкультуры, он никогда не любил бегать в зале. Затем Макс всё-таки замечает багровое пятно в виде листа, прибитого к стеклу, переводит взгляд на деревья, растущие на школьном дворе, и отмечает, что осень в этом году особенно красивая, яркая даже в такую серость. Да и урок, надо признать, интересный – Макс любил физику, но почему-то очень хотелось домой. И дело даже не в том, что все люди немного с ленцой в пасмурную погоду, таким было его сегодняшнее настроение. Если обобщить и свести к одному, было оно апатичным. Сияй в тот день солнце, он всё равно бы рвался к кровати. Как назло, последний урок тянулся особенно долго. Но вот он, наконец-то, долгожданный звонок.

С самого утра по наружным карнизам стучит барабанная дробь, лужи выходят из собственных берегов, яркая листва падает на землю, замирая под грузом тяжёлых капель. Ещё тепло, но сырость заставляет школьников быстро расходиться по домам.

Макс всегда учился хорошо, уже в средних классах он сам для себя чётко решил, куда будет поступать после окончания школы, и знал на изучение каких предметов необходимо сделать упор. Сознательный выбор сознательного молодого человека.

Отношений с девушками он не заводил, свой подростковый интерес он сублимировал в спорт.

Именно так, он учился и занимался спортом. Не участвовал в школьной самодеятельности, редко посещал дискотеки, проводимые в большом актовом зале примерно четыре раза в год, не отправлял четырнадцатого февраля валентинки и не вносил свой вклад в день самоуправления, когда ученики старших классов проводили уроки у младших. Всё, что он делал в школе – впитывал знания и веселился на переменах с друзьями.

Уже пройдя длинный коридор, с одной стороны освещаемый молочным светом, доносимым сквозь широкие окна, он вспомнил, что забыл сдать тетрадь. И как бы велико не было желание продолжить путь домой, он заставил себя вернуться.

Впервые он увидел её, выходя из школы в тот дождливый день, когда ему так не терпелось скорее попасть домой. Она замешкалась в дверях, попятилась назад, наступила ему на ногу и толкнула плечом.

– Извини.

Почему извини, а не извините? Откуда она знает, что он тоже школьник, а не учитель или чей-нибудь родитель? Она ведь даже не обернулась и не взглянула на него, а комплекции у них явно были разными. И это её «извини» сказано было стихийно и механически. Что это, подростковая социофобия? А по внешнему виду не скажешь. Она натянула на голову серый капюшон лакированной куртки, накинула на плечи рюкзак, засунула руки в карманы и быстрым шагом отправилась в сторону дома. Два хвоста, ботинки в цвет колготок и тёмно-синяя юбка чуть выше колена. Возможно, не будь он в тот день так погружён в себя и не забудь сделать то, что несколько раз было озвучено учителем, он ушёл бы из школы раньше, дошёл до дома, провёл бы весь день в состоянии морального разложения, на автомате выполняя необходимые действия, и завершил бы этот этап социализации, так ни разу с ней не столкнувшись.

Она явно выделялась из толпы, но почему-то до этого момента Макс ни разу её не замечал. Даже в небольшой школе небольшого города люди могут оставаться незнакомыми и даже незаметными для собственных глаз. Он смотрел на неё машинально, но в память успели врезаться серые глаза маленькой девочки – она явно была младше его. Большие, светлые глаза, особенно выделяющиеся на фоне контрастирующих волос. У него не возникло никаких романтических чувств, ему даже не захотелось познакомиться с ней, но вечером, когда все дела были закончены и можно было заниматься чем угодно, он почему-то вспомнил о ней. Просидел с пару минут, глядя в одну точку, думая о незнакомой девочке.

На следующий день Макс заметил её в очереди в столовой, потом на одной из перемен, затем у школьного магазина. Она стала всё чаще попадаться ему на глаза, и хоть иногда он провожал её взглядом, у него не было к ней никаких чувств, простое любопытство со странным оттенком и совершенно необъяснимый интерес, никак не задевающий душу.

В один из дней урок его класса проходил в том же кабинете, где у неё только что закончилась биология. Тишина сменилась на гул и смех школьников, спешащих кто куда: на следующий урок, в столовую, в библиотеку или за угол школы, чтобы покурить. Она не торопилась. Спокойно собрала тетради и учебники, аккуратно уложила их в рюкзак, забрала классный журнал, забытый старостой, попрощалась с учителем и уже собиралась дотронуться до ручки двери, как та резко раскрылась перед ней.

Они встретились в дверях. Она пару секунд прямо смотрела ему в глаза, легко произнесла «привет», улыбнулась и ушла. Он промолчал, он не умел, как она, с лёгкостью завести разговор с незнакомым человеком да так, будто это была далеко не первая встреча. В этом случае он даже поздороваться не решился, просто не счёл нужным.

Лёгких сердечных вибраций для проявления интереса ему было недостаточно. Сначала лишь пара флэшбеков открытой двери и приятный, не по годам уверенный голос, а потом её расплывчатые очертания стали посещать его по дороге на тренировку, в моменты ожидания продолжения матча, прерванного рекламой, за чтением книг и перед сном. И вроде затронула, коснулась, но для него эта история явно не о первой любви. Он определённо не хотел подпускать к себе эту девочку.

Спустя время, в один из вечеров Макс заметил, что эти вспышки сознания, не имеющие для него никакой перспективы, начинают отвлекать. Тяжело это, с детства быть гиперответственным. Есть цели и четкий намеченный путь к их достижению, всё остальное – лишнее. И скоро он перестал идентифицировать её из многих, перестал записывать на подкорку их редкие случайные встречи в коридорах, запоминать жесты и манеры, а чуть позже и вовсе не замечал её и не думал о ней.

Это была его версия. Тогда он и не подозревал о её отношении к нему, о том, кем был для неё. Той чистой, школьной любовью, где нет места похоти и расчёту. Не знал, что она каждый раз смущалась, видя его. Что закрывала глаза и разглядывала лицо, каким он смотрел в те секунды в дверях кабинета биологии. В песнях, стихах и книгах видела его и идеализировала его себе настолько, что лучше и не представляла. Как просто, оказывается, влюблённому придумать человека. Присвоить ему качества, о которых тот даже не догадывается, нарисовать героя, а потом искренне разочаровываться, обижая и раня своей богатой фантазией и мнимыми ожиданиями.

Она писала о нём наивные стихи, представляла рядом, выгуливая собаку, но донести свои чувства ему так и не решилась, оставила при себе, прожила, переболела, и бьющая в те годы ключом жизнь быстро не оставила и шанса вспоминать о нём. За редким исключением, первая любовь такая у всех, кому посчастливилось её испытать. Даже если она была безответна, даже если осталась невысказанной, в какой-то момент она проходит, но в то же время не покидает нас до последнего дня.

Школу он закончил на два года раньше. И с его последним звонком они надолго испарились из мыслей друг друга.

Этот эпизод киноленты их романа Макс вспоминал с улыбкой. Сейчас он видел себя тем неопытным мальчишкой, умным, но совсем незрелым, и улыбался, вспоминая маленькую девочку с двумя бантами. Теперь он знал о чувствах, что она питала, и от этого ощущал себя особенным в её глазах, что ещё больше грело душу и заставляло уголки губ подниматься кверху. И он улыбался, глядя на своё отражение в боковом зеркале машины.

Глава четвёртая

Я бы хотел уметь летать. Чисто из

практических соображений.

Тео Хатчкрафт

Наверно, стоило сразу сказать, что я ничего не смыслю в писательстве. При жизни я даже на сообщения предпочитал отвечать звонком. Образование моё далеко не литературное, я не знаком с приёмами, используемыми авторами бестселлеров, у меня никогда не было друзей, способных дать дельный совет по прочитанному или оказать протекцию в издательстве. Но здесь у меня столько времени, что грех не попробовать побыть тем, кем даже не мечтал. Правда, всё, что я могу – дилетантски складывать слова в предложения, стараясь сделать это так, чтобы их сочетание передавало суть. Если получится, будем считать, у меня талант, нет – ну, зато скоротал несколько сотен вечеров.

Раньше повествование было простым: завязка, кульминация, развязка. Потом истории научились рассказывать разными способами, порой весьма изощрёнными. Одновременное изложение двух, казалось бы, совсем несвязанных сюжетов, старт с кульминации, начало, полностью меняющееся в конце. При жизни я однажды услышал, что, если бы современную литературу довелось читать людям, жившим двести-триста лет назад, они попросту не смогли бы понять, что хотел сказать писатель. Что ж, объективно, возможности ознакомиться с моим трудом далёким предкам всё равно не представится, поэтому позволю себе продолжить.

Поступив в университет, Макс переехал в Москву. Точные науки давались ему исключительно легко, а его культурному развитию всячески способствовала мама. Она научила его разбираться в живописи, книги он читал исключительно стоящие, она привила ему любовь к классической музыке и сделала традиционным ежегодное посещение Мариинского театра. Спортивный, привлекательный, интеллигентный, перспективный студент – мечта любой первокурсницы. К сожалению, в ВУЗе, где учился Макс, процент девушек был очень мал, да и те оказались не в его вкусе. Он никогда не был надменным – воспитание не позволяло, однако список требований к будущей избраннице был весьма внушительным. Красота этой девушке должна быть присуща и внутренняя, и внешняя, она должна быть умна, ведь он нетерпим к глупости, должна быть хорошей хозяйкой, верным другом и первоклассной любовницей, иными словами – всецело вызывать его восхищение. Что он мог дать взамен? Таким вопросом он почему-то не задавался, скорее всего потому, что пока не приходилось.