Магические Перпендикуляры 2. Порох и золото

Глава первая

Утро. Утро начинается с рассвета. Утро начинается с подъёма! А подъём сегодня за два часа до рассвета. Умывание, завтрак, раздача сухого пайка, экипировка, проверка готовности личного состава, доэкипировка, проверка готовности подвижного состава, снова доэкипировка, выход. Вот как раз перед выходом и забрезжило. И в этих предрассветных… или уже рассветных сумерках мы и поскакали навстречу судьбе.

Нельзя так говорить. Мы поскакали наводить порядок. Впервые за то время, что я нахожусь здесь… а, кстати, сколько я уже тут? Нужно было занять чем-то голову, и я занял: я начал вспоминать, сколько я уже нахожусь в этом мире. Точно посчитать так и не вышло, но получалось, что месяц-то по-любому, даже как бы не побольше.

Так вот, впервые за всё то время, которое я здесь нахожусь, я понимал, что даже если и погибну, то погибну, исполняя свой долг. Долг мужчины, солдата, защитника русской земли. Борца с нечистой силой. В принципе, всё это я понял ещё вчера, поэтому сегодня на меня косились все, ведь никто из них раньше не видел ни настоящий армейский камуфляж, ни высокие ботинки на шнуровке, ни рюкзак. Ну, а чего? Чего это всё беречь? Прятать от кого-то? Если в этот раз мне предстоит погибнуть в бою, то я хотя бы воевать буду в привычной одежде и удобной обуви. Оружие бы ещё мне привычное, но чего нет, того нет. Будем воевать тем, что есть, авось расхлебаем.

Через пятнадцать верст… или правильнее сказать «вёрст через пятнадцать»? Ведь точно-то их тут никто не мерял, а до заданной точки мы не доехали, по словам Громова, вёрст пять. Двадцать минус пять – это как раз пятнадцать. Вот на этом рубеже пришло осознание того, что всё происходящее несколько серьёзнее, чем виделось из кабинета майора. Дело в том, что спешиться нам пришлось именно здесь, в деревне с названием Почёмиха, а дальше народонаселение уже эвакуировалось. Местные глядели на нас даже не с надеждой, а скорее с гордостью: «Ты поглянь, силища-то кака!». Ага! Силища. Неполная сотня. Но если раньше они видели группы по пятнадцать-двадцать человек, то наш отряд для них сейчас – целая армия.

Здесь подпоручик Громов предложил нам, офицерам Самарского драгунского Краснознамённого ордена Ленина и прочая-прочая полка, выбрать десять наименее нужных солдат. Шестеро должны были оставаться в деревне и исполнять обязанности коневодов, разумно, только нас и так мало, а тут ещё это. Кроме того нужно было выбрать из оставшихся, четырёх человек которых… не жалко! Эти не просто выдвигались с нами, так ещё и ехать должны были всё время верхом. Вот этого я, признаться, понять не мог, а Громов сказал, что объяснит на месте.

Я шёл и гадал: что это за странная составная часть отряда? А подпоручик помимо всего прочего ещё и запретил нам что-либо передавать этим ребятам для перевозки. Совсем запутал. Ну, и вот кто они? Мобильная группа? Тогда почему их должно быть не жалко? Вестовые? Вроде сходится, но почему самые бесполезные? Потому что посылать всё равно кого-то надо, а от этих меньше проку? И почему именно четверо?

Часа за три я много всяких версий передумал, даже вариант с приманкой рассмотрел, но разгадка оказалась из другой плоскости. Когда мы подошли к лесу примерно на пару километров, Громов сказал, что весь отряд должен разделиться на две половины. Вот те здрасьте, баба Настя! Нас и так не дивизия, а тут ещё и разделиться нужно. Чё-т фигня какая-то нездоровая!

Громов же приказал разделить солевые запасы и зарядить ими оружие, на верховых при этом велел не тратиться – они стрелять не будут. А что они будут делать? Теперь этот вопрос занимал уже и капитана, которого вопреки уставу подчинили младшему по званию. С этим решением коменданта я, правда, был полностью согласен: раз уж Громов знает, что и как нужно делать, то пускай тогда он и командует. А кто там из нас капитан, и какого он ранга, для дела вообще неважно.

Так вот, верховые – это не приманка, это индикатор. Лошадь почувствует приближение нечисти и занервничает, но почувствовать её она может и издалека, поэтому её, лошадь, и не ведут в поводу. Как это ни странно, только задача наша состояла в том, чтобы подойти к бесам поближе, а если коняга вырвется и убежит, то район поиска автоматически увеличивается. Кроме того, если животинка без ездока, то её потом и вовсе можно не найти, а вот если она понесёт, но наездник сможет подавать второй группе сигналы, где проявилось присутствие противника, то она, вторая группа, подойдёт на помощь.

– Отчего тогда верховых четверо, а не двое? – задал очень уместный вопрос Сметанин.

Оказалось, что и групп будет тоже четыре. Вернее две группы по две подгруппы. И в сам лес мы не пойдём. Ну, хоть так. А делать мы будем вот что: отряд разделится пополам, и обе половины пойдут вдоль опушки леса, только каждая со своей стороны лесного массива, и действовать будут автономно. Типа того, так быстрее управимся, да и большую территорию под контроль возьмём. Ну, может быть…

Дальше каждая группа делится на две подгруппы, которые двигаются на удалении полторы-две версты, опять-таки с целью держать под контролем территорию покрупнее. Вот поэтому верховых и четверо.

Ну, не знаю. Если они тут всегда так делают, и это срабатывает, то еще, куда ни шло, а вообще, если по мне, то план дерьмовенький. С другой стороны не факт, что смогу предложить лучше: раций нет, пулемётов нет, снайперки нет, датчиков движение нет, тепловизоров нет, ракетниц и тех нет. Да что говорить?! Бинокль один на всех, и тот у меня. Кстати, это хорошо, что он именно у меня.

Подпоручик Громов, может, и являлся хорошим тактиком, но вот командир он, на мой взгляд, так себе. Ещё Суворов говорил: «Каждый солдат должен знать свой манёвр!», это верно – как ты бойцам задачу поставишь, так они её тебе и выполнят. Нам задачу поставили в последний момент и объяснили невнятно. Получалось так: «Идите вдоль леса, встретите шуралеев…» Да! А что нам с ними сделать? Уничтожить или рассеять? Подпоручик посмотрел на меня как-то странно, когда я задал ему этот вопрос:

– Всех кого сможете, убить, убейте. Потом отходите, отогнать вы их не сможете.

– А если мы и убить никого не сможем?

– Тогда бегите оттуда, сколько сил хватит.

Твою мать!!! Мы вообще на кой чёрт сюда припёрлись? Армия спасения, блин! Всем спасаться по способности! Что стоило хотя бы полдня выделить на подготовку и обучение? Не-е-ет! А теперь: «Бегите, сколько сил хватит!» А люди, которые в нас надежду ещё утром видели, им мы что скажем, когда добежим, сверкая пятками? «Спасайся, кто может?», «Всё пропало! Всё пропало!» или «Ну, не шмогла я, не шмогла»? Нет, товарищи драгуны, так дела не делают!

– Вашброть! – обратился к буродольскому подпоручику один из его же бойцов. – Можа рогатин нарубить?

– Можно и рогатин, – вздохнул Громов. – Да только вряд ли они вам помогут.

– Дык, эта ж… Васька-калмык с Рябым Лукьяном, сказывают, поддели так-ту одногось. Можа и топеричи хто сподобится?

– Нашёл, что вспомнить! Это ж без малого тридцать годов назад было! Да, и было ли?

– Чай, не врут же про их?! – отозвался кто-то ещё из местных.

Подпоручик поиграл желваками:

– Ладно, нарубите! Хуже не будет. Да только осторожно там! Двое рубят, один в карауле!

Перед тем, как двинуться к лесу, Громов разделил наш отряд на два. Своих людей он тоже разделил надвое, чтобы опытные люди состояли в обеих группах. Ещё он отделил в свою половину Сметанина, а в группу капитана вошли мы с поручиком. Такое разделение офицеров я бы объяснил скорее личной неприязнью буродольского подпоручика ко мне и Буцину, чем интересами дела. Опять же кому-то надо и нашей группой командовать, вот поэтому капитан с нами. Присмотреть и подсказать тоже нужно, но сержанта Шишкина Громов забрал с собой, а нашей половине досталось пятеро рядовых, хотя и опытных бойцов. При этом почти весь мой взвод попал в половину Громова.

Со всеми предосторожностями, нарубив кольев метра два с половиной на ближайшей к нам опушке Длинного леса, мы разделились уже по-настоящему. Громов со своими двинулся с западной стороны, а мы с восточной. Другими словами, мы отходили от цивилизации подальше, а Громов, наоборот, двигался со стороны ближней к острогу. Это потому что если шуралеи полезут из леса, то как раз в его сторону, а не в нашу. Но опять же если что, помощь к нам вообще не придёт. Ох, уж эти черти, чёрт бы их побрал!

Синюхин разделил нашу группу так: впереди Буцин с тремя буродольскими и четырнадцатью нашими солдатами, сзади он, я, наш сержант и полтора десятка бойцов. По логике вещей, мне бы, как пластуну и шаману, идти в передовой группе, но если командир сказал «тушкан», то уже всё, никаких «сусликов». Значит, геройствовать не будем, примем судьбу такой, как она есть, уступим место для подвига товарищу Буцину и его людям.

По совести сказать, пьяница-поручик был мне гораздо менее симпатичен, чем капитан, с которым мы почти что вместе гоняли бандитов. И вот сейчас я рад идти рядом с Синюхиным, а не с Буциным. Да и капитан, скорее всего, на меня полагается больше, чем на поручика. Может, он оттого так нас и разделил, считая, что уж я-то спину ему понадёжней прикрою? Хорошо, пусть так, пусть капитан Синюхин Николай Спиридоныч, хрен знает, какого года рождения, поживёт подольше. Я ему даже для этого свой кремниевый пистолет отдам, солью заряженный. Он с ним должен уметь лучше меня управляться. Да и мне, считай, на полтора килограмма полегче, а то ещё эту пику деревянную тащить. В штыковую атаку на чертей мне ходить пока что не приходилось, но ведь всё когда-то бывает в первый раз.

С нами двое с Бурого Дола, надо с ними обсудить ситуацию, типа, когда и как действуем, а то время уже к полудню. Лес мы за сегодня не обойдём, да и за завтра не обойдём. Когда будем обедать, и где заночуем? Возле леса мне что-то не хочется.

С обедом всё просто: часа через два такого хода, будет речушка, или ручей, кому как, так вот первый отряд там остановится, а потом уже и мы подойдём. Нормальный план. Сообщил кэпу, тот плечами пожал, вроде как не против, значит, так и сделаем.

А денёк-то сегодня жаркий. Насекомые ещё разные: зайдёшь в тенёк – комары налетают, выйдешь на солнце – слепни всякие. Часам к двум уже усталость появилась, скорей бы привал, не до чертей уже. Посмотрел на сослуживцев, абсолютно такая же картина, задолбался народ, да и ночью, считай, толком не спали.

Пошёл ещё с буродольцами потрещал. Интересную вещь рассказали. Не ходит народ в этот лес, так по краешку, ягоды-грибы, да и то не всегда. А охотиться – нет. Считается, что леший тут очень суровый.

– А шуралеев он, случаем не гоняет? – спросил вроде как в шутку, но в каждой шутке самой шутки не так уж и много.

– Бывает и гоняет.

– Ну, а в этот раз как?

– Не осиляет, видать.

В это время наш конь-индикатор прянул ушами, забеспокоился, глядя в сторону леса. Мы все напряглись, ружья наизготовку, заозирались. Я даже бинокль достал. Но тревога оказалась ложной: какой-то одинокий волк притаился в кустах на опушке. Тоже, наверное, в эмиграцию намылился, нас завидел, решил переждать, а запах-то никуда не денешь, вот лошадь и занервничала. Стрелять в бедолагу не стали, двинулись дальше.

Через часок увидели группу Буцина. Они отошли в поле на полкилометра и располагались на обеденный привал. Оказалось, что в заплечных мешках у солдат и крупа нашлась, и сало, и пара котелков. Ну, а чего? Если даже я себе сегодня позволил пару несильно зачерствевших пирожков прихватить, то крупа – это вообще святое. Вот только что с дровами?

Что-что, дрова в лесу. Снарядили экспедицию за дровами, с инструкцией: в лес глубже, чем на пять саженей не заходить. И опять один рубит, двое по сторонам смотрят. Через полчаса вернулись, обошлось без потерь. Костерок, все дела… пока кашевары колдовали над котлами, народец расслабляться начал. Я разбудил Синёхина и настоятельно, порекомендовал разделить бойцов на бодрствующую и отдыхающую смену. До обеда у нас спали одни, после обеда другие. Кашевары, само собой – после обеда. Я тоже. Смена такая.

Послеобеденный сон раньше на Руси назывался словом «кейф», вот я изакейфовал после обеда. Снилось мне, как мы идём и идём не понятно куда, потом у ручья остановились, я воды попить, а там русалки. Брызгаются, смеются, а одна на Татьяну похожа. «Вкусные пирожки у меня?» – говорит, «Вкусные» – говорю, а она: «Ты теперь как честный человек жениться на мне должен! Завтра в ЗАГС пойдём, заявление подавать», а я ей: «Да как же ты пойдёшь? У тебя и ног-то нет!», «А ты меня на руках понесёшь». Тут кто-то за водой прибежал, распугал всех ундин этих долбаных, а я проснулся. Не сам, конечно, будили меня, да и не только меня, пора было дальше чертей гонять. Совсем как в старом анекдоте: «Так ведь нет здесь никаких чертей!» «Это потому что хорошо гоняем!»

Я возьми, да и расскажи его капитану. Тот порадовался, рассказал мне в ответ, что-то несмешное, я поулыбался для приличия, сам же он только не как конь заржал. Завидя наше веселье, подошёл Буцин, тоже какой-то каламбурчик завернул, тоже так себе. Господа офицеры похохотали, может быть, кто-то ещё что-нибудь вспомнил, но подошёл Буцинский буродолец:

– Прикажите выступать, вашброть?

Я не понял к кому он обращается, но Буцин среагировал первым:

– Все готовы?

– Точно так!

– Тогда выступаем! – и уже нам с капитаном: – Догоняйте!

Синюхин сделал движение рукой, напоминавшее отдание чести, но Сергей Саныч уже свалил. Тогда капитан повернулся ко мне:

– Наверное, нам тоже пора собираться.

Я пошёл исполнять пожелание отца-командира. Минут через пять я уже приготовился скомандовать шеренге бойцов: «Равняйсь! Смирно!» и что-нибудь типа: «Попрыгали!», но не успел.

– Умар скачить! Случилось, что ль чаво?

Я обернулся, по полю скакал верховой от Буцина. Он именно скакал, а не летел на понёсшем коне. Я быстро вскинул бинокль, осматривая группу у леса. Они стояли на месте, ни от кого не убегая, ни с кем не воюя, спокойно стояли.

– Забыли чего, что ли? – спросил подошедший капитан.

– Сейчас узнаем, – равнодушно произнёс я.

А чего гадать, когда всадник уже почти доехал до нас.

– Вашабродя! – крикнул Умар прямо с коня. – Силантий нет. Он тута, с вам?

Я быстро оглядел строй. Силантия в лицо я, конечно, не знал, но лишнего человека заметить бы смог. Бойцы тоже начали озираться, и, как видно, Силантия в своих рядах не находили. Я посмотрел на озадаченное лицо капитана и, не дожидаясь от него указаний, повернулся к бойцам:

– Ну-ка, поорите его. Может, не далеко где.

Те на разные голоса стали звать Силантия.

– Можа по нужде отошёл, – предположил кто-то.

А куда тут отходить? Поле да ручей. Ручей, правда, в небольшой ложбинке протекает, значит, или в поле где-то спит засранец, или по руслу ручья искать.

– Умар, ну-ка, давай своих сюда! – приказал я верховому.

Умар глянул на капитана, тот кивнул, и Умар помчался к своим.

– Кто после обеда не спал? – начал я дознание.

Оказалось, что из наших не спали после обеда только четверо, Силантия вроде бы видели, но куда он пошёл и вообще, чем занимался, понятия не имели.

– Осмотрите здесь всё на двадцать саженей! – приказал капитан и сделал круговое движение рукой. – Может, в траве уснул.

Уснул? Да мы тут так орали… хотя…

– А не мог он попросту сбежать? – поинтересовался я у отца-командира.

Капитан вспыхнул:

– Драгуны от врага не бегут!

– Да ты остынь, Николай Спиридоныч! – попытался урезонить его я. – Все версии надо рассмотреть, а то мало ли. Может, морок какой.

– Может, и морок, – нехотя согласился Синюхин.

Бойцы осмотрели траву саженей на сорок вокруг, когда подошли Буцинские. Выяснилось, что Силантий ходил мыть посуду и что-то ещё. Котелок он принёс, а вот про остальное никто не помнил. Посовещавшись, решили рассыпным строем дойти по руслу ручья до леса, попутно ища и в траве. Десяток людей, однако, отправили и вверх по течению. На всякий случай, чем чёрт не шутит, а чертей тут много.

В ста метрах от нашей стоянки ручей разливался и становился мельче. Здесь мы и нашли Силантия. Он лежал в воде лицом вниз, его вынесло мелководье, если мелководье применимо к ручью глубиной едва ли не по колено. Минут десять его пытались откачать. Но безуспешно. Как говорил один знакомый спасатель: «Шесть минут, а потом можно не торопиться».

– Видать на мавке поженился, – негромко вздохнул кто-то.

– Да откель здесь мавки?

– А поди ж ты!

Мавки – это же русалки? Да-да-да! Именно этот Силантий и распугал их в моём сне. Да, ну на фиг! Бред какой-то! Ага!!! А шуралеи – это тебе не бред, это как так и надо? Как бы там ни было, только говорить о своём сне я всё же не стал. Да, ну на фиг! За дурака посчитают, или ещё хуже – за колдуна. Мне бы вот это совсем ни к чему.

– Вашброть, а с йим топеричи чаво делать-то?

Вопрос был обращён не ко мне, но меня он тоже заинтересовал. Не сам вопрос, а ответ на него. Вопрос был адресован капитану, и суть его заключалась в том, как нужно распорядиться с трупом Силантия? Капитан всё понял, но ответа у него, судя по всему, ещё не сформировалось, наверное, поэтому он промолчал.

– Похоронить бы… – проговорил кто-то из бойцов.

– Похоронить? – очнулся капитан. – Ни времени у нас, нет ни лопат.

Солдаты зароптали:

– Да как же это?

– Нечто так и бросим?

– Куды спешим-то?

Синюхин оказался заложником ситуации, с одной стороны есть боевое задание, а с другой – нельзя так с боевыми товарищами. Ключевое слово «боевые». Сейчас погиб кто-то из них, а завтра они так же бросят на поругание падальщикам уже тебя самого. Ну, не тебя, а твой бездыханный труп, но ведь бросят, ты им только что сам приказал, поступать именно так.

– Ладно, – махнул рукой капитан. – Ройте могилу, только быстро.

– Дык, ведь… эта… – обмолвился кто-то. – Быстрыть не выйдет, лопатов-то нет, а саблями долгонько.

– А вы глубоко не копайте! – разозлился капитан.

Солдаты впали в некое недоумение, по толпе пошли шёпотки. Общее мнение выразил Буцин:

– Негоже так, господин капитан! Хоронить, так хоронить! А это Ваше «неглубоко»…

– У меня есть лопата! – я решил предотвратить бунт в зародыше. – Вот лопата держите!

С этими словами я вынул из-за плеча лопатку, черенок которой всю дорогу торчал у меня из рюкзака.

– Тю-у-у… а ты баял, что топор, – услышал я откуда-то сзади.

– Кака мелка!

– Такой-ту накопашь поди!

Я метнул лопатку, и она воткнулась в землю в паре метров от меня. Все посмотрели на неё.

– Копайте быстрее, идти надо, – прокомментировал я ситуацию.

Никто не дёрнулся.

– Ты хоронить предлагал? – кивнул я на одного из бойцов. – Что стоишь? Бери лопату, копай!

Солдат нехотя положил на землю ружьё и стал не торопясь снимать амуницию.

– Живее давай! – приказал капитан.

– Ты бы и впрямь поторопилси бы! – сказал драгун, стоящий с ним рядом.

Солдат закончил разоблачаться, и взялся за лопату.

Твою мать!!! Ну, кто так копает?!

– Живее, ты так до заката не управишься! – подгонял капитан.

– Поспешай, братец! – вставил своё слово Буцин.

– Да как жа ей-то куцей такой копать-то?! – возмутился, наконец, боец, безуспешно ковырявший землю незнакомым инструментом.

Я скинул с себя рюкзак и всё, что могло помешать:

– Дай сюда!

И чуть не вырвал черенок из неумелых рук.

Копать должен уметь любой солдат в Красной Армии, чем больше пота прольёшь при рытье окопов, тем меньше крови потеряешь при отражении атаки. Мне доводилось оборудовать себе огневые точки в таком каменистом грунте, что и грунтом-то назвать сложно, а тут вообще супесь.

Создавать бруствер и амбразуру от меня не требовалось, и я легко отрыл окоп для стрельбы лёжа минут за семь.

– Ишь ты, какой прыткой! – слышался приглушённый говорок бойцов.

– Оне, пластуны-то, видать частенько так-ту своих хоронят.

– Я и гляжу, лопата-ть у яво завсегда с собой.

– Всех нас зароет.

– Нам, робяты, ишшо связло, что евоброть запаслив, а тоть палками б землицу ковыряли.

Я решил, что уже достаточно хорошо показал, что и как надо делать:

– Дальше сам! – сказал я, вставая с колен, и бросив МСЛ под ноги тому бойцу, который так неудачно начинал.

Отряхиваясь, я поймал на себе несколько взглядов. Драгуны смотрели на меня с уважением: офицер копает могилу простому солдату и копает умело.

Когда в насыпанный холмик воткнули деревянную пику Силантия, встал вопрос, что делать с его оружием. Ружьё – вещь казённая, сабля тоже, бросать их нельзя. Получалось, что кто-то должен нести. Тут у каждого своего барахла хватает, да ещё колья…

– Умару отдайте, – подал совет один из буродольцев. – Пусть к седлу приторочит.

Группа Буцина, уменьшившаяся на одного бойца ушла вперёд. Мы двинулись следом. Вот, пожалуйста, и первые потери. Противника нет, а потери есть. Пускай, небоевые, но всё-таки потери. Сколько мы ещё таких могил отроем за этот поход? И не закопают ли в одной из них меня самого?

Чтобы меня черти побрали?! Да никогда!!!

Глава вторая

Мы двигались метрах в тридцати от кромки леса, прошли уже часа два после обеда, и хрен его знает, сколько километров. Жара, комары, мухи, слепни… Трава под ногами тоже не в помощь. Вдруг конь под нашим верховым захрапел, дёрнулся и, метнувшись в сторону, помчался куда-то назад.

– Товьсь!!! – крикнул Синюхин.

Но на полсекунды раньше я уже вскинул свой обрез и тоже заорал:

– К бою!!!

Не без суеты, но всё же довольно быстро драгуны взяли под прицел заколдованный лес. Где-то там притаилось зло, и сейчас оно может напасть. Зря мы так близко от деревьев стоим.

– Медленно пятимся! – громко и чётко крикнул я.

Поймав на себе удивлённый взгляд капитана, я покивал ему и показал пример тактического движения спиной вперёд.

– Выполнять!!! – крикнул солдатам Синюхин, и те тоже начали пятиться.

Отступив, таким образом, метров на сорок, я остановился, озираясь по сторонам, даже оглянулся на всякий случай. Шуралеев нигде видно не было. Ну, это ещё ничего не значит. Щас как выскочат, как выпрыгнут, полетят клочки…

Не-не-не! Это в них полетят солезоловые заряды. Я надеюсь, стрелять-то драгуны умеют. А там и подмога подоспеет. Подмога? Да как же она подоспеет, Андрей Иваныч? Они же ни сном, ни духом! Это верно. Наш конь-индикатор сейчас на форсаже мчался совсем в другую сторону, унося прочь человека, который должен вызвать для нас подкрепление.

И как быть? Раций здесь нет, ракетниц тоже. Ракетниц?

– У кого ружьё не солью заряжено? – громко крикнул я драгунам.

– Андрей, ты чего? – удивился стоящий в пяти метрах от меня капитан.

– Нужно в воздух пальнуть, поручику сигнал подать!

– Точно! – согласился со мной Синюхин и продублировал мой вопрос.

Ни у кого. У всех соль. Я чертыхнулся и, перезарядив свою лупару пулей, пальнул в какое-то облако. Патрон жалко, конечно, а что делать?

Теперь ждём минут пятнадцать, может быть, двадцать, это зависит оттого, как далеко отошёл от нас Буцин, и как быстро он сообразит, что нам нужна помощь. Ждём, это если нам дадут подождать, а то ведь всё может закончиться за считанные секунды.

Может. Если начнётся. Но время шло, а на нас никто не нападал. Что это может означать? Всё что угодно. Вплоть до ложной тревоги. А чего тогда так испугался конь? Не волка же. Медведя?

– Спиридоныч! У вас здесь медведи водятся? – не отрывая взгляда от кромки леса, крикнул я.

– Где медведь? – всполошилось сразу несколько голосов.

– Водятся или нет? – снова прокричал я.

– Водятся, – крикнул кто-то.

Можно выдохнуть. Я опустил свой обрез:

– Спиридоныч, а коняга мог уйти таким лихим галопом, просто испугавшись медведя?

– Мог, а где ты медведя видишь?

Где я медведя вижу? Да не вижу я его. Он, наверное, от греха подальше обратно в лес убежал.

– Да, где медведь-то?

– …

– Андрей!

– Что-о-о?

– Медведь где?

Вот привязался.

– Спиридоныч, ты суслика видишь?

– Не-е-ет.

– Вот и я – нет. А он есть!

– Какой суслик?

– Да уже никакой! Пошли отсюда! Нет здесь никого.

– А медведь?

– Медведь есть. Но мы же не на медведей охотимся. Пошли. Отбой. Ложная тревога.

Солнце начало медленно клониться к закату, наш конь-индикатор больше не появлялся, солдат, ставший по его вине дезертиром, тоже. Шедшая впереди нас группа Буцина, зачем-то вышла в поле и остановилась. Гонца не послали, значит, ничего не случилось. Чего тогда вышли? А-а-а! Ну да! Точно. К ночёвке пора готовиться, а тут просто так за дровами не сбегаешь. По мере приближения я начал замечать некие признаки протекающего ручья: ложбинка, деревца типа ива раскидистая, трава сочнее и гуще, чем везде. Только ручей примерно в километре от Буцинских. Не дошли. А чего не дошли-то? Нас ждут? Могли бы и там подождать. Или они русалок боятся? Ну, после случившегося, я бы не стал такую предосторожность называть излишней.