Магические Перпендикуляры 4. Занят войной и любовью
- -
- 100%
- +
Точно. Выманивают нас на себя.
Я расположил пулемётчиков по обе стороны от себя и распределил цели. Начинать стрелять они должны были по моему зелёному свистку, то есть сразу же после первого же взрыва на позициях противника.
Степняки – народ непредсказуемый, никогда не знаешь, чего от них ждать. Эти вот после первых очередей своих раненных и безлошадных предоставили нашим заботам, а сами ломанулись назад. Удивительно само по себе не это, не прошло и пяти минут, как батыры диких степей предприняли новую атаку на наши позиции.
Вернее, не совсем на наши, то есть не на позиции именно моей группы, но на обороняемый нами населённый пункт. Все басурмане, сколько их там осталось, неслись на правый фланг укрепрайона, тот, который почти на берегу реки. По крайней мере, в тот момент мне так показалось. Я даже успел отправить туда подгруппу Русанова и тройку Харитон-Данилыч-Кашин.
А через пару минут всё прояснилось: никакая это была не атака, а самый настоящий драп, потому как вслед за отважными степными воинами на поле боя появился второй отряд, что характерно, в синих мундирах. И этот второй отряд не оставил первому никакого другого выхода кроме как попытаться проскочить прямо перед частоколом посада и, сходу форсировав речку, попробовать затеряться в степи.
Кони у степняков, конечно, быстрые, но не у всех. И опять же, пуля, она летит быстрее лошади, поэтому шансы затеряться в бескрайних степях, получили от силы пара дюжин батыров. Да и то ненадолго.
Нам майор Полозов преследовать убегающего противника приказа не отдавал, и мы в погоню пускаться не стали, а просто наблюдали, как добрая сотня драгунов, прибывших из Любавинского острога, переправилась на другой берег и погналась за выжившими степняками. Меньше, чем за полчаса и беглецы, и преследователи скрылись из нашего поля зрения на столько, что их не видно стало даже в мой бинокль.
Между тем, остальные из вновь прибывших зачистили поле боя, а их командир – поручик Федотов Силантий Касьянович – прибыл на доклад к Полозову. Я тоже.
Товарищ майор к этому моменту уже закончил допрос пленников. И вот что оказалось.
Старый хан, с которым у нас мир, недавно помереть изволил. Пока папа ещё вполне себе здравствовал, два его старших сына, «наследный принц» и второй после него, занимавший «пост» «министра обороны», поехали поохотиться то ли на фазанов, то ли на джейранов, да там, в степях и пали жертвами кого-то неустановленного. Вроде как волки их загрызли. Но не точно.
Пока они охотились, папа-хан крякнул. Ну, а поскольку оба первых претендента на престол тоже скопытились, то на вахту заступил третий сын – Кобыланды хан. Мы поржали над лошадиным именем нового правителя сопредельного государства, но оказалось, что на ихнем оно означает – герой, подобный леопарду.
Ввиду того, что Кобыланды был третьим сыном, то президентское кресло степного хана ему не светило от слова СОВСЕМ. По этой простой причине его никто не обучал премудростям большой политики, и степной принц вырос довольно своевольным товарищем. В частности, его не сильно заботили добрососедские отношения с Российской Империей, и запрет на набеги был им отменён чуть ли не в первый же день его правления.
В среде степных батыров практически моментально сформировалась коалиция разного рода курбашей, давно уже мечтавших поставить дело разграбления наших земель на широкую ногу. А тут им чуть ли не карт-бланш выписали.
Уже известный нам Жанболат бек с тремя такими же, как он сам джентльменами удачи соорганизовались для набега на Самару. Да-да, именно на Самару. А вся эта кутерьма с разорениями мелких пограничных поселений имела целью выманить как можно больше нас из уездного города. Чтобы пока мы гоняемся за химерами здесь, они беспрепятственно дошли до Самары и разграбили бы её, перебив ослабленный гарнизон.
Плановая численность объединённых сил степняков предполагалась в три тысячи бойцов. И если бы всё пошло по плану, то у них вполне могло бы и получиться. Но…
Во-первых, один из четырёх учредителей концессии в последний момент передумал, что довольно сильно сократило общую численность группировки. Во-вторых, для вытягивания наших войск из центра на периферию им самим приходилось прибегать к распылению сил. Поэтому на направлении главного удара навалиться на нас всей мощью они и не смогли бы. Кроме того, процент потерь от боестолкновений с драгунами оказался значительно выше ожидаемого. Два не самых маленьких отряда были полностью уничтожены, а урон, нанесённый одну из крупных, вообще спутал все карты.
Это как раз тот самый бой, когда мы прятались в небольшом лесу. Среди рядовых бандосов он породил массу суеверных ужасов, а высокое командование пришло к выводу, что в этом лесочке засел чуть ли не весь наш Самарский полк. Иначе подобную плотность огня они себе объяснить не смогли.
Так вот, после этого боя один из полевых командиров посчитал предприятие сильно рискованным и увёл свой отряд. Группировка сократилась до тысячи и семи сотен голов.
Но и это ещё не всё. Наша сегодняшняя вылазка выявила упадок морального духа личного состава бандформирования. Звуки пулемётных очередей и разрывов гранат напомнили выжившим участникам боя у леса о бренности бытия, и две с половиной сотни батыров развернули своих коней в родные пенаты.
Получалось, что мы вроде бы как бы в одно и то же время и победили, и нет. Мы выиграли сражение, но кампания в целом ещё не окончена. По всему выходило, что не менее тысячи степняков… короче, они живы, но где они сейчас, мы не знаем. То ли они и впрямь попёрлись восвояси, то ли нам ждать от них новых сюрпризов. Об их планах спросить было не у кого.
В любом случае, штурмовать Порубежный острог не станут. Пленных своих отбивать тоже вряд ли рискнут. Отсутствие у нас численного превосходства над противником ставило под сомнение целесообразность преследования. Генеральное сражение мы только что дали. Что будут делать степняки? Однозначно сказать трудно, можно лишь с уверенностью сказать, чего они делать не станут: шариться всей толпой по окрестностям.
Полозов сказал Кобылину, как он есть местный шериф, отправить на разведку пять-шесть небольших групп. Так, чисто ситуацию помониторить. Все остальные должны дожидаться в остроге.
Посланный мною к Спиридонычу Степан, принёс его «Сайгу» и принялся тщательно чистить карабин. Капитан извёл весь выданный ему боезапас. Понравилось видать.
Оставив свою группу в расположении, я вернулся к Полозову, узнать, нет ли каких распоряжений. В действительности отыскать его оказалось довольно затруднительно. Одни говорили, что он пошёл туда, другие – туда. Там говорили, что он был, но ушёл туда-то, а там в свою очередь сообщали нечто похожее.
Пока искал майора, о местонахождении которого никто ничего вразумительного мне не сказал, я получил десятка три поздравлений и дюжину предложений продать «скорострелы» по «очень выгодной» цене. Так ведь и приживётся название. Только представьте: скорострел Калашникова, скорострел Калашникова ручной, скорострел Калашникова модернизированный, скорострел Калашникова танковый… Нет! Последнее, пожалуй, вряд ли. Ну, откуда здесь танки?
Найденный, наконец, Полозов высочайше повелел ждать.
– Вот лазутчики наши возвернутся, тоды и решим, кому куда, а покудова ждём. Все ждём, и ты, Кукушкин, жди. Успеешь настреляться, – потом хлопнул меня по плечу и, заговорчески подмигнул: – Аль не навоевалси?
Я не ответил, и майор отослал меня в распоряжение Синюхина.
Теперь этого искать.
Глава семнадцатая
Спиридоныч мне по пути не попался, зато встретился Усов…
– Вот ответь мне, Борислав Гаврилыч, – обратился я к капитану. – Какого, так сказать, хрена вы сегодня так долго… степняков будили? Ясно же сказано было: налететь, нашуметь и назад! А вы? Много вы их там набили? Больше, чем мы?
Усов пристально посмотрел на меня и произнёс:
– Не один ты, Андрей Иваныч, за родную землю голову сложить готов. Есть и помимо тебя кому послужить государю. И раны принять, и смертушку, коли жребий такой выпадет. Не один ты тут жизнью рискуешь.
– Да вот в том-то и дело, что я жизнью-то как раз и не рискую совсем. Ни своей, ни вашими! У меня все ходы рассчитаны. Вон у Дерюгина без потерь обошлось. А у вас и убитые и раненые.
– Я вот как раз к Капустину иду. Пошли со мной. Спросишь, что он думает.
Раненого поручика определили заботам бабки Авдотьи, считавшейся первой местной целительницей. Мы справились о состоянии Софрона. Знахарка ответила в том смысле, что хреново, конечно, но она справится. Я не преминул осведомиться бабки Авдотьи, не слыхала ли она о докторе Саныче.
– Как не слыхать?! Сильный лекарь, да только не довезли бы вы свово Софрона до Почёмихи-то. Помер бы дорогой-то. Кровушкой бы истёк, да и помер.
– Повидать-то его можно? – поинтересовался капитан.
– Чего ж нельзя? Вона, за занавеской он. Софрон Антипыч, тута до твоей милости господа фициеры пожаловали.
Мы заглянули за занавеску. Поручик приветствовал нас слабой улыбкой на бледном измождённом лице.
– Живой? – вопросил капитан.
– Живой, – полушёпотом ответил тот.
– Как нога? – осведомился я.
– Плохо, – морщась, проговорил Софрон.
– Болит? – открывая спецаптечку, спросил я.
Пяток шприц-тюбиков, способных на время отогнать боль, у меня ещё оставалось. Уж если я на Жил-был-бека один потратил, то на Капустина-то уж сам бог велел.
– Тут вот господин пластунский поручик давеча полюбопытствовать изволил, поштой-то мы так много басурман порубили?
– Да если б только вы их, – огрызнулся я. – Вам, я смотрю, тоже перепало.
Капустин закашлялся и, чуть приподнявшись на локтях произнёс:
– Да мыслимое ли дело супостату урону не нанести, коли случай выпал? Мы же дюжин семь… – снова закашлявшись, он без сил повалился на постель.
Надо колоть. Я осторожно приподнял край покрывала и увидел перевязанную холстиной ногу. Рана уже не кровоточила.
– Ты чавой-то там удумал, лиходей? – закричала на меня бабка Авдотья. – А ну, не тревожь ничего!
– Да я это… что не так больно ему было…
– Отойть! Отойть, говорю! Чтоб не больно, это я и без тебя управлю! Ща вон Алтрапка травьев спроворит, я и управлю. А ты отойть!
На лице Усова отразилось сильное недоумение:
– Алтрапка? – переспросил он потупившись. – Кличка какая-то собачья, а не имя для человека…
– Дык, пошто ж ему человечье-то имя, коли он и не человек вовси?
– Не человек? – удивился я.
– А кто? – спросил Усов. – И впрямь что ль собака?
В это время в сенях что-то загремело. Мы обернулись на шум. Дверь открылась, и в избу ввалился… шуралей!
– Ыэээа, – произнесла нечисть.
– Чур меня!!! – выкрикнул Усов и схватился было за шпагу…
Но я всех опередил:
– ИЗЫДИ!!! – крикнул я во всю мощь лёгких и не преминул осенить беса крёстным знамением.
Шуралей коротко взвизгнул и умчался с быстротой молнии.
Капитан шумно выдохнул.
В наступившей тишине голос бабки Авдотьи показался особенно громким:
– Ты что ж собачий сын наделал?! Вить ён жишь топериче не воротится! Да как жишь ета? Да что ж тако деяться-то? Вы погляньте, люди добрыя, я ж йихнего фициера выходить взялась, а они вона чаво вытворяют!
Она, причитая, подошла к двери и, наклонившись, что-то подобрала с пола.
– Хоть лазурь-куст принёс, – вздохнула старуха, вертя в руках пучок веток ярко-синего цвета.
Ничего подобного встречать мне раньше не доводилось. Серебристые и тёмно-бардовые растения я, конечно, видел, но чтобы…
– А ну, давайте, выметайтесь отседва! Обои выметайтесь! – закричала на нас с капитаном Авдотья. – Токма портите всё. А ишшо фициеры. Выметайтеся! Живо, живо! Обои!
С этими словами она принялась выталкивать нас из комнаты, уделяя особое внимание моей скромной персоне.
Едва мы оказались на улице, мысль, метавшаяся в моей черепушке, вырвалась на волю:
– Так это он – Алтрапка и есть!
Капитана, видимо в этот момент интересовало что-то другое:
– А я ж им всем не верил! Вот знал, что не тот Синеухин человек, чтобы врать, а всё одно не верил. А оно, значит, правда, выходит. Одним словом!
Ага! Вот он про что. Чудо узрел? Сейчас начнёт спрашивать, как я это делаю? И что я ему отвечу? Что сам не знаю? А я, кстати, знаю? И да, и нет. Да, потому что верю в то, что где-то наверху есть Бог, добрый и справедливый, и он сильнее чертей. А нет, потому что не понимаю, как Он успевает так быстро прийти на помощь, ведь я даже не успеваю обратиться к Нему.
– Научи меня так! – сияя восторженными глазами, попросил Усов.
Ба-али-и-ин! Вот так и знал!
– Борислав, ты это… Короче, это всё не просто и не быстро. Давай в Самаре уже что ли.
– А ежели сейчас какие шуралеи объявятся, а тебя рядом не будет, тогда как?
– Тогда голубой илецкой солью стреляйте. Должно помочь. Ладно, Борислав Гаврилыч, пойду я, пожалуй.
На прощанье Усов взял с меня слово, научить его изгонять нечисть. Пришлось пообещать. Засим и расстались.
Пока искал Спиридоныча, размышлял над увиденным сегодня. Выходило, что Алтрапка – шуралей-то этот – он почему-то помогал Авдотье. Почему-то или зачем-то. Почему он это делал, и зачем ему это может быть нужно? Помнится, дед Касьян как-то вскользь упоминал, что шуралеи ему подчинялись. Не говорил, правда, почему. Может, и бабка Авдотья тоже умеет их подчинять? А почему бы и нет? Касьяну они деревья притаскивали, а ей травы целебные. Из других, параллельных миров. Этот самый лазурь-куст явно не под этим небом вырос.
Значит, Алтрапка поставлял Авдотье контрабандные дефицитные медикаменты? А я его не просто спугнул, а прогнал навсегда. Да-а-а… нехорошо получилось.
А сделка с дьяволом? Сделка с дьяволом – это хорошо?
Хотя, с другой стороны, может быть, они и не являются порождением ада. Может, они просто так выглядят. Может, они и в наш мир раньше тоже захаживали, вот и сформировался у нас именно такой облик бесов: с рогами, хвостом и копытами.
Но если шуралеи – это просто жители параллельного мира, тогда почему они сразу сваливают в закат, как только я кричу им «Изыди» да ещё и крест показываю? Зелёный кот Саныча Арбуз тоже пришелец откуда-то, но он-то не убегает. По совести сказать, я ведь его перекрестить ни разу не пробовал, может, и он бы убежал. Не-не-не, Арбуз – котейка правильный, на нём опыты ставить не будем, а то ещё, чего доброго, и он куда-нибудь убежит. Саныч мне потом такую «благодарность» за это выпишет…
– Вашбродь! Тама ента… Вашу милость к себе яво благородие капитан Синюхин кличут.
Боец Усынин, как и положено, принял строевую стойку в купе с лихим и придурковатым видом.
– А к себе – это куда? – уточнил я.
– Дык эта… они, значится у нас тама…
Ага. Получается, командир, в смысле Спиридоныч, пришёл, а подчинённого, в смысле меня, нет.
– Ну, пойдём, – произнёс я и двинулся в сторону расположения.
– Слышь, Усынин, – обратился я к бойцу.
– Я, Вашбродь!
– Тебя зовут-то как?
Драгун замялся:
– Нифёдом кличут, Вашбродь.
– Нифёдом, значит? Ну, Нифёдом, так Нифёдом.
Надо запомнить.
Спиридоныч действительно ждал меня во дворе дома, отведённого на постой моей группе. Ждал меня не только он. Ещё по мою душу прибыл Дерюгин с двумя бойцами. Не иначе пулемёт будет клянчить.
В ожидании моей скромной персоны участники утренней спецоперации обменивались впечатлениями. Надо сказать довольно эмоционально обменивались. В основном, конечно, Дерюгин с Николаем. Пулемётчики хоть и поглядывали на них с некоторым снисхождением, как-никак именно троица Харитон-Данилыч-Кашин нанесла противнику наибольший урон, однако, голову в пасть леопарду совали всё-таки не они.
Всеволод Михайлович очень красочно описывал и вылазку, и погоню, но особенно восхищался карабином. Нет, двустволки он тоже сильно хвалил, но карабин…
– Сажён с полтораста пальнул. Ну, думаю, не достану. Ан, нет! Попал! Я ещё раз. И снова попал! Ох, думаю, чего ж мне Кукушкин только одно единственное ружьецо-то такое дал? Как бы мы славно поучили бы кобылятников! А когда скорострелы зачли… тут уж я, братцы мои, спервоначала думал, что примерещилось!
Думаю, примерещилось ему как раз тогда, когда он на полтораста саженей стрелял. «Вепрь» – штука хорошая, да только вряд ли поручик вот так запросто с трёхсот метров на скаку два из двух попал бы. Скорее всего, это Бабкин с Горшеневым поучаствовали в общем деле. Им-то такие дистанции не помеха.
Не сказать, чтобы я ошибся на предмет выклянчивания Дерюгиным у меня скорострелов Калашникова, попытку он, разумеется, сделал, но вяленькую такую попытку. Ещё бы! Ведь прямо перед ним я довольно жёстко отказал Синюхину. Капитан вообще удивил меня очень неприятно. Этот крендель не только опустошил все имевшиеся магазины «Сайги», но ещё ухитрился расстрелять четыре обоймы к Макарову. Да у него и было только четыре. Было бы больше – и их бы расстрелял.
Для тех, кто не в курсе, пистолеты, они чисто для ближнего боя. Метров тридцать, максимум пятьдесят. Это что же, наш герой в самую гущу полез? Не со ста же саженей он по степнякам палил?
Пришлось отвести Николая в сторонку и там сделать внушение:
– Командир, особенно ротный, в бою должен этим боем руководить, а не бросаться на сабли врагов в первых рядах. Тем более что у них не только сабли имеются. Им, к несчастью, самим есть из чего пострелять. Я вон сейчас у Капустина был. Он, слава богу, жив, но в строй может и не вернуться. Так что извольте, господин капитан, впредь понапрасну не рисковать! И это… пулемёт я Вам не дам! И не просите! Они, знаете ли, на вооружение ещё не поступили.
Может, и не стоило так, капитан весь красный как рак угрожающе помахал у меня перед носом пальцем и, развернувшись, быстро ушёл, так ничего и не сказав.
Видя, как удаляется Спиридоныч, Дерюгин без особой надежды произнёс:
– Нам бы тоже скорострел пригодился. Лишнего нет?
– Нет!
– Ну, хоть патронов дай, – попросил он. – А то всё извели.
– Данилыч! – позвал я своего старшину. – Выдай господину поручику сотню патронов к двустволкам и полсотни для карабина.
До вечера ничего существенного не произошло. Ближе к закату Полозов собрал офицеров у себя. Оказалось, вернулась разведка. По всем признакам степняки возвращались назад. Домой. В орду, или как она у них там называется? Расслабляться, однако, не следовало. Всё это вполне могло оказаться хитрым манёвром. Поэтому господин майор приказал, действуя прежними группами, сопроводить остатки войск неприятеля до самой границы и проконтролировать, чтобы снова назад не повернули. В бой вступать по необходимости. Выход завтра с утра. Всё. Всем отдыхать.
Перед уходом я выпросил у коменданта острога пятерых проводников для своей группы. Он сначала, конечно, артачился, пытаясь мотивировать свой отказ малочисленностью гарнизона, но я сумел настоять на своём, приведя в качестве аргумента нашу результативность. Егор Силыч, занял мою сторону, отметив, как особое достижение поимку Ёгерёк-Джирана при полном отсутствии потерь с нашей стороны.
Глава восемнадцатая
Утро выдалось прохладным. Если я всё правильно понимаю, то здесь сейчас сентябрь. Ещё пара недель и температура снизится очень заметно для организма. Надо как-то утепляться. Хорошо бы за бушлатиком смотаться, но не время пока – завтра в рейд. А вот уже после… после нужно обязательно.
На второй день ближе к вечеру дозорные доложили, что обнаружили в трёх верстах впереди отряд степных джигитов человек в сорок. Басмачи расположились типа на ночлег, костры разожгли, варят чего-то. Незаметно подойти можно почти на версту, чуть побольше. Подойти, это в смысле верхом подъехать.
Приблизившись на это «безопасное» расстояние, мы спешились и отправились посмотреть, как к ним подобраться поближе. В принципе, ничего сложного. Где ползком, где вполуприсяди, расстояние вполне можно сократить метров до трёхсот пятидесяти. Кони у них в сторонке, значит, свалить не успеют. Или, по крайней мере, не все.
Горшенев, я и пулемётчики двинулись.
Минут через двадцать мы подобрались метров на триста. Ближе уже не стоит.
– Огонь! – скомандовал я.
Трофим очередью чуть ли ни в полсотни патронов отсёк степняков от их лошадей. Остальные в момент покрошили весь табун. Всё, теперь батыры от нас никуда не уедут и не уйдут.
Они и не ушли.
Среди наших проводников был один довольно сносно понимавший по-ихнему. От весьма немногочисленных пленных нам удалось узнать, что остатки бандформирований действительно направляются восвояси. Что ж, проводим. Понятное дело, до родных яранг доберутся далеко не все степные джигиты. Ну, так их никто сюда и не звал. Знали, на что шли. А если кто и не знал, так мы не виноваты – нас же не спрашивали.
На следующий день, не то что бы с утра, но ещё до полудня, показался второй отряд. Эти двигались в юго-восточном направлении. Типа домой. До них километра четыре.
– Да нешто отпустим, Вашбродь? – обратился ко мне наш переводчик. – Оне ж щас-ту к себе, туды, в степь, а опосля всё одно возвернутся. На тот год, али потом… всё одно.
Никого отпускать я не собирался, но и гоняться ни за кем не стану. Погоня может подзатянуться, а кавалерист из меня пока довольно хреновый. Кому-то из моих людей придётся повторить подвиг Дерюгина, подъехать поближе, подразнить и выманить на засаду.
Эта честь выпала Степану, Нифёду и Понтелею. Возглавил их группу гефрайтор Бабкин. Кто-то же должен стрелять с безопасного расстояния. Стрелять – это обязательно, а то не погонятся за ними.
Вот только не вышло у нас ничего. За нашими не то что никто не погнался, от них вообще шарахнулись, как от чумы. Весь отряд, все полсотни человек рванули сваливать на полном форсаже уже после второго выстрела.
Как-то так…
Следующие пару дней ничего не происходило. Следы недавнего пребывания степняков мы находили не раз, но всё время одно и то же: быть они тут были, но ушли. Что характерно, уходили они во всех случаях в сторону своего ханства. Не иначе и впрямь возвращаются. Хорошо, если так.
Наверное, и нам пора восвояси. В смысле в Порубежный острог, а там уж как Полозов распорядится. Скажет дальше службу нести на границе – придётся нести службу на границе. Только за патронами отпроситься нужно будет, а то без них скорострелы бесполезены, так и скажу.
Про сами скорострелы мне в пути немало вопросов задали, и проводники, и мои. Что характерно, даже те, кто со мной ездил их добывать, и те, кто из них стрелял, все интересовались их происхождением, ну и, понятное дело, всех интересовало, когда же, наконец, когда всем и каждому выдадут столь эффективное оружие взамен старых дульнозарядных карамультуков, совершенно бесполезных на фоне пулемётов.
Сказал, что сие не от меня одного зависит, да и денег в казне запросто может не хватить, потому как скорострелы – штука отнюдь не дешёвая, ну, и патроны тоже жрёт от души. И вообще, никакие они не скорострелы, а очень даже себе пулемёты. Вещи нужно называть своими именами, так что потрудитесь запомнить, товарищи бойцы. Пообещали.
Путь домой, как иногда говорят, в два раза короче. Так ведь мы и не домой ещё пока. Хотя, до нашей временной базы – Порубежного острога мы, действительно, добрались довольно быстро, за два дня.
Я доложился майору. Егор Силыч высказался в том смысле, что раз ушли степняки, то и нам, наверное, тоже в скорости можно будет вернуться. Не всем сразу, но можно. Меня он как раз хотел оставить, но домашние заготовки про истекающий боезапас возымели, так сказать, и наша группа временно была снята с боевого дежурства. Но опять же не вся.
Товарищ майор сильно настаивал на оставлении в его распоряжении всех пулемётчиков и обоих снайперов. На подобное дробление собственных сил я, понятное дело, не соглашался ни в какую.
Главным моим аргументом являлся тот факт, что всё запрашиваемое майором оружие, в настоящий момент является моей собственностью. И, поскольку, армия ни в лице полковника Ватулина, ни в лице присутствующего здесь майора Полозова у меня означенные предметы вооружения так и не выкупила, то и претендовать на них не может.
Егор Силыч взывал к моим патриотическим чувствам, долгу офицера перед царём-батюшкой и Россией-матушкой и к моральному долгу перед ним лично. Да, именно так. Тут, как ни крути, а в конфликте, разгоревшемся из-за подбитого глаза Арефьева, Полозов выступил на моей стороне, и не хило так выступил.
Мне пришлось пойти на уступки.
Компромисс состоял в том, что Данилыч, Тит Корягин, Трофим Кашин с серьёзными пулемётами и гефрайтор Бабкин со снайперской винтовкой остаются в остроге. У них патроны одинаковые. Вот почти со всеми с этими самыми одинаковыми патронами парни и остаются в остроге. Но остаются они не вот прям в распоряжении Полозова, а только и исключительно для обороны укрепрайона в случае нападения на него превосходящих сил противника.