Моей дочери трудно. Как помочь девочке-подростку пережить переходный возраст

Глава 3

Утраченные годы

Мы украли у девочек безопасные промежуточные годы

В МАЛЕНЬКОЙ КОМНАТЕ ожидания в Пайксвилле, штат Мэриленд, сидит девочка-подросток и ее мама, пока другая мама ждет свою дочь из терапевтического кабинета Эми Карлен. Позади них, словно на художественной выставке, в рамках висят фотографии людей, занимающихся повседневной жизнью в городском Балтиморе. Карлен не только уважаемый подростковый психотерапевт для девочек в штате Мэриленд – она также фотограф, чье творчество известно на местном уровне.

Дверь кабинета открывается, и за ней показываются два больших уютных кресла и диван. Карлен входит в комнату ожидания. Девочка-подросток идет за ней, улыбаясь и глядя на свою мать. Не нужно много времени, чтобы понять почему. Карлен затягивает песенку: «С днем рождения тебя, с днем рождения тебя…» Кажется, она по-доброму осознает, что дико фальшивит. Она смело пробирается сквозь знакомые строчки, а все вокруг смотрят на мать девочки, которая с замешательством на лице отложила свою чековую книжку.

– С днем рождения! – говорят мать и дочь, ожидающие приема.

Я присоединяюсь к поздравлениям – я пришла побеседовать с Карлен буквально на двадцать минут или около того, прежде чем начнется ее следующая консультация, – и не блещу вокальными способностями, но кто может удержаться от припева «С днем рождения», когда в маленькой комнате собрались всего шесть человек? «Но мой день рождения не сегодня!» – восклицает чествуемая женщина.

Карлен улыбается понимающе, одобряюще:

– Шарлотта и я просто говорили о том, как трудно иногда делать простые вещи, испытывая тревогу, – поясняет она. – Я призналась ей, что у меня нет слуха. Я совсем не умею петь. Мысль об исполнении каких-либо песен на публике заставляет меня нервничать. И Шарлотта заключила со мной сделку: если я выйду и спою в комнате ожидания, она тоже приложит усилия и выполнит действия, которые ей трудно выполнять на фоне тревожности.

Шарлотта с матерью расстаются с психотерапевтом на приятной ноте, а ожидающие мама и дочь объясняют, что принесли отдать заполненные бумаги. Через мгновение все успокаивается, и я следую за Карлен в ее кабинет.

Карлен, член правления мэрилендского отделения Ассоциации судов по семейным делам и примирению, за свою 35-летнюю практику поработала с тысячами девочек и молодых девушек. Мне интересно, сможет ли она предложить мне более практичный взгляд на множество факторов, которые, по-видимому, влияют на наших девочек сегодня.

В первую очередь она фокусируется на том, что для многих девочек время детства значительно сократилось не только из-за раннего воздействия соцсетей, но и проблем на многих других уровнях. «Общество, в котором, как мы считаем, шансы наших детей на успех значительно уменьшаются, влияет и на наш подход к их воспитанию. В частности, в случае с девочками это привело к утрате когда-то существовавшего продолжительного периода безопасного перехода в подростковый возраст, в котором девочки привычно наслаждались изучением мира, игрой, первыми безопасными социальными связями и эмоциональным взрослением, чувствуя защиту и поддержку со стороны семьи. За последние 15–20 лет мы украли у девочек этот ключевой переходный период формирования идентичности между детством и пубертатом».

К примеру, объясняет Карлен, «пятый и шестой классы были, как правило, временем, когда девочки свободно тянулись к другим девочкам, чьи интересы они разделяли и с кем с удовольствием зависали на игровых площадках или после школы. Они проживали этот промежуточный период с 9 до 13 лет, или около того, в атмосфере подлинных дружеских связей, без необходимости участвовать в таком количестве ежедневных конкурентных занятий, как сейчас». Это легкое и невинное время было «краеугольным камнем детства и служило важнейшей стадией взросления, в которой девочки безопасно учились справляться с разногласиями в дружбе, быть заботливыми к другим и наслаждались безоблачным временем, когда они могли безопасно исследовать мир».

Сегодня девочки этого возраста, напротив, часто подвергаются категоризации со стороны других девочек на конкурентном, иерархическом, ориентированном на эффективность уровне: кто притягивает к себе внимание – в социальных группах, у мальчиков, в соцсетях, в спорте, касательно физической зрелости, внешности и достижений? «Это вызывает чрезмерную тревогу в очень юном возрасте», – замечает Карлен. Неожиданно возник набор порицаний и поощрений в зависимости от того, как девочку видят и принимают на ее уязвимом этапе и личностного, и физического развития; то есть на годы раньше, чем мозг девочек научится отражать подобного рода атаки и осознавать их контекст. В то же время «в СМИ и соцсетях нет четкой границы между девочками и женщинами: девочек часто сексуализируют как взрослых женщин, а женщин воспринимают как девочек предподросткового возраста. Таким образом, одна из первых установок, которые девочки усваивают относительно того, каково быть женщиной, завязывается на самом вредном и в корне неправильном стереотипе – на восприятии их в качестве сексуальных объектов». Во время рассказа Карлен я думаю о том, насколько близки наблюдения специалиста к переживаниям Джулии Абернати и ее ощущению утраченного детства.

Пока Карлен приводила мне эти факты, ее телефон вибрировал несколько раз. Она поднимала его и быстро печатала кому-то ответ.

– Восьмиклассница, у которой сегодня возникло очень много трудностей, – говорит она мне, прежде чем отложить свой телефон. – Мы нередко видим, как такое раннее зарождение сексуализации и объективации влияет на дружбу между девочками. Статусы «дрянной девчонки» и «королевы пчел» во взаимодействии девочек увековечиваются неуверенностью, сопровождающей втягивание их в роль, которая не соответствует развитию подростков.

Когда дети переходят из начальной школы в среднюю, они также перемещаются из учебных заведений, полных знакомых групп друзей, в чуждые условия, к детям, возможно им незнакомым. Изменение тенденций в образовании, которые навязывают детям раннего возраста более взрослое поведение и нездоровое стремление к достижениям, тоже являются источником стресса. Например, детский сад, который раньше был местом для игры и общения, сейчас по уровню занятий и нагрузки больше похож на первый класс школы. Стандартизированные тесты, сокращение бюджета и пандемия COVID-19 ликвидировали игровое время, большие перемены, неторопливые обеденные часы, уроки физкультуры, танцы, творчество и музыку. Средняя школа превратилась в новую старшую школу, поскольку грядущее давление от учебы в колледже проникает в жизнь ребенка все раньше и раньше.

– Эта всепоглощающая озабоченность успехом наших детей сформировала представление, будто ранние победы и достижения дадут позитивные результаты в будущем, – объясняет Карлен. – К примеру, ради образования детей родители выбирают школы, которые обещают научить их детей читать в подготовительных классах или детском саду, игнорируя исследования, заключающие, что чтение в столь раннем возрасте имеет сложную и нечеткую корреляцию с конечным умением читать. Эти ранние сроки достижения академических показателей мешают нормальным, здоровым стадиям развития.

К средней школе ученики начинают перенимать беспокойство своих родителей по поводу будущего и успехов.

– В клинической практике мы видим постоянно растущее число школьников – и девочек в особенности – с тревожными расстройствами и стремлением к совершенству. Лозунг «все имеет значение» превращает средние школы в арену, где подростки испытывают огромное давление от необходимости выполнять и достигать. На терапии тинейджеры нередко озвучивают предположение, что ускоренное зачисление и победы на спортивной площадке приведут их не только в колледж или университет мечты, но в конечном счете и в жизнь мечты. Но одновременно дети ломаются под накалом и давлением. И, по иронии, ученики, как-либо избегающие таких нагрузок, иногда попадают на терапию, потому что родители или преподаватели озабочены их мотивацией.

Мы завысили ожидания от наших детей и подростков до нереалистичных и неосуществимых уровней, не оставив им пространства просто быть детьми. За несколько последних десятилетий показатели перфекционизма у детей выросли: сегодня молодые люди говорят о достигаторстве, стремлении к достижению большего, нежели предыдущие поколения45. Недавний отчет по подростковому благополучию Фонда Роберта Вуда Джонсона подтверждает это: трое из десяти подростков сегодня жалуются на проблемы с перфекционизмом. А он, в свою очередь, связан с большей вероятностью развития тревожных расстройств и депрессии. Исследователи полагают: основные средовые факторы, подрывающие благополучие подростков, включают усиленное принуждение первенствовать наряду с влиянием бедности, психологических травм, дискриминации и социальных сетей46.

Конкурентая атмосфера распространяется за пределы класса, проникая также в семейную и общественную жизнь.

На протяжении эволюционного периода дети достигали совершеннолетия в контексте сообщества, которое обеспечивало значительную безопасность, даже если окружавшая их среда таила в себе множество угроз. Однако в текущих условиях воспитания родитель старается только ради своего собственного ребенка и платит любую цену, чтобы отправить учиться своих детей в нужные учебные заведения, болея за них со стороны за счет благополучия всех детей в сообществе. Неважно, сколько пирожных родители испекут для команды своего ребенка либо на празднование дня рождения в классе, – мы живем в эпоху «мой ребенок прежде всего» и «долой племя».

Некоторые социологи называют это «эффектом скворца». Самцы скворцов конкурируют с другими птицами за лучшие гнезда, например с лазурными птицами и дятлами, и могут быть коварными и агрессивными, когда решают создать идеальное место гнездования для своих детей. Как известно, взрослые скворцы проклевывают яйца других птиц, выбрасывают строительные материалы из гнезд, убивают уже вылупившихся птенцов и даже вьют гнезда прямо поверх существующих чужих гнезд, закапывают и уничтожают яйца или детенышей конкурентов. Как только скворцы избавляются от соперничества за ресурсы, они сооружают собственные гнезда и с шиком растят своих детей.

Этот пример грубый, но он служит аналогией для нашей среды с принципом «мой ребенок прежде всего», который наносит сегодняшним подросткам ущерб. Вместо ощущения безопасности, поскольку мама и папа готовы сделать для них все что угодно, дети, видя острую сосредоточенность родителей на достижении ребенком успеха, могут прийти к выводу, что мама и папа, может быть, и на их стороне, но, как логически следует, другие родители в «племени», скорее всего, ждут, пока они провалятся, чтобы их ребенок забил тот гол, выиграл тот приз, получил лучшую оценку и поступил в тот самый вуз. Наш подход к воспитанию детей существенно изменился: мы не полагаемся на совместные, коллективные организации заботы о детях; дни в школе увеличились и стали более регламентированными, и каждая семья живет сама по себе и надеется, что ее отпрыск получит лучшее и будет лучшим во всем. Такой семейный изоляционизм меняет наше общество и усугубляет напряжение наших подростков в ходе критического периода развития – как раз в то время, когда они нуждаются в дополнительной уверенности в том, что сообщество в целом поддержит их, прежде чем они самостоятельно выйдут в мир.

– Эти двойственные послания кажутся подросткам непримиримыми, – говорит Карлен. – С одной стороны, командная работа и сотрудничество считаются эффективными стратегиями обучения, а с другой – родители подкрепляют идею об ограниченности ресурсов в современном мире для тех, кто стремится к успеху. Лежащим в основе посылом становится: «Никогда не забывай: конкуренция жесткая». Некоторые родители подчеркивают, что они лишь хотят, чтобы их подростки старались изо всех сил, одновременно собирая ресурсы для достижения целей. Как детям и подросткам различить это истинное послание и не чувствовать, будто все ждут от них подвигов? – задается вопросом Карлен. – Все дети в определенной степени понимают: они соперничают в рамках «общины», которая в то же время должна поддерживать их. Тревога пронизывает всё и вся, и кто-то в результате достигает целей, но часто за высокую цену. Других это приводит к негодованию, сопротивлению, замкнутости, тревожности или депрессии.

Сложите все перечисленное вместе, – объясняет Карлен, – так мы украли те годы, когда девочки свободно познавали, что такое безопасная, подлинная связь в отношениях, и заменили их периодом, отмеченным конкуренцией, суждениями на основе угроз и наград и сексуализацией. Все это помещает девочек в хроническое состояние повышенной тревожности, и в данном состоянии у них активируются или не активируются (как мы увидим в четвертой главе) гены депрессии и тревоги. Ключевой этап позднего детства, в ходе которого девочки обычно усваивали суть безопасного сплочения, испарился.

Семейный изоляционизм меняет наше общество и усугубляет напряжение наших подростков в ходе критического периода развития – как раз в то время, когда они нуждаются в дополнительной уверенности в том, что сообщество в целом поддержит их, прежде чем они самостоятельно выйдут в мир.

Утрате детства способствуют и другие культурные сдвиги. Ранее, в истории молодого государства, сообщества и районы объединялись на основе аспектов своей культуры. Такое чувство общности давало ощущение безопасности: все взрослые знали друг друга, дети достигали совершеннолетия в большой группе знакомых людей. Сегодня мы склонны полагаться на наличие достаточно хорошей нуклеарной семьи, чтобы дети чувствовали: их окружение искренне заботится об их интересах. Однако нуклеарной семьи, хотя она и является самым влиятельным и важным фактором в жизни ребенка, не всегда хватает для адаптации нервной системы детей по мере их столкновения с трудностями. Девочки (вроде Джулии и Анны) вступают в подростковый период и встречают огромное количество новых стрессоров и невзгод, многие из которых уникальны для женщин, и одновременно чувствуют, что им некуда или не к кому примкнуть с целью найти защиту, и это может существенно влиять на их психическое здоровье и будущее.

– Родители и школа часто не осознают, что они культивируют подобное ожидание ранней зрелости, усиливая социальные посылы, в котором ценятся определенные характеристики девочек «Вау!», – говорит Карлен. – Родители могут не замечать, как комментарии, делающие акцент на сострадательном отношении их дочери к друзьям (а не внимательности к ее собственным потребностям и эмоциям), или комментарии о ее формирующейся груди транслируют ей идею о том, что быстрое взросление важнее нормального этапа детства.

СЕКСИЗМ, ЖЕСТОКОСТЬ по отношению к женщинам, их недостаточное влияние в обществе – старая болезнь, но с социальными сетями, нехваткой общности и повышенным давлением во всех сферах подростковой жизни мы, очень похоже, усугубили эту болезнь.

При рассмотрении новых научных исследований мы можем увидеть, что увеличивающееся количество проблем с физическим и психическим здоровьем у девочек вызвано не каким-то одним недавним изменением в их жизни, а штормом усиливающихся факторов, причем многие из них были невольно созданы нами, любящими взрослыми. Эти нарастающие токсичные средовые стрессоры способны оказывать негативное воздействие на тела и мозг как девочек, так и мальчиков опасными путями. Но девочки часто страдают больше. И все так же довлеет вопрос: почему?

Часть II

Новая наука о том, почему наши девочки испытывают трудности