Часть I. Распря в посёлке Сальсбрюк
1. Рождённый быть диким
Нет сомнений – кто-то проклял юного Ари по прозвищу Чертополох, сына Гюрдира.
Иначе как объяснить то, что он прожил без больших бед первые шестнадцать зим своей жизни в посёлке Сальсбрюк, что на Овечьих Островах, был своим среди дружинников ярла Харальда, готовился уже этим летом отправиться в первый поход на бестолковых и богатых саксов – и всего за один день и одну ночь всё потерял?
Это был первый день месяца Кукушки, когда лето сменяет зиму. Весь посёлок Сальсбрюке ожидал возвращения ярла с дружиной.
На исходе зимы ярл Харальд отправился в Теламёрк, призванный конунгом для участия в очередной распре за престол. В посёлке не любили такие походы – они приносили славу, но не добычу. Но ярл Харальд никогда не бросал союзников, – даже тех из них, кого презирал.
Шесть дней подряд стояла хорошая погода, а на седьмой ещё с утра поднялся сырой ветер и море беспокоилось всё сильнее. Если драккары не вернутся сейчас – им придётся ждать, пока ветры не успокоятся. Драккарам не одолеть высокую волну.
Женщины беспокоились, жгли ароматные травы и бормотали заговоры, в которых сами не понимали половины слов. Невольницы тоже плакали и молились на языке забытой родины. Они почему-то были уверены, что если не будет удачи, их принесут в жертву страшным подземным богам.
И даже у домоседов, что поклонялись Тору и Фрейе и отсиживались на хуторах, в тот день не выходила никакая работа.
Те, кто был помладше и не попали в дружину, тоже чувствовали себя скверно. В этом возрасте человек легко переносит беды – он грезит об успешных походах, славе и золоте, а на теперешние беды может не обращать внимария. Но сейчас стало ясно, что новых походов может и не быть.
Ари, и двое его друзей, Траслауг и Бейнир, отправились на пристань. Почему-то казалось, что если они будут смотреть в сторону моря, то паруса покажутся быстрее.
Но это не помогло. Море оставалось серым, пустым, голым. И только чёрная туча, похожая на огромный щит, наползала с южного края неба.
Тут рыжий Бейнир заговорил, чтобы развеять тяжёлую тишину. Он скажал, что очень скоро сам Ари станет ярлом вместо постаревшего Харальда и все трое будут вместе ходить в походы. А добычей станет не золото, которое всё равно лежит в пиршественном зале без дела, а заморские ткани, бочки вина, прекрасные рабыни и другие полезные вещи.
Ари ничего не ответил. Он не отрываясь, смотрел в море и его голубые глаза сверкали, как стальные наконечники стрел. От напряжения его верхняя губа поднялась, обнажив чуть выступающие зубы, а руки сжимались и разжимались – и окажись в них кинжал, могло бы дойти до крови.
Так что двое его приятелей на всякий случай умолкли, а потом осторожно отправились обратно, к рощице. Ари остался на причале один.
Долговязый, с длинными, до лопаток молочно-белыми волосами, он так выделялся на фоне серой земли и чёрных досок причала, что мог бы служить вместо маяка.
Юный Чертополох не мог уйти отсюда. Здесь, на границе моря, Ари почему-то чувствовал себя всё равно что дома. Наверное, это было потому, что своего дома у юного викинга не было.
Матери он не помнил, она умерла слишком давно. Он знал про неё только то, что она была родом из Гарадрике. Мать не успела принести ни братьев, ни сестёр – так что они жил на этом свете вдвоём с отцом и не особенно мешали друг другу.
Отец так и не построил себе нового дома – он был ещё достаточно молод, так что походы и политика занимали массу времени. Не удивительно, что родовую усадьбу, больше похожую на избушку поверх землянки, постепенно заселили дальние родственники, в основном женщины с детьми. Они готовили еду, чистили котлы и оружие, их дети присматривали за овцами, пока – и очень быстро стали управлять всем имуществом. Отец жил в своих собственных стенах почти как гость – и ему это даже нравилось. Не надо было вдаваться в заботы по хозяйству и больше времени для военных забав и споров о политике с другими дружинниками.
Рыжий Бейнир был одним из таких родичей. Он мог бы считаться за брата, если бы Ари хоть как-то выделял его из других приятелей.
Но если отец не вернётся – Ари окончательно превратится в сироту и приживалу в собственном доме. В посёлке никто не помнил, кто возвёл стены и сложил брёвна – но все помнили, что и Ари, и отец в этом доме только ночуют.
Сам Ари не чувствовал к брёвнам и глине никакой привязанности. Вот длинные корабли – это другое дело. Даже медленный, как улитка, кнорр – совсем другое. Если бы Ари мог выбирать – он бы странствовал до конца своих дней по всему Кругу Земному, пока не нашёл бы смерть в очередном сражении.
И он не сомневался, что так и будет. Даже сейчас, когда отец ещё жив, Ари понимал, что знает вкуса к оседлой жизни. Да и родственники перестанут с ним считаться, как только не станет отца. Не убивать же их всех из-за одного старого и неуютного жилища?
Но с походами не заладилось. Уже после пятнадцатой зимы, скудной и невероятно холодной, Ари надеялся, что ярк возьмёт его с собой. Герои саг всегда начинали приключения после пятнадцатой зимы.
Но съестных запасов для похода не нашлось, оружие нуждалось в починке, и даже паруса нуждались в починке. Так что тем летом так никто никуда и не отправился. Драккары лежали на берегу, чёрные и печальные, похожие на сбитых воронов.
И вот уже прошла шестнадцатая зима, совсем обыкновенная – а Ари так ещё и не испытал себя путешествием, если не считать кругов, которые он нарезал вокруг островов на лодке-долблёнке. Как быдто он совсем ещё ребёнок, и ему разрешены только детские забавы, вроде драки на палках, охоты, рыбалки или кровной мести.
Он уже почти отчаялся, когда над сине-серым морским горизонтом показался знакомый парус.
Сперва Ари подумал, что ему привиделось. Но вот показался потемневшая конская голова, что венчала нос драккара, а потом юноша смог различить на парусе знакомые алые полосы.
Сомнений не было. Драккар ярла Харольда возвращался. И Ари был первым, кто его заметил.
Надо было известить остальных.
Но юноша молчал. Смотрел и молчал.
Он хотел сохранить это зрелище для себя, на те несколько вздоха, пока не покажутся другие паруса.
Вот почему он опоздал даже сейчас.
– Кони моря, кони моря идут!– закричал над головой звонкий девичий голос.
Это была Бьёрки, дочь хуторянина. Она как раз шла мимо пристани и замечталась, разглядывая морские волны – как будто не насмотрелась на них за четырнадцать зим жизни на острове.
Ари очень захотелось оторвать ей голову. Но он сдержался. Бьёрки – девочка. А для этого племени богини Фрейд самое обычное дело портить мужчине всё удовольствие. К тому же, её отец, старый Бьёрн, и сам за любимую дочку кому хочешь голову оторвёт.
Чтобы отвлечься, он продолжал смотреть на драккар.
Сейчас, ещё немного, и покажутся другие драккары. На одном из них его отец. А у отца наверняка немало трофеев.
Но где же они? Корабль уже приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть, как вёсла взлетают и опускаются длинные вёсла. Но двое других так и не появились. Горизонт был всё таким же голым и только облака, похожие на серые клочья шерсти, поднимались из-за сумрачных волн.
Почему двух других драккаров нигде не видно? Отстали в пути? Погибли? Взбунтовались? Захвачены неведомыми пиратами? В последнюю версию верилось меньше всего – Ари прекрасно знал, что его соплеменники умеют захватывать лучше, чем любой другой народ Круга Земного.
Но нет, – никого, ничего. Два корабля так и не появились.
Похоже, глаза его не обманулись. Из трёх драккаров возвращался только один. И теперь можно было разглядеть, что он полз по неспокойному морю непривычно медленно и нехотя, словно раненая собака.
Что же случилось с остальными? И с какой вестью возвращался этот последний корабль? Какая сила погубила так много дружинников?
Что за жестокое испытание их постигло?
Была это горькая победа – или поражение, за которое предстоит отомстить?
2. Ари Чертополох остался один
Сальсбрюке – посёлок большой, но расположен слишком уж в стороне, в глубине Овечьих Островов. Так что ему никогда не быть ставкой конунга.
Горный хребет, поросший мрачными соснами, нависает прямо над бухтой, словно огромный окаменевший вал.
Домики столпились вокруг бухты. Сальсбрюке – совсем новое поселение, он существует не больше четырёх поколений. Так что здесь до сих пор живут так, словно готовы со дня на день сорваться на новое место. Сосновые дома утоплены в землю, и покрыты дёрном. Уже весной дёрн покрывает трава, так что они больше похожи не на терема, а на землянки.
Даже терем ярла такой же, как у других. Только у него есть пристройка, похожая на огромный сарай, где пируют и обсуждают планы дальнейших походов.
Даже голоса Бьёрки оказалось достаточно, чтобы все услышали про возвращение кораблей и высыпали на берег встречать ярла.
И сейчас было хорошо видно, что в посёлке не так уж и много жителей. Потерять несколько десятков мужчин для такого посёлка – страшная рана. Словно молодую берёзу рубанули топором возле корня, и теперь она засыхает, истекая прозрачным соком.
Ари продолжал всё так же стоял на пристани, даже не оборачиваясь в сторону голосистой девицы. Ари смотрел в море. Ветер перебирал его длинные волосы, щекотал лоб, но он этого не замечал, завороженный приближающимся драккаром.
Чем ближе подходил драккар, тем хуже он выглядел. Теперь можно было разглядеть и подпалины на бортах, и стрелы, застрявшие между досок и даже то, что многие щиты разрублены пополам.
Команда выглядела немногим лучше. Многие были ранены и перебинтованы, у Тюрмонда теперь не доставало левой руки и он тем яростнее грёб одной правой.
Драккары в посёлке были небольшие, на пятьдесят человек, и даже такой они не заполнили до конца. Возле кормы гребли незнакомые люди в серых плащах, а среди них восседал, словно филин на пне, крупный суровый старик в диковинной мантии. Его голова давно облысела, лицо было серым и бесстрастным, словно камень., а немногие уцелевшие волосы развивались, словно случайно прилипшая осенняя паутина, вокруг выбритого темени.
Ярл тоже здесь. Он сидел на носу и грёб наравне со всеми, почему-то не сняв коричневого кожаного подшлемник, что накрыл плечи и голову. С первого взгляда становилось ясно – недолго старому Харальду оставаться предводителем. Там, за волнами холодного моря, он потерял не только многих дружинников. Ярл Харальд потерял удачу.
Он больше не казался искушённым и опытным. Скорее, он казался состарившимся. Голова осунулась, кожа стала серой, как у тюленя.. Потускнел едальон с непонятным значком, похожим на руну Эваз, который он добыл в своём первом походе. Даже косички на бороде выглядели теперь дряблыми, словно засохшие листья..
Смотреть на него было тяжело и юноша стал искать взглядом отца. Но Гюрдира на корабле не было.
Конечно, с такого расстояния недолго и ошибиться. Однако все дружинники, кто был на вёслах, если не считать прислужников человека в мантии, были мужчины из посёлка и Ари знал их с детства. Безрассудному Гюрдиру просто негде было спрятаться.
Может, он у конунга остался?– предположил Ари. И даже сам в это не поверил.
Драккар развернулся и встал возле берега. Бьёрки поймала верёвку и подала руку орлу – как и положено той, кто подал клич.
Конечно, Ари тоже мог подойти. Но ему не хотелось. Он понял – не с добрыми вестями вернулся драккар.
– Подшлемник не трогай,– попросил её ярл, ступая на доски. Сейчас уже можно было разглядеть, что коричневая кожа подшлемника прилипла к голове, пропитанная тёмной кровью.
Потом Харальд повернул голову к жителям посёлка, словно только сейчас их заметил.
– Битвы были тяжёлыми и кровавыми. Вы сами видите, как мало нас осталось. Но в конце концов мы вырвали победу у врагов вместе с сердцем и кишками. Конунг Олаф был поражён нашим мужеством, он прислал к нам дары и своего человека с важным известием.
Но все эти дары поместились на одном драккар,– мрачно подумал Ари,– Даже кнорра не понадобилось. Непохоже, чтобы дары конунга были щедрыми.
На пристани и берегу уже начались разговоры. Женщины и дети сыпали вопросами, а измождённые долгой дорогой дружинники пытались им отвечать.
Все они очень устали. Мужчины – от гребли. Женщины – от ожидания.
Человек в мантии стоял на досках и с презрением осматривал местных жителей. Но никто так и не поинтересовался, что за важную вещь он принёс. Как раз начали вытаскивать с палубы бочки и сундуки с дарами и трофеями, так что ему пришлось посторониться.
Тем временем Ари подошёл к ярлу. Тот заметил юношу и попытался улыбнуться – но улыбка получилась горькая.
Харальд всегда держался очень просто. Это помогало удерживать дружину в повиновении.
– Твой отец…– начал предводитель непривычно тихим голосом,– Ты видишь, его нет с нами.
– Он вернётся?
– Теперь уже нет.
Глаза Ари вспыхнули. И этот огонь высушил слёзы прежде, чем они успели проступить на ресницах.
– Он погиб – в битве?– спросил юноша, с трудом сглатывая ком в горле,– Он… попал в Вальхаллу?
– Нет. Мы не успели отбить его. Даны схватили твоего отца и уморили в плену. Неукротимый Гюрдир теперь в сетях великанши Ран, как и Сигурд, отважнейший из героев.
Ари сжал кулаки так сильно, что пальцы побелели и застонал, стараясь не разреветься.
– Потом, после второй битвы, мы смогли добыть только его тело,– продолжал ярл.– Мы сожгли останки твоего отца, как положено. Но он погиб не в битве. Мы не смогли ничего исправить.
Ари почувствовал, что задыхается. Его душили горькие слёзы, а голова закружилась, словно он вскарабкался на Иггдрасиль.
– Я отомщу!– крикнул он и почувствовал, как капельки брызнули в воздух.
– Не надо,– ответил ярл,– мы уже за него отомстили. С нами победа.
– Нет! Мало!
– Месть – всё равно, что морская вода. Сколько ни пей – никогда не напьёшься.
– Из-за них отец не попал в Вальхаллу!
– Вальхалла, Фольквангр, Хель – это уже ничего не значит.
– Как Вальхалла может перестать что-то значить!?
– Про это можно долго говорить, и ты не услышишь. Иди куда-нибудь… подальше от людей. Кричи, безумствуй. Тебе надо оплакать отца. А мне надо отдохнуть. Впереди долгая ночь…
И Ари побежал в лес.
Лес сохранился только на горных отрогах. Туда и карабкался Ари, подальше от своей проклятой судьбы.
Наконец, он очутился наверху, среди камней и ароматных сосен. Бухта казалась отсюда совсем маленькой, словно огрызок дикого яблока.
В этом месте можно вдоволь кричать и реветь. Никому нет дела. Раньше, когда стада были маленькими, а первые поселенцы только обживались, сюда уносили лишних детей. До сих пор среди корней можно отыскать крошечные косточки, похожие на палочки для гаданий.
Он не стал доставать нож – счастливая мысль подсказала, что сейчас не время прикасаться к железу. Вместо этого он поднял палку. Прямо как в детстве, что казалось теперь невероятно далёким. И принялся со всей дури колотить по рыжим стволам, представляя, что убивает сотни врагов.
Нет, это не успокаивало. Совсем напротив – боль и ненависть только росли, с каждым бесполезным ударом.
Ослепительно белая ярость заполнила голову и высушила слёзы. Он сломал палку, потом сломал другую – но продолжал, подхватывая новую так быстро, как если бы от этого зависели жизнь.
Но вслед за ненавистью подкрадывалась спасительная усталость. Ари знал, что ему не перестанет быть больно – и лупил деревья, ожидая, когда же ему станет всё равно.
Наконец, рука онемела. Ему пришлось разжимать пальцы другой рукой, и потом долго трясти, прежде чем он снова её почувствовал.
Из ладони капала кровь. Он заметил это, но не придал значения. Всё равно ничего уже не исправить.
Он посмотрел перед собой и увидел муравейник, огромный, как валун. Настоящий город… нет, мир муравьёв. Их здесь, наверное, больше, чем людей во всём земном круге. Даже в больших городах, таких как Рим или Миклагард, не найти столько жителей.
Если закопать в такой муравейник труп собаки – уже через неделю получится превосходный белый скелет. Он может пригодиться для магии.
Ари поднял ногу и приготовился наступить в муравейник. Пусть муравьи тоже почувствует, как лупит человека судьба. Но сначала засмотрелся почему-то засмотрелся на свой лубяной башмак, как если бы они были чем-то удивительным. И только потом сообразил, что его смутило.
В муравейнике не было ни одного муравья. Никто не копошился, не бегал, ни тащил иглы и соломинки. Как будто все муравьи спрятались и затаились… или вовсе покинули муравейник.
Но – почему? Что им здесь не понравилось?
Капля ударила его по щеке. Ари подумал, что это слеза и бездумно стёр её. Но для слезы капля была слишком холодная. Он лизнул палец – капля была пресной.
Значит, это дождь.
Словно отвечая на его мысли, поднялся ветер. Ари посмотрел по сторонам и вдруг заметил, что в лесу потемнело, как перед наступлением ночи. Но разве сейчас не слишком рано для сумерек.
Он посмотрел на небо, чтобы прикинуть, в какой стороне солнце, но не смог его разглядеть. Серая пелена туч затянуло весь обзор, словно кто-то поставил над островом исполинскую палатку.
Да, день был дурной. И эта странная буря, которая всё никак не начиналась…
Ари сделалось не по себе. В такие странные дни в лесу опасно – тёмные альвы, болотные тролли и другие существа, кто похуже, выходят по своим непостижимым делам. Они знают, что люди в этот час уже попрятались…
Надо возвращаться в посёлок.
Он спускался вниз, и казалось, что холодная тень скользит за ним по пятам.
Чтобы не думать о буре, он начал думать о себе. И очень скоро ему сделалось стыдно для дурноты.
Почему он считал себя кем-то особенным? У каждого в посёлке погиб в этом походе кто-то из родичей. Всем тяжело. Его родственникам тяжело. А он ведёт себя, как будто так до сих пор и не вырос.
Правильно, что его не взяли в поход! Он ещё недостаточно вырос.
Ари даже сложил на ходу вису о том, что пережил.
Но мы никогда не узнаем, какой она была.
Потому что сам Ари забыл эту вису, как только увидел, что происходит на круглой площадке между причалом и теремом ярла.
3. Сага о двенадцати рунах из священного города Йорсалир
Почти весь посёлок собрался на этой площади. Они стояли подковой, а перед ними, спиной к морю, стоял, окружённый своими людьми, тот самый лысый старик, которого юный викинг заметил на корме.
Старик изменился настолько, что юный викинг не сразу его узнал. Теперь он был в новой, светлой мантии с оторочкой, вышитой золотыми крестами. В руке он держал диковинную палку, выше головы и загнутую на конце, как рыболовный крюк. А голову старика венчала странная высокая шапка, похожая формой на колос. На шапке был вышит ещё один золотой крест.
Лысый держал увенчанную голову так высоко и смотрел так значительно, как если бы все конунги мира сложили мечи к его ногам. И на мгновение даже показалось, что море – лишь продолжение его верхней мантии.
Он что-то говорил величавым и важным тоном, как это делают скальды. Ветер относил звуки прочь, в сторону моря, так что Ари не мог разобрать ни слова. Но его слушали не отрываясь, словно завороженные. Видимо, старик в незнакомой шапке говорил что-то не только важное, но и величественное.
Люди в сером, что прибыли вместе со стариком, тоже были здесь. Они стояли чуть поодаль.
Ярл Харальд затесался среди них. Осувшийся, усталый и по прежнему в том же подшлемнике, пропитанном кровью. Он выглядел настолько плохо, что почти не выделялся на фоне этих странных людей с решительными лицами и жадными глазами.
Сначала Ари подумал, что это народное собрание, иначе называемое тинг. В полукруге стояло так много взрослых и бородатых мужчин, словно и не было никакого кровавого похода. Но в толпу затесались и женщины, и дети. Их никто не прогонял. Значит, это был не тинг, а что-то другое и незнакомое.
Ари побежал на площадь, попутно напоминая себе, что как только он подбежит ближе, надо перейти на шаг, чтобы как можно незаметней смешаться с толпой. Если он всё сделает правильно, никто и не заметит, что он опоздал.
Но тем и страшно быть проклятым. Когда ты проклят, всё идёт не так, как положено. В самый неожиданный момент твой план ломается, как кость под ударом дубины. И когда кажется, что хуже некуда – судьба наносит новый удар. Так что юный викинг чувствовал себя ещё отвратительней, чем когда увидел корабль..
Как можно забывать про собрание? Или, что ещё хуже, даже ничего про него не знать? Такое простительно тупому хуторянину, но не будущему ярлу.
Уже со склона он разглядеть, что там собрался почти весь посёлок – а он даже не слышал, что нужно придти. Так он потеряет остатки уважения. В Сальсбрюке очень редко что-нибудь происходит. Вот почему все так заботливо хранят в памяти, кто чем оскандалился, с самого рождения и много лет после смерти. Он и сам любил послушать такие рассказы из жизни чьих-нибудь бестолковых предков – разумеется, если эти предки были чужими.
Наверное, они шли, даже из дальних хуторов и оврагов на другой стороне острова, желая устроить пир и поглазеть на трофеи, а может и урвать что-то, когда добычу будут делить.. Но известия о тяжёлых потерях и странной победе А ещё, никто не хотел тратить припасы – ведь погибло много мужчин, а значит многие работы так и никто и не сделает и следующие годы будут скудными. Конечно, хуторяне говорили, что Длиннобородый созывает на морские приключения тех бедолаг, кто без дела мается на твёрдой земле. Но и они любили тот час, когда делят добычу, и прятали в сундуках чужие трофеи, которые заполучали прямо на пиру, в обмен на бочонки ставленного мёда. Осенью будут нужны любые работники, а из свободных на острове только и остались, что женщины и ребята вроде Ари и даже ещё младше.
Погода тоже смущала. Буря словно приглядывалась к людям и не могла решить, в какой момент ударить по ним побольнее. И дождь накрапывал нерешительно, так, что все чувствовали, как падают капли, но никто не покрывал голову.
Ари осторожно, на цыпочках, протискивался в толпу. Он мог бы сказать, что ему повезло – завороженные речью односельчане не обращали на него никакого внимания. Он и сам не заметил, как очутился в первом ряду, прямо напротив лысого в мантии. Пришлось остановиться и начать слушать.
Человек в странной шапке что-то говорил. Ари попал к середине его рассказа, и всё равно было интересно.
Главного героя, который был посланцем некоего безымянного бога, схватили враги и собирались казнить. Ари предположил, что посланцу кровавого орла, и такое обращение с послами станет отличным поводом к войне, в которой проявят себя многие герои, особенно юные.
Ари любил, если в сагах действовал кто-то ближе к его возрасту – это доказывало, что и в шестнадцать можно быть прославленным викингом.
Но увы, никаких кровавых орлов. У них, в Йорсалире, были другие обычаи. Посланца вывели за город и прибили за руки к перекладине высокого столба, так, что он повис, как чайка, между небом и землёй.
Только сейчас Ари заметил, что один из прислужников старика держит длинную палку, а к ней привязан крест с именно так прибитым человеком. Видимо, это и был тот самый посланец.
Юный северянин не смог удержаться от самодовольной улыбки. Он достаточно хорошо знал жизнь, чтобы понять от чего – человек в таком положении тоже умрёт, и довольно мучительно. Кровь будет отливать от рук и медленно сдавливать лёгкие, пока бедолага не задохнётся. Конвульсии будут продолжаться достаточно долго, чтобы вселить ужас во всех, кто на это смотрит.
Ари уже корил себя за то, что пропустил начало. Это было очень жестоко и очень интересно. Однако ему было непонятно, почему безымянный бог отправляет послов, вместо того, чтобы явиться лично, как это делают Один и Тор. К нему, настоящему богу, отнеслись бы с большим страхом. И никто бы не рискнул его к столбам приколачивать.
Но Ари не успел спросить. Потому что началось самое главное.
Как только посланец безымянного бога умер, наступил мрак, разорвался занавес в кругу святилища и мёртвые полезли из могил. Так что жрецы в ужасе побежали из места для жертвоприношений. В тот день были потеряны могучие руны урим и туммим, и их по сей день не нашли – поэтому их и нет даже в полном футарке.
Тем временем его верные дружинники из свиты посланца стояли на месте казни, чтобы снять тело и совершить положенный ритуал. И тут столб, к которому он был приколочен, согнулся под тяжестью мёртвого тела – ведь все знают, что мёртвые тяжелее живых.
Оказалось, что посланец, умирая повешенным, как Всеотец Один на Иггдрасиле, обрёл те самые Двенадцать Рун, что составляют Слово Могущества. Двенадцать дружинников схватили эти двенадцать рун и стали настолько могучи, что легко перебили вражеских солдат и захватили город Йорсалир, после чего убили там всех колдунов. Ведь убийством посла они оскорбили самого безымянного бога!
Потом эти дружинники собрались на тинг, избрали первого епископа, и решили разойтись по двенадцати землям, чтобы привести их к покорности безымянному богу и забрать много богатой добычи из храмов ложных богов. Епископ одобрил этот мудрый план и эти двенадцать отважных викингов отправились в путь, а с ними было восемьдесят слуг и родичей.
И вот уже много столетий они покоряют город за городом и никто не в силах устоять перед посланцами безымянного бога. Тысячи языческих идолов разбито, тысячи языческих богов низвергнуты в изначальную бездну. Два столетия назад признал его власть конунг датчан. А теперь и норвежский конунг Олаф отверг слабосильных колдунов и в союзе со славным императором Оттоном перешёл под покровительство безымянного бога, чьё могущество куда выше, чем у Одина или Тора. Воин, что призывает безымянного бога и имя его посланника, легко сокрушит тех, кто отдал себя в покровительство Одину. А земледелец, взывая к нему, непременно получит богатые урожаи.
Но куда важнее призывать имя его казнённого посланника. Потому что он тоже бог, но воплотившийся. Он ходил по земле, видел дела людей, совершал подвиги и великие чудеса и определил закон – как жить и как умирать.
К тому же, именно посланник принёс могучие руны, которые позволяют его слугам совершать великие чудеса и определять, куда ты попадёшь после смерти – на изобильные пастбища или в гниющий мрак Хель.
Потому конунг Олаф и приказал всем ярлам и бондам чтить лишь безымянного бога, и ничего не просить у старых богов. Ведь Один, Тор и все остальные на самом деле и не боги вовсе, а лишь древние правители, которые овладели тайнами магии и совершили удивительные дела. Позже потомки сложили о них невероятные саги.
Тот из ярлов, кто поклонится кресту, получит два, три, четыре фюлька из рук конунга. Те же, кто не поклонится, отправятся в гости к старым богам, от меча или верёвки. Таков новый закон.
Те же, кто не станет подчиняться закону и будет подбивать народ к мятежам, пусть трепещут, Ибо в союзе с конунгом Олафом – самый могучий из богов и самый могучий из земных правителей. С их благословением и союзными викингами от сокрушит любого непокорного ярла или бонда и казнит его публично, чтобы все убедились, насколько бессильны старые боги.
Доверяешь Одноглазому больше, чем Безымянному? Вот и вздёрнут тебя на верёвке во славу конунга и поскачешь ты к Одноглазому во весь опор.
– Епископ Осмунд учился в школе многословного города Бремена,– добавил ярл,– и его учитель был учеником другого учителя, а тот – третьего, и вся эта цепь тянется до одного из этих двенадцати. Только я не помню точно, как этого из двенадцати звали. Имя уж больно чужеземное.
– Взывать же к безымянному богу надлежит так,– на этом месте епископ смутился и начал шарить на поясе, пока не достал небольшую книжечку,– Это язык древний и мудрый, но вам может быть непонятен, поэтому повторяйте за мной, чтобы запомнить,– Осмунд прищурился,– Эх, пламя Локи, да что это за наречие!– не выдержал он, листая странички.
Напрасно помянул епископ хитроумного бога язычников. Стоило ему произнести это зловредное имя – и наложенное на Ари проклятье снова начало действовать.
Юный викинг и сам не понял, как это произошло. Его переполнило словами, как поднятая штормом волна заполняет узкий пролив. От этого напора он почти задыхался.
А потом он открыл рот, совсем чуть-чуть, просто набрать воздуха. И слова вылетели сами. Юному северянину даже показалось, что он произнёс их другим голосом, чужим и незнакомым.
– А как он нам поможет, твой бог, если руки у него приколочены?!– крикнул Ари.