- -
- 100%
- +
К ним подошёл Вардан. Глаза ещё сонные, но на плече уже ви-сел лук.
– Что вы тут, старики, шепчетесь?
– Думаем, как победить, – хмыкнул Аршак.
– Ну, если будете думать долго, мы останемся без завтрака, – ответил мальчишка и подмигнул Ваграму.
Он ушёл, оставив за собой запах дыма и вяленого мяса.
– Вот ради него и дерёмся, – сказал Аршак. – Он ещё не всё видел. И пусть не увидит.
Через час они уже были в строю.
Спарапет стоял на пригорке. Его голос звучал ровно, как ме-талл.
– Сегодня они снова идут. И снова увидят, что мы стоим. Не за золото. Не за славу. А за то, что не продаётся. За землю. За друг друга.
Рядом стоял Аршак. За ним – Вардан, молчаливый, но сжав-ший лук до белых костяшек.
Ваграм глубоко вдохнул.
22
Сквозь утреннюю дымку на холме появилась линия щитов.
Персы шли.
И снова – стук, гул, рёв труб.
Он поднял меч. Браслет на запястье заиграл в свете, как знак.
– В строй! – крикнул Аршак. – Щиты!
И они сомкнули ряды.
А когда персы налетели, он не думал уже ни о будущем, ни о прошлом. Только о том, кто рядом. Кто за спиной. Кто верит.
Земля дрожала. Сначала чуть заметно, как эхо шагов, потом всё громче. Словно сама почва знала, что идёт смерть.
Сквозь дымку рассвета показались силуэты. Бесконечная ли-ния. Щиты. Шлемы. Копья, как иглы, направленные в горло зем-ли. Персидское войско шло, ровно, тяжело, без страха. Точно зна-ли: их больше.
Армяне молчали. Ни крика, ни паники. Только тяжёлое дыха-ние. Только пальцы, сжимающие рукояти мечей, копий, луков. Только взгляд – в лицо врагу.
Рядом стоял Аршак. Ноги чуть расставлены, щит крепко при-жат к телу. Лицо каменное.
– Когда они побегут – бей в спины. А пока держи линию. Главное – не выдерни щит. Даже если сзади друг умирает. Ты жив – значит, стой, – сказал он, не поворачивая головы.
Ваграм кивнул. Сердце от готовности билось как барабан. Странное чувство: он должен был бояться, а вместо этого чув-ствовал, как будто возвращается туда, где должен быть.
Первый крик разорвал воздух.
Персы ускорились. Побежали. Топот слился в грохот. Стена ярости и железа надвигалась на них.
23
– Щиты! – крикнул спарапет.
Ряд сомкнулся. Щит к щиту. За спиной – вторая линия. За ней – третья.
Копья вперёд.
Ваграм стиснул зубы. Руки дрожали от напряжения. Он чув-ствовал рядом плечо Аршака. За спиной – Вардан. Он не был один.
Глухой удар.
Первая волна персов врезалась, как шторм. Щиты скрипнули, кто-то закричал. Сталь о сталь. Мясо о железо.
Он не думал. Просто бил.
Первое копьё – в живот. Второй удар – вскользь по шлему. Щит сотрясается, кто-то сбоку рухнул, но строй держался. Один перс навалился прямо на него, глаза безумные. Ваграм ударил мечом – в шею. Крик. Кровь на лице.
Шаг вперёд. Удар. Оборона. Шаг. Удар.
Пахло потом, кровью, землёй. Всё слилось в одно.
Он не чувствовал времени. Только ритм. Как пульс.
Аршак рядом орал, как зверь, размахивая топором. Вардан по-зади метал стрелы одна за другой, как будто родился с луком в руке.
И вдруг – треск. Щит Ваграма раскололся.
Он пошатнулся, перс уже занёс меч…
Но кто-то сбил врага с ног.
– Держи, – Аршак швырнул ему свой щит и снова бросился в гущу.
24
Он поднялся, сжимая новый щит, зубы стиснуты. В глазах – только одно: не отступать.
Вторая волна.
Персы лезли по трупам. Их было всё ещё много.
Он задыхался, но не останавливался. Бил. Закрывал. Кричал.
Каждый удар – как слово. Каждое движение – как молитва.
Он больше не чувствовал, кто он. XXI век был где-то далеко. Сейчас только бой.
И в какой-то момент он понял: он не думает. Он помнит. Как держать щит. Как двигаться в строю. Как защищать спину товари-ща. Это не его разум – это тело. Будто кто-то другой внутри знает всё это и просто даёт ему почувствовать.
И тогда он закричал. Во весь голос.
Голос слился с криками других. И стена персов дрогнула.
Они не ожидали, что их встретят так яростно.
И начали отступать.
Когда бой закончился, он упал на колени. Дышал так, будто лёгкие были в огне. Лицо, руки, одежда – всё было в крови и грязи. Кто-то стонал, кто-то молился, кто-то уже не встанет.
Он поднял голову.
Персы уходили.
Армяне стояли.
Он выжил.
– Ваграм! – голос Аршака прорезал гул тишины. – Живой?
Он кивнул. Не мог говорить.
25
Аршак рассмеялся, как безумец. Подошёл, схватил его за пле-чо:
– Вот теперь – ты один из нас.
И Ваграм впервые почувствовал, что это не просто бой. Это было… принятие.
Он выжил. И стал частью.
26
Глава 2
Кровь и память
Они сидели у костра. Пламя было низким, усталым. Как и они сами.
Ночь снова накрыла землю, но теперь это была уже другая тьма. Не та, что несёт с собой тревогу, а та, что приходит после бури – с запахом пепла, крови и усталости.
Вокруг костра сидели выжившие. Без слов. Кто-то обматывал рану грязной тканью, кто-то точил меч, не глядя на лезвие. Лишь потрескивание дров и тихое дыхание.
Аршак молчал. Вардан дремал, привалившись к его плечу. У мальчишки дрожала рука, но он спал.
Ваграм сидел с другой стороны костра, слегка обхватив коле-ни руками. Браслет на запястье потемнел от крови. Он смотрел в огонь и думал.
«Сейчас, когда всё стихло… я могу попробовать. Попробовать помочь.»
Он попытался вспомнить всё, что знал из своего времени. Всё, что хоть как-то могло пригодиться здесь. Но вместо готовых отве-тов в голове – обрывки.
«Раствор соли при ранах. Чистая вода. Питьё – маленькими глотками. Это работает. Но что дальше? Я ведь не помню, сколь-ко процентов соли в растворе… 0,9? Или 0,5?.. А если сделаю хуже?..»
Он поднял взгляд. Армянские воины сидели рядом. Настоя-щие. Те, кто не знал слова «пластырь», но знал, как выжить среди холма, дождя и врага. Он чувствовал – они не глупы. Просто дру-гие. Их знание – не в словах, а в руках.
27
Он подошёл к раненому – парню с перевязанной грудью. Тот застонал, когда Ваграм присел рядом.
– Рана гниёт, – тихо сказал кто-то.
Ваграм понюхал повязку. Запах был резкий, горький. Он вспом-нил аптечку. Точнее, её запах.
«Йод. Антисептик. Но где я его возьму?»
– У вас есть зола? – спросил он вдруг.
– Что?
– Из костра. Сухая, чистая. Мне нужна зола.
Молчание. Потом кто-то протянул горсть серого пепла.
Он взял, добавил воды, растёр. Сделал кашицу. И медленно, осторожно, начал менять повязку.
– Что ты делаешь? – спросил Аршак, появившись за спиной.
– Пробую, – не оборачиваясь, ответил Ваграм. – У нас… в моём доме так делали. Чтобы рана не сгнила.
Аршак ничего не сказал. Просто смотрел.
Когда он закончил, раненый дышал легче.
– Это не лекарство, – сказал Ваграм. – Но хуже не будет. На-деюсь.
Аршак кивнул.
– Надеешься – уже хорошо.
Он сел рядом.
– Скажи честно. Что ты скрываешь?
Ваграм замер. Потом выдохнул.
28
– Мне нечего скрывать.
Пауза. Аршак кивнул, как будто этого было достаточно.
– Завтра выдвигаемся к реке. Спарапет говорит, нам нужно перехватить отступающих. Пойдёшь с нами?
Ваграм повернулся к нему.
– Да.
Аршак протянул кусок хлеба. Они сидели, ели, молчали. Не было нужды говорить.
«Я всё ещё не знаю, чем могу помочь. Но, может, не нужно знать всё сразу. Может, нужно просто быть здесь. Видеть. Слу-шать. И делать шаг за шагом.»
Он посмотрел в небо. Звёзды над ними были такими же, как и две тысячи лет спустя..
Утро было сырым и холодным. Туман стелился по земле, будто кто-то нарочно пытался спрятать дорогу. Воины молча собира-лись, проверяли оружие, затягивали ремни. Никто не жаловался. Только движения – чёткие, выверенные. Усталость после вче-рашнего боя витала в воздухе, но не мешала. Она была как груз, который уже стал частью тела.
Ваграм шагал рядом с Аршаком. Позади шёл Вардан, держа лук, как часть руки.
– К реке сколько? – спросил Ваграм.
– Полдня хода, если без засад, – ответил Аршак, не оборачи-ваясь. – Но без них не бывает.
Шли быстро, почти бегом. Внизу слышался шум воды – Ар-мянская река. Он не знал её названия, но знал точно: она была здесь задолго до него. И будет здесь после.
Дорога петляла между холмами. Под ногами – влажная трава, камни. Где-то впереди раздался крик.
29
Спарапет поднял руку. Все замерли.
Из-за поворота выбежал разведчик.
– Персы! На прибрежной равнине. Бьют отступающих. Но часть войска осталась в засаде.
– Где?
– У старого платана, на левом склоне.
Спарапет обернулся к своим:
– Разделимся. Первая группа – удар на равнину. Вторая – через хребет, в тыл. Третья – прикрытие. Аршак, твой отряд – в обход.
Аршак повернулся к Ваграму.
– Хочешь – можешь остаться в прикрытии. С твоей раной…
– Пойду с тобой, – ответил Ваграм.
Аршак лишь хмыкнул.
Они шли по узкой тропе, среди скал. Молча. Каждый шаг отда-вался в позвоночнике. Ваграм чувствовал, как ноет плечо. Но ни слова.
Впереди показался тот самый платан – огромный, с корой, рассечённой молниями. Под ним стояли персидские воины – в тени, в засаде.
Аршак дал знак. Отряд рассыпался. Ваграм упал на одно коле-но, спрятался за камнем. Сердце снова гремело в груди.
И тут – он увидел. Ветки, надломленные неестественно. Ткань на кустах. И отпечаток ноги, уводящий в сторону.
«Это не вся засада.»
Он понял это в одно мгновение. Как будто увидел с высоты.
30
Персы отвлекали. Настоящий удар должен был быть сбоку, через лощину.
Он подполз к Аршаку.
– Это ложная засада. Основная часть уходит в обход. Вон туда, – указал он. – Там пройдут через лощину. Прямо в наш тыл.
Аршак не стал спорить. Только махнул рукой. Пара воинов со-рвались с места. Через пару минут вернулись.
– Придётся менять план, – буркнул Аршак. – Ты, оказывает-ся, не просто боец.
– Просто смотрю немного иначе, – ответил Ваграм.
Они ушли из узкой тропы и обошли лощину. Через двадцать минут их отряд ударил по персам сзади. Те не ожидали. Бой был коротким. Жёстким. Но победа – полной.
Вечером, когда лагерь снова затихал, Аршак сел рядом с Ва-грамом.
– Сегодня ты спас много жизней, – сказал он.
Ваграм не ответил. Он думал.
«Это и есть мой путь? Слушать, наблюдать, вспоминать? Не вмешиваться грубо, а быть нужным в деталях?»
Ночь была тихой. Даже слишком. Лес будто вымер, притих, за-таился. Ни шороха, ни крика совы, ни треска ветки под зверем. Только ровное дыхание спящих и слабый свет от тлеющих углей.
Ваграм долго не мог уснуть. Тело болело – но привычно. Мыс-ли – наоборот: непривычно молчали. Он чувствовал странную пустоту, как будто сегодняшний день был шагом не вперёд, а вбок. Он хотел помогать. Хотел быть полезным. И сегодня это уда-лось. Но… всё равно что-то внутри зудело.
Он закрыл глаза.
31
И вдруг – небо сменилось.
Он стоял на улице. Родной шум. Машины. Панельные дома. Пыль. Армянская речь. Он шёл по своей улице. Ереван. Проспект. Солнце било в лицо. Прохожие гудели, как в улье. Кто-то кричал в телефон. Кто-то продавал сувениры у дороги.
Он узнал всё.
Подошёл к подъезду. Нажал кнопку домофона. И тут – услы-шал голос.
– Ваграм?
Он обернулся. На скамейке сидел его дед. Молодой. Такой, каким он был на старых чёрно-белых фото. Куртка с вытертыми локтями, взгляд внимательный, резкий.
– Ты вернулся?
– Я… не знаю, – ответил Ваграм.
– Ты ведь думал, что это всё случайно, да? – дед встал, подо-шёл ближе. – Что это просто странный сон. Ошибка. Или судьба. Но всё куда проще.
– Проще?
– Ты не спасёшь мир, Ваграм. Не изменишь ход истории. Но ты можешь спасти тех, кто рядом. Иногда этого – достаточно.
– Но как? Я не учёный, не военный. Я просто…
– Армянин, – перебил дед. – Этого достаточно.
Вокруг всё начало тускнеть. Ереван исчезал, как пыль на ветру.
– Подожди! – закричал Ваграм. – Я ещё хотел спросить…
Но улица исчезла. Остался только голос.
– Помни, кто ты. Не кем был, а кем стал. Всё остальное – при-
32
дёт.
Тьма.
Он проснулся резко. Влажная роса на лице. Сердце билось в груди. Он сел. Вокруг – лес. Угли. Шорохи.
Он провёл рукой по лицу. Потом взглянул на небо.
Те же звёзды.
Но внутри – что-то изменилось.
Теперь он точно знал.
Он здесь не случайно.
Утро было тяжёлым.
Персы исчезли. Никто не знал, куда – но все понимали: это не конец.
Он шёл по склону. Ветер приносил запах дыма и сырой земли. В какой-то момент Вардан, проходя мимо, бросил фразу – бы-стро, не глядя, на древнем, точном, как камень, языке.
И Ваграм… понял.
Без усилия. Без перевода. Без акцента. Просто понял.
Затем сам ответил. На Грабаре (Древнеармянский язык).
Слово за словом. Не задумываясь. Будто всегда знал. И вдруг остановился – удивлённый тишиной в голове.
Он больше не переводил с трудом, не задумывался на время, как раньше. Он думал на нём.
К вечеру отряд добрался до вершины, откуда открывался вид на долину. Внизу, в расщелине между холмами, темнел персид-ский лагерь – вытянутые шатры, сигнальные огни, силуэты часо-вых. Всё было слишком спокойно. Слишком выверено.
33
– Они ждут, – сказал Аршак, глядя в бинокль из собственных глаз. – Наверное, подкрепление.
– Или заманивают, – добавил кто-то из старших. – Как тогда, у моста.
Спарапет решил: стоять лагерем в укрытии. Не приближаться. Дать им ход – пусть покажут, чего хотят.
Ночью костров не зажигали. Только шептали. Пили холодную воду из бурдюков. Подкладывали под голову плащи, как подуш-ки.
Ваграм лежал, всматриваясь в звёзды.
И снова поймал себя на том, что думает на Грабаре. Не только говорит – думает. Мысли приходили короткими, точными фра-зами. Без пафоса, но с весом. Словно язык сам вырезал в нём новые формы.
Ներքեւ՝ խաւար, վեր՝ լոյս։
Внизу – тьма. Вверху – свет.
Ничего не значащее наблюдение. Но он повторил про себя – и почувствовал, как оно зазвучало в нём. Будто дерево укорени-лось.
Он засыпал, слушая тишину долины.
И чувствовал – завтра будут перемены.
Утро выдалось настороженным. Лагерь проснулся рано – слишком тихо было в долине, и воины чувствовали это кожей. Ни один разведчик не донёс о движении врага, ни один сигнальный рожок не нарушил тишину.
К полудню на горизонте появился всадник.
Один. В светлом плаще, с поднятыми руками, без оружия. Шёл по открытой тропе, как человек, которому нечего бояться. Или как тот, кто знает: его не тронут.
34
Его пропустили до первого кольца стражи. Дальше сопрово-ждали двое воинов. Когда он подошёл к спарапету, всё замерло. Даже птицы в небе казались тише.
– Я послан от имени сатрапа Ардавана, – произнёс он гром-ко, с заметным акцентом, но на правильном армянском. – Он предлагает встретиться. Без оружия. До заката. Чтобы избежать новой крови.
Никто не ответил сразу.
Ваграм стоял в тени, в стороне от строя. Смотрел на перса, не моргая. Тот не был похож на шпиона. Ни на воина. Скорее – пи-сец, учёный, человек букв, а не меча.
– Почему теперь? – спросил спарапет. – Почему не вчера? Не после первой битвы?
Посланник слегка наклонил голову:
– Потому что вы выстояли. И потому что сатрапу стало инте-ресно, кто командует армянами, способными стоять против трёх численных превосходств.
Он достал свиток, передал сопровождающему.
– Здесь знак. Безопасный проход. До заката. Потом – воля богов.
Он развернулся и ушёл так же спокойно, как и пришёл.
Когда он скрылся за поворотом, спарапет развернулся к своим.
– Он говорил как вежливый человек. Но глаза у него были пу-стые. Как у тех, кто не верит ни в слово, которое говорит.
Аршак сплюнул в пыль.
– Это не переговоры. Это проверка. Сколько мы ещё можем держаться.
– Или попытка выиграть время, – добавил кто-то из старших.
35
Ваграм молчал. Но внутри всё стучало. В этом посланнике было что-то… незнакомо знакомое. Как будто он знал, что тот придёт.
– И всё же, – сказал спарапет, – мы должны пойти. Не как подчинённые. Как те, кто знает цену своему слову.
Он посмотрел на Ваграма.
– Ты пойдёшь с нами. У тебя дар слушать. И видеть то, что не всегда лежит на поверхности.
Ваграм не возразил.
Битва отложена. Но приближается новая – иная. Словом.
И, может быть, она важнее.
В шатре пахло благовониями и углём. Сатрап сидел на сложен-ных коврах, лицо его было спокойным, но в глазах не было ни усталости, ни раздражения – только холодный расчёт.
Он не стал говорить много.
– Вы дрались яростно. Слишком яростно для тех, кто должен был бежать. Но теперь у вас есть выбор. И он последний.
Он положил ладонь на колени, медленно, будто взвешивая ка-ждое слово:
– Уйдите за те горы. Вот туда. Он указал на карту. – За пере-вал. В глубину. Туда, где нас не будет. И мы не пойдём за вами.
Молчание.
– Мои люди устали. Ваши тоже. Но я не глупец. И вы, думаю, тоже. Знаете, как заканчиваются эти истории. Начинаются с дер-зости, заканчиваются пеплом.
Он посмотрел на спарапета.
– Я говорю не от своего имени. Сатрапы приходят и уходят. Но за мной – сила. И если вас не остановить сейчас, то после нас
36
придёт не отряд… а армия. С востока. Из глубины империи. Та, что не оставляет за собой ничего. Ни селений, ни камней.
Он сделал паузу. Говорил теперь тише.
– Я видел, как исчезают народы. И я не хочу, чтобы Армения стала следующей. Уйдите. И живите. Никто не тронет вас за пере-валом.
Спарапет долго молчал.
Аршак стоял напряжённо, взгляд прикован к карте.
Ваграм смотрел на сатрапа – и в каждом слове чувствовал: он не лжёт. Он действительно предлагает отступить. Но не из мило-сти. А потому что так проще.
Сатрап встал. Сложил руки за спиной.
– До рассвета. Потом – будет поздно.
Они вышли из шатра. Солнце уже касалось горизонта. Тени уд-линялись. Воздух стал тяжёлым.
Аршак прошипел:
– Это шантаж. Он грозит нам гибелью – и называет это ще-дростью.
Спарапет не ответил сразу.
А Ваграм, глядя на дальние горы, понял: это— узел.
Если его развяжут – останутся живы. Если перережут – хлы-нет кровь.
Они вернулись в лагерь, когда солнце уже клонилось к закату. Лица были напряжённые. Все ждали решения.
У костра спарапет стоял, упёршись руками в пояс, и смотрел на карту, разложенную на камнях.
– Мы не уйдём, – сказал он. Голос был твёрдым. – Ни за
37
горы. Ни за реку. Мы останемся здесь. Пока стоим – стоит земля под нами.
Многие молча кивнули. Но не все.
Один из знатных воинов – Седрак, седовласый, с кольчугой, потемневшей от времени и битв – шагнул вперёд. Глаза его были тяжёлыми, полными усталости.
– Спарапет, – сказал он, не повышая голоса, – твоё слово – закон. Но я не намерен вести своих людей на смерть, когда ещё есть шанс вернуться сильнее.
В лагере поднялся шёпот. Все замерли.
Седрак продолжил:
– Уйти – не значит предать. Это значит сохранить то, что мож-но сохранить. Набраться сил. И однажды вернуться – уже не от-рядом, а армией.
Он посмотрел в глаза спарапету.
– Я уведу своих людей. Мы не хотим погибнуть здесь, беспо-лезно. Надеюсь, вы поступите так же.
Молчание было тяжёлым.
Спарапет смотрел на него долго, затем отступил на шаг.
– Делай, как считаешь нужным, – сказал он. – Но знай: до-рога назад будет долгой.
Седрак коротко кивнул. Собрал тех, кто хотел идти с ним. Их оказалось немало – почти треть отряда. Никакой злобы, но с пе-чалью они собирали оружие и запасы.
Через час отряд Седрака уходил к горам. Без крика, без про-щаний.
Когда их силуэты исчезли в предвечернем тумане, Аршак по-дошёл к спарапету и Ваграму.
38
– Теперь нас слишком мало, – сказал он, глядя в сторону. – Если завтра будет бой – мы не выдержим.
Спарапет молчал, сжимая карту.
Тогда Ваграм сказал вслух то, что понимали все:
– Нужно отступить. В ближайшую крепость. Там набрать но-вых людей. Дать себе шанс.
Спарапет поднял голову. Долго смотрел на каждого.
– Крепость Нарберд стоит в трёх переходах отсюда, – мед-ленно произнёс он. – Она заброшена, но стены ещё целы. Селе-ния вокруг помнят, кто мы такие.
Он сжал кулак.
– Мы меняем поле битвы.
39
Глава 3
Путь
Ранним утром они собрали остатки провизии, подняли ране-ных на лошадей и, не зажигая факелов, двинулись к северу.
Долина оставалась позади. А вместе с ней – их первая побе-да. И их первое поражение.
Но впереди была крепость.
А значит, ещё была надежда.
Путь к крепости был трудным. Тропа петляла между холмами, где ещё не выцвела весенняя трава, а в оврагах блестела талая вода. Они шли быстро, без остановок. Даже раненые старались держаться в седле – все понимали: если остановятся сейчас, мо-гут не дойти.
На третий день показались первые селения.
Небольшие, затихшие, будто затаившие дыхание. Люди выхо-дили настороженно, в основном старики и женщины. Мужчин было мало – кто погиб, кто ушёл в горы, кто спрятался.
Вардан первым подошёл к воротам одной из деревень, под-нял руку, не касаясь оружия.
– Мы не враги. Мы армяне, как и вы. Ищем крепость Нарберд.
Сначала – молчание. Потом дверь открылась. Из-за неё пока-зался старый крестьянин с повязкой на голове.
– Нарберд? Там гнездо ястреба. Стены целы, но живёт только ветер. Вы серьёзно хотите туда?
– Мы не просто хотим, – ответил Аршак. – Мы хотим, чтобы она снова стала нашей.
40
Старик кивнул. И, немного помолчав, добавил:
– Если вы туда – я скажу остальным. Пусть знают, что кто-то ещё держит меч.
К вечеру к ним присоединились трое молодых: двое братьев из другого села и пастух, что когда-то был лучником. Спросили не сколько им заплатят, а есть ли шанс отвоевать своё.
Спарапет принял их без слов.
На четвёртый день они подошли к Нарберду.
Крепость стояла на скале, высеченная, будто самой землёй. Стены потрескались, ворота были полуразбиты, но башни всё ещё держались. Как старый воин: иссечённый, но живой.
– Мы дома, – тихо сказал Аршак.
– Ещё нет, – ответил Ваграм. – Но уже ближе, чем были вче-ра.
Они поднялись, раздвинули ворота. С грохотом те поддались.
Пыль. Паутина. Пустота.
И внутри – пространство. Для людей. Для оружия. Для надеж-ды.
– Сюда будем тянуть новых, – сказал спарапет. – Кто хочет жить, а не ползать. Кто не боится помнить, кто он.
Он посмотрел на оголённые стены.
– Сюда вернётся сила. Только не сразу.
Аршак вытащил нож и вырезал на внутренней стороне ворот одно слово:
ОСТАЁМСЯ.
И все, кто стоял рядом, почувствовали: здесь начнётся новая глава.
41
Первые дни в крепости прошли в тишине.
Не было ни персов, ни подкреплений, ни приказов. Только ру-ины, камень и ветер. Но в этом было что-то правильное – по-сле бегства, после раскола, после тяжёлых решений. Нужно было просто стоять.
На рассвете каждый знал, что делать. Аршак занялся дозора-ми: расставил людей на башнях, на тропах, в долинах. Спарапет пересчитывал запасы и прикидывал, сколько дней можно про-жить без подвоза зерна. Ваграм – наблюдал. Слушал. И посте-пенно начал находить своё место.
На третий день прибыл мальчишка с ослом, гружённым суха-рями и вяленым мясом. Глаза у него были испуганные, но он всё равно вручил мешок с коротким:
– Отец сказал – если вы ещё держитесь, держитесь и дальше.
Потом пришли двое мужчин с оружием. Сказали, что когда-то служили в крепости, когда она была ещё жива. За ними – старик, бывший лекарь, принёс сушёные травы. Потом – мать с двумя сыновьями, один из которых еле держал лук, но не отпускал его из рук.
Ваграм начал заниматься с молодыми. Без приказа. Просто взял тех, кто не знал, с какой стороны держать копьё, и начал по-казывать. День за днём. Движение за движением.
– Щит не для красоты, – говорил он, поднимая руку новичка. – Щит – это твоя стена. Твоя дверь. Твоя последняя черта.
– А меч? – спрашивал кто-то.
– Меч – когда уже не осталось другого выхода.
Иногда он говорил на Грабаре. Сам того не замечая. И молодые повторяли. Сначала – будто в шутку. Потом – как заклинание.
– Ով կ՚իյնայ, վեր կ՚ելլէ։
42
Кто падёт – встанет снова.
Скоро к нему начали подходить даже те, кто был старше по званию. Спросить. Послушать. Как к тому, кто видел что-то боль-шее.
Аршак однажды прошёл мимо, остановился, посмотрел, как он тренирует троих мальчишек.






