Читай мысли – владей миром. Современная проза и поэзия

© Наталья Червяковская, 2025

ISBN 978-5-0068-5195-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Читай мысли – владей миром

Случается, дикие степные цветы, словно по велению судьбы, прорастают на благодатной почве холеных садов. И ничто не властно остановить их, когда вольное, дерзкое семя брошено в землю этой роскошной помпезности. Сильные, хваткие, яркие, они являют собой саму свободу, и даже в этих садах, чей облик – произведение искусства, находится место их неукротимой красоте.

Их лепестки, опаленные солнцем и обласканные ветром, чужды трепету перед тепличными розами и надменностью лилий. Они не стремятся к совершенству линий, не соревнуются в изысканности аромата. Их оружие – неподкупная жажда жизни, дикая энергия, пульсирующая в каждой клетке, в каждом шипе на колючем стебле. Они – дерзкий вызов чопорным порядкам, живое напоминание о том, что красота может быть не только выверенной и причесанной, но и дикой, необузданной, первозданной, словно сама стихия.

Когда рассветные лучи украдкой касаются сада, они встречают их с нескрываемой благодарностью, принимая щедрые дары земли и небес. Их корни, словно когтистые лапы, впиваются в почву, исступленно черпая из нее жизненные соки. И пока оранжереи залиты искусственным светом, продлевающим неестественный день для изнеженных питомцев, степные цветы упрямо живут по своим законам, в унисон с древним ритмом природы.

Садовники, настороженно наблюдавшие за этим дерзким вторжением, постепенно смиряются с их присутствием. Более того, они начинают замечать, как дикие цветы вдыхают в их упорядоченный мир новую жизнь, ту самую живую искру, которой порой так не хватает безупречным композициям. Словно сама природа, утомленная совершенством, решила добавить щепотку бунтарства, горсть безрассудной свободы.

И вот, среди холеных пионов и надменных георгинов гордо алеют ромашки, васильки, трепетные маки… Степные цветы, словно отголоски бескрайних полей, безмолвные вестники свободы, простора, той самой жизни, что бьет ключом за оградами и парапетами. И пусть их век недолог, пусть пламя их жизни быстро гаснет, но их след навсегда запечатлевается в сердцах садовников и посетителей, напоминая о том, что истинная красота рождается в естественности.

Золотоволосая Ружа – легенда, рожденная в таборе

В окрестностях города Калькутты раскинулся огромный цыганский табор, словно диковинный цветок, распустившийся на пыльной обочине цивилизации. Откуда они пришли – тайна, покрытая дымкой веков, куда держат путь – загадка, мерцающая в звездах над головой. Подобно перекати-полю, гонимому ветром странствий, они кочуют по миру, впитывая знания, словно драгоценную росу, и привнося в свою жизнь лишь самое чистое и светлое.

Не обманывайтесь скромным видом их кибиток, что не чета богатым особнякам плантаторов и торговцев. Не судите по испачканным пылью дорог одеждам детей, чьи глаза горят ярче золота. Даже когда судьба забрасывает их в трюмы торговых судов, пересекающих океаны и материки, они остаются верны своему пути – собирать бесценные тайны, открывающие двери в недоступные для обывателя миры. Миры, где богатство измеряется не звонкой монетой, а мудростью, накопленной столетиями.

Владеют ли они секретами, неподвластными пониманию смертных? Быть может, именно в этом и кроется смысл их вечного кочевого образа жизни – в стремлении к познанию, в вечном поиске истины, что спрятана за горизонтом? Кто же откроет этот неразгаданный секрет, спрятанный в складках их пестрых одежд и мерцающий в глубине их темных, как ночь, глаз?

Предводителем этого табора был не просто барон из бесчисленного племени цыган рай баро, и не старейшина рода, – нет, он был нечто большее – Баро Мануш, сам Великий Баро. Его имя шепталось с благоговением, а власть проистекала не только из несметных знаний и связей, но и из сокровищ, достойных восточных сказок. Раз в несколько лет, подобно комете, он появлялся в индийской Калькутте, в сопровождении всего табора, словно свиты планет. Цель этих визитов тонула в тумане легенд и догадок. Но что же особого было в этом могущественном покровителе кочевого племени, чьи дороги, подобно нитям судьбы, опутывали весь мир? В его роду, из поколения в поколение, а может, и через одно, рождалась рыжеволосая девочка – их талисман, их живое солнце, озаряющее путь и оберегающее от нужды. Они были хранителями древних знаний, магии, и чего-то большего, непостижимого для глаз и разума простых смертных. За пару лет до очередной поездки в Калькутту у Баро родилась дочь. Ее волосы пылали цветом меди, словно закат над степью. Она была цыганкой по крови, но ее облик бросал вызов привычным представлениям, она казалась сотканной из солнца и ветра.

Девочку нарекли Раджой – «принцесса», и это имя, подобно ласковому шепоту, струилось в их языке, окутывая девочку нежной пеленой королевского очарования. Отец же, укрывая в сердце трепетную нежность, звал ее Ружей – маленькой искоркой, рыжим огоньком. Но для мира табора она оставалась Раджой, окруженной с первых дней заботой и вниманием, словно драгоценным шелком. Матерью Раджи была юная Гожи – цыганка неземной красоты, чья суть ускользала от слов. Бездонный омут глаз, стан, точеный рукой богини, разум, острый, как сталь клинка, и черные волосы, ниспадающие волной ночи… и, главное, безграничная, обжигающая любовь к мужу, Баро Манушу. Судьба, словно хитрая гадалка, уже разложила свои карты: ей было предначертано стать его женой.

В таборе жила и старейшая женщина, мать Баро – Мами Ягори. Время выбелило ее волосы, посеребрило их инеем прожитых лет. А когда-то, давным-давно, ее шевелюра пылала рыжим пламенем, вторя цвету волос маленькой Ружи, ее внучки. Детей и внуков у Мами Ягори было не счесть, но златовласая – только одна. Да и родимое пятно старой цыганки в виде лотоса на левой руке больше не пылало жаром, как прежде. Табору нужна была новая златовласая защитница, хранительница древнего рода. И ею, день за днем, все ближе и неотвратимее, должна была стать малышка Ружа, специально привезенная в Калькутту для особого обряда. Только в этом городе, где сама богиня Кали распростерла свой грозный и милосердный покров, совершали это таинство. Все было готово. Ждали лишь знака небес – дня затмения, когда Солнце обвенчается с Луной в траурном танце и мир погрузится во тьму, предвещая перемены.

День затмения надвигался неспешно и неотвратимо, словно крадущийся зверь, и табор окутывало густое, волнительное предчувствие. Священнодействие готовилось в тишине, нарушаемой лишь шепотом: старейшины, словно древние вороны, нашептывали друг другу заклинания, чья сила уходила корнями в глубь веков; женщины, с трепетом в сердце, вплетали золотые нити в ритуальные одеяния, насыщая их солнечным теплом; мужчины, затаив дыхание, вглядывались в сумрачное небо, пытаясь уловить знамения грядущего. Раджу, словно хрупкую райскую птичку, омывали настоями целебных трав, в ее огненные волосы вплетали золотые ленты, словно солнечные лучи, и угощали медовыми сладостями, шепча благословения, полные надежды и тайной тревоги. Гожи, обуреваемая гордостью за избранность дочери, не могла унять зловещее предчувствие, сковавшее ее сердце ледяными тисками. Тьма сплеталась вокруг, словно погребальный саван, а дыхание грядущих перемен обжигало кожу предчувствием бури. Материнская душа ликовала, но глубоко внутри таилось понимание: ее пташка, ее маленькая звездочка, принадлежит теперь не только ей, но и всему народу.

Барон Баро Мануш, обычно невозмутимый, словно скала, чья воля крепка, а взгляд остер, был поглощен приготовлениями с не меньшим пылом. Он лично выбирал самоцветы для ритуального жертвенника, вкладывая в каждый камень искорку солнца, советовался с древней Мами Ягори, чьи глаза видели дальше звезд, и изучал карты звездного неба, пытаясь постичь волю богов. Напряжение звенело в каждом его движении, а взгляд, всегда пронзительный и глубокий, словно омут, казался измученным тяжестью знаний. Знал ли он всю глубину тайн, которые таило в себе затмение? Предвидел ли те испытания, что были уготованы его маленькой дочери?

Наконец наступил долгожданный, важный день. Солнце, словно раненый зверь, начало угасать, погружая Калькутту в зловещую тень, длинную, как предсказание. В таборе все замерли, объятые священным событием. Раджу, облаченная в белоснежные одежды, стояла в самом центре ритуального круга, окруженная тенями старейшин, чьи лица хранили печать вечности. Над ней возвышался алтарь, украшенный драгоценностями, отбрасывающими отблески на лица собравшихся, откуда поднимался дым сандала, наполняя воздух густым, мистическим ароматом, словно призывая духов. Барон Баро Мануш стоял рядом с дочерью, его сильная рука крепко сжимала ее маленькую ладошку, словно передавая ей свою силу и защиту.

Когда последний луч солнца утонул в горизонте, и мир погрузился в абсолютную, всепоглощающую тьму, Мам Ягори начала ритуал. Ее голос, хриплый от прожитых лет, но все еще властный, словно раскат грома, прорезал тишину, произнося слова на древнем языке, забытом даже ветром. Барабаны забили в унисон, выбивая ритмичное, гипнотическое сопровождение, словно пульс самой земли. Свет факелов, колеблющийся в темноте, бросал причудливые тени на лица присутствующих, превращая их в мистические маски. Раджа, казалось, светилась изнутри, ее рыжие волосы горели ярким пламенем в этой кромешной тьме, как символ надежды. В этот миг время замерло, а границы между мирами истончились, превращаясь в зыбкую нить. Мир затаил дыхание, ожидая чуда или предвещая беду. В этот священный час на левой руке маленькой рыжеволосой Раджи проявилось родимое пятно в виде нежного лотоса. У Мами Ягори оно исчезло навсегда, словно печать, передавшая свою силу. Она передала дар внучке. Теперь главной женщиной, хранительницей тайн и секретов цыганского народа, стала маленькая рыжеволосая девочка Раджа. Это был знак – боги приняли дары. Они благословили новую хранительницу, избранную судьбой. Все произошло так, как было предначертано веками, вплетая новую нить в канву древней истории цыганского народа.

После ритуала, когда багряные кисти вернувшегося солнца расписали небо, табор взревел от восторга. Свершилось! Новоявленная златовласая защитница явлена миру, и надежда, словно жаркий уголь, вновь затеплилась в сердцах кочевников. Барон Баро Мануш, будто сбросив с плеч тяжкий камень, смотрел на дочь с переполняющей его гордостью. Гожи, умиротворенная, вновь озаряла мир своей лучезарной улыбкой. Мами Ягори же, уставшая, но преисполненная покоя, наблюдала за внучкой с мудростью, отпечатанной веками на ее лице.

После ритуала табор задержался в Калькутте еще на несколько дней, утопая в празднествах. Песни звенели, танцы вихрем носились в воздухе, поляны ломились от угощений, и вино лилось рекой. Но Раджа не разделяла всеобщего веселья. Ее не было среди ликующих цыган – она уже плыла на торговом судне «Балтер» в Колумбию. Корабль принадлежал ее отцу, Баро Манушу, но ни один из членов команды не подозревал, что их хозяин – настоящий цыганский барон. Вместе с матерью, донной Грацией, Раджа направлялась в родовое гнездо – на фамильную фазенду. Никому и в голову не могло прийти, что благородное семейство плантаторов Орес, выращивающих кофе, имеет корни в цыганской крови. Донна Грация, с трепетом прижавшая дочь к себе, кожей чувствовала перемену. Раджа больше не была просто ее дочкой. Она стала частью чего-то большего, древнего и значимого. Материнская любовь билась в ней с чувством гордости за избранность дочери, сплетаясь в сложную, многогранную гамму эмоций. Барон Баро Мануш оставался в Калькутте, неотложные дела удерживали его там. Донна Грация знала, что в эти дни к нему будут приводить молодых девушек, чтобы продолжить благородный род. Ведь с рождением такого ребенка семья обретает вечное покровительство. Девушку же впоследствии выдавали замуж. Сама донна Грация стала его законной женой благодаря всепоглощающей любви. Гожи была его наваждением, такой женщины удостаиваются лишь раз судьбой. Она была моложе его на двадцать лет, и он знал, что она отвечала ему глубоким уважением и любовью. Но в дни разлуки он всегда говорил ей одно и то же: «Я всецело принадлежу тебе, Гожи, но народу нужны достойные потомки». Она молчала, а ее свекровь, мудрая Мами Ягори, всегда повторяла: «Помни, Гожи, ты мать золотого ребенка, а все остальное – мирская суета. Самое важное – она, наша Ружа. Думай о ней.»

Время текло, словно река сквозь пальцы, и маленькая Ружа расцвела нежным цветком, затмив своим очарованием даже золотой солнечный свет. Ее волосы, цвета осенней листвы, казались живым пламенем, в котором плясали солнечные зайчики, а глаза, глубокие и мудрые не по годам, манили в свой омут, полный сострадания и нежности. Когда ей исполнилось десять лет, девочка ощутила странные перемены. Порой, еще до того, как прозвучал ответ на ее вопрос, она улавливала незримую перекличку мыслей между родителями, бабушкой и слугами, окружавшими ее заботой и вниманием. Этот дар, этот секрет, она пока хранила в глубине своего юного сердца.

Фазенда, утопающая в изумрудном море кофейных плантаций, стала для Ружи не просто домом, а убежищем, крепостью, где ее душа, словно экзотическая птица в золотой клетке, трепетала в ожидании свободы. Здесь она постигала языки, впитывала историю, училась музыке и танцам, словно драгоценные камни, украшавшим ее разум. Донна Грация, с ледяной элегантностью и стальной строгостью, следила за образованием дочери, прививая любовь к искусству и знаниям, словно стремясь оградить ее от знойного дыхания цыганского наследия. Она грезила о будущем для дочери, где не будет места кочевой жизни, пропитанной тайнами предков, о будущем, вымощенном мостовыми респектабельности. Но в сердце Ружи, словно глубоководный источник, билась связь с чем-то неведомым и древним, тянувшим ее к своим корням, как лунный прилив – к морскому берегу.

Однажды, заплутав в лабиринте сада, Ружа услышала тихую мелодию, словно шепот ветра, доносившуюся из старого амбара. Поддавшись любопытству, словно завороженная чарами, она проскользнула внутрь. В полумраке, испещренном лишь редкими лучами солнца, словно золотыми нитями, играл на потрепанной скрипке старый цыган. Его седые волосы, словно спутанные облака, обрамляли измученное лицо, а глаза горели внутренним жаром, словно угли в потухшем костре. Ружа замерла, словно заколдованная, не в силах оторвать взгляд от музыканта, словно он был воплощением легенды. Мелодия, полная тоски и дикой страсти, словно змея, проскользнула в самое сердце девочки, пробуждая в нем что-то забытое, древнее, словно отголосок первобытного танца.

После этого случая, Ружа начала тайком навещать старика, словно мотылек, летящий на пламя свечи. Звали его Сашко, и когда-то он был душой табора Баро Мануша. Он рассказывал Руже о цыганских традициях, о кочевой жизни, о силе колдовства, текущей в их крови, словно огненная река. Он учил ее языку романо, песням и танцам, которые когда-то зажигали костры на бескрайних просторах степей, словно искры, разлетающиеся в ночи. Сашко стал для нее проводником в мир предков, о котором мать старалась забыть, словно о страшном сне.

Донна Грация чувствовала, как дочь отдаляется от нее, как в ней просыпается цыганская кровь, словно дремлющий вулкан. Она пыталась остановить этот процесс, словно безуспешно боролась с приливом, но все ее усилия были тщетны. Ружа росла, и вместе с ней росла ее связь с таинственным прошлым, словно виноградная лоза, тянущаяся к солнцу. Она знала, что однажды ей придется сделать выбор между миром плантаций и древним зовом крови, словно стоять на распутье двух дорог, ведущих в разные миры.

Но мать не учла еще одного, самого важного, о чем не подозревала даже сама Ружа. Любовь, словно внезапная молния, вспыхнет в ее сердце. Страсть, словно дикий танец под луной, захлестнет ее душу. И таинственная сила, дремавшая в глубине ее цыганской крови, найдет свой выход, изменив ее жизнь навсегда. Встреча с таинственным юношей, прекрасным, словно сотканным из лунного света, о котором так часто говорил Сашко, была предопределена самой судьбой. Она станет точкой невозврата, мгновением истины, когда жизнь Ружи, подобно хрупкому стеклу, разобьется на осколки, вынуждая ее сорвать маску и заглянуть в бездонное зеркало своей души.

Ружа снова и снова задавалась одним и тем же вопросом: кто она? Цыганская королева, повелительница табора, чья кровь пылает древней магией кочевий? Благородная донна, чья осанка и стать дышат аристократией и величием? Или просто женщина, чье сердце, вопреки всем устоям и предрассудкам, тянется к чужеземцу, как цветок к солнцу, рискуя опалить свои лепестки в пламени его любви?

Дави: Неутолимая жажда моря, пьянящий вкус авантюры

Колумбия, омываемая шепотом тихоокеанских волн на западе и будоражащим рокотом Карибского моря на северо-западе, испокон веков рождала миру авантюристов, дерзких мечтателей, истинных морских волков. Откуда берутся такие дети в скромных семьях? Тайна, покрытая песками времени. И вот, в доме обедневшего торговца Пабло Лобо и его супруги Констанции, где уже щебетали четверо птенцов – три сына и дочь, в день, когда небесный диск Солнца на миг утонул в серебряных объятиях лунного затмения, родился мальчик, прекрасный, словно осколок лунного света.

Счастье? Возможно. Но Пабло Лобо едва сводил концы с концами, и новый рот требовал дополнительных затрат. Если уж судьба подарила миру этого ребенка, то, без сомнения, найдутся и ресурсы, необходимые для его взращивания и обеспечения. На взморье океана дети рано вкушали горечь взрослой жизни – будет еще помощь отцу. Но Дави, казалось, кожей чувствовал, что ему, конечно, рады, но не совсем, не до конца. На удивление родителей, он был здоров. В отличие от старших детей, капризных и болезненных, Дави с самого рождения разительно выделялся. Необыкновенной красоты, острый умом, рано заговоривший и вставший на ноги, он рос, никого не обременяя. Констанция часто терялась в догадках: в кого он такой, ни на кого не похожий? А отец его недолюбливал, и точка.

В лавке у них трудился старый цыган Мигель, и мальчишку он боготворил. Целыми днями пропадал с Дави, расписывая красками слов диковинные страны, что таятся за дымкой горизонта, и повествуя о вольных цыганских племенах, кочующих по миру. Он шептал ему полные тайн сказания о Баро Мануш, легендарном предводителе цыган, властном бароне, чья дочь, златовласая дева неземной красоты, умела читать чужие мысли, словно раскрытую книгу. Старый Мигель плел завораживающие истории о том, как Баро Мануш волен провести ночь любви с любой, им избранной, девой, о его несметных богатствах и сокрытых знаниях, коим позавидовать мог бы и сам владыка мира.

Кочующие цыганские таборы передавали из уста в уста, что Барон Баро Мануш умеет выуживать мысли из чужих голов, и благодаря этому дару он и сколотил свои сокровища, и пользуется безграничной властью. Ни один цыган не знает точно, где находится его пристанище, в каком затерянном уголке земли. Поэтому и кочуют цыгане по свету, словно перекати-поле, в вечной надежде снискать благосклонность барона. А вдруг у кого-то родится златовласая дочь? Маленький Дави все детство, затаив дыхание, внимал интересным историям Мигеля.

Дни летели, как чайки над морской гладью. Дави рос, впитывая истории Мигеля, словно губка. Мир лавки, наполненный запахами специй и пряностей, сменялся в его воображении картинами пышных цыганских таборов, звенящих бубнами и гитарными переборами. Он видел во сне златовласую деву, читающую его мысли, и Баро Мануша, чьи глаза светились мудростью и властью. Океан манил его, шептал о приключениях и дальних странах, но в сердце юного Дави уже поселился цыганский костер, горящий ярким пламенем.