Зеленый луч
- -
- 100%
- +
– Может, расскажете? Вдруг смогу помочь.
– Да о чем говорить? От жены ушел. Полжизни вместе прожили, но охладела, чужими стали. Дочь выросла и уехала. Все развалилось.
Андрей непроизвольно сжал зубы. Скулы напряглись, затвердели. Жилка над глазом тонко подергивалась. Словно в подтверждение его горьких слов, в окно ударил резкий порыв ветра.
– Военный? – спросил хозяин дома, наблюдая за гостем.
– Да, был, теперь пенсионер, – кивнул Андрей и продолжил рассказ: – Познакомились еще студентами. Она веселая была, легкая, задорная. Нравилась мне очень, ласковая, нежная. Расписались. Закончил учебу, получил распределение, а жена в положении. Ну и куда ей со мной в Заполярье? Я уехал, она осталась. Дочка родилась. Дома я только наездами бывал, раз в несколько месяцев, на пару дней. Ну и в отпуск еще, конечно. Жена радовалась моим приездам по началу. Гордилась. А как же! Муж – офицер! Но потом учиться пошла, когда дочка подросла. Затянула ее учеба с головой. Думал, ко мне приедут, как дочка подрастет, вместе жить будем, но жена не захотела. Учеба у нее, работа, карьера. Так и жили вдали друг от друга, изредка встречались. Вернулся домой насовсем только спустя десять лет. Жену не узнал! Профессор прямо! Сдержанная стала, серьезная, подтянутая и словно на сто замков закрытая. Ничего от той славной девчонки не осталось.
Андрей замолчал.
– Возможно, другого себе нашла? – осторожно спросил старик.
Благов пожал плечами.
– Может, и было, я не знаю. Да, что об этом судить, сам тоже не без греха. Но сейчас-то она дома всегда. Как с работы приходит, никуда больше не идет, а все равно как чужие.
– Ну, ничего, – ободряюще ответил собеседник, – все в жизни поправить можно. Главное – живы, здоровы, а остальное… Думать надо тебе, много и обо всем думать.
– О чем думать? – не понял Благов.
– Видишь кубик? Возьми его, – неожиданно сказал Алексей Семенович, переходя на «ты». – Можешь собрать?
– Когда-то мог одну сторону, – ответил Андрей.
– Попробуй сейчас.
Благов взял игрушку, минут пять вертел в руках. Наконец одна сторона получилась, синяя.
– А собрать полностью?
– Сколько не пытался, не получалось. Говорят формулу нужно знать.
– Для того чтобы собрать весь кубик, надо мыслить объемно. То есть видеть объект с разных сторон, даже то, что скрыто. Тогда все получится.
– К чему вы это? – нахмурился Андрей.
– Кубик похож на нашу жизнь.
– Чем? – удивился гость.
– Грани его, как чувства человека. Синяя – грусть, красная – гнев, желтая – радость, зеленая – доверие, фиолетовая – безмятежность, белая – спокойствие.
– Допустим. Но у кубика есть ребра и вершины, – заметил Андрей.
– А жизнь человека разве их не имеет? Ребро – это переход от одного состояния к другому, то есть изменение. Вершины – самые пиковые ситуации, кризис – распутье, на котором есть несколько дорог. От выбора правильного пути зависит многое.
Алексей Семенович сделал паузу, внимательно глядя на собеседника.
– Что можно сказать о кубике, когда он такой? Все цвета перемешались в полном беспорядке. Только синий собран. Синий цвет – тоска, грусть. А в остальном – хаос. Это то, что у тебя в душе. Можно с этим жить?
– Нет. Но что из этого следует? – не понял Андрей.
– Какая она, твоя жена? – задал вопрос Алексей Семенович.
– Сухарь в юбке, – буркнул Благов.
– Но не всегда она была такой! Сам об этом говоришь! Да иначе бы и не женился.
– Изменилась она, совсем другая стала.
– А ты прежним остался?
– Нет, – пожал плечами Андрей.
– Вот! Подумай, каково ей было ждать тебя годами, а теперь видеть рядом с собой не защитника и опору, а угрюмого мужика, который не может найти себе места в жизни.
Андрей молчал, не зная, что ответить.
– Годы никого не щадят. И, получается, бежишь ты от самого себя. Понимать надо людей, чувствовать глубоко, видеть даже то, что они показывать не хотят.
Алексей Семенович протянул кубик Андрею.
– Упражняйся, – улыбнулся он. – Нервы успокаивает, мысли в порядок приводит. Так и понимание придет, и кубик сложится.
Андрей взял подарок.
– Вы психолог? Наверное, профессор? – спросил он.
Старик засмеялся.
– Нет, просто жизненный опыт.
Они помолчали.
– Жить-то где будешь? – спросил Алексей Семенович.
– Не знаю.
– От безделья маешься, молодой пенсионер. Учиться тебе надо. Гражданскую профессию получать. Учеба в таком возрасте тяжело дается, понимаю. Но, в общем, интересно ведь. При деле всегда хорошо. А рядом с молодыми и сам душой молодеешь.
– Ну да! Мне со школярами за партой сидеть! Куда уж интереснее, – усмехнулся Андрей.
– Да брось ты! Все это временные трудности. Пережить надо. А пока оставайся у меня, ночь уж на дворе. Ну, а завтра адресок тебе дам, там квартира свободная. Мои вот детки тоже: выросли, выучились и улетели. Давно квартира пустует.
Андрей улегся в дальней комнате. Уставшее за день тело приятно расслабилось на прохладной простыне, тяжелая голова утонула в мягком облаке подушки.
– Спишь, нет? – сквозь подступившую дремоту услышал он голос старика за дверью. – Знаешь что? Ты собаку заведи. Только не из питомника, а из приюта. Таким особо помощь нужна. Помогать и заботиться – это хорошо, это многому человека учит. Душа раскрывается. Тепло свое сердечное животинке подари, а там, глядишь, и у самого наладится.
Приют поразил заунывным многоголосьем. Собаки жалобно скулили, протяжно выли, недоверчиво рычали, отчаянно лаяли. Вся эта какофония звуков сливалась в одну вытягивающую душу призывную музыку: «Приди! Помоги! Забери!».
Невыносимо хотелось уйти и больше никогда этого не слышать. Благов вышел перекурить. Сидя на скамейке, нервно крутил кубик Рубика. И вдруг разозлился сам на себя! Боевой офицер разнюнился, как кисейная барышня!
«Отступать нельзя, раз уж решился», – твердо сказал он себе.
Сначала одна из клеток показалась пустой. В дальнем углу загона лежала только вздыбленная рогожа. Присмотревшись, Андрей понял, что под ней кто-то есть. И этот кто-то довольно большой.
– Это Биш, – сказала хозяйка приюта Марина. – Он у нас давно, дольше всех, поэтому уже не ждет. Смирился.
– Почему его никто не забрал? – спросил Андрей.
– Крупный, лохматый. Еще упрямый к тому же. Тяжело с таким. Во всем тяжело: кормить, мыть, расчесывать, гулять, воспитывать. Так что смотрите, подумайте еще, стоит ли.
– Позовите его, – попросил Андрей.
– Биш! Ко мне!
Из-под рогожи нехотя вылезло лохматое пепельно-серое облако с крупным черным носом и маленькими загнутыми вниз ушами. Оно, это облако, подошло к ограде на мощных толстых лапах, и уставилось на людей серьезными круглыми глазами.
– Вот такое чудо, – сказала Марина.
– Я забираю его! – решился Андрей.
– Биш! За тобой пришли! – обрадовалась Марина.
– Пойдем со мной, будем друзьями, – сказал собаке Андрей.
Биш глядел недоверчиво. «Ну-ну, посмотрим», – читалось сомнение в его взгляде.
Биш не умел играть. К другим собакам относился агрессивно, рычал, прогоняя от себя, не желал общаться. Андрей понимал: пес долго был одиноким, поэтому не умеет быть дружелюбным.
С Бишем было трудно. Он не любил воду, ненавидел щетки и расчески. Да и добрым нравом не отличался. Спал исключительно у входной двери, и при любом удобном случае был готов цапнуть. Ошейник ненавидел, поводок тоже. Злобно скалился и рычал при виде этой амуниции. Шрамов на руках Андрея прибавилось.
Но все же, собака и человек постепенно привыкали друг к другу. Биш, чувствуя заботу, понемногу оттаивал, осваивался, менялся, становился покладистым, привыкал к человеку.
Спустя три месяца пес стал спать у постели хозяина, словно защищая его. Иногда подходил, тыкался мокрым холодным носом в руку. Андрей опускал ладонь, гладил между собачьих ушей. Это уже было сближением. Маленьким шажком на пути к большой дружбе.
Андрей отбросил сомнения и пошел учиться. Надо было срочно наверстывать упущенное, чтобы попасть в один поток с коллегами. Сидел над учебниками часами и, как ни странно, учеба давалась намного легче, чем он предполагал. Один раз во время занятий что-то ткнулось ему в колени. Благов удивленно заглянул под стол. Оттуда торчал крупный черный нос. Блеснули круглые глаза. Большое лохматое пепельно-серое чудо собачьего роду смотрело на мужчину. Пес протянул человеку лапу, ожидая угощения. Рядом с учебниками на столе стояла вазочка с печеньем.
– Биш, а ты попрошайка! Признал, значит, окончательно, – обрадовался Андрей. – А ну, вылезай!
Биш вышел из-под стола, сел и уставился на хозяина серьезными глазами, словно решал, обидеться на «попрошайку» или нет.
– Хороший ты зверь, лови печеньку!
Неожиданно для себя, Андрей узнал, что у пса отменное чутье и прекрасный розыскной талант. Гуляя с собакой на пустыре за домом, он услышал сердитые выкрики. Посмотрел в сторону большой снежной горки и увидел молодую женщину, которая ругала сына. Тот сидел на санках и ревел. Левая нога ребенка была без обуви. На ней топорщился только пестрый шерстяной носок.
– Что случилось? – спросил Андрей, подойдя к женщине.
– Вот! Просила сына не лазить в глубокий снег, все равно полез, – чуть не плача ответила молодая мама. – Сапожки новые великоваты, соскочил один в снегу. Где теперь искать, в каких сугробах?
Мужчина, скорее в шутку, чем всерьез, подозвал Биша, дал понюхать уцелевший сапожок.
– Ищи!
Биш не спеша пошел по следу. Дети у горки с интересом наблюдали за псом, азартно спорили, найдет или нет. Через пару минут Биш замер перед кустарником, разрыл снег и нашел потерянную обувку.
– Какой молодец ваш пес! – восхитилась мамаша и обернулась к сыну: – Скажи спасибо дяде!
– Дядя что ли сапог нашел? – угрюмо отозвался мальчишка, размазывая по лицу слезы и сопли.
– Вот допросишься ты у меня, – пригрозила мать. Повернулась к Андрею и уже совсем другим тоном добавила: – Спасибо, выручили! С нас сахарная косточка для собачки!
– Лучше самые обычные хлебные сухарики, он их очень любит, – засмеялся Андрей. – Молодец, Биш! – похвалил он четвероногого друга.
С Бишем Андрей уже не чувствовал такого одиночества, как раньше. Присутствие рядом живого существа согревало и делало мягче очерствелую душу.
Но иногда вечерами, когда пес спал на своей лежанке, тишина в доме по-прежнему угнетала. Как ненавидел Андрей эту молчанку! Понимал, что ничего не изменилось. Он ушел от жены, но мутное, как стоячая вода, безмолвие никуда не делось. Оно преследовало коварным лазутчиком.
Впервые Андрей серьезно задумался: раз ничего не изменилось, может, Алексей Семенович прав? Дело совсем не в Галке, не в ее холодности, а в нем самом? За время службы он очерствел, забыл, как жить обычной, мирной и спокойной жизнью.
В этот миг кубик в его руках сложился полностью.
Биш мчался неизвестно куда, Андрей едва поспевал за ним, ругался и грозил своенравному псу расправой. Неожиданно Биш остановился. Андрей, тяжело дыша после многокилометровой пробежки, спросил питомца:
– Ну и куда ты меня привел, обормот?
Благов осмотрелся: незнакомый район, чужие дома.
И вдруг он увидел невдалеке девушку с собакой. Они так забавно носились по сугробам, валялись в снегу, боролись, что, глядя на них, Андрей невольно улыбнулся. Небольшая рыжая дворняга звонко, азартно лаяла, трепала хозяйку за рукава шубы. Девушка вырывалась и хохотала. Это было приятное зрелище.
«Какая она милая, прелесть», – подумал Андрей с нежностью. На душе стало тепло, захотелось дышать полной грудью. Мужчина глубоко вдохнул и огляделся. Яркое солнце, искрящийся снег, высокое лазоревое небо. Птицы заливаются так, что звенит в ушах. «Скоро весна!», – по-детски обрадовался он, и почувствовал, как радостно вздрогнуло и бодро забилось сердце.
Биш с интересом поглядывал на рыжую собачонку. Какие-то новые, яркие чувства проснулись и в его собачей душе. Пес осторожно подошел, видимо, боясь напугать маленькую собачку, обнюхал, знакомясь. Они понравились друг другу. У Биша появилась подруга, а значит, начиналась новая жизнь.
Девушка, обернулась. Стройная даже в зимней одежде, румяные щеки, широкая улыбка. Тонкая прядь волос в пылу игры выбилась из-под вязаной шапочки. Сияющее радостью лицо, веселые глаза и… множество тонких морщинок вокруг глаз. Андрей с изумлением понял, что перед ним взрослая женщина. И… это была она, его Галка. Точно как много лет назад: веселая, озорная.
Они смотрели друг на друга и улыбались. Он не спросил, как она здесь очутилась и откуда у нее собака. Понимал, скорее всего, ей тоже помог найти себя кто-то мудрый с большой душой. Они оба стали другими. Научились понимать, заботиться и быть терпимыми. Равнодушия и холода больше не будет.
Сергей Павлов. РЯДОВОЙ ДЖАМПЕРС
В те времена, когда Украина силами своей армии пыталась усмирить Донбасс, а получила ряд позорных поражений и окружений на свою голову, после которых попросила перемирия, которое соблюдала весьма слабо, в ясный, жаркий, но относительно тихий летний день 2015 года двое рядовых украинской армии, Наливайко и Выпивайко, которых за глаза, а начальники и в глаза, называли то Дранкель и Жранкель, то Качала и Шатала, то Бандитто и Гангстеритто, бездельничали в неглубоком тылу и радовались, что, по крайней мере ,пока их не посылают на саму войну в Донбасс.
Оба солдата, хоть и не побыли ни дня на войне, но вдоволь насмотрелись на отступающих и раненых коллег, и рассказы их ничуть не внушали оптимизма, а желания сражаться у этой парочки не было никогда. Сегодня они уже вдоволь поналивали, повыпивали и позакусывали, удачно продав кое-что из имущества части и пару канистр бензина, и теперь, возвращались из деревеньки, думая, как бы не попасть на глаза начальству, но это им не удалось.
Только они повернули за угол казармы, как напоролись на сержанта Пучеглаза, который немедленно выпучил на них глаза и заорал, расставив ноги и уперев руки в боки:
– Стоять! Оба ко мне! Вы где шляетесь, идиоты! Тут война идет, а вы только и делаете, что пьете и гуляете неизвестно где! Быстро собрались и пошли.
Оба солдата сначала слушали начальство, не дыша, чтобы не обдать ненароком сержанта винными парами, но потом до них донесся аромат крепкой горилки, принятой сержантом в обед, и они с облегчением выдохнули, но нюх сержанта не подвел.
– Вы еще и пьяные! – Сержант наклонился к ним, они откачнулись назад, но теперь отступать было некуда. – Уже нажрались! Хватит без толку шляться! Быстро собрались, взяли машину и на станцию. Привезли новое оружие, разгружать с осторожностью. У-у! – Он протянул руку и подергал Наливайко за расстегнутый воротник. – Форму поправь! – Выпивайко немедленно застегнул куртку. – Сапоги почистить, там иностранцы. Дышать мне там через раз!
На этом наставления закончились, и Пучеглаз пошел в штаб, ругаясь и размахивая руками. Наливайко и Выпивайко переглянулись – гроза миновала, однако теперь надо было выполнять приказ. И они поплелись в гараж.
* * *
На станции тем временем царила весьма торжественная обстановка. На платформе у стоящего поезда под флагами Украины, Европы, Америки, Британии и Австралии был накрыт щедрый стол, содержание которого порадовало бы ехавших сюда по кочкам на машине двоих знакомых нам украинских солдат.
Присутствовавшие уже успели отведать все, что стояло на этом столе, и теперь перешли непосредственно к подаркам.
После занявшей около получаса запутанной пространной речи о единстве западной цивилизации перед лицом русской опасности, которую присутствовавшие слушали стоя, томясь под солнцепеком, после прослушивания всех гимнов (в этот момент к собравшимся присоединились Наливайко и Выпивайко, предусмотрительно встав подальше, чтобы не доносить свой запах до аромата благородных вин) наступила торжественная минута.
В тот момент, когда прибывшие солдаты, слегка качаясь от ранее выпитого, стояли навытяжку, держа ладони у виска, высокий гость из Австралии произнес:
– Мы передаем вашей героической стране оружие, разработанное нами в содружестве с британскими учеными. Это плод длительных изысканий, проб и ошибок, результат многих поисков и трудов. Примите его с благодарностью, и надеемся, оно поможет вам в вашей трудной борьбе.
Полковник украинской армии, слушавший его, был куда трезвее Наливайко и Выпивайко, однако когда австралийские солдаты открыли дверь вагона, подумал, что жара вкупе с выпивкой плохо на него повлияли, поэтому он посмотрел внутрь вагона еще раз, пристально взглянул на австралийца и неуверенно спросил:
– Это что?
Улыбающийся австралиец с охотой пояснил:
– Это выведенный нами новый образец солдата. Он отлично бегает, вынослив, питается подножным кормом, легко переносит жару и жажду, понимает несколько языков, способен переносить ряд вооружений и отлично чует мины. Имя его – Джамперс, звание – рядовой. Помните, кенгуру идет только вперед! Поэтому он удостоен чести присутствовать на гербе нашей державы. Прекрасный пример для ваших солдат!
Тот, о ком это говорили, успел за время, пока звучали слова, отдать честь, подскочить на месте несколько раз, откусить солому, покивать головой, показать мускулы и еще раз отдать честь.
Украинец, однако, все не мог прийти в себя. Его можно понять, ибо тот, о ком говорили, был… кенгуру. Но не простым кенгуру, а продуктом долгой научной работы по созданию нового солдата. Даже сейчас он был одет в бронежилет и каску, на которых было крупно написано его имя.
При всех перечисленных достоинствах у него был важный недостаток: он не мог нападать и вообще был пуглив. То, что он был умен, помогало ему немного, ведь кенгуру не участвуют в викторинах, а еще он любил свою маму и другую кенгуру – Дженни, с которой познакомился в научном центре. У нее были прекрасные ноги, большие глаза, и она замечательно умела шевелить ушами.
– Рядовой, – печально произнес полковник. Ему все еще казалось, что над ним издеваются. – Ага.
Но тут он вспомнил, о приказе радоваться любой помощи союзников и кинулся обнимать австралийца:
– Да! Спасибо вам, дорогие союзники! Спасибо!
Он с силой схватил руку австралийца и начал трясти ее, пока гость не вырвал заболевшую ладонь.
Полковник повернулся к машине. Наливайко и Выпивайко подскочили и замерли, прижав ладони к головам и пожирая начальство глазами. Снова они попали под горячую руку.
– Ко мне шагом марш!
После этого грозного крика рядовые лихо рванули с места почти парадным шагом, причем левая нога Наливайко шагала с правой ногой Выпивайко. Впрочем, полковник внимания на это не обратил.
Когда солдаты дошагали до полковника, подняв тучу пыли, тот оглядел их, еще более ухудшив себе настроение. Он повел носом, сразу уловив запах браги и сала, покосился в сторону союзников, и махнул рукой в сторону вагона с рядовым Джамперсом.
– Принимайте. Доставить в расположение.
Больше он ничего про это знать не хотел.
Австралиец же подумал: «Наконец мы от него избавились!»
* * *
Когда Наливайко и Выпивайко приехали в часть, Пучеглаз выпучил глаза на торчащего из кузова пикапа Джамперса, упер руки в боки и заорал:
– Вы что, опять нажрались и зоопарк ограбили?! Оружие где?
– Господин сержант, мы ни при чем… – начал оправдываться Наливайко.
– Молчать! Отвечайте оба!
– Господин сержант, это вот и есть оно, оружие, значит…– сказал Выпивайко, протягивая Пучеглазу бумагу.
– Оба на гауптвахту, бумаги сюда! – Пучеглаз вырвал бумагу из руки рядового. – Разберемся еще, где вы были.
– Нам полковник приказал, – подал голос Наливайко…
– Хватит врать! Шагом марш отсюда!
Они уныло пошли на гауптвахту, но не прошли и десяти шагов, как сзади раздалось:
– Стоять, идиоты! Оба ко мне.
Джамперс слушал это все и никак не мог понять, в чем проблемы этих людей и зачем так кричать? Вообще кататься в машинах он не любил, куда веселее было нестись вольными прыжками, легко отталкиваясь от твердой земли, когда ветер обдувал тело. Сейчас его растрясло в машине, и он вылез из кузова, потянулся, осмотрелся, попробовал траву, – на вкус она была неплоха, а вот одна толстая высокая штуковина неприятно обожгла язык, и он ее выплюнул.
Пока он все это делал, Пучеглаз продолжал орать:
– Так вы что, скотину эту, что ли, получили?
Джамперс обиженно обернулся – он не считал себя скотиной, но ничего не сказал, потому что, во-первых, был рядовым, а во-вторых, говорить не мог, поэтому он только обиженно хмыкнул.
– Зверюгу эту сюда разгружайте.
Наливайко и Выпивайко кинулись выполнять приказ, но Джамперс, который уже и так слез с машины, поклонился и тому и другому, потом сержанту, поправил каску и вытащил из кузова мешок со спецкормом.
– Дывысь, Михась, да он дрессированный, – ошеломленно проговорил Наливайко, не сводя с Джамперса глаз.
– Ага. Як в цирке, – ответил Выпивайко, принимая мешок у Джамперса.
– Ладно, – закончил Пучеглаз, – на довольствие принять. Смотрите, чтоб не сдох. Головы откручу, если что.
Все трое рядовых лихо отдали честь, развернулись кругом, и Джамперс подсек Наливайко хвостом. Наливайко еле встал, отряхнулся, и только тогда они двинулись к казарме. Пучеглаз еще раз глянул на кенгуру, идущего между двумя его солдатами, вытер пот со лба и добавил: – Да шоб я сдох! Кенгуру из цирка прислали.
* * *
Целую неделю жизнь Джамперса была пуста, как мыльный пузырь. Или как мешок для его спецкорма, который закончился через три дня. Он нюхал цветы, вдыхал жаркий свежий воздух, всячески отвергал попытки его оседлать, чтоб прокатиться, а Наливайко и Выпивайко занимались заготовкой травы для него, чему он был только рад, так как местной флоры не знал. Овсянку он тоже ел, но исключительно на молоке и сливочном масле, а вот кошачий и собачий корм ему не понравился.
Что с ним делать, так никто и не придумал. Иногда он пробегал по полям и дорогам, чтобы не набирать лишний вес. Так и продолжалось это его безделье, пока в часть снова не прикатил тот самый полковник. Как и всегда, он был недоволен. Причина недовольства была проста: снова приезжали союзники, и их надо было хорошенько встретить.
После того как часть вдоволь погоняли по плацу под музыку, полковник, дав последние наставления, уехал, и Пучеглаза вызвали к командиру, откуда он вышел еще более недовольный, чем полковник. Недовольство свое он сразу излил на Выпивайко, идущего ему навстречу с косой на плече. Заготовка корма для Джамперса была его ежедневным занятием по четным числам, по нечетным этим занимался Наливайко. Махать косой жарким летом было нелегко, а потому Выпивайко был без шапки, без куртки, и опять от него разило брагой. Поэтому немудрено, что Пучеглаз опять упер руки в боки, выпучил глаза, набрал воздуха в легкие и заорал на рядового:
– Ты, идиот! Где тебя носит? К нам американцы приедут, бери сюда второго идиота и немедленно найти мне барана на шашлык. Через час, чтобы баран здесь был, через два, чтоб шашлык был. Понял?
Выпивайко вытянулся, приставил косу к ноге, а руку к голове и ответил:
– Так точно!
Пучеглаз подошел к нему, обошел кругом, с отвращением глядя на затрапезный вид солдата, плюнул на родную украинскую землю и рявкнул:
– Руку к пустой голове не прикладывай! Марш выполнять!
* * *
Но выполнить этот приказ было совсем непросто, ибо в ближайших окрестностях не наблюдалось ни одного барана. Можно было даже никуда не ехать – повар Луковичный знал это лучше всех, к тому же единственная исправная машина уехала за напитками для гостей, а принести барана в руках было невозможно, даже если бы таковой и был.
– Ну, – обратился он к солдатам, – Дранкель, Жранкель, что делать будете? Нетути скотинки. И машинки нету.
– А выпить у тебя есть? – обреченно спросил Выпивайко.
– У меня только жрать.
– Ну, пожрать что ли дай, – уныло взмолился Наливайко и Луковичный выдал им две миски, в который налил чего-то из котла.
Оба понюхали варево и приуныли еще сильнее.
– Слышь, повар, а ты правда повар? – спросил у Луковичного Наливайко, чуть попробовав еду и положив ложку на стол.
– Я – бариста.
– Кто? – спросил Выпивайко?
– По кофе специалист. В смысле, готовить могу, но кофе.
– А тут что делаешь?
– Ну, сам понимаешь, подальше от фронта, поближе к кухне… – Луковичный вытер руки о фартук и запустил руку в карман.
– Ты сам-то что ешь?
– Тушенку. – Луковичный вынул банку из кармана, открыл ее, а, покопавшись в кармане еще, достал ложку.
– А шашлык кто делать будет?
– Ну, шашлык. – Толстый Луковичный сел напротив солдат с открытой консервной банкой в руках и запустил в нее ложку. Запах, доносившийся из банки, призывно защекотал ноздри Наливайко и Выпивайко. – Шашлык – это я умею, это легко. Вы главное скотинку притащите, а там уже не проблема.