Пробуждение – заряд тока проходит по позвоночнику, руки и ноги дергаются, бьют по телу, только голова, зажатая холодными металлическими тисками, остается на месте. Вкус крови – он сжал челюсть слишком сильно.
– Как вас зовут? – голос в темноте, женский, грудной. Знакомый.
Имя. Он забыл свое имя.
– Как вас зовут? – повторяет женщина.
Воспоминания вдруг наполняют голову – яркими вспышками перед глазами, голосами в ушах. Раз. И он снова в темноте.
– Меня зовут Александр, – говорит он, – как великого Македонского.
– Год рождения?
– Я родился в… 2025 году, – он вспоминает квартиру, в которой вырос, вид из окна, путь в школу, глаза родителей, вкус чая, – на окраине Москвы. В обычной семье. Почти обычной.
Если бы он не был таким деятельным, таким эффективным, если бы не следовал за мечтой, то жил бы, как все. А не создал империю. У Александра Великого тоже были богатые родители.
– Обрел величие я сам, – добавляет он.
Из мыслей выбивает яркий свет в глаза – проверка реакции зрачков.
– Верно, все отлично, – невидимая женщина будто улыбается, а Александр вспоминает, что никакой женщины нет. Что это голос программы, что он лежит в камере для гибернации.
Снова тьма. Александр словно осязает ее.
– Включи свет, – требует он, – и отпусти меня, наконец.
Он пытается вытянуть голову из клещей. Не понимает, почему они его еще держат. Бьет руками по темноте. Они попадают по стеклу. Стекло, разумеется, не разбивается, но рукам больно от силы удара.
– По инструкции я не могу вас выпустить до прибытия спасателя. Мы терпим крушение в открытом космосе. Камера – самое безопасное место.
Его корабль терпит крушение.
Александр вдыхает через нос. Голова кружится, пахнет озоном. Он не из тех, кто умеет ждать. Ему нужно действовать и побеждать. Быть плененным даже ради собственного спасения – пытка.
– Снаружи есть кислород?
– Еще есть, – она говорит отрывисто.
– Выпусти. Конкуренты подослали убийц, а ты делаешь из меня удобную мишень.
Он еще раз ударяет по стеклу, хоть руки болят.
– На вас не напали, – отвечает программа, – все хорошо. Некоторые части корабля износились. Случился пожар. Огонь локализован, но корабль разрушится в течение часа.
– Износились?! Это невозможно, срок годности корабля лет триста.
– Все верно, – голос женщины остается дружелюбным, даже когда она разбивает ему сердце, – прошло больше трехсот лет.
Александр замирает. За триста лет они ни разу его не разбудили. Конечно, он хотел увидеть будущее. Но не думал, что совет протянет без него хоть пару лет. Это был жест. Он хотел показать, что без него они не справятся. Он знал, что они не справятся.
– Как моя корпорация?
Его трясет от гнева. Неужели они все разрушили, поэтому так его и не разбудили? Он даже не замечает, что совсем не думает о себе, о том, как будет жить в новом мире, его волнует только Империя.
– Сейчас… Проверю данные… О, все замечательно. Выросла более чем в сто раз. Количество ваших работников более пяти миллионов. Четыре миллиона из них – живые люди.
– Величие, – он улыбается в темноте, – у меня людей больше, чем в армии Александра. Но я спрашивал про прибыль.
Она озвучивает сумму. Гораздо большую, чем он мог себе представить. Гордость пьянит его.
– Это я дал хороший старт. А они еще отвергали мои законы!
– Ваши законы внесли неоценимый вклад в процветание корпорации, – льстиво соглашается программа.
Только когда капсулу трясет, он вспоминает, что очнулся во время катастрофы. Мир вокруг рушится.
– Когда придут эти спасатели? Хочу посмотреть, как изменился мир, хочу понять его, хочу действовать. Новые горизонты, новый взгляд, новые законы.
Он снова ударяет по стеклу.
– Не сомневаюсь в вашей эффективности. Вы остались в истории корпорации как… слишком деятельный человек. О! Со мной связались, алгоритмы уже подобрали подходящего спасателя.
***
В капсуле, туго набитой людьми в скафандрах, Анне оставляют чуть больше места. Она знает почему. Граждане ее корпорации видят баллы лояльности, переводят взгляд на старый чемодан ее руке. И отодвигаются как можно дальше. Будто пара сантиметров спасет от взрыва. Или какую там террористическую атаку они представляют?
Анна улыбается в такие моменты. Пугать людей – единственное развлечение, которое она могла себе позволить.
Ее скафандр дешевый, без искусственного интеллекта, он даже не показывает, каким корпорациям служат окружающие. Друзья они или враги? Партнеры или конкуренты? Да Анне было неважно.
Видимо, это и снижало ее лояльность с десяти до трех баллов.
Но Анна потеряла веру не только в свою корпорацию, но и в саму систему, где ребенок уже рождается работником.
Когда-то она была девяткой. В колонии, из которой выбралась чудом, перекупив чужой билет за все, что у нее было. Кроме чемодана с его содержимым, конечно, его бы она ни за что не отдала.
Это колония, точнее недостаток кислорода в ней, дали Анне бледную кожу, почти голубую, и низкий рост. Поэтому она и улыбалась, когда люди смотрели на нее с тревогой сквозь стекла шлемов – Анна никогда не думала, что ее в дешевом скафандре со старым чемоданом хоть кто-то будет бояться.
Когда капсула приземляется, Анну пропускают первой. Эта привилегия бунтарей ей тоже нравится.
Она не снимает шлем, как остальные, когда идет к стойкам на проверку. У нее нет билета дальше, а каждый вдох на Станции обходится дорого.
Одна из работниц Станции машет Анне – жест понятный и через тысячу лет “иди сюда”. Анна улыбается и подходит, Элин, седая женщина, одетая в цвета конкурентов, ей нравилась.
А Элине нравился ее чемодан. Поэтому вместо привычных слов о важности проверки звучит торопливое:
– Я купила программу, и мы узнаем возраст твоего животного.
– Я не смогу заплатить.
– Тебе и не нужно, это же мне интересно сколько ему лет. Ставь чемодан.
Она взглядом указывает поставить чемодан на квадрат на полу.
– Семьдесят лет гибернации, – зачем-то говорит Анна.
Глаза Элин сияют:
– И полтора года реальной жизни, совсем юный котик. Ваша семья правильно поступила, что не продала его.
Анна смотрит на чемодан, на длинный ряд печатей, показывающих, сколько раз кота в нем передавали по наследству. Ей его передавать некому. Но она ни за что не продаст его. Даже ради нового скафандра.
Наверное, надежда тоже передается по наследству. Надежда снова жить хорошо. Не считать каждый вдох. Жить свободно, как ее предки – семьдесят лет назад. Но с ее баллами лояльности пора перестать надеяться, ни карьерного роста, ни даже высокооплачиваемой миссии ей не дадут.
Элин замечает, что Анна перестает улыбаться.
– Не хотела портить тебе настроение, но оно испортилось ненадолго, – женщина двигает бровями, – знаешь, твой красный уже здесь, спрашивал про тебя.
– Он не мой, – говорит Анна спокойно, удерживаясь силой воли от того, чтобы не кинуть взгляд в другую часть круглого зала, там, где они с Максом обычно друг друга ждут.
Да, он не ее и никогда не будет. Анна знает, ее история – история одиночки, чей бунт обречен на поражение. В ее жизни точно нет места никому, кроме кота в чемодане.