Последний день на том свете. Между живым и любимым…

Глава III

На часах 5:47, я проснулся от сильнейшей головной боли, в последнее время это не редкость. Лежать просто невыносимо, подушка словно самый твёрдый камень, что обтачивает мои виски. Сегодня выходной, а это значит, что я одеваюсь не как обычно в школьный костюм, а надеваю одежду, которая мне нравится: черные [джинсы], серую тёплую кофту с капюшоном, свои любимые кеды, а сверху твидовую толстую рубашку. На кухне выпиваю стакан холодной воды, заедая бутербродом с ветчиной, такой завтрак меня устроит. Боль, похожая на сороконожку, извивающуюся в моей голове, полностью затмила чувство сонливости, мне нужно было на воздух. Я тихо выскользнул в дверь, чтобы мама не услышала, и спустился на крыльцо подъезда.

На дворе ранняя весна, светать начнет через минут двадцать, идёт пар изо рта, и я достаю цветастую пачку сигарет из кармана. Звук зажжённой спички, и первая затяжка идёт на ура. Уставшие глаза с чёрными кругами сужаются от наслаждения, которое устраивает никотин мозгу; он будто танцует с ним очень быстрое танго, после которого сил хватает только на отдых. Я посмотрел на сигарету с оранжевым фильтром и закрыл глаза. В этот момент я подумал, что сейчас бы было неплохо взять и улететь куда подальше от всех своих проблем, но позже в голову вонзилась новая порция мигреней. Мысли перешли на воспоминания о том, как тяжело я болел в детстве и чуть не умер по вине врачей, которые поставили мне неверный диагноз. Было ли мне так же больно тогда или ещё больнее, я не помню. На душу навеяла тоска, и я решил пройтись.

У меня на тот момент было два пути: направо – в центр города, смотреть на уставшие лица, идущие на работу; налево – пройтись по спокойным, живописным местам и подумать о вечном. Я выбрал второй путь. Живя на окраине города, постепенно, волей-неволей, но в отшельника превращаешься; тяга к городу пропадает, начинаешь искать всё больше мест для уединения.

Есть неподалёку одно место – асфальтированная тропинка с огромными пихтами по краям обочины – обожаю там прохаживаться и слушать музыку. Шаг за шагом, я иду по тускло освещенной дорожке, дыша при этом свежим, чистейшим воздухом, который наполнен утренней магией. В такие моменты жить по-настоящему хочется, но эти мгновения быстро заканчиваются, и мы возвращаемся в мир, полный ненависти и глупостей, мир, в котором хватает несправедливости. Во мне часто живут подобные мысли, возможно, я слишком много думаю, может, поэтому голова и болит. Идя по тропинке, я думал, что люди готовы верить любой лжи, если эта ложь им не навредит. Так любит делать правительство, которое вешает лапшу на уши, и мы просим добавки. Никто не хочет плохих новостей, люди систематически врут друг другу, с поводом и без, будто вся планета превратилась в огромный театр. Да, наверное, она всегда им и была – притворство, ложь, эгоизм – эти навыки у нас заложены с рождения. Все мы окунаемся в эти черные дыры, а ведь вылезти из них невозможно.

Прогулка по небольшому раю приближалась к концу. Обычно, когда я доходил до конца тропы, меня встречала собака, которая охраняла какие-то частные предприятия неподалёку, начинала лаять на меня, виляя хвостом. Жалко её, сколько помню, она постоянно сидит на цепи и дальше этих мест ничего не видела: будка, дорога и люди, проходящие мимо неё – вся жизнь. Единственное, что её развлекает, так это гавкать на прохожих. Мне по-настоящему жаль этого пса больше, чем почти всех страдающих от болезней, войн и природных катаклизмов людей.

Я достаю вторую сигарету, мне нравится эта привычка. Куря, я не просто получаю наслаждение от эффекта, от вида тлеющей табачной палочки, но я вдобавок будто бы играю со своей жизнью. Ни для кого не секрет, что курение убивает, и при каждом вдохе я, возможно, укорачиваю свою жизнь на 5 минут или на час. А если суммировать всё, что уже было, то год я как минимум себе отнял, некий суицид долгого действия. Людей привлекают совсем не позитивные вещи, скорее наоборот. Виды развлечений у человечества в большой такой прослойке: окровавленные бои по телевизору, алкоголь, наркотики, езда на быстрых машинах, футбол, секс, постоянные приступы адреналина – большинству это нравится, мы сами притягиваем к себе близость к смерти. Человечество обречено, только дураку этого не понять, мы слишком несовершенны, нас может сломать другой человек обычным словом – у меня было так с Элен. Полгода хранил это в тайне, никому не говорил и хоть как-то держался. Но стоило признаться ей, и я был отвергнут: «Мы только друзья» – сказала она тогда. Меня пытался поддержать Винсент, но ничего не помогало, и почти каждый день я напивался где-то на лавке во дворах, чтобы не помнить этого позора, того, как я с трясущимися коленками признался ей и потерпел поражение по всем фронтам. После этого мне было сложно с ней разговаривать, всю смелость и решительность я оставил с её последними сказанными мне словами, похоже, я влюбился по уши.

Любовь, что это такое?

Для многих любовь – что-то высшее, неземное, самое сильное чувство, которое может существовать. В принципе, отчасти я согласен, но если разобраться в специфике вопроса, то любовь – просто химическая реакция организма, ни больше ни меньше. Зато какая: ты испытываешь такой огромный спектр эмоций – страх, радость, грусть, волнение, эйфорию. Сердце начинает биться быстрее при одной мысли о человеке, весь потеешь, голова кругом – чем не болезнь? А самое страшное, если любовь не взаимна. И я этого очень боялся, свой самоконтроль я потерял, меня распирает, я хочу проводить с ней очень много времени, хочу её обнимать, лежать на её коленях, хочу, чтобы она украла мой первый поцелуй – хочу никогда её не отпускать, и мне очень плохо. Я слишком загоняюсь на этот счёт, я чересчур сентиментален и уязвим сейчас. Чувства ранят всех – и сильных, и слабых, так что вариант жить одному в лесу – не худший, чтобы существовать в абсолютной гармонии. Да, наверное, это звучит дико, но порой любовь причиняет самую невыносимую боль, и хочется сбежать от всего мира. Я не считаю себя крепким в душе человеком, она больше похожа на графит – вроде и твёрдый, но хрупкий.

«Первый опыт всегда болезненный» – так говорят, хотя это и опытом-то назвать трудно, одно лишь признание, и я до сих пор девственник. Мне уже почти восемнадцать, а я даже девушку в интересных местах никогда не держал. Стыдно за себя, конечно, немного, за свою нерешительность в отношении противоположного пола, но что ж поделать.

Я прошел по тропе шагов десять и свернул налево, мне захотелось пойти постоять на мосту, который находился совсем недалеко, поглядеть на небольшой водоем, протекающий за городом, на белых чаек, летящих против ветра по лазурному утреннему небу к горизонту, получить дозу умиротворения и эндорфина.

Подходя к пешеходному переходу, меня немного качнуло в сторону, я не понял, как ступил на отметку пешеходного перехода, и мир начинает от меня уплывать, словно я принял целую фуру мельдония. Зебра на асфальте превращается в сплошную линию, ноги отказывают, я словно очутился в невесомости, сигарета выпадает изо рта, моё тело не хочет больше стоять на этой дороге, нужно срочно прилечь, но не тут же. В глазах тускнеет, ноги не слушаются, голова словно оторвалась от туловища и полетела куда-то в тёмную бездну… Последнее, что мне запомнилось – звук тормозящих покрышек машины и глухой удар моего тела о капот, а потом перед глазами появился белый шум.

Я не ожидал, что это произойдёт в моей жизни так быстро. Последняя мысль, что меня посетила: «это конец?».

Глава IV

Открыв глаза, мне хотелось их сразу же закрыть и больше ничего не делать. Тяжесть и боль – вот что чувствовало моё тело на данный момент. Тупая, ноющая боль. Голова, словно ваза, разбилась на множество осколков. Я посмотрел вокруг. Это была палата с бледно-зелёными обоями. Слева стоит капельница и питает моё тело каким-то раствором. Справа – небольшая деревянная тумбочка, на ней лежали цветы, множество сладостей и открыток, наверное, от близких мне людей. Я попытался поднять руку и взять салатовую открытку с красивыми тёмно-серыми буквами, но лишь смог двинуть кистью и пошевелить пальцами. Конечность стала тяжелее в сотни раз, кончики пальцев ощущались как гири. Скорее всего, тело лежит так уже давно. Отвратительно – вот моё состояние на данный момент. Мне хотелось просто убежать отсюда, но я чувствовал себя разбитым и слабым. Несложно догадаться, что меня сбила машина, но неясно одно: почему я стал терять сознание прямо на дороге? Я отбросил эти мысли в сторону, поскольку моя голова и без того раскалывалась.

В палату зашла медсестра, молодая, симпатичная, с подтянутой фигурой, светлыми окрашенными волосами и голубыми выразительными глазами. Я захотел ей улыбнуться, но понял, что пары зубов у меня не хватает, и почувствовал себя сконфуженным. Элис, именно это имя было написано на её бейдже. Она подошла ко мне.

– Как погляжу, вы проснулись. Примерно на сегодня или завтра мы и рассчитывали, – сказала она с улыбкой.

Когда я начал говорить, каждое слово было похоже на звук из старой сломанной скрипки:

– Добрый день, вы очень красивая, – простонал я тихим голосом. Она засмущалась. Не знаю, зачем я это сказал…

– Спасибо за комплимент. Скорее всего, вы ещё не до конца пришли в себя. Как самочувствие? – ответила медсестра с румянцем на щеках. Она была не сильно старше, чем я.

– Нет, я вполне в сознании. Самочувствие моё паршивое. Я думаю, всё из-за того, что я сбил машину, – она снова мне улыбнулась.

– Вы сбили? Я смотрю, вы настоящий храбрец. Вам очень повезло: скорая быстро приехала, и за вашу жизнь боролись несколько дней наши лучшие врачи. Сейчас мне нужно провести осмотр, потом придёт доктор.

Не пойму что, но что-то было в ней манящее меня. На вид обычная девушка, но мне так хотелось дотронуться до её волос.

– Хорошо, осматривайте сколько хотите, мне спешить некуда.

Когда она наклонилась ко мне, я почувствовал одной ноздрёй её запах, видимо, вторая была искривлена. Элис пахла очень вкусно, как будто я оказался на пляже Канарских островов, и на меня надели венок из экзотических фруктов. Свежий и слегка пряный. Мне захотелось зарыться в её волосы и не отпускать ни к какому доктору, и моя рука самопроизвольно медленно потянулась к её волосам. Повезло, что двигаться я ещё мог плохо, и мою попытку она не заметила.

– Сколько я уже тут нахожусь? – я решил, что пора переходить к делу.

– Вы лежали в коме три недели. Ваши родные заходили к вам каждый день, но чаще всего приходила девочка, – она лукаво мне улыбнулась.

Три, три недели я лежал прикованный к кровати, был вне сознания. Интересно, что со мной происходило? Куда путешествовал мой внутренний я? Не думаю, что мне было интересно просто ждать, пока моя мясная оболочка очнётся. Тело всего лишь оковы, которые рано или поздно спадают, поэтому и смерти я не особо боюсь. При слове «девочка» я прищурился и спросил:

– Вы сказали, что ко мне приходила подруга?

– О да, каждый вечер! Могла даже остаться ночевать рядом с вами. Её хотели как-то раз отослать домой, но, увидев, как она, облокотившись на угол кровати рядом с вашим лицом, мирно спит, передумали. Она дежурила возле вас с вашей мамой.

Вот оно как…

При этих словах у меня в мыслях образовался полный сумбур. Я решил отвлечься от этого и спросил:

– Вы со всеми такая милая?

– О чём вы говорите? – при произнесении этих слов она отвела взгляд вниз и стала трепать кончик своих волос.

– Вдруг я тебе понравился? – спросил я с вызовом.

– Осмотр закончен, я пошла за врачом, – она быстрым шагом вылетела из палаты.

Я не уверен, правда ли я ей понравился. Обычно во мне не так много смелости с девушками, а которые старше меня – тем более. Моя натура весьма застенчива и наполнена робостью. Отчасти это из-за того, что мне разбили сердце полгода назад.

Не получается у меня общение с миловидным полом, что-то я делаю не так.

Однако всё изменилось. При виде этой весьма привлекательной медсестры я задумался, что мог её уже и не лицезреть бы вовсе. Если бы меня сбила машина насмерть, а я даже с девушкой ни разу нормально не пофлиртовал, то вечный позор мне! Я не хочу, чтобы меня запомнили как «мальчика, который девственник». Видимо, жизнь решила дать ещё шанс.

Палата опустела. Я начал читать открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления. Одноклассники сделали коллаж с нашими забавными совместными фото – это меня немного повеселило. Ту салатовую открытку написала она. Это была та, кто так бесстыдно разрушила мою веру в любовь. Но поскольку мы с ней в одном классе и всё равно неплохо общались, она, скорее всего, поступила так из жалости и вежливости.

«Джеймс, поправляйся, я очень сильно испугалась, ты на самом деле очень нужен. Надеюсь, что скоро ты проснешься, и я смогу тебя обнять…»

Эти строки стали греть меня изнутри. Видимо, она не забыла, как мы с ней хорошо общались, и, скорее всего, именно Элен приходила ко мне каждый вечер и скучала, лежа рядом с моим почти бездыханным телом. Я с физиономией довольного хоккеиста без пары зубов стал смотреть в окно слева от меня: жить не так уж и плохо.

Глава V

Врач заходит в палату и видит парня в белой сорочке с забинтованной головой. Капельница поставляет через его вены жизненно важные вещества в кровь. Он смотрит в окно, из которого выбегают лучи и обнимают его фигуру. Юноша сидит с задумчивым видом и немного улыбается. Врач подходит к нему и начинает говорить. Через пять минут вся комната в голове мальчика превратилась в белый шум, его словно отсоединили от этой реальности, и он уже не слушал, что ему говорит врач. Глаза опустели, стали похожи на два куска металла – холодного, твёрдого, серебристого металла.

– Вы меня слышите? – спросил доктор. – Это очень важно, вы должны понять и рассмотреть все варианты.

– Мне всё понятно, пожалуйста, оставьте меня одного.

Я не хотел этого признавать, хотел забыть слова врача и себя в принципе; я не плакал, толку от этого не было. Видимо, до конца ещё не осознал, что в ближайшие полгода я могу умереть; я просто лежал и смотрел в окно – стая ворон рассекала уже пасмурное небо.

Всю ночь я не спал, вечером ко мне приходила мама и другие родственники. У всех были заплаканные глаза, и практически со всеми я обнимался и принимал от них подарки: сладости, книги, фрукты. Дядя подарил мне беспроводную колонку, за что я был чрезмерно благодарен. Музыка в палате явно не будет лишней, она сможет залечить какие-то душевные царапины и обезболить раны.

Время, проведённое с родными, меня немного взбодрило, и когда они ушли, я выключил свет, поставил свой любимый плейлист в телефоне, который был подключён к новой колонке, и музыкальные волны разнеслись по комнате; они бились о стены и разбегались по воздуху в разные стороны, словно стая мелких рыбок, на которую плывёт тигровая акула.

Спустя несколько песен меня стало клонить в сон, я приглушил музыку, чтобы она тихо ласкала мои слуховые рецепторы, когда я начну засыпать. Веки тяжелели, глаза начали смыкаться, как вдруг – три стука в дверь. Я взглянул на часы, время: 04:43. Все мысли смешались: кто это? В такую рань? Может, смерть уже стучится ко мне в гости…

Стук повторился, я встал и подошёл к двери. Кафельный пол был холодный, и только сейчас я услышал, как по окну крупными каплями бил дождь. Поднося руку к двери, я стал выстраивать предположения, кто же это мог быть. Дверь открылась: возле порога стояла девушка в толстовке, узких джинсах и спортивных кроссовках, волосы её были мокрые, как и лицо. Правда, неясно было – капли дождя ли под глазами? Это была она, моя любовь, моё страдание, мои терзания, моя салатовая открытка – Элен.

– Элен, что ты здесь делаешь? Ты время видела?

Она молча подошла ко мне и обняла так крепко, что на секунду мне показалось, будто я задохнусь. Девушка лихорадочно дышала мне в грудь и очень тихо плакала. Мне было больно, потому что пару рёбер у меня точно были сломаны, но в то же время безумно приятно.

– Да живой я, живой, – протянул я, немного постанывая от боли.

– Я… – у неё был очень тихий голос, словно она боялась спугнуть моё существование, – я боялась, что ты погиб. Что у меня отобрали единственное, ради чего я хочу жить, это отвратительно и эгоистично, мне очень жаль, что я поняла всё это только после таких обстоятельств, Джеймс, я… Я тебя люблю.

Дальше она продолжила, опершись на меня, реветь, как маленький ребёнок, которого покусала собака или ему не купили куклу в магазине. А я будто оцепенел, всё вокруг стало нереальным, словно меня погрузили глубоко на дно Марианской впадины, и я сижу там вокруг странных морских существ. Мне стало так не по себе, этого не может быть. Прошло минуты две или три, или десять, когда я смог вернуться в эту реальность, и мой рот сам начал говорить:

– Всё это напоминает какой-то странный сон, ты принесла мне столько боли, мы хорошо общались, потом ты отдалилась, когда я признался тебе, ты лишь сказала: «Ничего не выйдет, прости», а сейчас в тебе проснулись какие-то чувства! – голос мой дрожал, а ноги стали подкашиваться. – Что было бы, если б я не попал в аварию, мы так и жили бы порознь, я бы тебя дальше про себя лелеял, думал бы о тебе каждую ночь и не понимал, что происходит у тебя в голове, а ты бы и дальше жила как ни в чём не бывало?! – голос сорвался на крик, я не отдавал себе отчёта о том, что говорил, – всё бежало прямо из души.

Она долго молчала, слёзы перестали течь из её глаз, Элен отпустила меня и задала вопрос:

– Мне было сложно признаться тебе, я боялась, – она сложила руки и чуть отдалилась.

– Чего ты боялась?

– Я понимаю твою обиду, мне не стоило закрываться от тебя, ты очень хороший, я расскажу тебе всё, давай только присядем, ты же ещё не выздоровел, больно, наверное?

– Я в порядке, присаживайся, – ни хрена я не был в порядке, тело ломало, по голове словно ударили молотом, но смотря на неё, боль перестала иметь значение.

Мы сели на мою койку, и в темноте она начала говорить:

– Несколько лет назад я пыталась покончить с собой.

Сразу в лоб – мне стало неуютно в этот момент, я никогда не слышал таких откровений от людей – это большая ответственность. Я не стал ничего отвечать и кивнул, давая понять, что весь во внимании.

– У меня были проблемы в семье: отца выгнали с работы, и он начал напиваться каждый вечер с друзьями, залез в долги, подсел ещё на что-то потяжелее алкоголя, а когда приходил домой, то начинал избивать мою маму до полусмерти, и если я пыталась его остановить, то и мне доставалось. Раньше такого никогда не было в нашей семье, а тут в нём словно проснулся другой человек… Это продолжалось примерно с полгода, мы с мамой это терпели. Вдобавок ко всему, одноклассники дразнили меня и издевались, говорили: «Иди к своему папочке-алкашу, пожалуйся на нас». Меня считали неудачницей, дразнили с первого класса за очки, за маленький рост, за мою любовь к чтению. Мне стало тошно находиться в школе и дома – поэтому я прогуливала уроки и гуляла целыми днями по городу до самого вечера, а когда возвращалась домой, меня никто не спрашивал, где я была и что делала. Мама была морально обессилена или лежала у себя в комнате, отходя от очередных побоев моего папаши, а он возвращался всегда поздней ночью. Каждую ночь я ложилась спать и ждала, когда он снова напьётся и начнёт избивать мою маму, я ничего не могла сделать. Они постоянно ругались…

Однажды отец напился больше, чем обычно, он пришёл домой в часа два ночи, и я услышала, как мама начала истошно орать. Я рванулась на кухню и увидела, что мой папа стоит с ножом, с него капала кровь… Мама лежала возле стола и держалась за бок, её халат был весь в пятнах крови, она кричала мне: «Беги, уходи отсюда скорее!», но я оцепенела, словно бы меня держало сотня человек. Отец повернулся на меня, этот взгляд я никогда не забуду – эти глаза были уже не моего отца, это были глаза животного, которое сошло с ума. Они наливались кровью, в них можно было увидеть только бешеную ярость, он двинулся на меня с ножом, а дальше всё как в тумане. Последнее, что я помню – он лежит возле мамы с собственным ножом у себя в животе и пытается его вытащить, я видела, как из него выходят остатки его чёрной души. Я подошла и вдавила нож ещё глубже ему в живот, он начал истошно орать, но уже через минуты три его никто не слышал…