Изолиум. Подземный Город

– Отпусти её, Нефёндр, – сказал Денис ровным голосом, словно с капризным ребёнком. – Тебе некуда бежать. Твои люди мертвы. Всё кончено.

Захватчик рассмеялся скрежещущим, надломленным смехом человека на грани безумия.

– Ничего не кончено, дурак, – процедил сквозь зубы. – Всё только начинается. Осон жив во мне. Я чувствую его силу. Он говорит со мной…

Пальцы на горле Оксаны сжались сильнее, девушка тихо охнула от боли. Острие стекла уже прокололо кожу, тонкая струйка крови побежала по шее, смешиваясь со старым шрамом.

– Она была моей невестой, – продолжил Нефёндр отстранённо, будто разговаривая сам с собой. – Предала Осона. Предала меня. За предательство – смерть. Так говорит Осон.

Глаза культиста внезапно расширились. Сбоку мелькнула тень. Кулак Фёдора врезался в висок фанатика с глухим треском. Колени Нефёндра подогнулись, тело обмякло и рухнуло на пол как тряпичная кукла. Оксана, почувствовав ослабевшую хватку, вырвалась и отпрыгнула, хватая ртом воздух.

Фёдор стоял над поверженным врагом, потирая костяшки. Лицо оставалось неподвижным, только в глазах мелькнуло что-то первобытное, хищное – и тут же исчезло.

Денис моргнул, не понимая, как товарищ оказался там, если только что стоял рядом. И лишь через секунду осознал – пока они отвлекали внимание Нефёндра, Фёдор незаметно обошёл их по дуге через соседнюю комнату, зайдя культисту за спину.

– Ты в порядке? – спросил Фёдор, подойдя к Оксане. Бережно коснулся её шеи, осматривая рану от стекла.

– В порядке, – выдохнула она, глядя на Фёдора с выражением внезапного узнавания. – Не могу поверить, что Нефёндр выжил после погашей…

Денис смотрел на бессознательное тело культиста, на запёкшуюся кровь, синяки и раны. Обычный человек. Хрупкий. Сломанный. Ничего сверхъестественного. Молодой человек покачал головой и тихо произнёс:

– Просто повезло ему. Спрятался где-то, когда погаши напали. Или притворился мёртвым. – Вздохнул, потирая переносицу. – Ладно, неважно. Что будем с ним делать?

Фёдор, поддерживая Оксану за плечи, обернулся:

– Связать и запереть в подвале. В отдельной комнате, не там, где мы ночевали. Потом решим его судьбу. Сейчас нужно позвать остальных и… – осмотрелся, – прибраться здесь.

Беглецы оттащили бессознательного пленника вниз, в подвал, и заперли в маленькой технической комнате рядом с бункером, связав найденной верёвкой. Уже наверху, когда остальные тоже поднялись и увидели масштаб разрушения, группа собралась в уцелевшем углу гостиной для обсуждения дальнейших действий.

– Нам нужно убрать тела, – сказал Денис, указывая на очевидное. – Иначе запах привлечёт диких животных. И, возможно, не только их.

– В лесу, за домом, есть овраг, – ответил Фёдор. – Мы с Денисом перенесём тела туда. Илья и профессор могли бы собрать сломанную мебель для костра – понадобится огонь.

– А мы займёмся уборкой, – кивнула Даша, переглянувшись с Оксаной и Лизой. – Кровь нужно смыть. Как можно скорее.

В её голосе не слышалось брезгливости – только практичность женщины, знающей, что некоторые пятна, если не отмыть вовремя, останутся навсегда.

Группа разделилась и приступила к работе. Денис и Фёдор, обернув нижнюю часть лица тряпками, таскали тела осонитов к оврагу. Работа тяготила не только физически – каждое прикосновение к обескровленным телам вызывало почти суеверный ужас. Тела казались одновременно лёгкими, будто высушенными изнутри, и странно тяжёлыми, словно налитыми свинцом.

Денис заметил особенность – у всех погибших глаза оставались открытыми, с застывшим выражением не страха, не боли, а потрясённого понимания, будто в последний момент они увидели нечто невероятное, выходящее за рамки чеолвеческого.

А, может, так и было, думал юноша, сбрасывая очередное тело в овраг. Может, напоследок они увидели истинное лицо своего бога – не благодатного Осона, а прожорливого паразита, питающегося их жизнями.

В особняке Илья и профессор собирали обломки мебели. Разбитые стулья, треснувший стол, упавшие полки – всё отправлялось в кучу во дворе для будущего костра. Илья работал молча, с напряжённым лицом, будто сдерживая эмоции. Профессор, напротив, негромко бормотал себе под нос, иногда записывая что-то в блокнот.

Оксана, Даша и Лиза, вооружившись тряпками и вёдрами с водой из цистерны в бункере, отмывали кровь со стен и пола. Работа шла монотонно и изматывающе – кровь въелась в дерево и камень, застыла бурой коркой, упорно сопротивляясь попыткам очистить дом. Но женщины не отступали, словно в этом физическом действии находили способ изгнать из памяти ночные кошмары.

Денис, вернувшись с очередным телом к оврагу, заметил странность. Земля на краю была разрыта, словно недавно копали. Присмотревшись, увидел край полиэтиленового пакета, выглядывающий из-под листвы. Осторожно потянув за него, извлёк содержимое тайника.

Консервы. Десятки банок тушёнки, сгущёнки, овощных заготовок. Сушёные продукты в герметичных упаковках. Мешочки с крупами. Всё аккуратно сложено в пластиковые пакеты и закопано неглубоко, явно для временного хранения.

– Федя! – позвал Денис, не сдерживая возбуждения. – Иди сюда! Смотри, что нашёл!

Полицейский, тащивший очередное тело, бросил ношу и подбежал. Увидев находку, присвистнул:

– Тайник осонитов? Или хозяев дома?

– Не знаю, – ответил Денис, перебирая упаковки. – Но это настоящее богатство. С таким запасом можно прожить несколько недель. Может, месяц.

– Нужно сказать остальным, – решил старший товарищ. – И спрятать в надёжном месте внутри дома.

Находку отнесли в особняк, и впервые за много дней лица спутников осветились искренними улыбками. Даже измученная Лиза, двигавшаяся до этого как сомнамбула, подошла к куче припасов и с детским восторгом взяла в руки банку сгущёнки.

– Я не ела её с начала блэкаута, – прошептала девушка, и в глазах блеснули слёзы – не от горя, а от нахлынувших воспоминаний о прежней жизни, мире, где такие простые радости были ежедневно доступны.

Находка придала всем новых сил. Работа закипела с удвоенной энергией. К вечеру холл особняка почти полностью очистился от следов ночного кошмара. Тела исчезли в овраге, кровь, хоть и не полностью, но в основном отмылась со стен и пола. Уцелевшую мебель расставили, создавая иллюзию обжитого пространства. В центре комнаты теперь стояла импровизированная печь, которую Фёдор и Илья соорудили из металлического бака, найденного в подвале, и обломков труб.

Женщины колдовали над первым настоящим ужином за долгое время. В большой кастрюле, установленной на печи, варилась каша с тушёнкой – простое блюдо с ароматом, от которого у всех текли слюнки. Лиза, впервые проявив инициативу, нашла в саду несколько веточек укропа, каким-то чудом пережившего зиму под снегом, и теперь измельчала зелень для каши.

– Как думаете, сможем задержаться здесь? – спросил Денис, наблюдая за приготовлениями. – Дом крепкий, еды теперь хватит. Могли бы перезимовать…

– А что с Нефёндром? – тихо спросила Оксана, помешивая кашу. – Он придёт в себя. Что будем с ним делать?

Вопрос повис в воздухе, нарушив ненадолго воцарившуюся идиллию. Но Фёдор, занятый установкой металлической трубы для отвода дыма, ответил, не оборачиваясь:

– Допросим его. Узнаем, что знает об Осоне, о погашах. А потом решим.

В голосе звучала спокойная уверенность человека, много раз принимавшего тяжёлые решения и готового принять их снова. Денис заметил, как Оксана бросила на бывшего полицейского особый взгляд – смесь благодарности, восхищения и чего-то более глубокого, для чего у юноши не нашлось названия.

– Давайте не будем думать об этом сейчас, – предложила Даша, доставая из найденного шкафа пыльные, но целые тарелки. – У нас есть крыша, еда, относительная безопасность. И мы все живы. По нынешним временам – уже праздник.

– Действительно, – согласилась Лиза, и её улыбка, хоть усталая, но искренняя, на миг вернула прежнюю красоту, которая, казалось, исчезла навсегда в храме осонитов. – Давайте праздновать жизнь. Потому что это единственное, что точно есть.

Профессор, молчавший до этого, вдруг поднял глаза от блокнота:

– Я бы даже сказал, что это единственное, что имеет смысл, – произнёс с неожиданной философской глубиной. – Праздновать жизнь. Особенно когда вокруг столько смерти.

И они сели вокруг самодельной печки с дымящейся кастрюлей настоящей еды, в очищенном от кошмаров доме, под крышей, защищавшей от снега и ветра. Семь человек, чудом выживших в мире, ставшем чужим и опасным. Семь осколков прежней жизни, пытающихся сложиться в новую картину – не такую яркую и красивую, как прежняя, но всё же цельную, способную защитить от холода и тьмы.

А внизу, в подвале, в маленькой технической комнате, Нефёндр открыл глаза. Синий огонь в них разгорался ярче, а губы шевелились, беззвучно шепча.

Ужин собрал всех в главном зале у камина. Дверь, которую Фёдор с трудом притащил несколько дней назад и уронил на пол под общий хохот, теперь лежала на двух ящиках, превратившись в стол. Кто-то накрыл её застиранной, но чистой скатертью из бельевого шкафа. На этом столе парили тарелки с дымящейся кашей, стояли открытые банки тушёнки, а в центре даже красовалась вазочка с веточкой можжевельника – попытка добавить красоты в суровый быт.

– Какая роскошь, – пробормотал профессор Самолётов, усаживаясь за стол. – Почти как на научной конференции в Дубне в девяносто седьмом.

Никто не понял отсылки, но все оценили попытку старика внести нотку юмора. Расселись вокруг – кто на стульях, кто на перевёрнутых вёдрах. На миг воцарилась неловкая тишина – никто не знал, как начать трапезу. В старом мире были ритуалы: «Приятного аппетита», тосты, молитвы перед едой. Теперь же, в пограничном состоянии между выживанием и жизнью, прежние формальности казались неуместными, а новых ещё не создали.

– За нас, – просто произнёс Денис, поднимая кружку с кипятком. – За то, что мы всё ещё здесь.

Это прозвучало идеально. Без пафоса, лишних слов, но с глубоким чувством. Чокнулись кружками и принялись за еду.

Каша была обычной гречкой, разваренной до состояния, когда крупинки теряли форму, сливаясь в единую массу. Тушёнка – стандартной, с особым вкусом консервированного мяса, неповторимым ни с чем. Но здесь и сейчас эта пища казалась невероятно вкусной – не из-за ингредиентов или мастерства, а из-за контекста. Горячая еда после холода, сытость после голода, безопасность после опасности – всё придавало простой пище вкус роскошного пира.

– Кстати, о тех, кто ещё здесь, – Даша отложила ложку и посмотрела на Фёдора. – Что будем делать с нашим гостем в подвале? С Нефёндром.

Имя упало в разговор тяжёлым камнем, разбивая уютную атмосферу. Все вспомнили о связанном пленнике в технической комнате подвала. О человеке, вчера казавшемся воплощением зла, а теперь представлявшем проблему, требующую решения.

– Сначала допросим, – ответил Фёдор, оторвавшись от еды. – Он может знать больше о погашах, чем мы. И об Осоне.

– А ты знал его раньше? До всего этого? – осторожно спросила Оксана, коснувшись шрама на шее.

Фёдор помедлил, отставил тарелку и обвёл взглядом присутствующих. В глазах читалась тяжесть воспоминаний.

– Да, – сказал наконец. – Знал. И очень хорошо.

Выпрямился, словно собираясь с силами, подбирая слова. Огонь камина отбрасывал на лицо рваные тени, делая черты резче, старше.

– Его настоящее имя – Ефим Кротов, – начал Фёдор голосом полицейского, зачитывающего материалы дела. – Кличка – Феня. До блэкаута был известной фигурой в криминальных кругах Яхромы и окрестностей. Я трижды сажал его, и трижды он выходил и начинал сначала.

Все слушали напряжённо. Даже профессор отложил блокнот, впервые не делая записей, а полностью сосредоточившись на рассказчике.

– В первый раз взял его на мошенничестве, – продолжил Фёдор. – Простая, но прибыльная схема: скупал угнанные автомобили, перебивал номера и продавал доверчивым гражданам. Бумаги всегда были безупречны – фальшивые, но комар носа не подточит. Люди радовались покупке машины с «историей» по дешёвке, а потом, когда транспорт арестовывали как угнанный, оставались без денег и средства передвижения.

Фёдор отхлебнул воды. По лицу скользнула тень усмешки, но без радости – как у человека, вспоминающего не лучшие времена.

– Семь лет получил, вышел через три за примерное поведение. Характер всегда имел скользкий – умел убедить кого угодно, что белое – это чёрное. Психолог в тюрьме писал в отчётах об исключительных навыках манипуляции. Наверное, эту способность использовал, чтобы создать Осона из воздуха. Придумал несуществующего бога и заставил всех поверить.

Фёдор помолчал, глядя в огонь, словно видел там продолжение истории.

– После первой отсидки сменил профиль. Открыл сначала массажный салон, потом ещё один, ещё… Всё легально с виду, налоги платил. Но я знал, что происходит на самом деле. Девушки, в основном из стран бывшего Союза, приезжали по объявлениям о работе официантками, уборщицами. На границе их встречали люди Нефёндра, забирали паспорта якобы для оформления документов и селили в общежитие при салонах. А там начиналась обработка: долги за дорогу, жильё, еду… И предложение «отработать» их особыми услугами.

– Бордель, – тихо произнесла Оксана с застывшим лицом.

– Именно, – кивнул Фёдор. – Но не просто бордель, а настоящее рабство. Девушек, отказывавшихся, избивали, насиловали, ломали психологически. Тех, кто пытался сбежать, калечили для устрашения остальных. Целая система. Два года собирали доказательства, наконец накрыли все точки одновременно. Двадцать семь девушек освободили, многие уже не считались психически здоровыми.

Даша машинально придвинулась к Денису, сплетя пальцы с его в поисках поддержки. Лиза, побледнев ещё сильнее, опустила взгляд в тарелку.

– Нефёндр получил десять лет за сутенёрство, организацию борделя, незаконное удержание людей. Вышел через шесть, снова за примерное поведение. К этому моменту меня назначили начальником уголовного розыска Яхромы. Думал, повышение принесёт больше спокойствия.

Фёдор горько усмехнулся, вспоминая наивность.

– Он сам нашёл меня. Пришёл в участок, холёный, в костюме, с улыбкой: «Здравствуйте, Фёдор Михайлович, давно не виделись». Сказал, что завязал с криминалом, теперь честный бизнесмен, грузоперевозки. Действительно организовал фирму, всё по закону. Но я чувствовал – неспроста этот визит. Начал копать. И точно: под прикрытием грузоперевозок наладил канал поставки живого товара в Турцию. Девушек вывозили в контейнерах, держали в подвалах и продавали в бордели Стамбула.

– Чудовище, – прошептала Даша.

– Именно. Но хитрое, – Фёдор постукивал пальцами по колену, отбивая ритм мыслей. – Доказательств собрали мало, но хватило на восемь лет. Вышел через пять. И тут случился блэкаут. Буквально через месяц после освобождения – бац, и света нет. А у такого, как Нефёндр, нюх на ситуации, когда можно нажиться на чужом горе. Вот и организовал культ. И снова то же самое – девушки, рабство, насилие. Только вместо борделя – храм, а вместо сутенёров – служители культа.

Воцарилась тяжёлая тишина. Огонь в камине словно горел тише, пригибаясь под тяжестью услышанного. Лиза обхватила себя руками, защищаясь от невидимого холода.

– Неудивительно, что ты сразу узнал его там, в молельном зале, – заметил Денис, обращаясь к Фёдору. – Старые знакомые, так сказать.

– Да, и он тоже меня узнал, – Фёдор потёр шрам на подбородке. – Видел, как дёрнулся? Но виду не подал, конечно. Слишком большая аудитория, много свидетелей. Но теперь, когда он в наших руках…

Не закончил фразу, но все поняли невысказанное: теперь с Нефёндром можно поквитаться. За всех девушек, за Лизу, за Оксану, за всех жертв его манипуляций.

– Что предлагаете с ним делать? – спросил профессор, поправляя очки. – С юридической точки зрения, мы не вправе быть судьями, но с практической… закона больше нет. Полиции тоже.

– Допросить и решить, – твёрдо сказал Денис. – Он может знать что-то важное об Осоне, о погашах. Если информация поможет нам выжить – это одно. Если просто психопат, использовавший хаос для своих целей, – совсем другое.

– Поговорю с ним утром, – кивнул Фёдор. – Один на один. Я знаю, как с такими разговаривать.

Оксана подняла взгляд:

– Хочу присутствовать, – произнесла тихо, но решительно. – Имею право знать, почему он делал то, что делал. Почему превращал нас в рабынь. В… «невест Осона».

Фёдор посмотрел долгим взглядом, затем медленно кивнул:

– Хорошо. Но за дверью. Если что-то пойдёт не так, если попытается давить на психику, как умеет… не хочу, чтобы ты снова оказалась под его влиянием.

Оксана не спорила. Понимала риск – Нефёндр был мастером манипуляций. И всё же потребность узнать, понять, поставить точку в этой главе жизни оказалась сильнее страха.

Пламя камина отражалось в глазах девушки, превращая их в два тёмных озера с танцующими огоньками. Сидела в стороне от остальных, обхватив колени, и наблюдала за Фёдором, подбрасывающим дрова в огонь с сосредоточенностью алхимика. Его уверенные движения завораживали, пробуждая давно забытое, утраченное в тёмных коридорах храма Осона. Желание. Не искусственное, навязанное культом, а настоящее, рождённое из простых чувств: благодарности, восхищения и проснувшейся нежности.

Разговор после ужина постепенно угасал, как пламя без кислорода. Сытость и тепло сделали своё дело – глаза слипались, тела наливались приятной тяжестью. Илья и Лиза устроились у камина, поделив одно одеяло. Профессор задремал в кресле, седая голова покачивалась в такт дыханию. Денис и Даша шёпотом обсуждали что-то в углу, их силуэты сливались в полумраке.

Решение пришло к Оксане внезапно, как приходят все важные решения – словно щелчок переключателя внутри. Расправила плечи, поднялась и направилась к бывшему полицейскому. Сердце билось чаще обычного, но страха не ощущала – только странное спокойствие, будто нашла ключ к непокорному замку.

– Федя, – остановилась рядом, коснувшись плеча. – Будь другом, помоги мне.

Тот поднял голову, вопросительно взглянув. Языки пламени отражались в глазах, делая их янтарными, почти прозрачными.

– Я сегодня буду спать в спальне наверху, – продолжила Оксана, и что-то в голосе, какая-то новая нотка, заставила Фёдора напрячься, как струну. – Ты растопишь там камин?

Он откашлялся, скрывая смущение.

– Конечно, – ответил, поднимаясь. – Дрова есть?

– Найдём, – просто сказала Оксана, и два слова прозвучали обещанием чего-то большего, чем поиск топлива.

Денис бросил взгляд в их сторону и толкнул Дашу локтем. Та повернулась, увидела пару, направляющуюся к лестнице, и улыбнулась понимающе. Оксана перехватила взгляд и пожала плечами, будто говоря: «А что такого?» Но в глазах плясали те же огоньки, что в пламени – яркие, живые.

Лиза, дремавшая на плече Ильи, приподняла голову, проводив их долгим взглядом. На губах мелькнула тень улыбки – первая настоящая с момента освобождения из храма Осона. Профессор приоткрыл глаз и, заметив удаляющуюся пару, снова сомкнул веки, но на лице застыло выражение мудрого понимания – словно знал, что именно из моментов человеческого тепла соткана истинная жизнь, даже посреди апокалипсиса.

А Фёдор ничего не замечал. Поднимался по лестнице следом, думая лишь о правильной растопке камина, чтобы не повторить недавний конфуз с дымом. Мысли оставались практичными – о тяге, сухости дров, продолжительности огня. И ни одна не касалась истинной причины приглашения.

Хозяйская спальня на втором этаже оказалась просторным помещением с высоким потолком и большими окнами, занавешенными тяжёлыми портьерами. Огромная кровать с резным изголовьем занимала центр, словно корабль в гавани. Туалетный столик с треснувшим зеркалом, платяной шкаф с приоткрытой дверцей, несколько кресел, обитых потускневшим бархатом – всё говорило о былой роскоши и нынешнем запустении. Камин располагался напротив кровати – большой, облицованный тёмным мрамором, с чугунной решёткой.

Оксана зажгла найденную свечу, поставив на прикроватный столик. Свет был неярким, но достаточным, чтобы не спотыкаться. Фёдор направился к камину, осмотрел с видом знатока.

– Вроде не забит, – пробормотал, заглядывая в тёмное жерло. – Дымоход чистый, тяга должна быть хорошей.

Собрал несколько деревянных ящиков из шкафа, сломал на части и уложил в камин. Оксана наблюдала, прислонившись к стене, скрестив руки. В полумраке комнаты фигура казалась тонкой и хрупкой, но одновременно сильной, как стальная проволока – гибкой, несгибаемой.

Фёдор чиркнул спичкой, и огонь занялся, сначала робко, словно проверяя надёжность человека, затем увереннее, превратившись в ровное пламя. Оранжевые отблески заплясали на стенах, делая пространство теплее, уютнее.

– Ну вот, – сказал, поднимаясь и отряхивая руки. – Через полчаса будет совсем тепло. Может, ещё дров принести?

Он повернулся к двери, собираясь уходить, но голос Оксаны остановил, словно невидимая рука на плече.

– Ты куда?

Фёдор замер, затем медленно обернулся. Девушка смотрела с лёгким удивлением, будто намерение уйти казалось самым странным на свете.

– Я… – начал, но осёкся, не находя слов.

Оксана отошла от стены и приблизилась к нему. Движения напоминали поступь хищной кошки. Остановилась близко, что Фёдор ощутил тепло тела, чистый запах с нотами дыма и мяты.

– А как же награда для моего героя, – проговорила низким, чуть хрипловатым голосом, – который сегодня спас свою принцессу?

Её ладони легли на плечи Фёдора – лёгкие, но уверенные, как птицы, нашедшие место для гнезда. Он почувствовал это прикосновение всем существом, словно через них вливалось давно забытое чувство – возможно, надежда, или нечто большее.

– Оксана, – только и смог выдохнуть, ощутив пересыхание в горле.

Она подняла лицо, и Фёдор увидел в её глазах отражение пламени – но не просто отражение. Огонь горел внутри, настоящий, живой, не имеющий ничего общего с мёртвым синим свечением осонитов.

Их губы встретились – сначала осторожно, как путники, столкнувшиеся на узкой тропе. Но затем что-то сломалось – плотина, слишком долго сдерживавшая чувства. Поцелуй стал глубже, жаднее. Руки Фёдора обвили талию, притягивая девушку ближе, будто боялся, что она исчезнет, как мираж.

Оксана отстранилась первой. Глаза блестели, губы припухли от поцелуя. Она смотрела с выражением, которое он не мог разгадать – смесь решимости, нежности и вызова.

Затем, не отрывая взгляда, сделала шаг назад и взялась за край свитера. Одним движением стянула его через голову, обнажая стройное тело в обтягивающей футболке. Свитер полетел в сторону, приземлившись на спинку кресла. Взявшись за края футболки, сняла и её, открыв простой белый хлопковый лифчик с потёртыми бретельками.

Её пальцы расстегнули пуговицу на джинсах, затем вторую. Молния прожужжала вниз с тихим звуком. Джинсы соскользнули по бёдрам и упали к щиколоткам. Оксана переступила через них и отбросила ногой, оставшись в простом белом белье, прекрасном в своей простоте.

Фёдор смотрел на неё, забыв, как дышать. В свете камина кожа казалась золотистой, словно покрытой тончайшей пыльцой солнца. Шрам на шее – напоминание о пережитом кошмаре – выглядел не уродливой отметиной, а знаком отличия, доказательством стойкости.

Оксана завела руки за спину, расстегнула крючки бюстгальтера. Лёгкое движение плечами, и лифчик соскользнул, обнажив грудь – не крупную, но идеально пропорциональную, с затвердевшими розовыми сосками. Грудь поднималась в такт дыханию – чуть учащённому, но спокойному, как у человека, уверенного в своих действиях.

– Оксана, – снова выдохнул Фёдор, но теперь в голосе звучало благоговение и желание, такое сильное, что почти причиняло боль.

Она улыбнулась – легко, чуть лукаво – и подцепила резинку трусиков. Плавное движение вниз, и последняя преграда исчезла. Оксана стояла перед ним полностью обнажённая, не стыдясь наготы.

Между бёдер темнел треугольник волос, чуть темнее, чем на голове. Камин высвечивал изгибы тела – плавную линию от шеи к плечам, впадину между ключицами, округлости груди, плоский живот с едва заметным шрамом над пупком, изгиб талии, переходящий в бёдра. Ноги стройные, с тонкими лодыжками, кожа гладкая, как шёлк.

– Ты прекрасна, – прошептал Фёдор, чувствуя бессилие слов перед открывшейся красотой.

Оксана тихо рассмеялась звонким смехом.

– Тебе помочь раздеться? – спросила, делая шаг к нему.

Тот словно очнулся. Попытался расстегнуть рубашку, но пальцы не слушались. Оксана отстранила его руки и взялась за дело сама. Пуговица за пуговицей, неторопливо, расстегнула рубашку и помогла снять. Ладони скользнули по широкой груди, покрытой тёмными волосами. Под пальцами напряглись мышцы, натренированные годами службы и жизнью в мире, где выживают сильнейшие.

Ремень, пуговица джинсов, молния – всё поддалось её пальцам. Джинсы упали, Фёдор переступил через них, оставшись в трусах, не скрывавших возбуждения. Оксана улыбнулась и освободила его от последней детали одежды.