Возвращение в Изолиум

Климов достал из кармана прямоугольник из чёрного материала, похожего на полированный обсидиан. Внутри пульсировала тонкая серебристая прожилка, создавая впечатление крошечного живого организма.

– Энергетическая карта, – произнёс Климов почти с благоговением. – Без неё ни одно современное оружие не функционирует. Даже базовое.

Он показал, как карта вставляется в разъём рукоятки. Раздался тихий щелчок, индикатор загорелся зелёным, а пистолет едва заметно завибрировал.

– Это… как это работает? – спросила Даша, наблюдая за процедурой.

– Принцип работы засекречен, – Климов поправил очки. – Но суть в том, что карта активирует электронный детонатор в патронах. Без неё выстрела не будет.

Денис взял второй пистолет, ощущая вес и баланс. Оружие казалось одновременно знакомым и чужим. В прошлом он стрелял только в тире, но сейчас, держа этот сплав металла и технологий, почувствовал странное родство с ним.

– На каждого выделено по три энергетические карты, – продолжал Климов. – Одна устанавливается в пистолет, две запасные. Заряда одной карты хватает примерно на 50 выстрелов, после чего требуется замена.

Он перешёл к цилиндрическим предметам, которые, как видел Денис, действительно являлись разновидностью взрывчатки.

– Компактные заряды направленного действия, – Климов взял один цилиндр. – Мощности хватит, чтобы пробить стальную дверь или разрушить бетонную стену толщиной до 30 сантиметров. Активация электронная, с помощью этого пульта.

Он показал маленькое устройство с кнопкой, защищённой прозрачным колпачком.

– И для них тоже нужны энергетические карты? – догадался Денис.

– Именно, – Климов указал на прорезь в основании. – Без карты это просто кусок пластика и химикатов. Вставляете карту, крепите заряд к цели, отходите на безопасное расстояние, активируете пультом. У вас тридцать секунд до детонации.

Он вздохнул и добавил с неожиданной задумчивостью:

– Без этого ничего не выйдет. Теперь даже смерть требует энергии.

Эти слова повисли в воздухе, усиливая напряжение. Денис и Даша переглянулись, понимая смысл сказанного: система контролировала всё, включая способность людей уничтожать друг друга.

Тем временем Мельников вернулся с небольшими пакетами.

– Пайки на три дня, – он положил их на стол. – Сублимированная еда, восстанавливается горячей водой. Вода, – сержант указал на плоские фляги из матового пластика, – с системой фильтрации. Можете пополнять из любого источника, фильтры удалят большинство загрязнителей.

Мельников достал два складных ножа в потёртых кожаных чехлах.

– Стандартные боевые ножи. Для них карты не нужны, – он криво усмехнулся, словно сделал удачную шутку. – Пока что.

Затем сержант развернул бумажную карту – настоящую бумагу, а не электронный планшет.

– Ваш маршрут. Выход через здание Сената, затем к археологическому музею, затем к основной цели на Воздвиженке. Точки отмечены, безопасные пути проложены. Но учтите – ситуация на поверхности меняется быстро. Что было безопасным вчера, сегодня может стать смертельной ловушкой.

Он указал на красные зоны:

– Здесь зафиксирована активность погашей. Особенно опасны участки вокруг бывших больниц и административных зданий. Держитесь от них подальше.

Даша изучала карту, сопоставляя маршрут с тем, что помнила о центре Москвы. Путь к особняку, где остались их друзья, шёл в другом направлении. Если решат отклониться от маршрута, рисков станет больше.

– Ваша одежда, – продолжал сержант, указывая на стопки вещей. – Специально состаренная, потрёпанная. На поверхности новая одежда привлекает внимание. Люди там носят то, что нашли или отобрали у других. Вы должны выглядеть так же.

Денис осмотрел куртку из выцветшей джинсы с заплатами на локтях и потёртыми манжетами. Такую вещь не заподозришь в том, что она сделана в стерильных лабораториях подземного города.

– В подкладке курток спрятаны дополнительные карты, – сержант понизил голос, хотя в комнате были только они. – Местные используют их как валюту. Иногда информацию или проход можно купить за одну-две карты.

Мельников расстегнул куртку, показав расположение потайных карманов.

– Только учтите – за эти карты там могут убить. Используйте их только в крайнем случае.

Климов вернулся с ещё одним предметом – небольшой телекамерой, обшитой чёрной резиной для защиты от ударов. Объектив тускло поблёскивал в полумраке.

– Для документальной съёмки, – пояснил он, протягивая камеру Даше. – Головин распорядился подготовить репортаж о возвращении артефактов Осона. Камера адаптирована для работы при низкой освещённости и имеет собственный источник энергии.

Технический специалист показал разъём для карты на нижней части устройства.

– Одной карты хватит примерно на шесть часов съёмки. У вас три карты для камеры, используйте экономно.

Денис рассматривал камеру, отмечая, что она выглядит слишком профессиональной для простой съёмки. Такие устройства использовались телевизионными бригадами Изолиума для важнейших трансляций – ещё одно подтверждение значимости их миссии для Головина.

Сержант сверился с планшетом, убедившись, что все пункты списка снаряжения отмечены.

– Всё укомплектовано согласно регламенту, – заключил он. – Вопросы?

Денис и Даша покачали головами, начиная упаковывать снаряжение в рюкзаки. Каждый предмет занимал определённое место, равномерно распределяя вес – результат многочисленных испытаний и расчётов, которыми гордился Изолиум.

– Когда выдвигаемся? – спросил Денис, затягивая ремни рюкзака.

– Группа сопровождения ждёт у лифтов через двадцать минут, – ответил сержант. – Они доставят вас к точке выхода на поверхность. Оттуда продолжите самостоятельно.

Мельников отошёл подписывать документы, а Климов приблизился, понизив голос:

– Будьте осторожны наверху. Особенно после захода солнца. Погаши стали… другими. Более организованными. Некоторые говорят, что они начали действовать сообща.

Денис заметил настоящий страх за толстыми стёклами очков.

– Это правда? – тихо спросил он. – О погашах?

– Я не знаю, – Климов нервно поправил очки. – Но из последних экспедиций вернулось меньше половины участников. И те, кто вернулся, рассказывали странные вещи.

Он оглянулся на сержанта, убедившись, что тот не слышит, и добавил:

– Слушайте внимательно. Если погаши появятся группами больше трёх особей – не пытайтесь сражаться. Бегите. Они научились чему-то новому. Что-то изменилось в их… – он запнулся, подбирая слово, – в их сущности.

Даша кивнула, принимая предупреждение со всей серьёзностью. В памяти всё ещё жила встреча с погашами, когда они с Денисом едва не погибли, прежде чем попасть в Изолиум.

Закончив упаковку снаряжения, они надели рюкзаки и проверили одежду. Потёртые джинсы, футболки, поношенные куртки – всё создавало образ людей, долгое время выживавших на поверхности. Карты распределили по потайным карманам, оружие скрыли под одеждой.

– Удачи, – сказал Климов, протягивая руку для прощания. – Надеюсь увидеть вас через три дня. С артефактами.

Сержант Мельников просто кивнул, передавая документы на выход. В его глазах читалось то же, что Денис замечал у многих сотрудников Изолиума – смесь зависти и страха. Зависть к тем, кому позволено подняться наверх, увидеть настоящее небо, и страх перед тем, что они могут там обнаружить.

Покидая отдел снабжения, Денис и Даша молчали, погружённые в собственные мысли. За спиной тяжело качались рюкзаки, под курткой холодил бок пистолет, а в кармане лежала смерть, заключённая в маленькие чёрные карточки с серебряными прожилками. Перед ними открывалась дорога наверх – к свободе, к правде, к мести или к гибели. Никто не мог предсказать, что именно ждёт на поверхности.

Только одно они знали наверняка – назад пути нет. Документы, которые Головин приказал уничтожить, могли стать единственным шансом разоблачить систему, стоившую жизни миллиардам. И ради этой цели они готовы рискнуть всем.

По дороге к лифтам Даша вдруг остановилась и тихо произнесла:

– Как думаешь, они всё ещё ждут нас? Наши?

Денис взглянул в её глаза, в которых читалась неуверенность, смешанная с надеждой.

– Они ждут, – твёрдо ответил он. – И теперь мы можем дать им знать, что живы.

Двери лифта открылись перед ними, приглашая в металлическую капсулу, которая поднимет к поверхности. К настоящему миру, каким бы страшным он ни стал.

Час спустя группа сопровождения вела их по техническому коридору, уходящему под административный сектор Изолиума. Трое молчаливых и собранных военных шагали впереди, переговариваясь короткими фразами по рации. Денис чувствовал, как с каждым шагом менялась атмосфера – стерильная чистота уступала функциональности технических тоннелей. Здесь уже не создавали иллюзию привычного мира: трубы и кабели тянулись вдоль стен без панелей, на бетонном полу виднелись следы грязи с поверхности, а в воздухе ощущался запах сырости – непривычный для герметичного подземного города.

Даша шла рядом, лицо застыло в маске решительности. Рюкзак за плечами казался слишком тяжёлым для хрупкой фигуры, но она не показывала признаков усталости. Последние недели в секторе D&D с его искусственным совершенством не стёрли из движений ту особую жесткость и экономность, которую вырабатывает жизнь на поверхности – в мире, где каждое лишнее движение означает потерю энергии.

Коридор резко уходил вниз, заставляя их почти бежать по наклонному полу. Стены здесь были старыми, покрытыми потеками ржавчины и пятнами плесени. Холодный, влажный и тяжелый воздух заполнял лёгкие. Денис принюхался – в этой сырости было что-то настоящее, отличающееся от стерильной атмосферы Изолиума с химическим привкусом фильтрации.

– Здесь давно не использовались фильтры очистки, – заметил старший группы, заметив его реакцию. – Это технический коридор. Мы экономим ресурсы. Только на жилых и административных секторах.

– Куда мы спускаемся? – спросила Даша, пригибаясь под низкой трубой. – По карте выход на поверхность должен быть выше.

– Так и есть, – кивнул военный. – Сначала вниз, затем – резкий подъём. Это старый тоннель метро, переоборудованный под технические нужды. Он ведёт к бывшим коммуникациям Кремля.

Света становилось меньше. Редкие лампы на стенах мигали, словно борясь с тьмой. Под ногами хлюпала грязь, смешанная с бетонной крошкой и машинным маслом. Запах усиливался – смесь плесени, старого камня, застоявшейся воды и чего-то неуловимого, что заставляло волоски на шее подниматься. Так пахло в подвалах заброшенных зданий на поверхности, где могли таиться погаши.

Один из сопровождающих включил мощный фонарь, и в его луче стали видны тени крыс, шарахающихся от света и шагов. Денис почувствовал, как напряглась идущая рядом Даша. В глазах женщины мелькнул особый огонёк – смесь страха и возбуждения перед опасностью.

– Всегда интересовался, – Денис обратился к старшему группы, чтобы разрядить напряжение, – как вы выбираете точки выхода? Почему именно Сенат?

Военный оглянулся через плечо, лицо на миг попало в луч фонаря – молодое, но с тенями под глазами, с жесткостью черт, которую придаёт постоянная готовность к угрозе.

– Три фактора, – ответил он деловито. – Во-первых, структурная целостность здания. Во-вторых, близость к цели вашей миссии. В-третьих, безопасность. В районе Кремля меньше погашей – им нечем там питаться. Никаких гражданских.

Он сделал паузу, перешагивая через лужу.

– Но главное, там никого нет. Все эти руины… – старший сделал жест рукой, – люди обходят их стороной. Никто даже не подозревает о существовании Изолиума.

Даша бросила взгляд на Дениса. В глазах мелькнуло понимание. Значит, люди наверху не догадываются об Изолиуме под их ногами. Они просто обходят руины, не задаваясь вопросом, почему эти здания пустуют, когда вокруг идёт борьба за каждый клочок укрытия.

Коридор сделал поворот, и они начали подниматься. Теперь путь шёл вверх, по старой бетонной лестнице со стёртыми ступенями. Свет фонарей выхватывал из темноты обрывки старых плакатов – напоминания о гражданской обороне, схемы эвакуации, инструкции по убежищам. Этот путь был создан задолго до блэкаута, как часть системы подземных коммуникаций правительственных зданий.

– Мы под Кремлём? – Денис пытался сориентироваться.

– Уже да, – кивнул военный. – Это служебные тоннели, соединяющие архивы и центры связи. В них хранились резервные копии государственных документов, дубликаты систем. На случай ядерной войны.

– Которая так и не случилась, – тихо заметила Даша.

– Не в том виде, как ожидали, – странно усмехнулся старший группы. – Но результат примерно тот же.

Они поднимались выше. Стены становились старше – кирпич сменился старинной кладкой, местами скреплённой металлическими скобами. Сырость здесь особенно заметна – на камнях выступала влага, на потолке висели сталактиты из минеральных отложений. Воздух стал тяжёлым, спёртым, с запахами гнили и разложения.

– Здесь можно почувствовать поверхность, – заметил один из сопровождающих, кивая на стены. – Видите подтёки? Это талая вода. Весна наверху.

Денис ощутил странное волнение. Весна. Настоящее время года, не запрограммированное компьютерами, а созданное природой. Там, наверху, что-то таяло, пробуждалось, жило своей неподконтрольной жизнью.

Лестница закончилась, и они вышли в широкий технический коридор, не такой древний. Здесь проводились ремонтные работы недавно – на стенах виднелись современные электрощиты, распределительные коробки, вентиляционные решётки. Но всё покрыто слоем пыли и паутины, словно забросили в спешке.

– Мы почти на месте, – сказал старший. – Этот коридор ведёт к техническим помещениям здания Сената. Оттуда вы сможете выйти на Ивановскую площадь.

Он остановился у массивной металлической двери с выбитой красной звездой. Дверь покрыта пятнами ржавчины и царапинами, словно её пытались вскрыть с другой стороны.

– Дальше пойдёте сами, – старший достал универсальный ключ, похожий на тот, что выдал Головин. – Мы возвращаемся в Изолиум.

Он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Раздался тяжёлый лязг, и дверь со скрипом приоткрылась. В щель потянуло странным запахом – не свежим воздухом, а чем-то затхлым, гнилостным, с примесью химического.

Старший поднял фонарь, луч скользнул в темноту за дверью, выхватив груду обломков, покрытых слоем пыли и плесени.

– Дальше сами разбирайтесь, – он протянул Денису фонарь. – Помните инструкции.

Денис взял фонарь, ощущая тяжесть и холод металла.

– А если мы не вернёмся? – спросил он, глядя в глаза старшему.

Тот на миг отвёл взгляд, затем посмотрел на Дениса:

– Тогда никто не придёт вас искать. Вас внесут в список невернувшихся экспедиций. Ещё вопросы?

Даша покачала головой, поправляя лямки рюкзака.

– Удачи вам, – неожиданно сказал один из молодых сопровождающих. – Там… опаснее, чем рассказывают в отчётах.

Старший бросил строгий взгляд, и тот замолчал. Затем военные развернулись и зашагали обратно, шаги гулко отдавались в коридоре, постепенно затихая.

Денис и Даша остались одни перед открытой дверью, ведущей в темноту заброшенного мира.

– Ну, – тихо сказала девушка, – мы этого хотели.

Её спутник кивнул, сжимая фонарь:

– Пошли. Что бы там ни было.

Они протиснулись через дверь и оказались в большом техническом помещении, заваленном обломками мебели, разбитой техникой и грудами архивных папок. Луч фонаря выхватывал из темноты сломанные столы, покосившиеся шкафы, разбросанные документы в грязи. С потолка свисали обрывки проводов, словно внутренности вспоротого зверя. Денис поднял фонарь выше, осветив стены в пятнах копоти. Здесь явно был пожар – поверхности почернели от огня, пластик оплавился, металл мебели покрылся окалиной.

– Это служебные помещения Сената, – Даша осторожно шагала между обломками, стараясь не поднимать пыль. – Похоже, тут всё разграбили после блэкаута.

Денис кивнул, двигаясь вперёд. Под ногами хрустело битое стекло, шуршали обрывки бумаг. Пахло мокрой штукатуркой, обугленным деревом и чем-то неприятным, напоминающим запах нечистот.

– Смотри, – он поднял почерневшую металлическую пластину. – Это герб России. Наверное, висел на стене.

Даша взяла герб, стирая слой сажи. Двуглавый орёл с расправленными крыльями выглядел зловеще в свете фонаря – символ власти, брошенный в развалинах.

– Странно осознавать, что всего этого больше нет, – тихо сказала она. – Государства, правительства, законов.

– Законы остались, – мрачно ответил Денис. – Только теперь их диктует Изолиум. Через энергетические карты.

Они продвигались дальше, осторожно ступая по полу в мусоре. Коридор вёл через анфиладу комнат, каждая со следами поспешного бегства и разграбления. В одном помещении стоял массивный сейф с выломанной дверцей – кто-то приложил немало усилий, чтобы добраться до содержимого. В другом – груды обгоревших досье и личных дел, словно кто-то методично уничтожал следы прежней жизни.

Сверху капала вода – редкие тяжёлые капли, падающие с потолка и образующие лужицы на полу. Денис поднял фонарь, пытаясь найти источник протечки, и увидел трещины в потолке – следы структурного повреждения здания.

– Нам нужно найти выход на площадь, – сказал он, сверяясь с картой из кармана. – Согласно схеме, мы должны двигаться на восток, к внешней стене.

Даша кивнула, и они направились в указанном направлении, переступая через поваленные шкафы и груды мусора. Воздух становился затхлым. К запаху гари и сырости примешивался запах экскрементов – видимо, помещения использовались как укрытие бездомными или мародёрами.

В конце коридора они увидели тусклый свет через разбитое окно. Денис выключил фонарь, чтобы привыкнуть к естественному освещению, и они медленно подошли к проёму. Стёкла давно выбили, осколки хрустели под ногами. Металлическая рама погнута и покрыта ржавчиной, словно её пытались выломать.

Через окно открывался вид на Ивановскую площадь – пустынную, в мусоре, с лужами талой воды, блестящими в тусклом дневном свете. Весеннее солнце, скрытое облаками, едва пробивалось сквозь серую пелену неба.

– Реальность, – прошептал Денис, глядя на настоящее небо впервые за недели. – Не проекция на куполе.

Даша подошла ближе, встала рядом. Её лицо было бледным, но решительным.

– Выбираемся?

Денис кивнул, и они начали осторожно протискиваться через окно. Металлическая рама цеплялась за одежду, словно пытаясь удержать, но они упрямо двигались вперёд. Наконец, перебравшись через подоконник, они спрыгнули на мокрую брусчатку площади.

Та встретила гостей из подземелья влажным чавканьем под ботинками. Денис огляделся, жадно втягивая воздух – настоящий, не прошедший через фильтры, с запахом талого снега, мокрого камня и гнили. Весенняя морось, мелкая и колючая, оседала на лицах, и это ощущение было таким непривычным после стерильного климат-контроля, что Даша невольно улыбнулась, подставляя лицо небу. Улыбка исчезла, когда она увидела то, во что превратился Кремль – древний символ власти, теперь брошенный, разграбленный, с проваленными крышами и закопчёнными стенами.

– Тише, – Денис положил руку на её плечо и указал в сторону Спасских ворот.

Посреди площади, в центре большой лужи, лежала туша лошади. Животное умерло не меньше недели назад – распухшее брюхо и запавшие глаза говорили о разложении. Вокруг кружили вороны, иногда подлетая к тёмной массе и выдёргивая куски плоти из мест, где шкура разорвана. Запах гниения, едва уловимый издали, здесь бил в нос так сильно, что Даша закрыла лицо шарфом.

– Откуда здесь лошадь? – прошептала она, дыша через рот.

– Транспорт, – коротко ответил Денис. – Бензин закончился, электричество тоже. Остались животные.

Они обошли труп по широкой дуге, стараясь не шуметь. Вороны лишь отодвинулись, недовольно каркая, но не улетели. Слишком привыкли к людям, чтобы бояться. Или слишком голодны, чтобы бросать пищу.

Брусчатка под ногами была скользкой не только от влаги. Темные потёки, похожие на машинное масло, тянулись от края до края площади. Рядом валялись использованные шприцы, обрывки окровавленных бинтов, пустые упаковки таблеток. Следы отчаяния и самолечения. Денис не сомневался: сунувшись в любые кусты, найдёшь человеческие останки. Тела, которые не успели убрать.

Даша подняла с земли старый номер от автомобиля, в ржавчине и грязи. Потёрла край рукавом:

– Смотри, – показала Денису. – Московский регион, дипломатическая серия.

– Наверное, от машины из кремлёвского гаража, – пожал плечами Денис, осматривая пространство с профессиональным вниманием. – Все представительские автомобили бросили в первые часы блэкаута, когда стало ясно, что топлива не будет.

Они медленно шли к Спасским воротам. Раньше здесь были толпы туристов, японцы с фотоаппаратами, европейцы с аудиогидами, сверкали вспышки, звучала многоязычная речь. Теперь – только серая пустота и тишина.

Нет, не тишина. Приближаясь к воротам, они различили звуки – низкий гул, похожий на шум толпы с другой стороны стены. Красная площадь. Когда-то – сердце столицы, место церемоний и гуляний. Что там сейчас?

Спасские ворота, прежде гордость ансамбля, напоминали гнилой зуб – верх башни обрушился, обнажив внутренности из кирпича и деревянных балок. Знаменитые часы исчезли, от них остался лишь контур на фасаде – кто-то выковыривал механизм, винтик за винтиком. Возможно, ради меди и латуни.

Запахи усиливались. К гнили дохлой лошади добавились ароматы жилья – дым от костров, запах немытых тел, мочи, экскрементов. И чем ближе к воротам, тем отчётливее становились эти запахи. Воняло так, словно площадь превратилась в огромный туалет без канализации.

– Готова? – Денис перехватил рюкзак и положил руку на рукоять пистолета под курткой.

Даша кивнула, глаза потемнели от решимости. Они прошли под сводами ворот, чувствуя вес веков – и тысяч жизней, оборвавшихся здесь после блэкаута.

Красная площадь открылась перед ними во всём великолепии разрушения. То, что раньше было символом государственной мощи, стало варварским рынком. Вдоль линии бывших парадов тянулись ряды прилавков – перевёрнутые ящики под ржавыми листами железа, тележки от супермаркетов с разным хламом. Над всем реяли грязные флаги и ткани – не символы идеологий, а метки торговцев. Флаги стран, корпоративные логотипы, куски материи с намалёванными знаками – всё для обозначения территории в этом хаосе.

Среди толпы оборванных, грязных людей, снующих между прилавками, были проложены "улицы"– тропы в грязи, обозначающие главные пути. На каждом перекрёстке этих троп стояли деревянные платформы высотой по пояс, с вооружёнными людьми. Охрана рынка. Или его хозяева.

Над этой картиной, как жуткая декорация, возвышался Мавзолей – бывший главный символ страны, теперь полуразрушенный, с обвалившейся крышей и почерневшим от копоти фасадом. Вместо надписи "ЛЕНИН"зияла чёрная дыра – буквы отковыряли для переплавки. Пустой постамент внутри свидетельствовал, что мумифицированное тело исчезло.

Даша вспомнила слухи о том, что его продали как "реликвию света"культу. Культу Осона, возможно?

Но самое страшное открывалось на участке площади, огороженном колючей проволокой. Здесь, на деревянных платформах над толпой, стояли работорговцы. Именно так, без эвфемизмов – торговцы людьми. Рабство, считавшееся пережитком прошлого, вернулось в новой форме, более ужасной, чем раньше.

Один из них – высокий мужчина с лысым черепом, на котором даже издали виднелся шрам от виска до подбородка – держал цепь. На другом конце, прямо на грязной земле, сидела женщина с ребёнком лет пяти. Оба исхудавшие, с запавшими глазами и серым оттенком кожи, который приобретают хронически голодающие люди. Женщина пыталась прикрыть ребёнка, когда покупатели подходили близко. В глазах не было страха – только бесконечная усталость и что-то похожее на тупую покорность. Такой взгляд бывает у смертельно больных, отказавшихся от борьбы.

Рядом, на соседней платформе, коренастый мужчина в засаленной куртке хрипло кричал:

– Крепкий парень! Работает как генератор! Всего три часовых карточки!

За ним стоял молодой человек крепкого телосложения, но с пустым взглядом. На шее – ошейник с вделанными металлическими контактами. Гарантия, что не сбежит.

Рынок рабов занимал небольшую центральную часть площади. Большинство рабов – мужчины и женщины трудоспособного возраста, без увечий. Но были исключения. Неподалёку сидел седой старик в лохмотьях, похожих на остатки дорогого пальто. У его ног – девочка лет десяти с белыми, безжизненными глазами. На картонной бирке на её шее было криво написано: "НЕ ПРОВЕРЕНО".

Даша не сразу поняла значение надписи. Денис догадался быстрее: девочку не проверили на мутацию, на превращение в погаша. Белые глаза могли быть врождённой особенностью, альбинизмом, а могли – первым признаком трансформации. Цена зависела от результата проверки. Если не погаш – продадут как обычную рабыню. Если начальная стадия мутации – купят для экспериментов или для боёв с другими погашами. На этом тоже делали деньги.